Justin Bar

      Неприятных разговоров утром удалось избежать, как и проспать почти весь выходной день. Но после него шли осенние трудовые будни. Наконец-то наступила осень, начался учебный год. Дин пережил первое сентября. Нет, студентом он не был. Уже как год омега просиживал, читай вертелся, как ужаленный в одно причинное место, на должности преподавателя по такой замечательной дисциплине как Теория искусств в местном институте. Преподаватель из него был достаточно хороший, а за прошлый год он успел разобраться, как и когда лучше перекладывать кучу бумажек, чтобы оставалось время на себя драгоценного и на студентов, успел также разобраться с программой, оставленной прошлым преподавателем, и перезнакомился со всеми, с кем можно было познакомиться.       Дину нравилась его работа. Сам он нравился студентам. Даже тонна бумаг, которую приходилось регулярно заполнять, — устраивала. Не устраивали вводные лекции. Вот их Дин не любил. Одновременно смешно было смотреть на нервничающих, напуганных первокурсников, но и одновременно хотелось их пожалеть, видя на лицах непонимание и отчаянное желание запомнить имя преподавателя и название дисциплины, хотя всё это настойчиво улетучивалось из головы. Стоит упомянуть и про их отчаянное стремление уйти поскорее домой.       Сам омега тоже хотел домой, хотя рабочий день толком и не начался. Он сидел один в аудитории средних размеров, устроенной как амфитеатр, притом не за кафедрой, а в первом ряду. Всё из-за того, что это оказалось самое солнечное место. Греясь под золотыми, уставшими лучами, Дин медленно перебирал план вводной лекции. Листы все перепутались, хотя были пронумерованы. Стараясь в них разобраться, будто в первый раз, омега даже снял очки в золотой оправе, отложив их на стол.       Однако всё его отвлекало. Отвлекало солнце, приятно греющее спину через белую тонкую водолазку, отвлекал тонкий древесно-лаковый запах, ведь все столы и скамьи в аудитории были выполнены из дерева, старый паркет лежал ёлочкой, отвлекал лёгкий осенний сквозняк, пробирающийся через приоткрытое окно и пахнущий пижмой, отвлекали крупные складки на бежевых брюках и отвлекали несколько цепочек на шее, которые так и хотелось потеребить.       Жалюзи пришлось закрыть. Лишившись приятного солнышка, Дин всё равно вернулся на место в первом ряду, вновь проверяя план вводной лекции. За этим увлекательным занятием его и застала первая группа студентов. Юные, красивые, немного настороженные, но вместе с тем замечательные ребята. Так подумал Дин, быстро осмотрев каждого. Кто-то пытался прикрыть волнение за напускным пафосом, кто-то с неприкрытым испугом смотрел на куратора, кто-то очень хотел спать, а некоторые просто шушукались.       Нет, замечательные ребята. Они поздоровались и, когда были отпущены куратором, не сильно разбрелись по аудитории, заняв места близко друг к другу. Дин, конечно, привлёк их внимание сразу, но сесть рядом никто не решился. Тогда омеге пришлось встать и вернуться на кафедру, на своё место. Усевшись там, Дин молчал, опустив глаза в листок и стараясь сдержать широченную улыбку, которая так и распирала. Омега чувствовал, как по его сосредоточенному, тонкому лицу, по всему его сдержанному сегодня образу, блуждают любопытные взгляды. В них чувствовалось некоторое забавное недоверие, будто не может молодой омега работать преподавателем.       Привели ещё несколько групп студентиков. Этих куратор долго не отпускал и всячески пытался наставлять, потом даже пытался пристать к Дину, чтобы не напугал первокурсников во второй день их учёбы. Омега отмахнулся и вскоре был оставлен в покое. Однако ненадолго. Теперь его донимали старосты групп, пытавшиеся познакомиться. Дин старался запомнить их лица, как кого зовут, но после просто сдался. А вот студенты его явно уже запомнили, потому что так внимательно разглядывали, что немного напугали омегу.       Дин кое-как сопроводил их на свои места, сославшись, что вот-вот и нужно будет начинать лекцию. Это действительно было так. Взглянув на часы, омега недолго посидел, а затем поднялся, проходя к двери и закрывая её. Шумок и шушуканье сразу стихли. Вернувшись к кафедре, на возвышение, Дин поправил листы плана на столе, чтобы лежали безукоризненно ровно. Никуда не торопясь, омега взглянул на ряды, поднимающиеся постепенно вверх. Студенты расселись в основном на первых и самых последних рядах, по бокам, потому в серединке высвечивалась небольшая плешка. Дав им себя рассмотреть и поверить, что преподаватель будет не старый хрыч-садист, Дин снова поздоровался и записал на доске своё имя и название дисциплины, которой будет мучить драгоценных студентиков. — Вот так, сейчас у нас будет вводная лекция, — выдохнул Дин и, предупреждая шушуканье и вопросы, ответил: — Нет, никого не разыгрываю. Я действительно ваш препод, да, сейчас буду долго нудеть, зачем вам нужна моя дисциплина, как будете сдавать зачёты, куда мне писать, когда ко мне на кафедру приходить, чего вам делать не стоит... и всё прочее.       Не успел Дин сказать и о четверти всего вышеперечисленного, как в дверях показалось ещё несколько студентиков, которых почти за шкирку привёл куратор. Краем глаза взглянув на потеряшек, Дин не прервался, продолжая с удовольствием увещевать студентов. Удерживать их внимание оказалось несложно, хотя бы потому что почти на любого человека Дин мог произвести вау-эффект. Однако это оборачивалось тем, что примерно треть аудитории, хотела зажать омегу в углу, а не учиться, хотя Дин никакой вызывающей одежды не надевал.       Несмотря на это лекция всё равно проходила хорошо, хотя Дина уже порядком достал один студент, всё задающий вопросы и задающий. Вот и посреди лекции, когда омега отвечал на очередной вопрос, дверь в аудиторию приоткрылась и заглянул совсем затерявшийся студент. Омега даже остановился, взглянув на него. На мгновение вовсе пропал дар речи, а силы остались лишь на то, чтобы засмеяться. Ужасно хотелось смеяться. Едва сдержав глуповатую, удивлённую улыбку, Дин продолжил говорить, махнув рукой студенту, чтобы проходил.       А смотрели же изумрудные глаза всё на этого опоздавшего студента. Он, маленький, тоненький, с уверенностью прошёл к первому ряду, садясь там, где сидел Дин и где в итоге никто не сел. Податливые пшеничные волосы были туго затянуты в хвостик на затылке. Омега помнил, какие они мягкие, как приятно их касаться и как от них пахнет какао. А смотрели голубые холодные глаза с ошарашенным неверием, и чётко в них отпечаталось, что всё происходящее кажется незнакомцу сном. Прочитав по глазам весь сумбур, что сейчас творится в голове младшего омеги, Дин прикусил внутреннюю сторону щеки. Он всё больше и больше терял сосредоточенность — ещё немного и вовсе потеряет нить собственной мысли.       Этот мальчик так отвлекал. Его рубашка, плохо отглаженная, пастельного голубого цвета, навевала странные фантазии. Дин, совершенно счастливый, гордый собой, разглядывал его, нет, даже раздевал взглядом. Удивление, смешанное с неверием, быстро сменилось на экстатическую радость. Эта странная, очевидная случайность приводила в восторг, такой сильный, что становилось тяжело дышать и складывалось ощущение, что воротник водолазки перетягивает шею и не даёт вдохнуть. Лекция приобрела возбуждённо-энергичное течение.       Дин не сводил взгляда с незнакомца. Он был твёрдо уверен, что встретится с ним снова, но не знал, что при таких обстоятельствах. И хотелось скорее окончить лекцию, привлечь омегу к себе, наконец-то узнать его имя. Оно будет прекрасно, обязательно будет. Самое красивое имя, которое Дин когда-либо слышал и знал. Его даже слабенько потряхивало. Хотелось обнять себя руками, сцепить их так крепко вместе, чтобы ничего не выдало радости и удовлетворения. Однако всё равно его приподнятое настроение передалось всем. Студенты улыбались мимолётным шуткам, увлечённые и слегка повеселевшие.       Однако незнакомец сидел в первом ряду, напротив Дина, смотрел на него, не отрывая глаз и совсем не глядя в тетрадь, куда записывал краткий конспект. Это его умение несколько поражало, но более того впечатляли голубые глаза. Ресницы над ними слегка подрагивали, украшенные росой и бисеринками. Они подрагивали, как плотно сжатые губы, чуть побледневшие, нет, даже лишённые цвета. Этот гордый испуг впечатлял. Дин хотел подойти, одёрнуть мятый воротник рубашки омеги, чтобы только подчеркнуть жёсткое упрямство. Незнакомец не хотел поддаваться.              Они смотрели друг другу в глаза. Дин улыбался, но младший омега не отвечал ему тем же. Что-то в нём выдавало некоторую странную злость. Звонок прозвенел так неожиданно, что в тонких выразительных руках незнакомца лопнул карандаш. Дин, приведший лекцию к завершению, попрощался со студентами, отдавая их куратору. — А Вы, да, потеряшка драгоценная, останьтесь, — сказал Дин. — Я? — переспросил незнакомец. — Да, определённо Вы. Расскажете, кто же Вам не давал спать ночью, что Вы так сильно опоздали. Я с удовольствием послушаю.       Куратор незнакомца подошёл к Дину, сказав, что у младшего омеги сейчас окно и куда его после этого нужно будет отвести. Вот и случилось так, что теперь незнакомец был в полном распоряжении старшего омеги. Куратор их оставил, хотя некоторое время Дина ещё помучили старосты, на что он дал им номер своего рабочего телефона и сказал, что вопросами его можно завалить там. Это не заняло больше пяти минут, но всё это время незнакомец стоял у первого ряда, прислонившись к столу спиной.       Взгляд его был направлен в окно, между складок жалюзи. Насадки вокруг института ещё стояли в летних лёгких нарядах, не желая сменять их на осенние. Значит ночью ещё было достаточно тепло. Незнакомец любил осень. Это чувствовалось. Его тоска резонировала и сливалась с приятной грустью слезливой осени. Он даже не заметил, как остался наедине с Дином. Потому, вернув к старшему омеге мягкий взгляд, незнакомец даже вздрогнул.       Старший омега молча стоял рядом с ним, тоже смотря меж складок жалюзи на нежные-нежные, зелёные ясени. От него пахло миндалём, сильно выражено сейчас из-за подчёркивающего парфюма. Это нравилось, а самого Дина томил запах какао, затемнённый сейчас запахом дешёвого стирального порошка. — А я закрыл дверь в аудиторию, — сказал старший омега. — К чему Вы это? — Так нам никто не помешает.       Дин поймал незнакомца, прижав его к столу и не давая ускользнуть. Очки были сняты. Держа их за дужки одной рукой, старший омега долго смотрел в глаза незнакомца. Казалось, что в них медленно, но верно наливаются крупные-крупные слёзы, как жемчужинки. — Что Вы хотите сделать? Мы так и будем просто стоять? — тихо спросил незнакомец. — Между прочим, Вы мой преподаватель, а я Ваш... не улыбайтесь так! Я студент Ваш, студент! — И как же зовут моего студента? — Нейтан, — ответил омега.       Это имя так понравилось. Дин знал, что оно будет прекрасно, но не думал, что настолько. Разглядывая тонкое-тонкое напряжённое личико, он невольно улыбнулся. Хотелось прикоснуться к бархатной нежной коже, к губам, хотя казалось, что тогда Нейтан укусит его. Его ярко сверкающие глаза, смотрящие из-под длинных светлых ресниц, сначала выказывали только это желание, но Дин заглядывал всё глубже и глубже. Странно было разглядеть в этом упрямом мальчике нерешительность и лёгкий страх. — Так неожиданно познакомиться с тобой в такой ситуации, — сладко прошептал Дин. — В-вы же... нет, о чём я сейчас подумал, какой стыд. Как Вы можете! — воскликнул младший омега и постарался выскользнуть. — Так, стоять, куда это ты собрался. — Старший поймал его за руку, не позволяя убежать. — Стоять-стоять. О чём ты там подумал? — Ни о чём!       Дин засмеялся, уводя омегу за кафедру. Он позволил Нейту присесть на стул, а сам просто залез на стол, болтая ногами. Брюки слегка задрались, обнажая тонкие голые щиколотки. Почему-то они так сильно привлекли внимание незнакомца. Нейтан смотрел на них очень внимательно, хотя, ощутив на себе взгляд старшего омеги, глаза поднял и нахмурился. Эта неловкая суровость вызывала улыбку. — Вы... Вы будете меня ругать за опоздание? — предположил омега. — Да, конечно, уложу тебя к себе на колени, стяну штаны и отшлёпаю.       Нейтан мгновенно присмирел, но взгляд его стал более угрожающим. — Напрягся как. — Дин засмеялся. — Такой интересный, слов нет. — Мне больше интересно, почему Вы тут работаете, а ночью в... в публичном доме, — сказал младший. — Ты хочешь об этом поговорить? Можем тогда ещё обсудить, почему я на углу собой не торгую, болею ли гонореей и чем-то подобным? — Не шутите так. Разве для Вас тут всё шутка? Вы можете спокойно шутить об этом после того, что было?       Нейтан с усилием сжал свои колени. Так интересно было рассматривать его большие-большие, нежные глаза. Казалось, что вот-вот и на ресницах повиснут маленькие бисеринки. Дин невольно улыбнулся, залюбовавшись им. — Ты такой красивый, — сказал он, — признаться, мечтаю о тебе. — Это звучит пошло, Вы же преподаватель. — Преподаватель, фетишист, извращенец, немного алкоголик, дальше перечислять? — Если Вы хотели произвести на меня хорошее впечатление, то у Вас не получилось, — сказал Нейтан. — Не должен говорить, но Вы легкомысленный. — А ты такой прямолинейный. — Не люблю, когда надо мной шутят и издеваются.       Дин приподнял брови. Он смотрел в глаза мальчика, с которым ещё недавно так страстно желал познакомиться, сблизиться, а вышло так, что теперь они невольно будут рядом. Это вызывало крупные-крупные мурашки, смысл которых Дин понять не мог. Ему приходилось сидеть напротив омеги, затуманенно разглядывая его. Пахло какао и деревом, немного миндалём. И солнце, заглянувшее в аудиторию в щёлочку жалюзи, упало на выразительное лицо прекрасным золотым оттенком, украшая его кожу.       Нейтан не дёрнулся, не попытался отстраниться, смотря на Дина, полностью лишённого солнца. Они сидели вместе, в пустой аудитории, где в солнечных лучах витали сахарные крупинки невесомой пыли. Покачивалась на них гулкая-гулкая тишина, подчёркивая едва слышное дыхание, которое, казалось бы, касается уха. Нет, это фантазии. — Что Вы тогда чувствовали? — тихо спросил Нейтан. — Тогда? — Ну, в последний раз, когда мы были вместе. Это было всего дважды, но, — шептал омега, — я почувствовал безумную разницу. Всё было таким... мягким и... и родным? — Ты хочешь услышать, что такого секса у меня никогда в жизни не было?       Младший омега мгновенно смутился и отвёл глаза, сжимая колени и даже царапая по джинсам. Дину так нравилось наблюдать это. Он спустился со стола, пройдя ближе к мальчику и пальцами за подбородок приподнимая его голову. С некоторым даже благоговением старший омега взглянул в холодные голубые глаза. Однако стоило наклониться ближе, как строгий холод сменился неловким испугом. Нейтан даже подался назад, но упёрся в спинку стула. — В-вы чего? — Голос дрогнул. — Собираюсь поцеловать тебя. — Но как же, мы же... нет, погодите, у меня нет столько денег! Не надо, Вы...       Не слушая отказа, Дин мягко поцеловал приоткрытые губы. Однако Нейтан не ответил. Отстранившись, старший омега увидел его полностью бледное, напуганное лицо. Выражение на нём было совершенно отчаянное, грустное. И лучи солнца, украшавшие нежную кожу, больше не казались такими тёплыми. Дин даже немного испугался, слегка отстраняясь. Почти не моргая, он смотрел на растерявшегося маленького мальчика перед ним, на мелкие крупинки слёз, украшавшие его ресницы. — Вы меня убиваете, — прошептал Нейтан.       Молча он поднялся, одёргивая свою мятую рубашку, и отвернулся, собираясь уйти. Дин даже потянулся за ним, чтобы схватить за рукав, но омега остановился. Плечи его задрожали. Он согнулся, обнимая себя руками, будто из груди у него рвалось что-то страшное, что-то бесформенное и неприемлемое. Стало слышно тихий-тихий смех. Нейтан обернулся, а на глазах у него были слёзы. — Почему, когда Вы меня поцеловали, показалось, что Вы совсем не умеете целоваться? — спросил он.       Дин медленно сглотнул. В любой другой момент он бы посчитал это оскорблением себя драгоценного, но в этот раз он стоял и с полной беспомощностью наблюдал, как по нежным щекам скатываются первые крупные слёзы. Младший омега быстро стёр их, и несчастное лицо приняло спокойное, уверенное выражение. Дин даже вздрогнул, почувствовав, как по коже идут мурашки.       Он шагнул назад, уперевшись в стол, когда омега приблизился. Нейтан, маленький, в этой своей мятой рубашке, плохо вправленной в штаны, прильнул к старшему омеге, обнимая его за шею. Дин толком опомниться не успел, как его почти заставили наклониться и увлекли в поцелуй. Странно, всё так странно, всё не так, но поцелуй так затягивает. Неумелая инициатива Нейтана непростительно привлекает. Дин слабо ощутил, как на его запястье легла маленькая тонкая рука, как она заставила скользнуть под рубашку на горячую бархатную кожу, на спину, забираясь выше, крепко обнимая и почти случайно задирая рубашку. Дин помнил, что у мальчика на лопатке есть нежная маленькая родинка.       Но ему было совершенно не до этого. Шея немного ныла, потому что пришлось наклониться к младшему. Губы горели, казалось, что Дин даже не успевает за неумелыми, торопливыми движениями младшего, за его метаниями, иногда слишком жёсткими и немного болезненными. Старший омега даже не уследил, как Нейтан скользнул рукой в его волосы, сжимая и неожиданно заставляя запрокинуть голову. Потому укус в шею, у самого уха, где её не закрывала водолазка, оказался таким резким и неожиданным, выбивающим стон.       Оба они мгновенно замерли, смотря друг другу в глаза. Щеки Нейтана были красные-красные, Дин чувствовал, что и его точно такие же. Дыхание бешено колотилось в груди дико бьющимся сердцем, и это же гулкое сердцебиение чувствовалось в чужой груди через одежду, кожу, так близко они были друг к другу. В голубых глазах младшего омеги отразился глубокий испуг и отчаянье, тихо и отрывисто мальчик прошептал: — Ч-что делать? Нет, так же нельзя! — Я разрешаю.       Мгновение. Испуг. Полнейшее отчаянье. Нейтан закрыл глаза и рванулся к старшему омеге, впился в его губы. Дин даже испугался лёгкой боли страстного поцелуя. И казалось, что думает он совсем оторвано от тела, наблюдая только, как сам рвано и резко впутывается в волосы младшего омеги, как быстро распускает его туго завязанный хвост. Ощущение тонких пальцев на собственной шее, в волосах, немного жестких подушечек и ногтей, слегка царапающих, затмевается жаркими губами.       Будто случайно они поменялись местами. Дин прижал младшего омегу к столу, всё продолжая безумный поцелуй, сжимая златые волосы меж пальцев, пока Нейтан то вис на его шее, то наоборот приподнимался к нему, прижимался к груди, почти плакал в поцелуй. Дин сходил с ума от того, как этот мальчик был прекрасен, продолжал целовать его, почти мучить, упиваясь его вкусом и запахом какао.       Он почти сорвал с мятой рубашки пуговицы, расстегнув её, сдёрнув с плеч Нейтана. Дин так хотел их расцеловать, но не успевал, только жарко огладил сухими горячими ладонями. Густые крупные мурашки скользнули по телу, как скользнули резко руки незнакомца под его водолазку, как ноготки вновь слабо оцарапали, а ловкие пальцы расстегнули ремень штанов.       Дин оторвался от пылающих нежных губ, кратко взглянул в горящие голубые глаза. Они мелькнули в бурном порыве и будто исчезли. Старший омега уложил Нейтана на стол грудью, быстро расстёгивая его джинсы и сдёргивая к коленям вместе с боксерами. Едва держась на подрагивающих ногах, Нейтан что-то зашептал, прижавшись лбом к столу, отталкивая от себя стопку бумаг. Старший омега сумбурно сказал ему что-то в ответ и, быстро смочив пальцы слюной, вторгся в горячую содрогающуюся тесноту. Эти обязательные прелюдии нервировали, а сейчас просто убивали. Собственный стояк в штанах подрагивал, упирался в боксеры и полурасстёгнутую ширинку.       Тихо стенающий омега соблазнял до клубка жуткого возбуждения внизу живота. Весь его вид: почти снятая рубашка, висящая только на локтях, какая-то смятая бумага в кулаке, крупная дрожь — вызывал лёгкое безумие. Дин наклонился к младшему, ощущая через водолазку жар его пылающей кожи, и зажал ему рот ладонью, заглушая стоны. Нейтан под ним вздрогнул, но не успел испугаться, как пальцы внутри сменились членом. Шипя сквозь зубы, Дин уткнулся в шею младшего омеги, чувствуя, как тот едва не застонал, не заплакал, упираясь ладонями в стол, царапая его.       Шепча ему слова страсти и безумия, Дин прижал его ладонь к столу, сплетая их пальцы. Младший омега под ним вздрогнул и сдавленно застонал в его ладонь, стоило Дину прийти в движение. Дрожь, голос Нейтана распаляли, и Дин едва мог контролировать темп, то срываясь и вжимая младшего в стол, то, наоборот, мучая его долгими глубокими толчками. Роняя горячие слёзы удовольствия, младший омега оттолкнул руку Дина, кусая себя за запястье и срываясь в глухой тяжёлый стон, даже сдавленно говоря, как же ему сейчас хорошо.       Дин, безумец, прижал и вторую его руку к столу, держа за запястье, забывая, что их могут услышать. Для него остался только младший омега, принадлежащий сейчас только ему. Дин даже зарычал, теряя последнее самообладание, забываясь и кусая мальчика в шею, горячо целуя, оставляя густые отметины, будто лепестки бордовой розы. Он коснулся плеч, спины, едва только держась, чтобы не сделать слишком больно, а остаться на грани сумасшедшего удовольствия.       Уха раскатом коснулся хриплый шёпот незнакомца, а его слова едва-едва добрались до сознания. С трудом старший омега осознал, что Нейтан не может больше сдерживаться. И почти одновременно, как следствие, младший омега весь внутри сжался, выгибаясь и со стоном лишаясь дыхания. У Дина чуть не подкосились ноги. Чудом он устоял, дрожа и одновременно с младшим тяжело кончая. Это было так глупо сейчас, но больше заботил ещё секунду назад напряжённый, а сейчас тихо стонущий, расслабляющийся мальчик.       С усилием заставляя себя шевелиться, Дин придержал его, не давая соскользнуть со стола. Отпуская смятую бумагу, Нейтан тяжело отёр лоб и опёрся на стол руками, стараясь встать, хотя ноги у него подкашивались. Дин, поддерживая его, помог присесть на стол и тяжело опустил голову на плечо омеги, справляясь с одышкой и ощущая его гулкое быстрое сердцебиение. — Н-нам бы... одеться, — борясь с одышкой, прошептал младший омега, обнимая старшего за плечи. — Как ты одеваться собрался? — Дин приподнял голову, виновато улыбаясь. — Я ж в тебя кончил, м?       Нейтан приоткрыл рот, смотря на старшего, а после мгновенно осознавая всю прелесть ситуации, хотя странно, что он не понял этого раньше. Он несколько раз приоткрыл и закрыл рот, не сказав и слова, как рыбка. Дин готов был засмеяться, но сдержался, смотря с улыбкой в голубые глаза. Обиженно-ошарашенное их выражение и упрямый оскорблённый блеск забавлял и притягивал. — Ну прости, — мягко сказал Дин, всё же спуская глаза на искусанную шею омеги. — Ты, да ты, ты просто, ты просто идиот! Ой, Вы идиот. Ой, нет, то есть да, то есть... Да что это такое?! — Нейтан выругался и отвернулся, закрывая лицо руками. — Я понял, что я бесстыжий негодник, как ты любишь, — усмехнулся старший омега и погладил мальчика по щеке.       Нейтан сглотнул, отводя глаза, но не вырываясь, хотя при этом весь напрягся. Оставляя его наедине со своими мыслями, Дин отстранился и вытащил из сумки салфетки, несколько отдавая младшему, чтобы привести себя в порядок, да и всё вокруг тоже. Они оделись, хотя не обошлось без приключений, а Нейт едва держался на ногах и молчал, дрожащими руками застёгивая рубашку.       Дин даже попытался ему помочь, но младший омега отказался, отвернувшись и скорее пытаясь застегнуть рубашку. Хотя последняя пуговка всё равно досталась Дину. Он обнял мальчика со спины, помогая ему и прижимаясь носом к тонкой шее. Пахло миндалём и какао. — У Вас часто так со студентами? — глухо спросил Нейтан. — То есть? — Тот приподнял голову. — Не прикидывайтесь глупым, Вы всё прекрасно понимаете. — Наивный ты у меня, маленький, — засмеялся Дин, игнорируя оскорблённое урчание. — Ты первый начал, а теперь спрашиваешь. — Вы разрешили. — Злопамятный ещё. Если тебе так спокойнее, то я со своими студентами и коллегами не трахаюсь в стенах этого института, — сказал старший омега и уточнил: — Да и вообще не трахаюсь с ними. — Меня больше смущает, что Вы работаете в борделе по ночам. Неужели, у Вас не хватает денег на жизнь? — Я говорил, что меня всё устраивает в моей работе. Я там совсем не из-за денег, — ответил Дин. — Что бы я не говорил, но найти себе омегу в пару... дело не из простых, а я, простите, живой, здоровый и иногда так трахаться хочется, что зубы сводит. — Так... Вы мной сейчас попользовались?       Дин засмеялся, беря мальчика за плечи и поворачивая его к себе, оглаживая тонкие запястья и берясь подворачивать манжеты. Старший омега делал это так увлечённо и аккуратно, застёгивая пуговки и разглаживая складки, что на секунду и сам Нейтан засмотрелся на это, странно мирясь с чужими прикосновениями, хотя взгляд его всё равно выражал некоторое неодобрение. — Ты такой ребёнок иногда, — усмехнулся Дин, — маленький-маленький, бусинка. И снова злишься. Не согласен, что тут всё обоюдно и даже по твоей инициативе? — Не давите на меня этим! — воскликнул вдруг омега, вырывая руку и отмахиваясь вовсе от Дина. — Я не хотел этого! Вы меня заставили! Вы виноваты! Вы...       Нейтан бы продолжал, но старший омега бережно обнял его, прижимая к себе и опуская голову младшего к себе на плечо, проводя ладонью по спутанным пшеничным волосам. Тот мгновенно утих, замолчал, слегка ёжась и приобнимая тихонько Дина, прижимаясь к нему и сжимая меж пальцев водолазку, царапая её немного. Старший омега только вздохнул, смотря в окно, вновь между складок жалюзи на изумрудные волны деревьев, залитые густым солнечным светом.       Чувствовалось, как быстро бьётся усталое маленькое сердечко мальчика, которого до того Дин называл незнакомцем. Вздохнув, старший омега поцеловал Нейтана в макушку, молча успокаивая его. Нет, младший просто поражал и Дин не мог остаться в стороне, никак не понимая чувств, что испытывает этот юный, почти что маленький мальчик. — Простите, я не хотел Вас оскорбить, я сам виноват, — тихо сказал Нейтан. — Ох, ты ж мой маленький, — усмехнулся Дин. — Мой виноватый, знаешь, что я делаю с плохими мальчиками?       Нейтан сглотнул, а после отстранился, с испугом смотря на старшего, даже отходя назад. Однако скрыться не успел: Дин поймал его за руку, возвращая к себе и легко усаживая на стул, придерживая за плечи, чтобы вдруг не убежал. — В-вы что хотите со мной сделать? — обречённо спросил Нейтан. — Привяжу к стулу и буду мучить.       Младший сглотнул. Лицо его мгновенно побелело и осунулось, сделалось серьёзным. Холодным, непроницаемым взглядом он посмотрел на Дина, но тот отвлёкся, вытаскивая что-то из сумки, не замечая, как младший сжимает свои колени, царапая по джинсам. Он даже дёрнулся, когда Дин вытащил из сумки расчёску, просто расчёску. — Я тебя причешу, бусинка, — пояснил старший омега. — П-причешете? — Да, давай сюда резинку, или мы её потеряли?       Нейтан сжал кулаки, после растирая вспотевшие ладошки, но говоря: — Вы её порвали. — Лучше резинку, чем... — Молчите лучше! — перебил младший омега, закрывая лицо руками. — Есть у меня запасная! Есть! Язык у Вас без костей!       Смеясь, Дин принял резинку от мальчика, надевая её на запястье и аккуратно расчёсывая нежные податливые волосы, собирая их в хвостик, хотя больше преследуя не эту цель, а желая прикоснуться к пшеничным тёплым прядям. Завязав всё же хвост, Дин вытянул некоторые пряди у лба, ушей, подвивая их пальцами и беря из сумки лак для волос. — Закрой глаза, — попросил старший омега, — давай-давай, я не буду тебя убивать, честно.       Фыркнув, младший прикрыл глаза, позволяя Дину делать с его волосами всё, что вздумается. Собственно, это принесло свои результаты и вскоре Нейтану позволили открыть глаза и взглянуть на своё отражение в экране телефона. Нет, Дин всё же смыслил что-то в укладке и премиленько уложил волосы младшего омеги. — Рубашку бы тебе отгладить и был бы ты омежкой на выданье. Я бы взял тебя в мужья, — усмехнулся Дин. — Не шутите так, — строго сказал младший, — это не смешно. За укладку... спасибо, устройтесь вместо борделя в парикмахерскую. — Хочешь стать моим единственным клиентом? Лучше выходи тогда за меня замуж.       Нейтан не стал спорить, только хмуро отвернулся и встал, поправляя рубашку, одёргивая её и стараясь разгладить руками, но лучше не становилось, всё же спонтанный секс с Дином доконал её. Хмыкнув, старший омега взял Нейтана за плечо, притягивая к себе и обнимая за талию, слегка приподнимая. Смотрел он на младшего неизменно сверху вниз, смотрел прямо в глаза, позволяя прикоснуться к своему лицу, рыжим волосам, позволяя уложить их так, как нравится Нейтану. — Вы меня убиваете, — прошептал тот.       Тут же прозвенел звонок, известив, что пора на сегодня прощаться. Улыбнувшись, Дин наклонился к омеге, кратко целуя его губы и затем оставляя только прикосновение носа к носу. — У нас будет много времени подумать, как быть дальше, а сейчас я тебя отведу на следующую пару. — Простите, что опоздал на Вашу.