Justin Bar

      Последующие несколько дней Дин не пил. Оба они с Алленом находились в растрёпанных чувствах по непонятным друг другу причинам. Они как обычно не разговаривали, старались не пересекаться лишнего, Аллен по-прежнему скучал, любуясь омегой каждый раз, когда тот появлялся в поле зрения альфы, а Дин занимался своими студентами, стараясь отвлечься от мыслей, которые так настойчиво лезли в голову. Настойчиво лезли размышления о Нейтане и об этой грёбаной прекрасной жизни. Первое хотя бы приносило удовольствие, пусть и косвенно отсылало к странной-странной, но снова жизни.       Об этом Дин думал, сидя на своём любимом солнечном месте в аудитории, в первом ряду, вновь перебирая бумаги и с нетерпением дожидаясь первой лекции. Как жаль, что он читал лекции у группы Нейтана лишь два раза в неделю. Дин даже переживал, что покажется слишком скучным или слишком взбалмошным, слишком тихим или слишком громким, слишком серым или слишком вызывающим. Коротко говоря, впервые в жизни Дину недоставало уверенности в себе, а если доставало, то никак он не мог полностью успокоиться. — Надеюсь, выдастся хоть минутка просто поговорить с ним, — вслух подумал он, — хоть минутка.       Однако лекция началась без Нейтана. Дин ощутил густое беспокойство, кольнувшее в сердце, но не придал ему значения. Всего себя старший омега уверил, что мальчик просто опаздывает, что у него не пришёл автобус, что не было денег на такси или по дороге образовалась случайная пробка, что младший проспал, что поленился прийти сегодня... Нет! Нет-нет-нет, быть того не может. Дин внезапно остановился прямо посреди предложения, сдался, закашлялся, провоцируя волнение и шёпот среди студентов.       Вернуть себя в чувство оказалось так тяжело. Язык будто примёрз к нёбу, а лёгкие сдавило, сжало чьими-то сильными руками, у которых нет хозяина. Это неприкаянные, злые мысли, жёсткие и грубые. Их отпечатки на коже болят и будут болеть, пока размышления не покинут Дина, пока он не освободится. Дыхания всё ещё не было. Дин готов был упасть в кислородный обморок, хотя его ступор длился всего несколько секунд, такой краткий, что студенты толком не успели испугаться.       Только вонзив ноготь на большом пальце в ладонь, омега смог заговорить. От лёгкой боли сразу как-то к нему вернулась способность говорить, чувствовать. Дин продолжил лекцию, хотя нить повествования грозилась вот-вот выскользнуть, а взгляд всё дёргался и тянулся к тому месту, где в прошлый раз сидел Нейтан. Студенты и сами поглядывали на то место, чувствуя, куда смотрит их преподаватель чаще, чем того положено.       По окончанию лекции Дин прошёл к старосте группы, в которой был Нейтан. Однако вразумительного ответа, где сейчас младший омега находится, что с ним, он так и не добился, только более себя растревожил. Сердце болело. Взойдя на кафедру, прижимаясь там спиной к столу, а руку прижимая к груди, Дин вдруг осознал, что же есть страшное предчувствие, о котором ему доводилось слышать, но никак не доводилось ощутить. Грызла мысль, что случилось страшное, больное, грубое, плохое... Боль.       Дин не смог. Он бросил всё, собрал вещи, предупредил о своём уходе — и убежал. Убежал, какие бы последствия за это ни были. Выбежав из института, встав на ступеньках величественного, непоколебимого здания, Дин уже собрался звонить Андреасу, как на секунду раньше пришлось отвечать на звонок преподавателя, которому пришлось заменить Дина. Как в тумане омега выслушал, как им недовольны и что с ним будут делать за этот неожиданный побег, но сейчас его это совершенно не волновало.       Скорее попрощавшись, омега скинул трубку и набрал Андреасу. Дин очень не любил ему звонить, потому что часть звуков на фоне была очень подозрительной и мало напоминала секс или просто обычные разговоры людей. Изредка это пугало до чёртиков, заставляя вспомнить, кто они есть, кем являются друг другу и что не может жизнь быть такой простой, как сейчас кажется. Она душит, но Дин сейчас об этом не думал. Он стремился успокоить себя, своё расшумевшееся сердце, которое пыталось научиться говорить.       Андреас ответил. — Дин, я занят, что случилось?       Омега неожиданно, на бесконечное мгновение, лишился языка. Он услышал там, на другом конце провода, тоненькое сиплое дыхание, стянутое сдержанным рыданием. Казалось, что сам он видит, как разбиваются крупные хрустальные слёзы о пол, вминаются в одежду и остаются там тёмными пятнышками. Наверное, не будь у него определённой, невероятно весомой цели, Дин бы испугался и бросил трубку. — Я хочу найти того мальчика, — твёрдо сказал омега. — А я тут при чём? — Не прикидывайся. Я не могу, это убивает. Я хочу, нет, я должен, увидеться с ним как можно скорее, — говорил Дин, — поговорить с ним, я всё понял. Всё понял. Прошу!       Андреас молчал. Странно было слушать, что омега уже готов унижаться перед ним. Это не вызывало ничего, кроме снисходительного сочувствия. — Ты хочешь, чтобы я тебя умолял? — Не падай в моих глазах окончательно, — строго сказал бета. — Объясни мне, зачем ты всё это делаешь? — Я больше не хочу убивать.       Оба они замолчали. Дин стоял на последней ступеньке, спустив уже с неё ногу и прижимая телефон к щеке. На локте у него висело абы как свёрнутое пальто, ветер грелся в его нежных складочках, потому что на плечах омеги было слишком холодно, а обычно горящее сердце сейчас просто хотело жить. Шумели вокруг ясени, красуясь золотыми и красноватыми верхушками, так их ночью огладил осенний холодок, так оцеловал прохладный воздух. А на том конце провода слышно было чей-то сдавленный плач и молчание Андреаса. — Поступи правильно, — жёстко сказал бета, — послушайся, Дин. Лучше не будет, ты лишишь себя всего. — А что у меня есть? — Больше, чем ты думаешь. — Андреас ненадолго замолчал, но продолжил: — Джастин тебе тоже самое скажет. — Он? — переспросил Дин, но внезапно замер.       Ноги у него подкосились, таким тяжёлым оказалось внезапное знание, которое давным-давно теплилось в сознании, которое старший омега держал в руках, но никак не хотел признавать. Сбросив звонок, сорвавшись, Дин устремился к бару. Парк у института. Ясени. Диспетчер. Такси. Болтливый водитель. Всё оно крутилось и мутно расплывалось. Дин не запомнил ничего из этого, даже не понял, как забыл в машине свои очки в золотой оправе. Они были не нужны.       Утром бар не работал, но Дин точно знал, что Джастин будет там. Открывая дверь в подвальное помещение своей парой ключей, омега внезапно остановился в дверном проёме. Пахло приторно-сладким тоником, пахло деревом и перцем. Прижимая к себе пальто, сумку, Дин попытался сдвинуться с места, но, казалось бы, беспричинный страх крепко держал его. — Чего я испугался? — сам у себя спросил омега.       Мгновение замешательства окончилось звоном разбившегося бокала и громкими ругательствами Джастина. Дин внезапно смог пошевелиться. Тихо он прошёл в помещение, аккуратно скользя между столиков, между задвинутых стульев. Перед барной стойкой на корточках сидел Джастин, собирая осколки в салфетку. Волосы его были распущены, укрывая лицо, жилетка лежала на стойке, предав и обнажив сухие сильные плечи и спину, тоже украшенные тату. Дин любил эти ангельские крылья, выполненные чёрной краской, любил свободу, которую Джастин подарил себе. Это не игра. — Дин? Ты рано, доброе утро. Постой на месте, я бокал коцнул, — с ноткой отчаянья сказал альфа. — Из нового набора. Взялся протирать, да возьми и урони. — Я помогу. — Ты здоров? — Джастин с удивлением взглянул на омегу.       Дин лишь неопределённо пожал плечами, помогая собрать крупные осколки, а затем убрать более мелкие. Всё оно не заняло слишком много времени, и вскоре оба они сидели на высоких стульях рядышком, смотря на пустой зал. Джастин держал на коленях свою жилетку, оглаживая пальцем нашивки. Он взглянул на Дина, пока тот смотрел в свои колени, обнимая пальто. Пальцы омеги красиво подрагивали, изящно проходясь по складкам пальто. — Когда у тебя последний раз дрожали руки? — Когда узнал всё об Аллене и моём отце, — ответил Дин. — Что могло случиться настолько плохое? — Джастин, я... — омега закусил губу, сжался, сдавленно говоря, — я ищу того мальчика, с которым, не важно, просто скажи, где он.       Альфа медленно сглотнул, сжимая в руках жилетку. Отразилось на его лице, как сильно бы он хотел сейчас соврать, сказать, что не знает, но Джастин не умел лгать. Он умел умалчивать, скрывать, но не лгать. — Я не хочу, чтобы такой как ты, занял его сердце, — сказал альфа. — Нет, ты отличный друг, хороший человек, но возлюбленный из тебя... никакой. Ты любить не умеешь, а твоя нынешняя жизнь вообще оставляет желать лучшего. — Джастин, — прошептал тот, — ты... серьёзно? — Думаешь, я шучу? Дин, остановись, попробуй без эгоизма и желания с кем-нибудь трахнуться взглянуть на этот мир, на Нейта. Его к тебе тянет, а единственное, что ты принимаешь, — секс. Люди в его возрасте верят в любовь, а в болоте, которое вокруг тебя образовалось, её нет. — Джастин взглянул на омегу, ища встречи с его взглядом, но не дождался.       Нахмурившись, альфа взял лицо Дина в ладонь, заставляя посмотреть себе в глаза. Вместо осознанного взгляда Джастин увидел лишь изумрудные глаза, наполненные слезами. Дин был слишком трезв, чтобы позволить себе плакать, но ресницы его дрожали, украшенные бисером, а губы были плотно сжаты. Его всего трясло. Хотелось вскочить, разреветься и закричать, что осознает, осознает всю свою ничтожность, как личности, как человека. — Ты сам-то убеждён, что не хочешь просто перепихнуться и всё? — спросил альфа. — Ты когда-нибудь оценивал понравившихся тебе омег с какой-нибудь иной стороны? Никогда я от тебя не слышал, чтобы ты хвалил что-то, кроме внешности и голоса, что-то, кроме умения смачно потрахаться. — Кто этот мальчик для тебя, что ты готов сделать мне так больно? — Мой племянник. И ничего, кроме счастья, он в своей жизни более не заслужил. — Я... не могу принести счастья? — едва слышно спросил Дин.       Он вдруг улыбнулся, видя яркий, красочный ответ, написанный сожалением на чужом лице. Хотелось засмеяться, но омега чувствовал, как у него по щекам почему-то катятся слёзы, а губы дрожат в этой странной, странной-странной улыбке. Не сдержав тихого смеха, более похожего на скулёж, Дин протянул к альфе руки, добиваясь его объятий. Это были тёплые объятия. Омега силился признать, что понимает, почему Джастин сделал выбор не в его пользу, почему выразил его так прямо, не побоявшись сделать больно, но слёзы всё равно катились.       Дин знал, что сейчас альфа смотрит в сторону, грубо нахмурившись и медленно кусая губу в одном месте, в левом уголке. Омега чувствовал, что Джастин гладит его по спине, изредка прикасается к рыжим волосам, пока не лишённым укладки. — Как думаешь, вся моя жизнь будет такой? Затмение, осознание, слёзы, потёкшая подводка, боль... и снова, затмение, осознание, слёзы, — тихо засмеялся Дин, поднимая голову с плеча альфы.       Большим пальцем он провёл под глазом, стирая чёрный потёк и улыбаясь. Улыбка была странная, но красивая. Красота эта казалось жестокой, но выражала горькое осознание. Отстранившись окончательно, Дин медленно слез со стула, аккуратно сворачивая пальто, беря сумку. Руки дрожали. — Дин. — Да? Я собираюсь вернуться на работу, — сказал омега. — Подводка снова течёт.       Джастин поднялся, проходя к омеге и стирая эти чёрные слёзы с его щёк, словно бы с ними Дин пытался выплакать тёмную часть своей души. Взяв затем салфетку, промакивая вновь под глазами, хотя слёз не было, Дин попрощался с альфой, уходя из бара. Входную дверь он на ключ не закрыл, просто притворив, и остановился подле неё, смотря на ступеньки, на выход и огромный мир, который открывался из этого окна. Дин стоял и смотрел, а затем быстро взбежал по ступенькам, направляясь к одинокому фонарю, не горевшему сейчас, направляясь к мотоциклу.       Остановившись подле него, Дин взглянул на несколько пар ключей в своих руках: связку своих ключей и связку ключей альфы. Стыд сжал горло. Омега чуть не заплакал, выбирая ключи от квартиры Джастина, стараясь их снять со связки, чтобы все остальные оставить. Руки тряслись и сделать этого совсем не получалось. Омега только сломал ноготь на большом пальце. Откусив его и сплюнув в сторону, Дин притих и замер. — Намучался? — Голос Джастина. — Заметил всё-таки. — Разумеется, нашёл у кого воровать, — усмехнулся альфа. — Спасибо, что в баре не запер, хотя у меня есть запасные ключи. — Будешь заяву писать или так морду набьёшь?       Джастин усмехнулся, проходя ближе к омеге. Жилетка уже была на нём, а в руках альфа держал мотоциклетный чёрный шлем. Дин ярко представил, как альфа этим же шлемом вминает ему лицо в черепушку, а саму голову — в асфальт. Однако Джастин надел шлем, забрав у омеги ключи и садясь на мотоцикл, заводя его и готовясь снимать с подножки. — Садись, — велел он, заметив, что Дин так и не сдвинулся с места. — И... и куда мы? — Ко мне домой, к племяшке.       Ошарашенно приоткрыв рот, Дин скорее свернул пальто, убирая в сумку, благо оно было тонкое и легко уместилось даже не в слишком большой сумочке. Садясь за спиной альфы, крепко обнимая его, Дин прижался щекой к его плечу. Джинсовая жилетка была жёсткой, а край нашивки впивался в щёку, но омега всё равно прижался к другу. — Ну и трусишься ты, — усмехнулся Джастин. — Довёл меня, а теперь смеётся. — Легко не будет, Дин. — Я знаю.       Альфа кивнул, выкручивая ручку газа и где-то, а Дин так и не запомнил где, переключая сцепление. Специально, чтобы омега вдруг не слетел назад, Джастин тронулся более аккуратно, чем обычно, не взрывая клубы пыли и аккуратно выезжая из-под арки на дорогу. Говорить было не о чем, да и возможности как таковой не имелось. Дин всю дорогу молчал, даже толком не открывая глаза, чтобы не попала пыль, которая так настойчиво билась в закрытые веки. Он только чувствовал, как волны ветра прокатываются по его волосам и плечам, пусть Дин и находился в ветровой тени альфы.       Собственная квартира Джастина была в далеко не благополучном районе. Купил он её очень давно, когда ещё в совсем юном возрасте переехал из родного города, да так и остался тут, перепугав местных гопников так, что они надолго запомнили его имя и его мотоцикл. Дин ужаснулся первый раз, когда увидел старый панельный дом, облицованный новым кирпичом, хотя должен был тогда больше заботиться о пьяном альфе и бедных гопниках, которым он решил для профилактики раздать смачных тумаков.       С трудом спускаясь с мотоцикла, Дин встряхнул головой, стирая со щёк пыль и тяжело дыша. Оба они теперь были в этой дорожной пыли. И если Джастина это совсем не смущало, то Дин, который был в чистой белой рубашке и кремовых брюках, выглядел совершенно несчастно и отчаянно, но то лишь на несколько минут. — Он живёт у тебя... здесь? — спросил омега. — В таком месте? — Все знают, что это мой племяша, так что самое место.       Альфа поставил мотоцикл на целое парковочное место у подъезда, погладил его, как родного, и отряхнул руки от пыли, снимая шлем. Конечно, лицо и волосы потому у него были чистые. Дин представил, как плохо выглядит сейчас, но посчитал это совсем маленькой ценой за встречу с Нейтаном. — Пойдём уже, мне тут неуютно, — проворчал он, поудобнее беря сумку. — Ты уверен? — Я ради этого спёр твои ключи, ты издеваешься? — зарычал Дин. — Ладно, согласен.       Омега был совсем не уверен в своих силах. На каком-то невероятном приливе сил он смог спокойно проследовать за Джастином в обветшалый подъезд, со смехотворным достоинством простоять в лифте, пока поднимались на шестой этаж, но уже перед дверью квартиры, пока альфа копался в ключах, Дин вдруг ощутил сильный подкожный страх. Что сделать? Что сказать? Зачем вообще пришёл? Уверить, что не умеет любить? Успокоить себя, что ничего не случилось? Этот снежный ком уже не остановится.       Джастин открыл дверь. Ремонт в квартире был новый, Дин такой ещё не видел. Удивившись, омега приоткрыл рот, смотря на альфу, но затем понимая, что это было сделано для Нейтана, ведь сам Джастин мог спокойно поспать и в баре. Тут же Дина накрыло новое осознание. — Так ты уже тогда всё понял... и наврал? — Не наврал. В тот же день я собрал вещи, простился с этим скандалистом и переехал жить в бар, — сказал Джастин, проходя в квартиру. — И... ну смеёшься что ли. Чтобы я не учуял запах своего племяши на тебе? — Почему не наехал на меня тогда? — Дин тоже зашёл в квартиру, прикрывая дверь. — Надеялся, что ты от него отвяжешься, — ответил альфа и громко позвал: — Нейт! Иди сюда!       Почти минуту ничего не происходило, а затем из дальней спальни выплыл тонкий хрупенький омежка. Пшеничные волосы лежали растрёпано, красивое изящное личико было помято, даже с отметинками от подушки, так сладко мальчик спал. Залюбовавшись им, Дин даже забыл, зачем сюда пришёл, что хотел сказать. Он просто разглядывал Нейтана, его пижамку, состоящую из маечки на лямках и просторных шортиков голубого цвета в цветочек. — Я же написал, что сегодня, — заговорил Нейтан, но осёкся, уставившись на Дина, — буду спать. Дин? Ты? Ой, Вы? Нет-нет, уходи, то есть уходите! И куда ты, да блин, Вы... Всё!       Он развернулся и убежал обратно в спальню. Джастин лишь заулыбался, проводив племянника взглядом. Альфа взглянул на Дина и щёлкнул перед его лицом пальцами, чтобы привести в чувство. Омега даже не вздрогнул, не моргнул, только медленно растёр щеки и тихо усмехнулся. — Он такой чудесный. Не пришёл сегодня ко мне на лекцию, я так распереживался. Мне даже стало больно, — тихо сказал Дин. — Ты знаешь, что случилось.       Омега молча закусил губу и покачал головой, ставя сумку на тумбочку, аккуратно разуваясь и вставая на хорошо вымытый кафель. Ступни и голень пробрало холодом. Волнуясь, Дин поднёс руку к лицу, ища очки, но вспомнил, что где-то их потерял. Пришлось идти так. Спрашивая взглядом одобрения, омега взглянул на Джастина, но тот смотрел в сторону, не разуваясь, явно пребывая в сложной нерешительности. Кратко он глянул на Дина и скрестил руки на груди, плотно сжав губы.       Не испытывая более терпение друга, Дин скорее прошёл к дальней спальне, останавливаясь у двери, а затем без стука заходя. Нейтан стоял уже одетый, остервенело расчёсывая густые пшеничные волосы. Увидев Дина, он даже вздрогнул, не зная, куда себя деть. От стыда густо покраснев, младший омега закрыл лицо ладонями, хотя затем опустил руки, тяжело заламывая пальцы. На его упрямом, красивом личике отразилось глубокое смятение и сожаление. — Зачем Вы только пришли, — прошептал он, впиваясь пальцами в лоб и щёку. — Ну как же так... — Ты из-за моих лекций собрался вообще целыми днями прогуливать? — Нет, не упрекайте, это всё Вы сделали...       Дин прошёл ближе к младшему омеге, беря его за запястья, спуская пальцы на ладони и мягко их оглаживая. Нейтан хотел бы вырваться, но не смог, сил его не хватило. Он только согнулся и тихо-тихо заскулил, не в силах выразить своего смятения. Дин тогда приобнял младшего, привлекая к себе, всему пыльному, немного усталому, привлекая к своему быстро бьющемуся сердцу. Нейтан воспротивился, упёрся, но после сам прижался только сильнее, тихо шепча, как ему плохо, как он запутался, как устал. — У меня крышу снимает при виде Вас. Я Вас только вижу и мир перестаёт для меня существовать. Я желаю Вас: желаю прикоснуться, почувствовать запах, ощутить взгляд, услышать голос, принять Ваше внимание. Почему я такой? — зашептал он чуть громче. — Пожалуйста, оставьте меня, бросьте, уйдите из моей жизни. Я так хочу быть рядом, но не могу... Нет, что же Вы со мной тогда сделали? — О чём ты? — сипло спросил Дин. — О чём я?!       Нейтан внезапно отстранился, взял старшего омегу за воротник рубашки, заставляя наклониться. Лицо у него в мгновение стало злое и отчаянное, иссечённое испуганными страшными морщинами. Сжимая белую пыльную ткань, младший омега весь задрожал. — Да Вы меня поломали, испортили! Я был нормальный! Мне нравился альфа, а теперь... Теперь мне снитесь Вы, я не могу заснуть, а мои фантазии... Я псих или идиот, таких вообще существовать не должно! — Ты плачешь, маленький, бусинка, не надо, — заговорил Дин, мягко отирая большим пальцем щёки младшего.       Усталое выражение его лица мгновенно остудило Нейтана. Он выпустил рубашку, прижал руки наоборот к себе и с детским испугом взглянул в изумрудные, тёплые глаза. Дин вновь аккуратно стёр его слезы. — Неужели, ты действительно считаешь, что меня и тебя существовать не должно? — спросил старший омега.       Нейтана всего скорчило. Он сжал в руках свои волосы, будто пытаясь вырвать их, или просто оторвать себе голову, но внезапно остановился, взглянул на Дина. Так странно было наблюдать его сумасшедшее спокойствие: отсутствие улыбки, большие, испуганные зелёные глаза. Его не корчило, не ломало, его выворачивало как в баре, только сейчас Дин был трезв и полностью опустошён, лишён слез. — Ну? Нам надо умереть? — вновь спросил он. — То есть я не достоин работы, своего мужа, своей семьи, будущего? Почему? Потому что не укладываюсь в устрой общества? Это ты хочешь сказать? Знай, мне тоже больно, но я хочу разделить жизнь с тем, кого люблю, а это точно не мой муж. — Муж? — Да, я замужний омега, но я не смог полюбить этого человека за столько лет, не простил его, никогда не прощу.       Младший омега перед Дином остановился вдруг, опустил руки. Плотно сжав губы, он упрямо помотал головой, не заплакал, не сказал и слова удивления, только улыбнулся слабо. Улыбка продержалась больше нескольких секунд и с ней же Нейтан поднял голову, смотря на старшего омегу. — Вы в слезах, — прошептал он. — Мне больно. Почему? В меня не верят. Тебя поддержит твой дядя, потому что он такой же, а мне шанса не дали. Но это не важно, — сказал Дин. — Я не смогу убедить тебя сейчас, что это нормально, что ты здоров. Но попробуй пожить с этой мыслью, тебе станет легче. — Вы всё это делаете, потому что я Вам нравлюсь, да? — отрывисто спросил Нейтан. — Вы так хотите меня сломать, чтобы я был Вашим?       Дин обмер, но не успел проронить и слова, как зазвонил телефон. Это был Аллен. Старший омега собрался уже скинуть, но Нейтан остановил его. — Берите, не мучайте, — прошептал он.       Приняв звонок, Дин поднял телефон к уху. — Наши родители приедут через полчаса! — воскликнул альфа, а Нейтан стоял, смотря на старшего омегу, улыбался.       Кажется, ему тоже было очень больно.