Justin Bar

      Приготовить ужин оказалось не так-то просто, тем более, что Дин действительно не умел готовить. Он почти всё время стоял возле Нейтана, смотря, как тот ловко управляется с ножами, с овощами и с мясом, когда Дин не мог даже подсказать, где на его кухне соль, когда Дин даже не смог справиться с картошкой. Ворча, что так варварски отхряпывать половину картошки во время чистки нельзя, Нейтан сам занялся ей, порядочно застыдив Дина. Тот остался стоять с красными ушами, ворча что-то о том, что не всем омегам надо уметь чистить картошку, чтобы жить. Нейтан только вздохнул.       Долго он стоял перед открытым холодильником, глядя на некоторые продукты, которые видел только на полках магазина, но взять себе не позволял за ненадобностью и за отсутствием денег, которые так стыдно было брать у Джастина, просто так отдавшего свою квартиру на попечение племянника. Не мог Нейтан не позавидовать тому, какой жизнью живёт Дин, что может себе позволить. Однако младший омега не стал ему об этом ничего говорить, зная, что это деньги Аллена и его желание жить так.       Поставив противень в духовой шкаф, Нейтан прижался к ещё холодной дверце спиной и с улыбкой закрыл глаза. Личико у него притом было чуть-чуть раскрасневшееся, очень мягкое и совсем лишённое строгости. Дин, сжимая в руках полотенце, засмотрелся на него, разглядывая тонкие, худенькие черты, доброту, внезапно там проступившую, рассматривая подрагивающие ресницы и уже давно высохшие, пшеничные волосы, собранные в хвостик. Не сдержавшись и пройдя ближе, Дин обнял мальчика за талию, наблюдая, как тот с неловким вздохом открывает глаза. — Вы... ты меня смущаешь сейчас, — тихо сказал он, опуская руки на грудь старшего, хотя пальцы проскальзывали по атласу. — И... Дин, мы с тобой... с вами, с тобой только говорили, что это всё очень плохо заканчивается. Неужели, тебе совсем не страшно? — Мы как минимум одни дома. — А если твой отец узнает, а если мой... — Даже если узнают, я готов понести ответственность за нас и хочу отстоять наше право на любовь, — сказал старший омега. — Дин, — вздохнул Нейтан и вновь повторил: — Дин, ты... ты так об этом говоришь.       Он закрыл глаза, обнимая старшего за плечи и прижимаясь к нему, да так отчаянно и сильно, что Дин отступил на полшага назад. Поднимая руки на спинку Нейтана, старший омега ощутил, что ткань и кожа горячие из-за дверцы духового шкафа, к которому всё это краткое время прижимался мальчик. Наверное, это не успело принести боль и даже дискомфорт, но Дин всё равно почувствовал какую-то лёгкую вину, что выбрал не самое лучшее место, где мог бы зажать маленького, нежного омегу.       А Нейтан думал совсем о другом. Он обнимал старшего, уложив голову ему на плечо, изредка приоткрывал глаза и смотрел на его шею, но более просто прижимался. Хотелось заскулить, но чужое тепло и ласковые руки успокаивали. Хотелось не верить словам, но сердце, что так быстро билось близь уха, убеждало в обратном. — Дин, ты правда не скучаешь по папе? — тихо спросил младший. — Только иногда думаю о том, что будь он рядом и всё сложилось бы иначе, — ответил Дин, задумался и медленно добавил: — Но, узнав, что произошло с твоим отцом-омегой... Скорее всего, что и с моим папой случилась бы та же трагедия. Отец не простил бы его за то, что он родил такого сына. — И после этого ты всё равно можешь утверждать, что у нас есть шанс? — Могу, потому что нет нашей вины здесь. И если у человека возникает мысль, что он имеет право убивать и мучить, то это уже не человек! Не ты виноват, что твой папа умер, не твоя вина, что твой отец оказался таким мудаком. Они должны были любить тебя таким, какой ты есть, любить так же, как тебя любит Джастин! — горячо воскликнул Дин, подняв личико младшего за подбородок. — Пойми же! Я уверен, в глубине души ты согласен со мной. — В глубине души никогда я не прощу ни себя, ни тебя, ни других людей, которые подумали, что это нормально. Я буду любить и мучиться, — прошептал Нейтан и всё же отвернулся. — Почему ты... вы меня не понимаете? — Я хочу, чтобы твоя любовь не вызывала мучений.       Дин бережно взял тонкое личико мальчика в ладонь, добиваясь его взгляда. Голубые глаза, очень красивые, сверкающие бисером слёз, смотрели испуганно и строго, а нежные, побледневшие губки были плотно сжаты, будто бы сдерживали слова, норовящие вырваться и оголить душу, обнажить ту её часть, которую Нейтан не хотел показывать, которую ненавидел, и в которой сидела любовь.       Медленно вздохнув, Нейтан отнял руку старшего от своего лица, взглянул на его пальцы, так и украшенные кольцами. Они были холодны, когда кожа — тепла и приятна. Вовсе оттолкнув руку, младший омега приподнялся на цыпочки, кратко целуя Дина в губы и с надеждой смотря на него, спрашивая: — Ты хочешь этого, да?       Дин чуть не заплакал. Кажется, что никогда он ещё не был готов ненавидеть себя столь сильно. Обнимая младшего, опуская его голову к себе на плечо, оглаживая податливые, пшеничные волосы, Дин сам уткнулся в его шею, чуть-чуть дрожа и шепча, повторяя несколько раз: — Нет.       Нейтан медленно сглотнул, смотря в сторону, но почему-то обнимая старшего в ответ, почему-то мягко оглаживая его плечи, почему-то вдыхая запах миндаля и понимая, что успокаивается, что суждено сегодня его щекам остаться сухими, лишёнными слёз. Вздохнув, он сжал складки халата на спине Дина, чуть-чуть даже царапая по ним пальцами, а дышал Нейтан притом так часто, будто до этого долго-долго бежал сам не зная куда, бежал без цели.       Они обнимались долго. Дин даже почувствовал, что у него болит спина, но не стал отстраняться, всё равно продолжил обнимать младшего. И думалось старшему омеге только о том, что он не знает, как изменить мнение Нейтана о себе, как убедить его, что не строится жизнь Дина на одном только сексе, что есть в Дине что-то, что способно любить не только на словах. Когда Нейтан стал отстраняться, старший омега даже испугался, даже почувствовал, что отрывается от него что-то важное. — Давай присядем, я устал стоять, — тихо сказал мальчик, присаживаясь на кухонный диванчик.       Мягко улыбнувшись, Дин предложил чай. Младший омега согласился, а шутить, что Дин умеет готовить хоть что-то, не стал, но многозначительно улыбнулся, оставив смешок в руке. Однако стало немного не до смеха, когда Дин поставил перед младшим изящную чашку и блюдце. Нейтан, который только в кафе и в кино видел, как этим делом пользоваться, очень удивился. Лёгкий стыд коснулся ушей краснотой, напоминая, что Нейтан совершенно не обучен кокетливому чаепитию, где нужно мизинчик оттопыривать так, будто у тебя руку свело.       Беря чашку за края пальцами, не за ушко, Нейтан снял её с блюдца, его отодвинув аккуратно в сторонку, чтобы не оставлять настолько хрупких предметов подле себя. Дин не мог не улыбнуться, наблюдая за этим. Не обделил он мальчика и печеньем. Тот помялся немного, а потом печенье всё же взял и сразу сунул в рот. Восторженное, детское выражение на его личике тут же сменилось изрядным удивлением. — Несладкое, — прошептал он, — а как так? — Ты никогда не видел несладкие печеньки? — Я не ожидал от тебя несладких печенек, — задумчиво сказал Нейтан, доедая вторую половинку. — Почему-то мне казалось, что ты любишь сладкое...       Дин, присаживаясь рядом, аккуратно взял чашку и блюдце, не занимаясь оттопыриванием мизинцев, хотя выглядело всё равно достаточно утончённо, отчего Нейтану вновь стало стыдно и он скорее занял рот несладким, всё равно вкусным печеньем. — Я люблю сладкое, но мы же ждём ужин, не стоит перебивать аппетит сладким, — сказал старший омега, опуская чашку и блюдце на стол, глядя на насупившегося мальчика. — Ты хочешь сладкую печеньку? — Да...       Пришлось доставать нормальное печенье. Нейтан уже с подозрением взглянул на него, обнюхал, оглядел внимательно сладкую, сахарную посыпку и даже лизнул, словно пытаясь понять, не лимонная ли это кислота. Печенье оказалось сладким, хотя всё это исследование вызывало смех. Дин уткнулся в чашку, поглядывая на омегу. Дома Нейтан был совсем не такой, нежели чем в институте, баре, а тем более в борделе. Мальчик в голубеньком халатике, с неаккуратным хвостиком выглядел необычайно нежно и мило. Это завораживало.       Дин разглядывал его, улыбался и, не сдержавшись, мягко огладил пальцами его руку, спускаясь на запястье и на предплечье. Почему-то хотелось просто прикоснуться, огладить, может быть оцеловать. Ощутив под подушечками пальцев крупные мурашки, Дин улыбнулся, хотя мальчик потом поймал его за руку, отвлекаясь на неё и стягивая с мизинца кольцо, которое ему было как раз на указательный палец. — Они тебе не мешают жить? — спросил он, сгибая палец с надетым на него толстым кольцом, а затем сгибая наоборот только мизинец и безымянный. — А вдруг случайно кольцо соскочит в ненужный момент, ой... о чём я сейчас подумал... фу.       Дин, до того улыбающийся, просто прыснул в руку, пока Нейтан закрыл лицо ладонями, согнувшись над столом. Уши у него притом были красные-красные, собственно, как и шея, даже плечи. — Я смотрю, что у тебя после стресса игривое настроение, — засмеялся старший омега. — Это я вообще к тому, что вы!.. ты, ой! Уф! Не распускай руки в общем, особенно кольца не снимая! — смущённо воскликнул Нейтан. — Потом перед врачами краснеть ещё из-за вас!.. из-за тебя... Всё! Ещё и смеёшься!? — Не переживай, такого у нас не случится. Честно, я буду снимать кольца перед сексом, я тебе обещаю, — смеялся Дин. — Какой стыд, Нейт... держите меня. — Это ты меня совращаешь! Я никогда в жизни о таком не думал до встречи с тобой! — А по-моему кто-то просто извращенец.       Нейтан открыл было рот, чтоб ещё что-то сказать, но в итоге просто засмеялся, откидываясь на спинку дивана. Вместе они смеялись до боли в животе и до слёз. Соседи, возможно, подумали, если услышали, что в доме поселились два сумасшедших, а раньше просто никто не жил. Утирая слёзы, выступившие от смеха, Дин выдохнул и поднялся, проходя к окну и открывая его на проветривание. Дождь так и бился в стекло, но ветра более не было, потому воде не дано было протиснуться в небольшую щёлочку, через которую забирались в дом прохлада и свежесть.       Улыбаясь и оправляя халат, Дин взглянул на Нейтана. Тот тоже оправил халат и больше не смеялся, разглядывая кольцо старшего в своих руках. Вновь примерив его на указательный палец, мальчик быстро покраснел и скорее его снял, кратко глянув на Дина. Тот проронил сдержанный смешок, но не более. — Думается мне, что ты должен был родиться альфой, — сказал младший омега, — но природа что-то перепутала. — Это ещё почему? — Ну, ты высокий, красивый... да, красивый, ты выпиваешь, дружишь с альфами, — говорил Нейтан, — ну и характер у тебя... сложный. — Характер у меня омежий, а проще говоря, сучий, так что... не дано мне быть альфой. Никогда не хотелось им быть, всегда устраивало своё тело, даже если это тело мучили.       Дин вернулся к столу и присел, заглядывая в почти пустую чашку. Чашка Нейтана тоже была почти пуста. — Мучили... получается, что у тебя был... было... была близость с мужем? — тихо спросил младший, а голос у него совсем немного задрожал. — Он тебя заставил? — Нас заставили, — поправил Дин, — если кратко. Он сделал глупость, а я излишне его ненавидел всё это время, наверное. — Я бы не смог жить с человеком, который меня изнасиловал. — Он меня не насиловал, тут всё запутано, — сказал старший. — Одно ясно, что виноват мой отец. И если с Алленом мы помирились, то Алистара, моего отца... проще убить. — У тебя и жизнь какая-то запутанная: тайны, недоговорки, Джастин, муж, институт... бордель. Тебе нравится такая жизнь? — Я думаю, надеюсь, что сейчас другая. Не назвал бы это жизнью, но совру, если не скажу, что нравилась. Только осознавать, что ты тот ещё мудак и любить не умеешь, не очень-то приятно. — Дин пожал плечами. — Нельзя так жить, потому что перестаёшь быть человеком.       Нейтан прикусил губу, задумчиво слушая старшего, а потом глядя на него, но обнять так и не решаясь. Они сидели вместе, на том самом диване, где не так давно Дин сидел вместе с Алленом, смотря в разные стороны, но сейчас омеги смотрели друг на друга. Почему-то они улыбались, хотя разговор не должен был привнести весёлость, но улыбка сама подступала к губам. Старший омега сам сел ближе, обнимая мальчика одной рукой.       Улыбаясь, Нейтан опустил ладони на грудь старшего омеги, аккуратно поправляя халат, через атлас которого явственно чувствовалась бархатная кожа и малейший её изъян. Подняв руки к лицу Дина, мягко огладив щёки, мальчик не стал удерживать его от поцелуя, даже сам чуть-чуть подался ближе, мягко касаясь горячих губ. Поцелуй был краток. — Ужин? — тихо спросил омега, чуть-чуть отстранившись. — Думаешь, что уже можно доставать? — Дин взглянул на духовой шкаф. — Да. Хочется поесть и скорее лечь спать. День сегодня такой долгий. — Погоди, а что у нас в духовке? — Дин...       Как выяснилось, в духовке стояло овощное рагу с мясом. Дин с недоверием взглянул на противень, который младший омега вытащил из духового шкафа, и попытался стянуть с него фольгу, но только обжёгся. Фыркая и прижимая обожжённые пальцы к уху, Дин взглянул на улыбающегося Нейтана. Тот немного посмеялся, но потом взял старшего за руку, мягко дуя на его пальцы. Дин просто забыл, что он умеет говорить, с умилением глядя на маленького, заботливого омегу.       Даже кусок в горло не лез, хотя еда получилась непростительно вкусной. Дин смотрел то в тарелку, то на Нейтана, улыбался и ковырялся в рагу вилкой. Хотя заметив удивлённый взгляд младшего, он всё же увлёкся едой, а не разглядыванием мальчика, хотя тот просто не шёл из головы, а ведь сидел рядышком, очень близко. Дин смотрел на него, даже в тот момент, когда велели мыть посуду. Удивительно, старший омега даже не заворчал, хотя мытьё посуды терпеть не мог. А Нейтан присел рядом на столешницу, перебирая кольца, которые Дину пришлось снять перед тем, как совать руки в воду.       Младший спросил о цене украшений и, услышав ответ, с некоторым испугом аккуратно положил кольца на полотенца, более не собираясь на них даже дышать. Дин только посмеялся, говоря, что не слишком ценные эти украшения, чтобы к ним так относиться. Домыв посуду, вытерев тщательно руки, старший омега водрузил кольца обратно и за руку повёл Нейтана в комнату.       Там младший получил пижаму такого же голубенького цвета, как и халат, но шорты были ему так велики, что просто не держались на бёдрах и мгновенно спадали, стоило их отпустить, а футболка напоминала средней длины ночную рубашку. Отказавшись от шортиков, Нейтан вздохнул и неловко натянул футболку пониже, сведя колени. — Ты слишком неприлично выглядишь, когда так делаешь, — сказал Дин и отвернулся.       Нейтан хотел было ответить что-нибудь едкое, но слова застряли в горле. Сглотнув их, мальчик не мог отвести взгляда от старшего, разглядывая, как держится бежевый халат на одних только его локтях, пока Дин ищет в шкафу пижаму для себя. Наконец-то, он вытащил пижаму бежевого цвета и быстро сменил халат на неё. Нейтан, лицезрея белые трусы, которые вскоре были спрятаны в карман халата, густо покраснел и отвернулся. — Опять краснеет, маленькая ты бусинка, — нежно сказал Дин. — Вот и нет! — В ванную иди, спорит он тут, — посмеялся старший, вручая мальчику одноразовую щётку, ещё в упаковке. — А душ?..       Дин закатил глаза и вскоре Нейтану было вручено полотенце. Сопроводив мальчика в ванную, где вместе умылись, Дин вскоре вернулся в комнату, ложась в постель и дожидаясь мальчика. Он глядел в потолок, думал, что теперь постоянно будет скучать по вечерам с Нейтаном: будет скучать по его стряпне, по его смущению, по разговорам с ним. Нет, в любом месте, в любое время Дин будет скучать по его детской серьёзности, по нему самому, маленькому, хорошенькому омежке.       С этими мыслями Дин заснул, улыбаясь и даже не укрывшись одеялом. Нейтан, вернувшийся в комнату спустя минут двадцать, застал старшего омегу уже крепко спящим. Нельзя было не улыбнуться, глядя на это зрелище. Пройдя поближе, Нейтан едва справился с желанием закрыть приоткрытый рот старшего, хотя тот мило, по-омежьи сопел. Пришлось отойти от кровати и выключить свет.       Однако только свет погас, Нейтан тут же шмыгнул на постель под бок к Дину, даже разбудив его. Сонно ворча, что младший отдавил ему какую-то очень важную часть тела, Дин лёг на бок и обнял мальчика, почти сразу же вновь провалившись в сон. А Нейтан ещё долго лежал, улыбаясь и держа ручку на руке старшего. Он так и заснул, спиной прижавшись к груди Дина, чувствуя, как размеренно и спокойно бьётся его сердце.       Признаться, на большой, мягкой кровати (не то что старый матрас в баре) спалось просто замечательно, хотя и с непривычки Нейтан несколько раз ускользал на свободную половину кровати, но и быстро возвращался. Так, утром, во время таких вот марафонов по кровати, Дин и проснулся. Он сонно взглянул на мальчика, который вновь сопел у его груди, скользнув обратно.       Дотянувшись до телефона, который забыли поставить на зарядку, Дин порадовался, что сегодня воскресенье, ведь было десять утра, хотя на мгновение он испугался, что они проспали и нужно на работу. Как хорошо, что сегодня воскресенье. Недолго полежав вместе с мальчиком, разглядывая его немного помятенькое, но оттого очень миленькое личико, Дин вскоре его покинул, оставив под одеялом досыпать.       Кажется, или впервые в жизни он задумался, что хотел бы приготовить кому-нибудь завтрак в постель. Зная, что вряд ли справится с таким испытанием, Дин решил ограничиться кофе, тем более, что его будет делать кофемашина. Так, стоя на кухне, дожидаясь, пока кофе будет готов, Дин ковырялся со сливками, стараясь открыть новую пачку, хотя она никак не поддавалась. Закончилось всё порезанным пальцем, но вскрытой пачкой сливок. — Кошмар, — фыркнул Дин, заклеивая порез пластырем.       Сливки открытые стояли на кухонном столе, куда вскоре омега поставил две чашки с кофе. Задумавшись, он постарался предположить, добавляет ли младший омега в кофе сахар. В итоге Дин решил, что положит ложку только себе, и потянулся за сахарницей. Сливки были благополучно задеты локтем. Пачка с ними упала набок, Дин дёрнулся за ней, смахнув одну из чашек, которая тоже опрокинулась набок. Кофе и сливки растеклись по столу, смешиваясь и капая уже на пол. Дин чуть не заплакал, заметив, что и сахар рассыпал.       Комичности добавило то, что вскоре в дверном проёме показался Нейтан. Картина ему предстала весьма забавная: Дин стоял посреди разгрома на кухне, кофе со сливками капало на пол, почти вся кухня была в брызгах, а на столе вовсе был рассыпан сахар. — У меня прямые руки, честно! — воскликнул Дин, но даже палец у него был украшен пластырем. — Пойду я спать, — сказал мальчик.       Он скрылся в коридоре, но вскоре вернулся с половой тряпкой, которую подложил под капающий со стола кофе. Дин меж тем убирал испорченный сахар, пропитавшийся этим самым кофе. Чашки и сахарницу отправили в раковину, а остатки сливок из пачки допил Нейтан. — Признаться, не уборкой я хотел заняться этим утром, — посмеялся он, глядя, как Дин ставит чашку в кофемашину. — Я тоже, ты кофе пьёшь с сахаром? — Без, но я хочу печеньку, — сказал Нейтан и быстро уточнил: — Сладкую печеньку! — Хорошо, сладкую печеньку, — улыбнулся Дин.