Justin Bar

      Беседа, что неохотно продолжилась после инцидента с Алистаром, Дином и стаканом, долго не просуществовала. Дин сидел на диване, подогнув к себе ноги и небрежно держал стакан виски, коего там было уже на небольшой глоток. Он старался поддерживать диалог, но все его мысли были где-то очень далеко, потому омега часто посматривал то на ладонь, перевязанную бинтом, то на мягкий, бархатный диван, сразу пытаясь пальцами на ноге сжать бархат, но больше просто безынициативно ими шевеля. Дин чувствовал на себе два взгляда, без труда их различая.       Взгляд Элами был быстрый, бурный, наполненный тёплым волнением и безуспешно скрываемым любопытством, когда взгляд Андреаса был спокоен, мягок, даже топок, будто бы густой мёд, что вот-вот засахарится. Хмурясь, Дин сделал последний глоток виски, отставил стакан и жестом показал, что ещё наливать не стоит. — Ты раздражён, — с лёгкой усмешкой отметил Андреас. — Ещё бы мне не быть раздражённым. Элами, заткни уши, — кратко велел Дин.       Нерешительно взглянув на бету, младший омега поднял ладони к ушам, взгляд опуская вниз, будто бы умел читать по губам. Однако, несмотря на то, он всё равно вздрогнул, когда Дин смачно выругался. — Нет, как же отец меня раздражает! — воскликнул омега, больше не позволяя себе ругательств. — Вновь он думает только о работе, сколько его нет уже? Полчаса? Или почти час? — Разве это повод раздражаться? — Андреас так и не терял улыбки. — Позволь себе расслабиться, особенно, когда его нет рядом. Можно пока что не думать об… — От твоих советов не легче, — отрезал Дин, махнув рукой и откидывая голову назад, глядя в высокий потолок. — Ну, может так, а может быть тебе кажется, — сказал бета и пожал плечами. — Всем и всему нужно время, не торопись. — Но если он узнает о… — Не бойся этого, — прервал Андреас, — тем более, что это случится не так скоро, как ты думаешь. — Ты считаешь себя провидцем? — Может немного. — Бета засмеялся, обращая на себя внимание обоих омег.       Дин неохотно взглянул на него, но вскоре голову вновь откинул назад, внимательно разглядывая потолок. Элами, напротив, долго ещё смотрел на Андреаса, то прикасаясь пальцами к русой чёлке, то руку отнимая, боясь испортить лёгкую укладку. По выражению худенького личика сложно было понять, нравится младшему омеге здесь, или же он чувствует себя лишним, желая скорее покинуть это место, а вместе с тем и Андреаса. Несмотря на то, отпускать его никто не собирался. Андреас лишь дал чуть больше свободы, спустив широкую ладонь с талии мальчика, позволяя ему сесть более расслабленно. Нервно сглатывая и почти не слушая, о чём же вновь говорят, а говорили на пару тонов спокойнее, мальчик расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, будто бы воротник стеснял дыхание.       Ощутив же на себе любопытный взгляд Дина, омега невольно смутился, будто бы, кроме любопытства, зелёный взгляд сквозил непростительным, странным интересом. Нет, это всё лишь казалось Элами, да и откуда ему было знать, что ни на кого с подобным интересом Дин более не посмотрит, покуда его сердце будет принадлежать другому омеге. Оно будет принадлежать вечно. Дин знал это. Дин верил. Верил и вновь краешком сознания думал о Нейтане, невольно возвращая себе утренний, могучий подъём. Так на губах старшего омеги вновь появилась улыбка.       Вскоре пригласили на обед. Как бы Дин хотел поесть на кухне, где ещё крутился бы полюбившийся повар, но в итоге стол был накрыт в обеденной. Старший омега, наверное, не удивился бы, увидев на столе возле тарелок излишнее количество приборов, а точнее превышающее одну единицу на краткое наименование. Нет, Дин был знаком со всеми видами вилок, ложек и других приборов, но в доме никогда этим излишеством его не облагали. Только раз ему пришлось с лёгким волнением вспомнить, какая вилка для чего предназначена. Улыбнувшись собственным, чутка забавным мыслям, омега взглянул на Элами, которому явно было непривычно видеть, что обед проходит не на кухне. — Как же тогда живут ещё более богатые люди? — пробубнил он. — Состояние, принадлежащее семье Брантов, куда больше, чем может показаться, — совершенно безразлично сказать Андреас. — Да, давайте обсудим мои деньги и деньги моего отца, — фыркнул Дин. — Где он вообще? Если его нет, то может стоит поесть на кухне и не использовать зал, а то бегать ещё туда сюда… — Не нервничай. Он ещё явится, возможно, а если и нет, то мы тут всё равно задержимся до утра или обеда. Эми, садись, хватит разглядывать комнату. — Простите.       Мальчик несколько раз кивнул, обнимая себя за плечи, а после поспешно присел. Столовая, конечно, была не таким обширным помещением, каким виделась младшему омеге, а стол оказался всего на шесть персон. Мебели было не слишком много, мятного цвета шторы были отдёрнуты до предела и плотно подвязаны, чтобы окно пропускало в помещение как можно больше света. Присев за стол и глядя на уставшие, отливающие осенним теплом лучи, Дин надеялся увидеть летающую в них пыль, но глаз смог различить лишь несколько редких пыльных снежинок. Вскоре пришёл слуга, которому велено было передать, что Алистар занят и обедать будет у себя, а освободится вовсе к вечеру. Андреас почему-то посчитал это удовлетворительным, когда Дину это, наоборот, очень не понравилось. — Выходит, что я должен развлекать гостей вместо хозяина дома, — проворчал он. — Гости с тем же успехом могут поразвлекать и тебя, — успокоил Андреас. — Не стоит, не хочу знать о тебе больше, чем нужно. — А помнится, ты очень хотел в более юном возрасте вызнать все мои тайны. — Мне достаточно того, о чём я догадываюсь. — Ну хорошо, скажи тогда, как тебе живётся в доме, где ты не был уже пять лет.       Наверное, именно после этой реплики Дин действительно отвлёкся от мысли, что отец вновь его бросил разбираться со всем самостоятельно, и со спокойным сердцем предался беседе. Быстро прошёл обед и тогда они вернулись в гостиную. За время беседы Дин добился даже участия Элами в ней, хотя тот упорно избегал разговора и всячески старался остаться в молчании, настороженно поглядывая на Андреаса, будто пытаясь понять, о чём можно говорить, а о чём нельзя. Однако бета оставался спокоен. Его лицо было достаточно мягко и достаточно непроницаемо, отчего Дин наталкивался на мысль, что иногда ужасно сложно поверить, что Андреас не альфа.       Именно с этой мыслью он сидел, с трудом вслушиваясь в слова беты, хотя обычно его голос сразу привлекал, заставляя обратить внимание, вслушаться. В этот раз более всего внимание привлёк голос Элами, который неожиданно вступил в разговор сам, едва дождавшись, когда бета закончит мысль. — Простите, но я устал, — тихо, но вполне разборчиво сказал он. — Хочешь отдохнуть перед ужином? — спросил Андреас.       Элами кивнул, невольно опуская глаза под взглядом беты, хотя взгляд этот был очень спокойный и бархатный, а Дин не чувствовал в нём никакой скрытой угрозы. В одно мгновение омеги вдруг сами переглянулись, понимая и раскрывая причину этого желания. Цепляясь за шторы, в комнату скользнули первые лучи холодного, позднего заката. Он словно догадался, почему вдруг Элами решил покинуть гостиную, потому поспешил коснуться рук младшего омеги, подняться ко лбу и мягко оцеловать прозрачным солнечным зайчиком. — Иди, разумеется, тебя проводят, — сказал Андреас и, когда мальчик ушёл за провожающим, добавил: — Он поразительно умный мальчик. — Ну, я не удивлён, что он понял, почему нас надо оставить наедине. — По тебе прекрасно видно, что у тебя ко мне много вопросов, — улыбнулся Андреас. — Не все из них тебе понравятся. — М, не без этого. — Бета пожал плечами, спуская руку к графину и наполняя стаканы на две трети. — Почему ты привёл Элами сюда во второй раз? Почему ты его вообще привёл? Мне… омерзителен тот факт, что ты пытаешься… пытаешься… — Что я достаю твоего отца мальчиками из своего борделя? Дин, могу тебя успокоить, я только два раза предлагал ему развеяться подобным способом, но твой отец слишком упрям, наверное это даже к лучшему. Представляю, как он бы винил себя, если бы согласился, — сказал Андреас. — Тогда почему… — Эми я взял для себя. Не делай такие удивлённые глаза, чем-то меня привлёк этот маленький омега, хочу разобраться чем же. — Бета повёл рукой, показывая Дину, что далее спрашивать на эту тему не стоит. — И твой следующий вопрос? — Почему у меня с отцом такие отношения? — Конкретнее. — Эм… почему он меня ненавидит? — Раньше у меня не было ответа на этот вопрос, но недавно я пришёл к одному очень интересному выводу, — заговорил Андреас. — Твой отец… не желает прощать себя, а человек, скованный чувством вины, любить не может. Не в силах полюбить он начал ненавидеть, не в силах избавиться от чувства вины он стал искать того, на кого можно эту вину переложить. Это обычный человеческий инстинкт. Даже такой упорный человек, как твой отец, не может с этим справиться. — Почему я? — вздохнул Дин, глядя на забинтованную ладонь. — Я… я очень устал от этого. Мне сложно понять, что вся моя жизнь сложилась вот так, потому что он… он… ах! Как же хочется всё бросить! Бросить, взять Нейта в охапку и свалить на другой конец света, где не нужно будет думать о том, что скажет отец. — Ты очень похож на него, не обижайся, но это так. Удивительно, но одновременно ты можешь сочетать в себе и черты Лиама, и черты Алистара. — Не могу сказать, что я похож на папу чем-то, кроме лица. — Я не был особенно тесно знаком с Лиамом, чтобы точно тебе сказать. — Хм, знаешь, мне пришла в голову очень смешная, но почему-то правдоподобная мысль… ты не был влюблён в Лиама? — с лёгким смешком спросил Дин. — Только что я ему сказал, что был мало знаком с Лиамом, так на тебе. Дин, ты иногда просто не фильтруешь, что говоришь. Оставь любовные треугольники другим. Не хотел бы я оказаться третьим с Лиамом и Алистаром. Так и хочется сказать, какими несносными они были. — Как ты можешь судить, когда достаточно младше? — Я смотрю: ты раздухарился, — засмеялся бета.       Дин тоже не избежал смеха, потому через пару минут вытирал большим пальцем слёзы у краешек глаз, пока улыбка не сходила с лица. Выдохнув, он продолжил улыбаться, глядя на Андреаса. Почему-то успокаивало его расслабленное выражение лица, будто наложенное поверх лёгкой напряжённости, более кажущейся подсознательной внимательностью. Дин так и не мог понять намерений беты, впрочем как и всегда. Потому, наверное, часто не отпускали волнение и страх, связанные с тайнами, доверенными этому человеку. — Как думаешь, у меня есть вообще шанс добиться его любви… а затем добиться того, чтобы он принял Нейтана? — спросил Дин, не отводя от беты глаз. — Шанс есть всегда, а в данный момент даже достаточно большой. Признаться, я удивлён, что ты так скоро поборол себя. Интересно узнать, ты сам-то отца любишь? Ради чего ты хочешь наладить с ним отношения? Это всё ради того мальчика… Нейтана?       Глубокая задумчивость упала на плечи Дина. Он задавал себе эти вопросы множество раз, постоянно искал ответы на них, но никак не мог сказать себе с твёрдостью: «Да, люблю» или «Нет, не люблю». Грань между любовью к Нейтану и неизведанной любовью к человеку, от которого получал лишь холод и пустоту, казалась такой размытой. Или же этой грани вовсе не было. — Мне казалось, что я больше не нуждаюсь в его любви, но… снова осознав, что он меня буквально ненавидел всё это время и ненавидит, возможно, сейчас… В общем мне стало больно. Не знаю, люблю ли я его, но я хочу, чтобы он наконец-то стал мне отцом, а не петлёй на шее, — сказал Дин, сцепив руки в замок, но быстро поморщился. — Как тяжело говорить об этом в прагматичном ключе и твой прагматизм вводит меня в ступор. — Разве ты не пытаешься дать себе трезвую оценку?       Дин нахмурился, дёрнул головой и потянулся к графину. — О какой трезвой оценке идёт речь, если я не могу выявить свои мотивы, а следую желанию сердца? — И всё же твоё становление взрослым человеком меня ужасно забавляет, — посмеялся бета. — Чем же это? — Тем хотя бы, что ты влюбился и не прошло пары месяцев, как наконец-то обрёл хоть какую-то ответственность.       Вновь хмурясь, Дин подобрал колено к груди и обнял его, глядя на свой стакан, где волновалась и нервничала одна четверть виски. Он помнил все те вопросы, которые очень хотел задать Андреасу, но теперь необходимость в ответах почему-то пропала, будто бы омега сам обрёл то знание, которое так отчаянно хотел, или же само это знание стало ему не столь нужно. Сердце успокоилось, уяснило для себя, что ответы и так заложены в голове. — Главное не делать глупости, — вздохнул омега и коснулся своего лица.       Одновременно с тем улыбка коснулась губ. — Я чуть не совершил огромную ошибку, — сказал Дин. — В итоге он спас моё лицо. — Ох, рано я тебе сказал, что ты вырос. — Андреас потёр переносицу и отвернулся. — Ладно, допустим, всем свойственны глупости, но лицо уж ты мог бы поберечь. — Тогда я думал, что это… это не моё лицо, — пробормотал омега, потёр ладони друг о друга и спешно добавил: — Не знаю, что думал, но не хотелось, чтобы это лицо было моим… — Потому что ты похож на Лиама? А не стоит ли тебе гордиться тем, что ты на него похож?       Вновь Дин нахмурился, вновь вздохнул, а вскоре упал вбок, на диван, подкладывая руки под голову и задумчиво болтая ногой, спущенной с дивана. Хотелось бы ему понять настоящую причину тех действий, но, конечно, сейчас, находясь в трезвом уме, в спокойных чувствах, Дин не мог объяснить себе собственную глупость. — Я очень люблю своего папу, — сказал он, — хотя никогда его не знал. Иногда меня это немного пугает. И нет, это не чувство благодарности за подаренную жизнь. Вовсе нет. Жалею лишь о том, что никогда его не узнаю. — Ты бы ему понравился. — Серьёзно? Сложно так судить. — Дин чуть-чуть усмехнулся и рывком сел. — Пойдём, посмотрим не приготовили ли ужин. Хочется вновь увидеть мальчика, который тебя заинтересовал. Мне есть, что ему сказать. — Скажешь ему держаться от меня подальше? — Разумеется.       Улыбка более не покинула губ Дина. Он поднялся, поводя плечами и сдерживая желание потянуться, хотя ужасно хотелось поднять руки, самому приподняться на цыпочки и протяжно заурчать. Мурашки обязательно пошли бы по коже, задержались бы у позвоночника и приятно спустились вниз. Решив не добавлять слуге лишней работы, омега сам поставил графин и стаканы на поднос, сосредоточено его поднимая и идя на кухню. Андреас вышел следом из гостиной, но там уже попросил слугу проводить его до комнаты Алистара. — Ты не пойдёшь со мной? — чуть-чуть удивился Дин. — Хочу всё же посмотреть, чем занят твой отец, а ты, если шёл на кухню, то и иди, — с глухой ноткой в голосе сказал бета. — Ой-ой, рычать будешь на своего мальчика, со мной так не надо. — Дин дёрнул плечом, идя дальше на кухню, а стаканы, стоящие на подносе в его руках так и зазвенели, повинуясь неожиданному движению.       Глянув через плечо, как медленно и неспешно, изрядно нервируя густым молчанием провожатого, Андреас пошёл по коридору в противоположную сторону, Дин покачал головой. Всем сердцем хотел он разобраться в том, что происходит в доме, в чувствах отца и в своих собственных, и, казалось бы, Андреас должен был помочь в этом, но он лишь направлял, а никаких чётких указаний не давал. И это было безукоризненно правильно, но почти не упрощало задачу. Кусочки мозаики были в руках омеги, а бета просто подсказал, что начать стоит с кусочков, которые будут образовывать край. Ничего более. Это даже немного обижало.       Хотелось разозлиться, поворчать, вновь выпить виски, которого осталось в графине ещё на добрый стакан, но голова и без того уже была достаточно тепла, потому непроизвольно тянуло улыбаться, а внутренний подъём, что ещё теплился внутри, навеянный чудесным утром, вновь подбирался к самой поверхности души, выбираясь пузырьками ликования, неожиданными краткими улыбками. Остановившись у входа в кухню, стараясь успокоиться, омега ненадолго закрыл глаза и несколько раз тихо выдохнул. И только собрался зайти, как остановили голоса. — А Вы и в глаза ему говорите «молодой господин»? — Голос достаточно знакомый. — Нет, разумеется нет, не думаю, что ему понравится. Я в шутку это. Иногда молодой господин ведёт себя так по-юношески, тем более видно, что он влюблён. — Голос повара. — Влюблён? Я бы не сказал. Он такой напряжённый. — Вот именно. Молодой господин женат, но ему явно нравится кто-то на стороне. — Женат?! Ой, зачем Вы мне всё это рассказали! Грустно будет, если об этом все узнают, — рассеянно забормотал омега. — Он ведь такой… такой… хороший что ли? Странный, но хороший. — Не переживай, мои домыслы никак не скажутся на нём. А даже если он и влюблён, то имеет право развестись. — Мы так об этом говорим, будто это легко. А молодой господин, ой. — Элами запнулся и не сдержал лёгкого, звонкого смеха. — Ну вот, теперь я его тоже так называю. — Просто пожелай ему удачи мысленно, она ему понадобится. И эта удача вернётся к тебе вдвойне, как раз и тебе пригодится, — усмехнулся повар. — А мне зачем? — Ну как, Андреас к тебе неравнодушен. — Да, что тут говорить. Наиграется и перестанет, буду я… обычной ночной бабочкой, каким сразу должен был быть. Не хочу привыкать к такой, достаточно хорошей жизни. Да и не сказал бы, что он как-то нежничает со мной. Относится, как ко всем, мягко, но твёрдо. Лишнего ему сказать нельзя, лишнего перед ним сделать — тем более, — густо заворчал Элами, вздохнул и добавил: — Очень не хочу влюбиться, а потом наблюдать, как он держит подле себя другого мальчика. И того более не хочу услышать от него, что я просто товар, который он купил. — Не опускай руки. Твоя судьба такая, её нужно принимать со слезами и с гордостью.       Почему-то эти слова Дина насмешили. Он улыбнулся, покачал головой, лёгким топотом обозначил своё присутствие и вошёл в кухню. Элами, сидящий на столешнице, тут же соскочил на пол, складывая руки у груди и ожидая, что вместе с Дином зайдёт Андреас, но его, конечно, не было. Повар от плиты взгляда не отвёл, ловко орудуя кастрюлями, сковородками и ложками. Тут только Дина коснулись мощные запахи, которые усердно утягивала вытяжка, не давая вкуснейшим ароматам покинуть кухню. Дин невольно проглотил избыток слюны, накопившейся во рту, стоило густому мясному тону коснуться его обоняния. — Ужин скоро будет готов, где Ваш отец и наш гость? — спросил повар. — Думаю, что они разговаривают сейчас. — Дин поставил поднос у раковины, аккуратно составляя в неё стаканы, а графин ставя поодаль. — А вы тут… м? — Мы тут… обсуждали дела насущные: вас, работу, мировые порядки, — вновь отозвал повар.       Элами уже стоял весь красный, пряча большие, выразительные глаза за чёлкой, и потому казалось, что они любопытно поблёскивают. Мальчик желал скорее увидеть реакцию «молодого господина», да притом так безбоязненно, будто уверен был, что Дин сейчас улыбнётся, ни капельки не расстраиваясь, что стал темой для разговоров. — Кости мне моете, ясно. — Дин действительно улыбнулся, аккуратно вымывая хрустальные стаканы под холодной водой. — И как давно? — Что давно? — переспросил Элами.       Очевидно стало, что болтают на кухне они уже достаточно давно, быть может с того самого момента, как Эми ушёл из гостиной, намереваясь отдохнуть в комнате, а в итоге, скорее всего, застрял в кухне. Дин этому даже не удивился бы. — Ясно, — старший омега улыбнулся. — Предлагаю ужинать не в столовой, а то вся эта официальность сбивает меня с толку. — Мне бы тоже хотелось поесть на кухне, — неловко согласился Элами. — Ну вот, решено.       Дин с удовлетворением пожал плечами и забрался на обеденный стол, стоящий напротив кухонного, куда нерешительно взобрался Элами, с неловким интересом теперь глядя на старшего омегу. Казалось, что более всего внимание младшего притягивали аккуратные стрелки, но нет. Он смотрел в глаза, изредка голову наклоняя, словно бы под новым ракурсом блеск во взгляде Дина казался ему иным. Он смотрел в изумрудные глаза так, будто это изящно огранённые драгоценные камни, без стеснения сверкающие и чуть-чуть искрящиеся озорством. — Ты хочешь у меня узнать что-то? — проницательно спросил Дин. — Н-ну… да. — Так и? — О судьбе Вашей он хочет узнать, — вклинился повар. — Ну зачем Вы! Это неприличный вопрос! — смущённо воскликнул Элами, скорее закрывая лицо руками. — Это вопрос, на который я не могу ответить по некоторым причинам, да и не очень хочу, — сказал Дин. — Подробности таких браков обычно не разглашают, а о моём детстве тебе будет не так интересно узнать, как ты думаешь. Я просто омега. Ни больше, ни меньше. — Тогда… можно будет попросить у Вас совета?       Дин не стал отказываться, с лёгким недовольством кивая и думая, что не так он хотел заканчивать этот вечер, но и сил разговаривать с отцом после ужина тоже не было. Не было ни сил, ни желания, ни терпения. Дин уже чувствовал, что изрядно устал. Устал не физически. Вновь хотелось позвонить Нейтану, услышать его голос, почувствовать его тепло, даже если на расстоянии, но почувствовать. И это придало бы сил. Но нет, некогда, близился ужин.