Justin Bar

      Теперь утро наступило рано. Молочный, предрассветный туман скользнул в комнату через окно, вытекая из-под штор густым дымным светом и лёгкой прохладой. Дин проснулся медленно, сам. Он приоткрыл глаза. Почему-то тело было такое отдохнувшее, ладонь совсем не болела, будто отнялась, хотя омега случайно подложил её ночью под голову. Садясь, Дин поёжился и повёл плечами. В комнате было темно из-за задёрнутых занавесей, чтобы окончательно впустить туманное, осеннее утро в комнату пришлось подняться. Ёжась от прохлады и пошатываясь, Дин прошёл к окну, избавился от штор и полностью окно открыл, глядя в сад.       Обнажённые силуэты яблонь и вишен были недвижимы, укрыты лишь вуалью влажного тумана, вызывающего мурашки на хладной, жёсткой коре, что выступали почками под жарким полуденным солнцем, а сейчас мёрзли и умирали. Вновь и вновь. Показалось, что на ветви ближайшей вишни сидит пустельга, но это была лишь игра зрения. Пустельги не было, казалось, что и вчера её не было, а преследовал лишь взгляд чёрных глаз-бусинок. Глазки-бусинки, которые видели столь много, когда иллюзорная пустельга сидела на подоконнике у комнаты Дина. Сейчас окно было открыто и омега заметил, что запуталось в паутине пёстрое пёрышко маленькой хищной птички.       Дин терпеть не мог пауков, но ради этого пёрышка впутался в мерзкую, липкую паутину пальцами. Морщась, но заполучив перо, скорее он вытер руку о бедро и опёрся локтями о подоконник, держа теперь это пёрышко и разглядывая его. Какое-то тёплое чувство спокойствия слабо вздрагивало у сердца, вторя его сердцебиению. Глупые намерения, глупые, отчаянные слова, неожиданные действия, собственные и чужие, — всё оно всплыло в памяти. Захотелось внезапно оставить всё, но уже от собственного желания, а не от детского расстройства прийти к кабинету отца. Нет, не к кабинету. Захотелось увидеть вдруг Алистара, поговорить с ним, вынудить сказать то, что вчера он так и не сказал. — Ох, а что я ему скажу? Так... стыдно что ли? Я взрослый человек, но вчера так себя повёл, — тихо сказал Дин, нахмурился, чувствуя, что стыд неприятно грызёт его кости. — Наверное, он подумал, что я ещё и идиот с синдромом вечного ребёнка.       Сказав то, Дин несколько мгновений хмурился, но вдруг рассмеялся, держа в пальцах крохотное пёрышко пустельги. — Пусть знает, может наконец-то задумается, что пора выбираться из всего этого? — вновь заговорил омега, но покачал головой. — Нет, не мне об этом говорить. Я бы, наверное, вообще не пережил потерю своего возлюбленного. Не сегодня, но нам ещё придётся об этом поговорить, мой дражайщий отец... Рано или поздно, да? Вот наше поздно и настало.       Дин улыбнулся и оставил пёрышко, а окно прикрыл, холодно поводя плечами и накидывая поверх пижамы кофту. Вновь он присел на кровати, ощущая особенно острое желание ничего не делать, или же наоборот, переполошить вдруг весь дом и внезапно заставить его дышать, а сердце его — биться. Конечно, это изрядно бы напугало весь штат слуг, работающих по дому и в саду, но вместе с тем вдруг вернуло бы ту атмосферу, которую Дин никогда не видел, но предчувствовал всеми фибрами души, помнил и предчувствовал, подсознательно зная, каким был дом, когда был жив Лиам Брант. — Интересно, как мы будем принимать Андреаса, когда явно не захотим друг с другом разговаривать, — пробубнил Дин, предполагая, как бы себя повёл отец. — Хотя я бы хотел поговорить... а вот он. Ах, точно в себе замкнётся, не удивительно.       Омега помотал головой, поджал обиженно губы, но вскоре расслабился. Нельзя было слишком сильно убеждать себя, что вчера был совершён первый шаг к примирению, что Алистар действительно что-то понял и что-то отпечаталось в его голове и сердце сильнее, чем потеря самого близкого человека. Но эти мысли не желали сменяться чем-либо, настойчиво отторгая любые поползновения подумать об Аллене или Джастине, только Нейтана размышления неохотно пропустили в сознание.       Нейтан. Дин прикусил губу, ощущая, как окутывает необычайная одиночественная тоска его тело, холодом отпечатываясь на коже и неприятным зудом напоминая о царапинках, что сейчас были на спине омеги. Дотянувшись до телефона, Дин взглянул на время. Полдевятого. Зная, что Нейтан точно не спит и занятия ещё не начались, старший омега без колебаний позвонил мальчику. Гудки оказались необычайно коротки. — Алло? Да, Дин, что-то случилось? — ответил младший. — И тебе доброе утро. Как спалось? Ты выспался? — Дин, держа телефон у уха, откинулся на подушки, с блаженной улыбкой смотря в потолок. — У тебя голос заспанный. — Доброе, — неуверенно сказал Нейтан и ещё более неуверенно добавил: — Мне хорошо спалось, да. Ты... позвонил за этим? — Ну, можно и так сказать. Сейчас удивишься, но я соскучился.       Мгновение висела удовлетворённая, тёплая тишина. — Даже не знаю, я не ожидал от тебя такого, — всё же сказал младший омега. — Я обижусь сейчас! — Нет-нет! Не надо! Мне приятно, что ты позвонил и... и что ты соскучился. Я переживал, что может с тобой что-то случилось, хотел написать, но... как-то... не знаю, — забубнил Нейтан, фыркнул неловко. — Я подумал, что буду тебе мешать... а ты там с отцом, вопросы будут, и... я... ну, в общем, вот. — Ты милый. — А? Нет! Ой... Точнее. Эх, Дин, ты заставил меня покраснеть, этого добивался? — хмуро спросил младший омега. — Ты улыбаешься? — в ответ спросил старший. — Улыбаюсь, — признался Нейтан. — Я добивался этого.       Сказав то, Дин вдруг улыбнулся так сильно, что стало чуточку больно, но всё равно так хорошо было на душе, что не хотелось этого замечать. Было лишь особенное желание, чтобы оказался сейчас Нейтан рядом, прямо на постели, в голубенькой пижаме с цветочками, сонный и чуть-чуть ворчливый. После долгих объятий и разговоров под одеялом пришлось бы подняться, причесать его златые пушистые пряди, повести в ванную, а потом на завтрак. Почему-то Дин представил, как прошло бы знакомство с отцом, будь Алистар не против этих отношений. Нет, не стоит об этом пока что даже думать, ведь Дин на данный не смог наладить даже собственные с ним отношения. — Дин, знаешь... хочу тебя увидеть, — сказал Нейтан. — Меня? Раздетого? — Обязательно, а ещё в бирюзовом бондаже, — скептично сказал младший. — Или у тебя под рукой костюм котика? — Какой ты у меня строгий, — улыбнулся Дин. — Повиси минутку, сделаю фото.       На том он чуть заворочался, лёг на бок, удобно устраиваясь и делая, наверное, самую убогую, ужасную фотографию себя драгоценного. Кажется, никогда Дин не позволял себе так плохо сфотографироваться. Но почему-то хотелось показать Нейтану именно то, что происходит сейчас; хотелось показать ему и живую сонливость, и мятую пижаму, и рыжие, растрёпанные волосы, и своё ещё заспанное личико без очков, без стрелок, без румян. — Ой, ты только проснулся, — заворковал Нейтан, получив фотографию. — Даже не умытый и не накрашенный... почему-то я удивлён, что ты сделал такое фото. — Привыкай, дома я обычно не крашусь.       Нейтан тихо засмеялся. Старший омега толком и понять не мог, что вызвало смех, но он лежал на пушистых, мягких подушках, улыбался, глядя на место подле себя, телефон держа у уха и с особенным усилием представляя, что рядом с ним его замечательный, бесценный мальчик. Мягкий смех невольно сорвался с губ. — День вчера был такой безумный, а сейчас утро... такое хорошее, — сказал Дин, прикрывая глаза. — Наверное, давно не было такого хорошего утра. — А как же прошлое совместное утро? — Тогда уж позапрошлое, не порть романтику, — засмеялся старший омега. — Вот, ты рассмеялся, моя неожиданная миссия тоже выполнена, — сказал Нейтан и хмуро добавил: — У меня пара скоро начнётся, Дин... — Хорошо, тогда на этом всё. Не делай глупостей, бусинка, поцеловать бы тебя сейчас на прощание. — Всё, не смущай меня, а то в аудиторию я войду весь красный, на меня коситься будут.       На том разговор и закончился. Дин уронил телефон подле себя, позволив ему скатиться со своей щеки, и мягко выдохнул. Так спокойно было на душе, а прилив сил оказался таким небывалым, что желание навести шороху во всём доме стало ещё больше. Потому никак Дин не мог лежать в постели. Он вскочил, скорее собираясь в ванную, а там, с зубной щёткой во рту, уже составлял планы мирового господства на этот день, который обещал быть ну особенно бурным.       Слуги, получившие просьбу найти какой-нибудь приличный халат не в пол, а до колена, изрядно помучились и облазили все закрома дома, но халат добыли и с гордостью преподнесли его Дину. Оценив серый, матовый халат, омега с удовольствием его принял, накидывая поверх уже надетой футболки и тонких, сверхсвободных штанов. Оценив свой, удивительно, даже презентабельный вид, Дин удовлетворённо кивнул и потёр руки, спрашивая о завтраке и об отце.       Узнав, что завтрак скоро будет готов и что отец ещё в своей комнате, но уже не спит, Дин первым делом, конечно, решил наведаться к Алистару. Собственно, через пару минут омега был у заветной двери, которая обыкновенно приводила его душу в полнейшую дисгармонию, но сейчас же стала обещанием чего-то совершенно лёгкого. Вопросов было так много, не все из них приятные, но так просто отпускать отца Дин не собирался. Возможно, так воодушевительно действовали вчерашние события, а Нейтан вовсе подлил масла в огонь. — Ну всё, будет тебе доброе утро, — с улыбкой прошептал Дин и звонко постучал. — Отец! Я могу войти?       Через недолгие полминуты Алистар действительно открыл. Вид у него был весьма удивлённый, а вместе с тем ещё и очень забавный. Дин не мог не улыбнуться, глядя на непричёсанного, чуть хмурого отца, на маску для сна, что перекошено отдыхала у него чуть выше лба, у линии роста волос; глядя на ту самую чуть отросшую, рыжеватую щетину; глядя на ярко-медные волосы, лежащие в особенном беспорядке. Получив удивлённый, заспанный взгляд, Дин едва сдержал смех. Давно, нет, даже почти никогда, ему не приходилось наблюдать отца в таком виде. — Что тебе надо, Дин? — спросил он. — Видеть тебя не хочу сейчас. — И тебе доброе утро, — фыркнул Дин, — хочешь заряд бодрости и позитива?       Альфа устало выдохнул и обречённо кивнул. — Пойдём на завтрак, — предложил омега и тут же, делая яркий акцент, добавил: — Алистар.       Тот только рот приоткрыл, но спешно закрыл, глядя на Дина с настолько выраженным скепсисом, что тот едва сдержал смех. — Ну а что ты хотел? Выразил своё фи, ну вот, я тебе тоже своё выразил. Можно было обойтись и без этого, — с лёгким смешком сказал Дин.       Но слыша тихо, клокочущее рычание в груди отца, омега чуть присмирел, хотя страх не коснулся его, даже мурашками не обсыпал, будто сахарной пудрой. Однако они мгновенно явились, стоило Алистару положить руку на плечо сына, наклоняясь к его противоположному уху. — Послушай, то, что вчера я не позволил тебе изуродовать твоё кукольное личико, ещё не значит, что ты можешь приходить и так себя вести. У тебя ничего, кроме лица, нет, так что береги его и хватит уже меня доставать. Я тебе ясно дал понять, что сейчас я не хочу тебя видеть, — сказал альфа и отстранился. — Пошёл вон. — Да ладно? — выдохнул Дин. — А я думал, в кого я такой противный пошёл. — Увидимся во время завтрака, — отрезал альфа и добавил перед тем, как закрыть дверь: — Следи за языком. Он тебе не так нужен, как лицо.       Глядя на закрытую дверь, Дин фыркнул и рукой махнул. Почему-то он совершенно не чувствовал обиды за эти слова, возможно, потому что не ощущал в них и толики серьёзного чувства, будь то недовольство или нелюбовь. Решив, что тут нужно лишь время, омега пошёл по коридору, не теряя лёгкой улыбки и вседушевного подъёма. Спустившись на первый этаж, где бродили сонные слуги, Дин каждого из них зацепил, задав хотя бы по одному вопросу, но все виновато отвечали, что у них много дел, а всё нужно успеть до прихода гостей. Только с поваром на кухне удалось вполне сносно поговорить, покуда он делал завершающие штрихи в приготовлении завтрака. — Как Ваша рука? — спросил бета, после приветствия. — Не болит, — ответил Дин, вновь восседая на кухонном столе. — Знаете, Вы выглядите счастливым. Рады гостям? — Наверное. — Омега пожал плечами. — Да, скорее всего, что рад, хотя у меня очень много вопросов, а отец... не пожелал сейчас со мной разговаривать. — У вас ещё будет время. Не переживайте, торопиться бессмысленно, не только от Вас зависит, как всё будет, — спокойно сказал мужчина. — Складывается чувство, что Вы знаете куда больше, чем я, — с лёгкой обидой проговорил Дин. — Ваш отец скрытный человек, особенно в том, что касается его семьи. — Ну да, учитывая, что о своём папе я знаю во сколько. — Дин показал фигу пустоте и опустил руку. — Разве близкий друг Вашего отца не может ответить на некоторые Ваши вопросы? — Надеюсь, что на новые вопросы он всё же соизволит ответить, хотя бы туманно, — говорил Дин, но вынужден был прерваться, взглянув на дверной проём, где появился Алистар.       Не избавляясь от мягкой улыбки, омега кратко оглядел его, уже причёсанного и лишённого всякой сонливости, хотя на красивом, строгом лице чуть-чуть выделялись синяки у глаз, выдающие неспадающую усталость. Дин сам не знал, что хотел сказать, но набор бессвязных слов лез к языку, вынуждая приоткрыть рот. Какая-то детская радость подталкивала глупые мысли, ещё с большим усилием подстрекающие решить, что можно повести себя как-нибудь по-ребячески глупо, будто вчера они действительно стали отцом и сыном, а не просто Алистар сохранил лицо просто Дину, чтобы мужу было приятно взглянуть на непутёвого омегу. — Будем завтракать на кухне? — спросил Дин, а получив утвердительный кивок, обратился к повару: — Я сам накрою на стол, спасибо.       Бета не стал возражать, аккуратно снял фартук, быстро сложил его намётанным движением и оставил на краю кухонного стола, ведь предстояло ещё вернуться. Так омега и альфа оказались наедине. Дин спустился с кухонного стола, действительно берясь за тарелки, хотя взглядом так и возвращаясь к отцу. Тот стоял у двери, глубоко о чём-то раздумывая. — Когда Андреас придёт? — спросил омега. — К обеду. — Один? — Нет, с очередным мальчиком, — с лёгкой задержкой ответил альфа. — Мне непонятно это, — прямо сказал Дин, кратко глядя отцу в глаза. — Ты ненавидишь меня, мучаешься от потери возлюбленного, но вместе с тем позволяешь себе шарахаться по мальчикам из борделя.       Наверное, будь между Алистаром и Дином расстояние чуть меньше, то явно бы альфа придушил сына прямо на месте только за эти слова. Дин, явственно видя, как дёргаются мускулы и бухнут на висках отца желваки, даже сглотнул, но о своих словах жалеть вовсе не собирался, считая их полностью правильными. — Свои претензии по этому поводу будешь высказывать Андреасу и его бредовым идеям, — очень тихо сказал альфа. — И не тебя меня упрекать в неверности, ты понял? — Вполне, — кратко ответил Дин, но более нескольких секунд молчать не смог, спросил: — А ты соглашался? — Ни разу, — неохотно сказал альфа и, предупреждая следующий вопрос, продолжил: — Андреас умён, но если ему в голову приходят бредовые идеи, то он упорствует до конца. Всё, закончим на этом. Ты услышал, что хотел, но более я не собираюсь перед тобой оправдываться.       Дин действительно не стал больше задавать вопросов. Он молча опустил вилку в тарелку, тихо царапая зубчиком по тонкому фарфору и думая: действительно ли правильно поступает бета, пытаясь достучаться до Алистара таким способом, или же вовсе есть что-то большее под этим безумствованием, то, чего Дину понять не дано в силу возраста или же пущей неопытности в отношениях. — Ты очень терпим к нему, — вдруг сказал омега. — Не тебе судить.       Чуть поморщившись, Дин не стал продолжать разговор, стараясь придержать и улыбку, чтобы не лезла к губам, хотя их уголки почему-то подрагивали. То ли утренний подъём всё ещё тревожил кровь и сердце, то ли это были первые признаки истерики, следующей за этим самым подъёмом. Потому завтрак прошёл в тишине. И альфе, и омеге было о чём подумать. Почему-то всё оказывалось куда сложнее, чем Дину казалось, казалось в кратком мгновении всеобщего внутреннего подъёма.       Закончив завтракать, Дин поднялся, убирая посуду и глядя на отца. Тот не торопился, находясь в глубокой задумчивости. Почему-то сейчас он казался совершенно обычным человеком, которому не хватит духа и горя, чтобы ненавидеть драгоценного ребёнка, который будет просто жить, изредка задумываясь о работе, но не беспокоясь, а тем более не жертвуя ради её процветания всем. То ли обман это был, то ли истина, в которую Дин безудержно желал верить. Неожиданно приоткрылись собственные губы, чтобы проронить ещё один вопрос, но Алистар быстро остановил: — Избавь меня от своих вопросов. В данный момент у меня нет желания отвечать тебе. — Спасибо, — с обидой сказал Дин.       В молчании он вышел в коридор, дёргая плечом, словно бы замёрз. Хотелось обидеться, выразить как-нибудь своё недовольство, показать свою значимость, показать, что не будет Дин терпеть такое обращение, но омега решил, что стоит для начала поговорить с Андреасом. Были вопросы, на которые бета мог знать ответы, и были вопросы, на которые он мог сказать ответ. — Будет долгий день, но я во всём разберусь и не оставлю отца в покое, — говорил Дин, идя по коридору.       Он не собирался наводить особенной красоты перед встречей с Андреасом, но всё равно провёл в комнате около часа, то долго разглядывая себя в зеркале, то пытаясь нарисовать стрелки, но почему-то дрожали руки, хотя настроение омеги не предрасполагало к излишним нервам. — Наверное, это последствия вчерашних волнений, — отрицал Дин, хотя просто обязан был признать, что ему просто очень страшно получить те ответы, которые разрушили бы то хрупкое и крошечное, что ещё недавно было создано в его душе и в душе ещё одного человека. — Как же это всё сложно! — рассержено воскликнул Дин, когда вновь не получилась стрелка.       Он опустил руки на комод, отложив подводку и глядя на себя в зеркало. Может и стрелка была ровная, а он просто придирался. — А ведь вся эта ненависть... не такая большая проблема, как его консерватизм. Нет, не об этом, до разговора о Нейтане ещё надо дожить. Доживу — там разберусь. Надо надеяться, что Андреас скажет мне что-нибудь дельное.