Justin Bar

      Джастин приехал только на следующий вечер. Его ждали целый день, но звонить не решались, чтобы не отвлекать альфу от дороги, тем более, что шёл снег. Только Аллен написал несколько сообщений и остался наедине со своими тревогами, которые старался скрыть от всех. Да, несмотря на разговор с отцом и Дином, он всё равно переживал и в разных тонах представлял, как встретится с Джастином спустя месяц, а может и больше. Некоторые встречи виделись альфе счастливыми, а некоторые совершенно ужасными, по-настоящему душераздирающими, и они лишь сильнее усиливали тревогу. Каждое развитие мысли, едва ли связанной с Джастином, всегда сводилось к одному, что Аллен просто придумал себе почти всё, что между ними происходило, потому ожидание с каждой минутой становилось всё мучительнее, а Джастин никак не появлялся.       И не только для Аллена этот день стал непростительно долгим. Дин тоже ждал Джастина, но с волнением совершенно иным. Как бы не уверял себя, что не боится, что поймёт гнев альфы; как бы не увещевал себя, что получит прощение и понимание, Дин всё равно боялся. Это был не страх неизвестности, не страх физической боли, а страх неотвратимости того, что должно произойти, страх неизбежности наказания за то, в чём омега не был полностью виноват.       Вечер приближался столь же неизбежно, повергая в волнение. Вместе с Дином волновался и Нейтан. Однако и его волнение было иным: он переживал, что все усилия будут напрасны, что между ним и его избранником вновь появится стена, преодолеть которую будет ещё сложнее, преодоление которой влечёт за собой неминуемый выбор. И не волновался лишь Ирий. Он был совершенно спокоен, ведь ничего не мог сделать, а значит переживать тоже не стоило. Он просто ждал.       Однако, как только в доме зазвонил телефон, вздрогнули все. Звонили Дину. Тот мгновение не решался просто глянуть на экран, чтобы узнать, кто звонит, но увидев, что это Андреас, мгновенно поднял трубку. Ожидаемый гнев захлестнул, доводя до красных пятен на шее и плечах и заставляя сердце стучать так быстро, как оно лишь могло, хотя от боли в груди затруднилось дыхание. Омега был уверен, что Андреас всё знал, но не сказал. И пусть выбор беты был понятен, пусть Дин понимал, почему тот ничего не сказал ему, а создал иллюзию, что пытается помочь, но до сумасшедшей дрожи хотелось окунуть бету в тот ад, в котором побывал сам омега... окунуть и держать до тех пор, пока не захлебнётся.       Только чудом, а им был Нейтан, который бережно обнял старшего омегу, кладя голову ему на левую половину груди, Дин не стал сразу же кричать: для него мир на мгновение остановился, позволяя прийти в себя, позволяя осознать, что они вместе сидят на кровати, что в стекло стучится колкий, ломкий снег, что начались праздники и послезавтра уж год сменится на следующий. Тяжело выдохнув, Дин обнял мальчика одной рукой, такого родного и тёплого, что вновь стало физически больно, а на душе так отвратительно: приходилось вглядываться в голубые глаза своей любви, той самой пропасти отречения, и искать силы оставаться тем, кто умеет прощать. — Слушаю, — ответил Дин, крепко держа телефон у уха. — Ну здравствуй, — сказал бета.       Его голос был такой спокойный, с теми самыми нотками бесстрастия и лёгкой власти: он вызывал раньше крупные мурашки и некоторое волнение. Однако, слыша его сейчас, омега почувствовал, что его злит это спокойствие, это безразличие, полнейшее безучастие. — Это всё, что ты хочешь мне сказать? — медленно спросил Дин. — Я рад, что ты в порядке. — В порядке? — переспросил омега.       Он взглянул на себя в зеркало, а затем на свою ещё худую, сухую руку-соломинку и снова в зеркало. Из отражения на Дина смотрел человек, который вызывал только жалость, а в душе вызывал неожиданное отвращение. Дин помнил, каким он был раньше, а сейчас видел, чем стал. Так бы он хотел спросить у себя, где тот самый красивый омега, который наслаждался своим телом, который любил себя за то, какой он есть, которого любили за это тело, потому что до души было не дорваться... а сейчас тела не было, а душа была по-прежнему очень далеко. Ах, так бы он хотел спросить у Нейтана, почему тот не отстраняется, хотя острая ключица неприятно упирается в висок, доставляя дискомфорт. Дин не этого желал.       Он слушал, что Андреас ему что-то говорит, но почти ничего не слышал, не мог слышать, мог лишь спросить: — За что? — Дин, я не знал, — ответил бета, — он обманул и меня тоже. — Почему ты ему поверил? Почему не заметил ничего... почему... — Он поклялся мне Лиамом, как я мог не поверить.       Дин осел на кровать. Наверное, если бы не Нейтан, который продолжал обнимать, молча слушая разговор, старший омега просто бы рассыпался, разбился: его дыхание дёрнулось, а у рыжих ресниц мгновенно собрались крупные, хрупкие слёзы. Быстро отерев ребром ладони щёки, Дин тихо засмеялся, хотя смех был больше похож на рыдания. — Дин, — вздохнул Андреас, — постарайся успокоиться... — Я... не могу, — едва слышно сказал омега, — я не могу. Алистар... предал всех, даже моего папу. Я не понимаю, как он мог, как он... отказался от Лиама. За что? — Он отчаялся, — заговорил бета, но Дин перебил его. — Он просто мерзавец, а я думал, что у него есть сердце! — воскликнул омега. — Я думал, думал, что он со мной так поступает, потому что я загубил его счастливую жизнь, но я не понимаю... Прости, я не могу говорить. — Дин, найди в себе силы встретиться с отцом, он всё потерял... — Он сам у себя всё отнял, и если ты простил ему его обман, то я не прощу ему ничего. — Дин бросил трубку.       С окончанием звонка вдруг стало так тихо. Омега медленно отложил телефон и тихо осел на кровати. Мир постепенно разглаживался: все предметы, все вещи, все запахи, все звуки и все слова — всё это было складками, а сейчас они исчезали. Прижав к себе Нейтана, будто он мог исчезнуть, старший омега вдруг почувствовал себя таким маленьким, таким глупым ребёнком лишь потому, что не мог понять человека, который отринул всё, следуя своим целям: он отказался от чести и совести, отказался от сына и друга, а затем отказался от памяти и от себя, потому что весь был в том, кто сейчас спит в саду под заснеженным деревом миндаля.       И в первый раз Дин полностью ощутил ту самую неоднозначную любовь к тому, кого никогда не видел, кого никогда по-настоящему не любил, как любого близкого человека. Эта любовь была иной, как и связь, заставляющая сейчас мучиться. Прижав руку к груди, где трепыхалось и плакало сердце, омега закрыл глаза. Он долго старался успокоиться, но складки мира так и не собирались. Казалось, что, наоборот, сам Дин — складка на гладком листе, раскрашенном в цвета вещей и ощущений. — Дин, — аккуратно позвал младший омега, но у Дина не было сил взглянуть на него. — Я правда верил, что они любили друг друга, — тихо сказал он. — Я не понимаю, почему мне больно. Я не понимаю...       Но на самом деле Дин всё понимал; понимал, что теперь единственный лучик, который позволял увидеть в Алистаре душу, померк; понимал, что человек в другом человеке любит лишь душу, а вот так вслепую любить нельзя; понимал, что теперь действительно не может его любить. Взглянув на Нейтана, омега не выдержал его выразительных, внимательных глаз и просто закрыл лицо рукой. А влажные ресницы чуть-чуть кололи дрожащие пальцы. — Я думал, что я стал понимать этот мир, но понял лишь крупицу того, что находится во мне самом, — тихо сказал омега.       Плакать больше не хотелось, но и было тяжело дышать. Чувствуя, как мелко подрагивают аккуратные пальчики младшего омеги на собственных плечах, Дин бережно обнял его, с трудом беря к себе на колено. — Тебе же тяжело, — забормотал тот, но затем притих, послушно опустив голову на плечо старшего.       Может Дину только казалось, но он считал, что душу этого мальчика видит так ясно, как ни чью иную, потому что может его любить. Кажется, никогда раньше омега не хотел полюбить ещё сильнее, чем мог, чем позволяло его сердце, сейчас такое открытое, что его легко можно было вырвать. И обнимая такого родного, такого любимого омегу, Дин вновь понял для себя очередную истину, что для обретения чего-то нужно что-то отдать, потому вселенная буквально вырезала из него самую первую, самую сильную любовь; понял, что так же она вырвала из Алистара душу, беря плату за те недолгие годы, когда он был счастлив со своим супругом, потому сейчас в нём нечего было любить. Он столько всего понял для себя...       В доме вновь раздался звонок, но теперь уже дверной. Слёзы ещё не успели сорваться с ресниц, а снова нужно было запирать душу между рёбрами, как в клетке, которая даёт обещание о защите, но под натиском копий не может его сдержать: предстояло с честью выдержать жалость и наказание, пробирающиеся через любые решётки и жадно терзающие то, что там спрятано. — Надо пойти, встретить его, — сказал Дин, медленно отирая сухие щёки одной рукой, пока так и прижимал мальчика к себе. — Может позже, давай ты отдохнёшь и завтра с ним поговорим, — предложил Нейтан, но старший омега отрицательно покачал головой.       Он бережно спустил мальчика со своих коленей и тяжело поднялся, подал ему руку, чтобы вместе пойти в коридор. Ручка Нейтана показалась вновь такой маленькой, хотя собственные пальцы и ладонь были ещё очень худы. Дин помнил, когда впервые осознал, что держит в своих руках хрусталь... Это было так давно, а с каждым днём желание сберечь и укрыть от всех бед становилось только сильнее. И всё время, пока Нейтана не было рядом, оно делало ужасно больно. До того больно, что сейчас от этих заживающих ран было очень хорошо.       Нейтан не успел толком подняться с кровати, а Дин его уже обнял, крепко держа подле своей груди, где так отрывисто, так громко билось сердце. Шепча, что вновь что-то осознал, Дин зарылся в волосы младшего, но это мгновение продлилось недолго. Больше не раздумывая, старший омега повёл Нейтана в коридор, от старой привычки зачёсывая рыжие волосы ото лба к затылку.       Входная дверь уже была открыта, Джастин ещё не зашёл в прихожую, молча глядя на омегу перед ним. Ирий тоже стоял тихо, с интересом разглядывая альфу перед ним, хотя для того пришлось отступить на шаг, чтобы не запрокидывать голову. Чуть-чуть нервничая и больше этого не скрывая, он поднял руку, аккуратно накручивая на палец крупную кудряшку. Может он думал, что странно выглядит перед незнакомым альфой, стоя в растянутой футболке и немного непричёсанный, но скорее думал о самом Джастине.       Альфа был весь заснеженный, на плечах его кожаной куртки лежали снег и рыжая пыль, которая въелась в куртку где-то за тысячи километров отсюда. На шлеме в его руках были новые царапины, говорящие о падениях. В жёсткий, шерстяной шарф набился колкий снег, ярко оттеняющий загорелое, обветренное до трещин на губах лицо альфы, украшенное разводами пылью. От него пахло перцем и чуть-чуть бензином. — Обветренный, пыльный и с запахом перца, и байкер, и в тату, — с неловкой улыбкой сказал Ирий и заключил: — Вы — Джастин. — А Вы?..       Тут из своего кабинета наконец-то показался Аллен, который до того был занят какими-то делами, но Джастин так и не взглянул на него, как не взглянул на Дина и Нейтана, увлечённо рассматривая Ирия, который так же увлечённо глядел в ответ. Кажется, ему стало очевидно, почему Аллену понравился Джастин, понравились его тату, его пирсинг, его пыльное лицо, сейчас сильно украшенное очень неровным, обрывистым загаром. — А я отец-омега Аллена, — сказал Ирий.       Джастин приложил руку к груди и отложил шлем, внезапно со всей своей лукавой учтивостью отвешивая поклон, хотя с его плеч на пол тут же ссыпался снег, смешанный с пылью. Однако Джастин делал вид, что так и надо: он не полностью выпрямился, скидывая кожаную, потрескавшуюся перчатку, и поцеловал Ирию руку. Тот только рот приоткрыл, а затем засмеялся. — Вам наверняка сказали, что я невоспитанный болван. — Джастин подмигнул омеге и выпрямился. — Мне много чего говорили, но не это, — улыбнулся Ирий.       Он с лёгким волнением вздохнул, слыша, что к нему сзади подошёл Аллен, потом обернулся к нему, на секунду беря за запястье, но быстро убирая руку. Не желая мешаться под ногами, старший омега отошёл к Дину и Нейтану, которые активно перешёптывались, с опаской поглядывая на Джастина. Это не было заметно, но Ирий, видя, что Нейтан вздрагивает от любого резкого движения дяди; видя, как выпрямился Дин, рефлекторно стараясь быть выше, понимал, с чем связано такое поведение.       Положив руку на плечо Дина, успокаивая его, потому что тот в свою очередь успокаивал Нейтана, бережно обняв его, Ирий продолжил наблюдать за альфами. Нужно сказать, что было на что смотреть и чем любоваться. Они выглядели так противоположно, что даже хорошо: пыльный, заснеженный Джастин, медленно стягивающий набитый снегом шарф, и аккуратный, напряжённый Аллен, изредка касающийся своей наглаженной футболки. Он смотрел на старшего альфу, не меняясь в лице, снова отказываясь делиться с ним своими чувствами, отказываясь делиться тревогой, которая медленно обгладывала всё это время, вводя в замешательство и ввергая в сомнения.       Ах, эти сомнения сейчас разрывали душу альфы, который так хотел услышать, что любим, настолько хотел, что согласился с этим. Однако сейчас он стоял, глядел на Джастина, едва-едва щурясь и не решаясь его хотя бы обнять. Можно подумать, что его смущали омеги, но как раз до них-то альфе вовсе не было дела. Он смотрел на Джастина, смотрел ему в глаза, будто бы пытался разглядеть за карими, тёмными янтарями его душу, а в этой душе найти ответы на вопросы, которыми всё это время задавался. Это вопросы сейчас подступали к горлу тяжёлым комом, желая выбраться наружу, чтобы больше не мучить младшего альфу. — Здравствуй? — Джастин чуть-чуть наклонился, хотя они были достаточно близко, чтобы теперь можно было ощутить дыхание друг друга.       Как же от старшего альфы пахло перцем, даже слегка защекотало в носу. А Джастин смотрел на младшего, улыбался, хотя безмолвные, матовые глаза, чернее безлунной ночи, навевали лёгкую тоску и тревогу. От Аллена тянуло запахом тимьяна, как на полевой окраине, на опушке леса, где шумят сосны и разливается златым жаром лучистое солнце. Почему-то вспоминая, как далёким летом отдыхал на такой опушке, где и отпечатался в памяти этот запах, Джастин мягко выдохнул.       Он протянул руку, касаясь шеи альфы. Тот, ощутив сухие, шершавые пальцы на загривке, чуть повёл плечами и позволил привлечь себя ближе, с облегчением кладя голову на плечо старшего и закрывая глаза, сразу обнимая его. Было тяжело дышать, жёсткий шарф Джастина колол и кусал щёку ломким снегом и жаром, но всё равно было так хорошо, что чуть-чуть подкашивались колени, а пальцы невольно царапали по холодной, жесткой куртке, по острым, рельефным нашивкам. — Ты снова стал таким отстранённым и закрытым, — шепнул Джастин.       Его потрескавшиеся, шершавые губы касались уха, вызывая лёгкое волнение и мурашки. Вздрогнув, Аллен тяжело отстранился. Он столько хотел сказать, но почему-то отнялся язык, словно бы тело вновь испугалось быть обманутым, хотя обмануло само себя. Однако для Джастина это было дополнительным знаком, что не всё так хорошо, как он представлял. Глянув на младшего альфу, глядя вновь в его глаза, взглянув на Ирия, который сейчас аккуратно успокаивал Дина, смотря, наконец-то, на самого Дина и на Нейтана, который почему-то не бросился с объятиями, как раньше, Джастин нахмурился, стаскивая с шеи шарф и сбрасывая куртку.       Его проницательный взгляд скользнул по Дину: альфа легко разглядел выраженную, нездоровую худобу и бледность, хотя омега пытался скрыть всё это, регулярно касаясь щёк и оправляя просторную футболку, которая на нём висела, как на вешалке. Джастин тяжело нахмурился, хмурясь лишь сильнее с каждым движением своего взгляда. Он повесил куртку, смотря на Ирия и медленно осознавая, что не встретил бы его просто так. Он отрывисто вытряхнул шарф, глядя на Нейтана, который так и не бросился встречать. Он замер, глядя на Аллена, в его глаза: тот почему-то кивнул.       И Джастин вдруг понял: он, человек, которому всегда везёт, уехал — и вся удача потянулась за ним, пока все проблемы, всё самое худшее, что могло произойти, устремились свершиться. Он прошёл к омегам, беря Нейтана за плечо и вытягивая в центр коридора, к себе, и сразу взял его лицо в руку, внимательно осматривая, а потом его всего. Ни слова не сорвалось с губ; лишь в мгновение, когда младший омега остановил его руки, беря за запястье, альфа всё же проронил: — Мне так жаль. — Джастин, — вздохнул мальчик, обнимая дядю за шею. — Ты только... не злись.       Альфа нахмурился, обнимая племянника в ответ, но глядя только на Дина. Тот стоял спокойно, только слабо потирал худые руки друг о друга. Сейчас, вглядываясь в обычно очень гордое, красивое лицо, Джастин испытал даже какое-то жалостливое отвращение, от которого стало ужасно тошно. Он не видел ни этой самой гордости, ни красоты чётких черт, ни пухлых, ярких губ, ни блеска глаз, изящно подчёркнутых стрелками, ни стати... это можно так долго перечислять! Джастин будто ничего не видел! Он так бы хотел ослепнуть, чтобы не видеть Дина таким.       В сознании ещё слабо теплилось знание, что омега помог ему, самому Джастину, может не спас жизнь, но всё равно помог, а сейчас альфа лишь видел, что не успел помочь самому Дину, когда это было так нужно. И хотелось сейчас взять его за тонкую шею, встряхнуть, накричать, но сил не было, их не могло хватить на несправедливость, потому отчаянно хотелось помочь ему или хотя бы выразить какую-нибудь месть за это насилие. — Что случилось? — спросил альфа, аккуратно отстраняясь от Нейтана.       Он позволил мальчику отойти чуть назад, где его обнял за плечи Дин, задержав подле себя. Нейтан просто не мог поверить своим ушам, глазам, самому себе в целом. Он смотрел на дядю, в свою очередь понимая, что эта история учит их не только верить, но и доверять. Мальчик тяжело сглотнул, закрыл глаза, чуть-чуть опираясь на Дина, словно бы ища в нём отклик этим мыслям. А старший омега сжал его плечи чуть сильнее, перебирая по ним длинными пальцами и тяжело закрывая глаза, но почти сразу открывая их под испытующим взглядом Джастина. — Рассказывать... долго, — вздохнул старший омега, — давай на кухне поговорим, хотя очень поздно.       Он бережно погладил мальчика по плечам и отпустил его, отворачиваясь к кухне. Немного трясло, а от волнения и усталости сбивалось дыхание. Пройдя пару шагов, Дин остановился, прикладывая к голове руку. Он не замечал, что сейчас все взгляды направлены на него, что сейчас все напряжены, потому искренне испугался, когда оступился и тело его подвело. Наверное, не будь рядом Аллена, то Дин бы сильно ударился, но альфа поймал его под руки, помогая устоять, и провёл на кухню.       Усевшись на кухонный диван, Дин взглянул на Нейтана, который тихо присел рядом, а потом на Джастина, вставшего напротив, спиной к плите. Левее, во главе стола сел Аллен, а рядом с ним Ирий. Это походило на какую-то церемонию, которая потом очень сильно затянулась. Джастин даже присел за стол, потому что усталость после долгой дороги не позволила простоять столько времени. Пришлось несколько раз кипятить чайник, хотя он недовольно ворчал, булькая и вздрагивая. Но никому дела не было до этого.       Аллен и Ирий тоже узнали очень много различных подробностей, потому что омеги рассказали буквально всё, что знали. Два их рассказа образовали целостную, но ужасную историю, к концу которой у Ирия сильно заслезились глаза и ему пришлось выйти, пока Джастин буквально кипел от злости. Он не сдерживался, как Аллен, который оставался внешне спокойным и лишь изредка утробно вздыхал, пробуждая в груди тихое рычание. Джастин, кажется, словно скрежетал, так сквозь плотно сомкнутые губы просачивались проклятия, неразличимые слуху. От злости и волнения на обветренном лице и шее выступили красные пятна, а на висках набухли желваки.       Не выдержав, ударив по столу, старший альфа поднялся, игнорируя упавший стул. Джастин до боли и белизны костяшек сжал кулаки, измеряя кухню шагами и через минутку поднимая стул, с гулким стуком ставя его за стол, хотя хотелось его швырнуть, будто бы это могло помочь чем-нибудь, кроме всплеска гнева. — Вот же мразь! — не выдержал Джастин. — Убить мало!       Он сорвался, идя в коридор, но там вовремя появился Ирий. Альфа остановился, смотря на него, и отвернулся, сразу упираясь взглядом в Нейтана. Тот сидел, совершенно напуганный, но голубые, ясные глаза сверкали живым, упорным огоньком. Омега тихо поднялся, проходя к дяде и беря его за руку. Казалось, что всё даётся Нейтану ужасно легко, но он опустил голову, сильно прикусывая губу и ощущая на ней вкус миндаля. Быть может, именно это придало сил. — Не надо, Джастин, пожалуйста, — тихо сказал он, поднимая к нему глаза. — Прошу. Это не только моё желание. — Но почему? Почему вы не хотите, чтобы я... объяснил ему, что это поступок просто... животного! — воскликнул альфа. — Потому что этот человек больше нам не помешает. — Нейтан медленно сглотнул. — А ты нужен нам здесь. — Меня здесь не было, когда я был действительно нужен!       Джастин ринулся вновь на выход, но и вновь упёрся в Ирия, смотря на него сильно сверху вниз. Замерев, оторопело приоткрывая рот, ища слова, альфа мог лишь смотреть в его глубокие, чёрные глаза. Точно такие же, непростительно выразительные, бесчувственные глаза были у Аллена. Втягивая голову в плечи, чуть-чуть крючась и корчась, Джастин всё же отступил. Его ломало, отчаянно ломало от непонимания того, почему его просят остановиться. Он взглянул на Дина, который тоже тяжело поднялся, опираясь на стол, и от его худобы мучительно скрутило душу.       Отступив к углу, Джастин зарылся пальцами в волосы, скидывая лоскут ткани, который держал его волосы в растрёпанном хвосте, и закрыл глаза. Он тяжело дышал, стараясь справиться с собой, хотя свист, с которым воздух касался пирсинга, кажется, раздражал лишь сильнее. Внезапно опустив руки, альфа вновь взглянул на Дина и быстро прошёл к нему, беря за плечи. — Скажи мне, разве ты бы не хотел, чтобы я хоть как-нибудь отомстил за то, что сделал твой отец? Скажи мне! — воскликнул он.       Дин сжал губы. Казалось, что вот-вот и просьба сорвётся с губ омеги, но он старался сдержать то, что рвалось изнутри, то, что было ужасно обижено и разбито, то, что надеялось обрести целостность после возмездия. Но вспоминался разговор Андреаса, хотя бета почти ничего не просил, почти ничего не сказал, но чувствовалось, что и он был против; вспоминалось всё то, что предшествовало похищению. — Это лишь наказание, за всю мою ложь. Разве теперь равновесие не восстановлено, а я не... наказан?       Джастин отшатнулся от омеги, будто от страшно больного. — Вы тут... что с вами всеми? — отчаянно спросил старший альфа.       Тогда поднялся Аллен. Он прошёл к Джастину, беря его за плечо и не отпуская, не позволяя путаться ещё больше, словно бы по всей кухне сейчас растянуты сети, которые туманят разум. Альфы переглянулись, взглянули друг другу в глаза, будто бы ища объяснения, но никто не мог его дать. — Просто пойдёмте спать, — сказал Аллен. — Мы уже ничего сегодня не решим. Всем нужно отдохнуть и подумать....       Нейтан пришёл в себя первым. Он кивнул, бережно взял Дина за руку и потянул его в коридор. Старший омега шёл за ним совершенно тихо, словно бы исчерпал всего себя, сказав те слова, которые перечёркивали всю его ненависть. Это была ложь или же озарение? Оказавшись в комнате, Дин упал на кровать, на спину, терзаясь этими мыслями, но быстро приходя к выводу, что это лишь обычный, воспалённый бред, который всё никак не перестанет его преследовать, сливаясь с усталостью. Нужно было просто лечь спать, потому вскоре все омеги в доме спали или старались заснуть, всё же Ирию никак не удавалось расслабиться, но он не собирался покидать комнаты.       Так альфы оказались в комнате Аллена по-настоящему наедине. Джастин молча сидел на краю кровати, сбросив уже и штаны, и тонкий, шерстяной свитер, собираясь пойти принять душ. Мыслями он был очень далеко, потому едва-едва следил за Алленом, который теперь измерял шагами комнату. Обоим было о чём подумать, обоих тревожили Дин и Нейтан, оба они тревожились друг о друге, пусть и совершенно по разным причинам. Наконец-то, Джастин поднялся, уходя в ванную.       Аллен остался один. Силы его покинули, и он опустился на кровать. Альфа не думал, почему Джастин остался в его доме: он знал, что тот беспокоится и хочет сберечь своего племянника, раз с этим не справился Дин. Осознание этого почему-то не расстраивало, а вызывало слабенькую, приятную улыбку, всё же преданность старшего альфы восхищала. Откинувшись на постели, глядя в потолок, Аллен подложил кулак под голову, стараясь собраться с мыслями, с силами, чтобы пойти тоже в ванную, тоже приготовиться ко сну, но никаких сил не было.       Младший альфа мог лишь думать о том, что тревожило его эти долгие недели. — Я всё придумал? — спросил он, но никто не ответил.       Когда вернулся Джастин, то младшего альфу уже одолевал тяжёлый сон, навеянный этими мыслями. Возможно, именно из-за этого он проснулся даже от шуршания полотенца, касающегося обветренной, жёсткой кожи. Поднявшись на локтях, Аллен взглянул на старшего альфу: тот аккуратно поправлял серьгу, опоясывающую губу. Раньше младший альфа не понимал, как же Джастин может носить пирсинг даже зимой, но потом узнал, что все его украшения сделаны из титана и никак не вредят телу при холоде. Почему-то сейчас это вспомнилось так ярко, хотя не имело никакого значения, просто не покидало голову, как бы Аллен не старался.       Не сказав об этом ни слова, он тихо встал, чтобы дать Джастину что-нибудь, в чём бы он мог провести ночь. Открыв шкаф, Аллен задумчиво посмотрел на полки и вешалки, где вещи лежали и висели строго по цветам и по частоте носки. Почему-то сейчас думалось о том, как часто всё же Нейтан носит одежду Дина, хотя у него, благодаря всё тому же Дину, достаточно вещей. Аллену даже пришлось признать, что он завидует этому маленькому омеге, но и об этом говорить не хотелось. — Что бы ты хотел надеть? — спросил он, чувствуя на себе взгляд Джастина.       Мгновение в комнате висела мягкая, волнительная тишина, но её вскоре разбавило шуршание полотенца о кожу. Аллен не обернулся, ведь почти сразу Джастин упёрся в одну из полок, стоя за его спиной. Горячее дыхание касалось затылка и приятно шевелило волосы, а пахло шампунем и перцем. Джастин приблизился ещё, хотя куда уж больше, и теперь задницу Аллена от его паха отделяли только штаны и толстое полотенце, а его дыхание настойчиво оглаживало ухо, провоцируя мурашки. — Может нам не понадобится одежда, — ухмыльнулся Джастин. — Понадобится, — кратко сказал младший альфа. — Понимаю, что ты переживаешь, я тоже... но разве ты не соскучился? — У меня полный дом омег, а ты предлагаешь заняться сексом? — Аллен чуть приподнял подбородок, случайно откидывая голову на плечо к старшему. — Ты злишься на меня, — констатировал Джастин. — Нет, ты обиделся. — Не правда. Просто... — заговорил альфа, но замолчал, не стал ничего говорить.       Старший выждал чуть меньше минуты, надеясь, что Аллен продолжит, но тот плотно сжал губы, смотря на одну из верхних полок. Казалось, что именно там он спрятал всё то, что хотел бы сказать, а теперь оно торчало, не в силах скрыть свой самый худой, но самый выделяющийся бочок — молчание. Подавив лёгкое, напряжённое рычание, Джастин взял младшего за плечо, поворачивая его к себе и прижимая его к полкам. Одна из них, что должна была неприятно упереться в поясницу Аллена, впилась в тыльную сторону ладони старшего, но тот не придал слабой боли значения, обнимая младшего.       Он смотрел только в глаза альфы, потому что лишь они действительно говорили, что сейчас творится в его душе. Это были очень красивые, очень выразительные глаза, их бездонная чернота манила, а скрытая тоска и яркая, сверкающая тревога завораживали. Коснувшись жёсткими, сухими пальцами аккуратного лица, альфа взял его в ладонь, едва-едва касаясь большим пальцем напряжённых, пастельно-бледных губ. — Скажи мне, что случилось, — попросил Джастин. — Ничего не случилось, я просто напридумывал себе чего-то, а теперь расстраиваюсь, — неохотно ответил альфа. — И что же ты такого придумал? — Я... Ох, Джастин, ты ведь понимаешь, а если не понимаешь, то... — То, что? Скажи мне прямо, я исправлюсь. Если тебя не устраивает мой пирсинг, я сниму его, если мои тату, то их можно свести, — говорил альфа, хотя его тело минимум на половину было забито татуировками, — если это в моих силах, то я сделаю. — Почему? — коротко спросил Аллен. — В смысле почему? — Джастин на секунду опешил, теряясь в словах. — Как это почему? — Зачем тебе делать это для меня? — Как это зачем? — Джастин потерялся ещё больше.       Он долго смотрел в глаза младшего, а тот долго молчал, так же смотря в глаза старшего и не отводя взгляда, хотя изредка его матовый чёрный цвет окрашивался неожиданным блеском проступающего волнения. А молчание не могло продлиться вечно. Аллен не сдержался и вновь спросил: — Почему именно я? — Ну, простите, сердце не выбирает по ком кровью обливаться и член тоже не выбирает на кого вставать, — фыркнул Джастин. — Что за вопросы такие? Ты меня на вшивость проверяешь? — Я просто тебя не понимаю! — не выдержал альфа. — Не понимаю, почему я! Я намучился с Дином и не могу больше... Чего, я такого сделал в своей жизни, что не заслужил, чтобы меня любили? — Так я люблю. И любил ещё очень давно. Разве не очевидно?       Аллен медленно сглотнул, не отводя от альфы взгляда. Это знание было такое очевидное, действительно очевидное, но такое нелогичное. Тяжело оперевшись руками на полку сзади, младший альфа медленно опустил глаза. А Джастин молча смотрел на него, ища пересечения взглядов, но сейчас лишь наблюдая за медленным подрагиванием чёрных, очень длинных ресниц, чуть выцветших с концов. Лишь через пару мгновений потеряв терпение, старший альфа аккуратно приподнял голову Аллена за подбородок, добиваясь его взгляда. — Не веришь мне? — спросил он. — Почему не сказал этого перед отъездом? — Ах, тц, мой прокол, согласен. — Джастин пожал плечами и ехидно спросил: — Ты и на работе себя так накручиваешь?       Аллен от негодования только рот приоткрыл. Он отвернулся, взял первую попавшуюся футболку и всучил её альфе, а сам выскользнул из узкого места и пошёл к кровати. Альфа не мог сказать, обидно ему или же не хочется над собой смеяться, но он определённо чувствовал себя чуть лучше, чем до этого. Расслабившись, младший альфа даже вздрогнул, когда Джастин обнял его со спины, переплетая пальцы на животе и не давая скрыться в постели. Футболка висела у него на предплечье, норовя соскользнуть к запястью, а сам Джастин прижался носом к шее Аллена, мягко жмурясь и мирясь с желанием как-нибудь укусить младшего. — Не злись, — пробубнил он, — я знаю, что даже признание в любви умудрился запороть, но выпить и поцеловаться мы всегда успеем, согласен? — Джастин, я не злюсь... я, как бы сказать, не могу так просто успокоиться после всех мыслей, которые были в моей голове, — сказал альфа. — Ты, наверное, думал, что я тебя использую, или просто только ради секса с тобой, — заворчал Джастин, но вскоре ворчание сменил смех и альфа лукаво шепнул: — Эй, Аллен, а я люблю тебя. — Я уже слышал, — вздохнул тот, сбросил голову старшего со своего плеча и обернулся, глядя в сверкающие, светло-карие глаза. — Ждёшь чего-то? — Ты вредный иногда, знаешь?       Аллен дёрнул бровью и завёл руки назад, стараясь расцепить пальцы старшего и ускользнуть, но тот не отпускал, лукаво глядя на младшего. Кажется, его веселило происходящее, потому что с потрескавшихся губ не сходила улыбка. Не справившись, Аллен просто упёрся в его плечи руками и недовольно запыхтел, ещё пытаясь высвободиться. В этой шуточной борьбе проиграло полотенце, которое было плотно повязано на бёдрах Джастина: оно сдалось и спало на пол.       Оба альфы тогда остановились и посмотрели вниз. Джастин не смог не засмеяться. Он взглянул на Аллена, который, кажется, совсем не смутился, потому что краснота не коснулась его щёк, а просто отстранился, позволяя Джастину наконец-то одеться. Присев на диван и вяло наблюдая за ним, Аллен задумчиво подпёр щёку кулаком, хотя ноготь на большом пальце неудачно впился в кожу. — Ты так смотришь на меня, что-то хочешь сказать? — спросил Джастин, чувствуя взгляд младшего на себе. — Разглядываю тату... и пирсинг на твоей мошонке. — Аллен пожал плечами и отвернулся, забираясь дальше на кровать, садясь у изголовья.       Мыслями он всё равно был где-то далеко и теперь не мог понять, почему сомневался в этом альфе, на которого сейчас очень хотелось посмотреть, особенно на тот самый пирсинг, потому что он вызывал массу вопросов. Однако Аллен не стал ничего спрашивать, просто дожидаясь альфу. Тот вскоре присел рядом, расправляя футболку на животе и поправляя трусы. — Неужели, у тебя не найдётся штанов для меня? Я как омега, — заворчал он. — Ты не влезешь в мои штаны, — сказал Аллен.       Джастин засмеялся, сползая вниз по постели, но вдруг поднимаясь, чтобы сходить и выключить верхний свет. Вернувшись, он уполз под одеяло и упал лицом в подушку, ворча, что ужасно устал. Это было не удивительно. Зная, что только за сегодня Джастин преодолел чуть меньше тысячи километров, Аллен мысленно посочувствовал ему и опустил руку на его голову, поглаживая по чуть влажным, густым волосам. — Прости, что сомневался в тебе, — сказал он. — Ты и так устал после дороги, после Нейтана с Дином, а тут я ещё... разнылся. — Тебе можно, а с отцом Дина у меня ещё будет воспитательная беседа. — Джастин, не лезь в это... Если бы они хотели твоей помощи, то попросили бы, — вздохнул Аллен. — А если бы мой племянник пострадал?! — Джастин резко сел, смахнув одеяло. — Если бы этот мудак его изнасиловал?! Если бы Дин умер или сейчас не шёл бы на поправку, ты бы тоже так спокойно говорил? — Это в первую очередь желание Нейтана и Дина... и я тоже склонен верить, что Алистара нужно просто оставить в покое, — сказал младший.       Он протянул руку к Джастину, стремясь дотянутся до его руки не сдвигаясь с места. Тот чуть не заплакал, так сильно его грызло желание сделать хоть что-нибудь, так силён был гнев и так сильна была обида. Не мог Джастин понять, как вообще можно было так обойтись с кем-либо, особенно с омегами, один из которых был Алистару сыном. Сев поближе к Аллену, старший альфа, уронил голову к нему на плечо, обнимая его и глухо рыча. — Он в любом случае наказан, — заговорил Аллен. — Наказан?! — воскликнул старший и вновь сел. — Наказан. Думаю, он осознаёт, что потерял сына. — Думаешь?! Такие люди ничего и никогда не понимают, таких только расстреливать.       Аллен вздохнул, хмурясь и медленно мотая головой, словно бы и ему эти слова приходились близкими по духу и желаниям. — Всё же я склонен к тому, что Алистара нужно просто оставить. Пусть живёт такой судьбой. — Я... — Джастин сжал зубы и устало сел рядом, глядя в стену напротив. — Аллен, как вы тут всё время жили, как справлялись? — Как-то. Я беспокоился, что Дин может не выдержать, наверное... из-за этого я стал накручивать себя, — ответил альфа. — Но... зато я понял, как мне не хватает тебя. Неприятно почему-то было снова признавать, как сильно я увяз в очередной любви, когда первая только-только прошла. — Хочу поцеловать тебя, — благоговейно шепнул Джастин. — Я тоже.