Justin Bar

      Весна в доме набирала силу столь же быстро, как проходила последняя треть зимы и подступала календарная весна. Время шло так быстро, так неумолимо, что иногда казалось, будто оно бежит, куда-то опаздывая, хотя никто на самом деле никуда не торопился. Снег продолжал укрывать город, добавляя всё новые одеяла. Каждое утро, глядя в окно, Дин и Нейтан наблюдали либо густой, ниспадающий хрусталь, либо серый горизонт, увенчанный тучами, но не сегодня. Кажется, не может быть такого совпадения, не может в выходной день светить мягкое, холодное солнце, но оно заглядывало в окно, вытягиваясь на постели, хотя та была занята омегами.       Оба они уже не спали, но Дин только просыпался, когда Нейтан дожидался его уже около получаса. И как все эти полчаса, так и сейчас он смотрел на старшего омегу, на его расслабленное, аккуратное лицо, украшенное полосками от складок на подушке, обрамлённое рыжими волосами. Никогда бы Нейтан не подумал, что так полюбит рыжий цвет, хотя до того люди с рыжими волосами его совсем не привлекали. Улыбаясь, омега приподнялся на локте, с удовольствием запуская в солнечные пряди пальцы. Они были такие мягкие и шелковистые, что Нейтан не смог убрать руку, хотя не собирался тревожить старшего, пока тот полностью не проснулся, а это обычно занимало минут десять.       Чувствуя, как перебирают аккуратные пальчики крупные пряди, Дин сонно приоткрыл один глаз и невольно расплылся в улыбке. Поведя плечом, он шумно зевнул в тыльную сторону ладони и более осознано взглянул на Нейтана. — Какой же ты сонный, — тихо засмеялся мальчик, переводя пальцы на щёку старшего. — Ну да, кто-то не даёт мне нормально проснуться, — заворчал Дин и снова зевнул в ладонь. — Прости, я не удержался. — Младший омега упал на постель, пододвинулся ближе к старшему и коснулся его лба своим, прикрыв глаза.       Прикосновение было таким недолгим, но с этой секундой единения и блаженства перед глазами промелькнула вся их совместная жизнь, начиная с сумбурного знакомства и заканчивая пробуждением этим утром. Оба они подумали, что всё это стоило того, чтобы проснуться сегодня вместе, хотя и было очень тяжело. Отстранившись, Нейтан взглянул на старшего, в его глаза. До радостной боли в сердце было приятно видеть чуть лукавый, нежный отблеск поверх мягкой, изумрудный дымки, а в лёгких чуть-чуть кололо от запаха миндаля. Нейтан медленно сглотнул, догадываясь, что и Дин чувствует себя примерно так же.       Однако старший омега не стал об этом говорить. Он сел и взял Нейтана за плечо, неспешно укладывая его на спину, хотя тот уже начал смеяться от подобной медлительности. Мальчик уже во всю хихикал в запястье, глядя на Дина, когда тот навис над ним, устроив колено между его бёдер. Делая максимально серьёзное лицо, старший омега отнял руку от лица мальчика и прижал возле его головы, а тот продолжал смеяться, уже мягко краснея и свободной рукой смахивая лукавые слезинки. — Ну чего ты смеёшься? — Дин не выдержал и тоже засмеялся. — Ты делаешь такое серьёзное лицо, как мне не смеяться? — Я собрался его целовать со всей серьёзностью, а он тут ухахатывается, — строго сказал старший омега, беря личико мальчика в ладонь, хотя тот едва сдерживался, чтобы не продолжить смеяться. — Целуй уже, я сейчас снова смеяться буду, — едва сказал он. — А как же сходить в ванную? — важно спросил Дин.       Однако дальше дразниться он не стал, а мягко припал к раскрасневшимся, приоткрытым губам. Поцелуй был коротким, состоящим всего лишь из нескольких движений и касаний, и почти сразу прервался, но ещё долгие мгновения омеги молча глядели друг другу в глаза, когда Дин приподнялся. Он чувствовал на губах тонкий, строгий вкус какао, чувствовал, как его руки мягко касаются тонкие пальчики младшего омеги, как слабо щекочут короткие ноготки; чувствовал его мягкое дыхание, изредка чуть учащающееся.       Улыбнувшись, Дин сорвал ещё один краткий поцелуй и отстранился полностью, садясь на край кровати. Нейтан тогда сразу же напал на него со спины, повиснув на его шее и обнимая ногами за талию. Младший омега часто так делал последние две недели точно. Вот и сейчас он положил голову на плечо к Дину, носом прижавшись к его шее. — Бусинка, отлипни, а то мы не дойдём до ванной, — засмеялся Дин. — Погоди, перед ванной ещё нужно сфотографироваться, помнишь, — сказал младший омега. — Думаешь, что ещё надо? Мне казалось, что я стал выглядеть лучше. — Стал, но это ведь ещё не окончательный результат. — Нейтан всё же выпустил старшего из объятий и просто присел рядом, хотя потом всё равно оказался у него на колене. — И кто ещё говорит, что я прилип? — А я не прилип, я обнимаю, — с улыбкой сказал Дин.       Закатив глаза, младший омега вновь уронил голову на плечо к старшему и коснулся пальцами его ключиц, выглядывающих из-под футболки. Он помнил, каким худым был Дин, каким жалким. На него было больно смотреть, иногда даже казалось, что он вот-вот сломается, потому что ослабшее тело не выдержит собственного веса. Однако сейчас всё изменилось в лучшую сторону. Дин постепенно, даже быстрее всяких прогнозов врачей, возвращался в форму и теперь на нём почти не висели футболки и штаны, а сам он никогда не мёрз.       Сейчас, чувствуя, с каким удовольствием Нейтан касается плеча и ключиц, Дин расплылся в улыбке. Хотелось даже помурлыкать, но старший омега всё же не был котом, хотя из него получился бы замечательный рыжий негодник. Положив телефон в карман к Нейтану, старший омега взял самого мальчика на руки под колени и спинку и поднялся. Тот даже ахнул, скорее обнимая старшего за шею. — Дин, тебе же тяжело! — воскликнул Нейтан, пытаясь слезть, но Дин держал достаточно крепко. — Не тяжело, — возразил он, почти не соврав.       Пройдя к зеркалу, Дин кивнул на отражение, предлагая Нейтану посмотреть. Тот, не унимаясь и ворча, глянул в зеркало, но почти сразу бормотать перестал. Он опустил одну руку, перевёл взгляд на настоящего Дина, не на того, кто сейчас был в зеркале. Не верилось, что отражение действительно говорит правду. Улыбнувшись, Нейтан вытащил телефон из кармана и сделал несколько фотографий. Наверное, теперь это будут его самые любимые фото. — Я так рад понять, что теперь всё хорошо, — прошептал он, глядя Дину в глаза. — Я верил, верил и не сдавался.       Мальчик коснулся щёк старшего омеги, вспоминая, какие на них были впалости, повёл вниз, изучая шею, теперь уже не такую тонкую и жалкую; изучая плечо, достаточно мощное, без торчащих костей, и, наконец-то, коснулся запястья, на котором уже не мог сомкнуть пальцы. — Мне, конечно, приятно, что ты меня щупаешь во всех направлениях, но давай я поставлю тебя на ноги, а то будешь так вертеться — уроню, — сказал Дин, аккуратно ставя мальчика на ноги. — Не уронишь, я знаю, — засмеялся тот.       Нейтан взял старшего омегу за руки, отстранился чуть-чуть, внимательно его рассматривая. Казалось, что до этого изменения не так бросались в глаза, потому что каждый день омега смотрел на Дина и ждал, что он вдруг придёт в норму за одну ночь, а сейчас, когда старший омега впервые за два месяца поднял мальчика на руки, Нейтан вдруг понял, что это действительно происходит, что усилия и труды не напрасны. Конечно, он не участвовал в диетах и лёгких тренировках, но каждый день наблюдал за кислым выражением лица Дина за завтраком и иногда видел, как Джастин шутливо дразнил омегу, когда заставал его дома за поднятием килограммовой гантельки. Конечно, Дин угрожал швырнуть эту гантельку в альфу, но так этого и не сделал, хотя пару раз до исполнения угрозы почти доходило.       Сейчас эти гантельки (а их было две), лежали в углу у шкафа, как раз неподалёку от зеркала. На них даже не было пыли! Дин с недовольством взглянул на них, понимая, что через пару часов после завтрака ими придётся заняться. — Не косись на них, — вздохнул Нейтан. — Если Джастин будет и сегодня ржать, я ему по черепу настучу, — фыркнул омега. — Он не со зла, он тоже переживает.       Дин закатил глаза и заворчал: — Он переживает, чтобы у него с Алленом был регулярный секс, а это, между прочим, ещё мой муж!       Не сдержавшись, Нейтан тихо засмеялся и обнял старшего омегу, ручками сразу забираясь под его футболку на спине. Недовольно бормоча что-то, Дин обнял мальчика в ответ, прижимая его к себе и постепенно выдыхая. Всё же шуточки Джастина были не так уж и плохи, а оказывались даже порой очень смешны, да и он не шутил до определённого момента, явно дожидаясь сносного состояния Дина. — А когда уже... он перестанет быть твоим мужем? — спросил Нейтан. — Когда? — Старший омега мгновенно вынырнул из своих мыслей. — Аллен говорил, что к весне, к середине где-нибудь... разберётся со всеми делами и можно будет подать на развод. Мы обойдёмся без суда, так что это быстро. — Ох, я в этом совсем ничего не понимаю, — вздохнул мальчик. — Мы после развода... переедем ко мне? В ту квартиру? — Нет, я уже присмотрел пару квартир в этом небоскрёбе, ну и в соседнем. — Тут ещё можно купить квартиру? Стоп, что купить!? — воскликнул Нейтан, но потом помотал головой и вздохнул. — Ну да, почему я удивляюсь... — Вот и правильно, не удивляйся. Я тебе всё покажу, ещё выберем себе новый дом, а то мы им мешаем, а они мешают нам, — сказал старший омега. — А как же Ирий? — Он... не знаю, может быть он останется здесь, а может быть... он уже нашёл себе местечко, — задумчиво сказал Дин. — О чём это ты? — О его частых прогулках и новых резких духах, за которыми не слышно никакого запаха.       Нейтан приподнял брови, медленно догадываясь, к чему же клонит старший омега. Он даже отстранился, неспешно измеряя комнату шагами, и вдруг хлопнул в ладоши, но сразу озвучивать свою догадку не стал. Ещё немного побродив, мальчик остановился вдруг на солнце, делая над глазами козырёк рукой и смотря в окно, но потом повернул голову к Дину. Оба они уже обо всём догадались и имели невероятно схожие предположения. Это вызывало улыбку, глупенькую, потому что всё складывалось непростительно хорошо, но улыбку, притом очень приятную. — Думаешь, что у него кто-нибудь появился, да? — Нейтан всё же озвучил собственное предположение. — Возможно-возможно, мне очень хочется узнать, кто это. Между прочим, Ирий ещё женат, кстати, — вспомнил старший омега, проходя ближе к младшему и тоже вставая на солнышко. — Может у него спросить? — Я спрошу, — кивнул Дин.       Перед завтраком, конечно, трогать Ирия не стали, хотя он чувствовал на себе любопытные взгляды омег и не менее любопытные взгляды альф, хотя Аллен старался вести себя спокойно, когда Джастин откровенно пялился. А причиной всему был яркий засос, оставшийся на шее омеги, который не удалось прикрыть ни волосами, ни футболкой. Однако Ирий всё равно делал вид, что всё так и надо, хотя чаще всего смотрел в тарелку и не участвовал в общей беседе.       И он первый вышел из-за стола, собираясь скрыться в своей комнате, чтобы избежать вопросов, но Дин тут же скользнул за ним в коридор, даже не допив чай. Ирий тогда вовсе прикинулся глухим, игнорируя, что за ним идёт Дин. Но вскочить в комнату Ирий не успел: он попытался закрыть дверь, когда омега уже наполовину втиснулся следом. — Эх, что ты хочешь? — обречённо спросил старший омега, оставив дверь в покое. — Хочу узнать, кто же тот счастливчик, которому Вы доверили свою шею, — лукаво сказал Дин. — Тц, это не то, о чём ты подумал. — А что это тогда? Неудачный поцелуй с пылесосом?       Ирий не выдержал и чуть-чуть посмеялся, после потирая пятно на своей шее пальцами. — Ну так? — Дин не унимался. — Ой, давай ты просто пойдёшь со мной на прогулку и сам всё увидишь. Если я тебе возьмусь объяснять, то ты сначала не поверишь, а потом не поймёшь, — сдался старший омега. — Ну хорошо.       Дин согласился и оставил омегу в покое, после того, как узнал, во сколько же они пойдут гулять. Собственно, рассказав Нейтану о предстоящем маленьком приключении, в котором мальчику не предстоит поучаствовать, старший омега занялся своими делами, хотя мысли о предстоящей прогулке его не отпускали. Он несколько раз заводил эту тему, но Нейтан не мог ничего ему толком сказать, потому что и сам не знал, что же ждёт Дина. — Как думаешь? У него появился любовник? — в очередной раз с азартом спросил Дин. — Не знаю, — в очередной раз ответил Нейтан. — А если это просто аллергия? — А если это молодой, горячий любовник? — захихикал старший омега. — Если это молодой, горячий любовник, то зачем Ирий берёт тебя с собой?       Дин плотно сжал губы, катая гантельку ногой. Ответа на этот вопрос он в любом случае не знал, даже если бы это был не молодой любовник, а просто знакомый или же потенциальный источник засоса вовсе был не человек, а какой-нибудь апельсиновый куст в ресторане, от которого началась аллергия. Постепенно собираясь на прогулку, Дин всё больше думал о том, что его просто познакомят с кустом в ресторане. — Это будет апельсиновый куст? — шутил старший омега. — Дин, апельсиновым может быть дерево, не куст, — засмеялся Нейтан. — Я знаю, просто мы уже напридумывали себе, что у него любовник, а это будет куст. — Возможно, но будет мило, если это всё же любовник, — тихо сказал мальчик, сидя на кровати и наблюдая, как Дин прихорашивается перед зеркалом, подводя глаза и рисуя аккуратные стрелки.       Это раньше привычное зрелище обычно не вызывало интереса, но сейчас, когда прошло столько дней, когда даже макияж отсылал к счастливому времени, которого теперь было не коснуться, ведь прошлое всегда уходит назад, а теперь его отделяют и два тяжёлых месяца беспомощности, болезни и отчаянных усилий, Нейтан не мог не любоваться старшим омегой. Только заметив, что Дин уже убирается на комоде, младший омега прошёл к нему, обнимая за руку и смотря в зеркало, изучая свежий макияж. — Я скучал даже по этим стрелкам... — пробубнил он.       Этот разговор повторялся уже несколько раз, а впервые был произнесён в день, когда Дин собирался выйти на работу после своего долгого больничного. Тогда он тоже нарисовал стрелки, но они так плохо выглядели на худом лице, что пришлось выбрать другую форму, а сейчас, сегодня, Дин наконец-то вернулся к старым стрелкам, которые частенько украшали его лицо. Высвободив руку и бережно обняв Нейтана, он сам ненадолго засмотрелся на собственное отражение. Однако это было не любование собой, нет. Дин просто смотрел на себя, думал, кем он стал и кем был. Внешне, кажется, ничего не изменилось, может только разница в весе говорила об обратном, а вместе с тем глаза сверкали так ярко, словно бы за ними, за толщей изумрудной дымки переменилась душа.       Дин не мог сказать, насколько были существенны эти перемены, но сейчас он знал, что никогда бы не пошёл в бордель, никогда бы не позволил себе столько пить, просто не смог бы жить такой жизнью, которой жил. Однако и ту жизнь он обязан был любить, ведь именно она познакомила его с Нейтаном, а Нейтан — с целым миром. Посмотрев на мальчика, не в отражение, Дин наклонился и поцеловал его в макушку, чуть крепче приобнимая за плечи. — Люблю, — прошептал он. — Люблю, — тихо сказал Нейтан в ответ.       Он нежно улыбнулся, глядя в сверкающие изумрудным тоном глаза старшего и приподнялся на цыпочки, целуя его в лоб. Хотелось расцеловать всё его лицо, но Нейтан переживал, что может испортить макияж, хотя тот смывался только при определённой температуре и тёк лишь от по-настоящему горьких, горячих слёз. — Знаю, что ничего не случится, а отпускать тебя почти одного не хочу, — прошептал Нейтан. — Я иду с Ирием, не о чем беспокоиться, — уверил старший омега, взяв мальчика за плечи. — Помню, — согласился тот и, чуть подумав, попросил: — Если это будет апельсиновое дерево, то принеси апельсин. — А если не дерево? — Тогда ничего не надо, — сказал Нейтан. — Ты же просто хочешь апельсин, — вздохнул старший омега. — Просто скажи. — Не хочу, — дуя щёки, забубнил мальчик.       Дин не выдержал и засмеялся, глядя на его чуть-чуть розовенькое от смущения лицо. Отпустив младшего омегу, напоследок только оставив ему краткий поцелуй в губы, он ласково попрощался с Нейтаном, хотя ещё потом пару минут ковырялся в прихожей, устраивая шарф на своей шее. С этим несчастным изделием из мягкой, жаркой шерсти справился только Нейтан: он скрупулёзно уложил шарф у шеи возлюбленного, приглаживая складочки пальцами, хотя сам смотрел в глаза Дина, вновь не желая его отпускать.       Ирий их не торопил, мягко заламывая пальцы и терпеливо дожидаясь, когда омеги всё же соизволят окончательно попрощаться. Это всё же случилось. Дин поцеловал руки младшего омеги и, наконец-то, вышел на лестничную площадку, следуя за Ирием. Ещё несколько мгновений, пока стояли в лифте, омега блаженно вздыхал, потирая руки друг о друга и не спеша натягивая перчатки.       А на улице было ясно и солнечно. Снег лежал почти нетронутый и благоговейно сверкал, переливаясь под солнцем краткими, едва заметными бликами, которые касались лишь бокового зрения, напоминая самому подсознанию, что всё ещё зима и весне пока в ней недостаточно места. Уютно ёжась в шарфе, пока щёки и нос привыкали к холоду, Дин взглянул на Ирия, который медленно перебирал в пальцах воздух, когда перчатки чуть поскрипывали друг о друга. — Мы пешком пойдём? — спросил омега. — Да, тут не очень далеко идти. — Хм, мне всё интереснее, где Вы всё это время пропадаете, — сказал Дин.       Он двинулся вслед за старшим омегой, поравнялся с ним и сложил руки в карманы тёплого, толстого пальто. Снег хрустел под подошвой сапог, было очень тихо, хотя в разгар выходного дня город дышал особенно шумно, покашливал и ворчал. Взглянув на Ирия, омега невольно улыбнулся, заметив, как комично торчат из-под шапки его густые каштановые кудри, сразу умаляя возраст омеги, и как нежно разгладились мимические морщины. Можно было даже подумать, что Ирий немногим старше Дина, хотя это было далеко не так. — Сегодня очень красиво, — вздохнул он. — Жаль, что Нейтана со мной сейчас нет. Он любит такую погоду... и зиму, — пробормотал Дин, тепло улыбаясь. — А ещё тебя, — дополнил Ирий и улыбнулся, почувствовав на себе смущённый, но очень довольный взгляд. — Раз уж об этом, то как Вам Джастин? — Он... очень любит уши моего сына, — засмеялся омега, но добавил: — Меня устраивает Джастин. Я до сих пор чуть-чуть в шоке от его поведения и... внешнего вида, но главное, что Аллену с ним хорошо. Это заметно. — Знали бы Вы, как приятно видеть, что Вы одобряете его выбор просто потому, что его всё устраивает, — вздохнул Дин. — Я так рад, если честно, что у Аллена всё хорошо сложилось. Мне было бы тошно от себя, если бы наше счастье было построено на его одиночестве. — Хм, а я думаю, что ты ему сейчас завидуешь. — Возможно. Уж если Джастина украдут, то надо будет спасать похитителей, а не его, — хмыкнул Дин и ничего больше не сказал, хотя слова вертелись на языке. — Ты и из-за меня завидуешь тоже, — аккуратно предположил Ирий. — И из-за Вас, — неохотно согласился омега, глядя чуть-чуть в сторону. — Хотелось бы и мне получить одобрение от одной мрази. До сих пор хочется... — Хочется, но? — Не после того, как он поступал. Я готов ему простить то, что он делал со мной, но то, как он поступал с Нейтаном, как обманул друга и предал память о самом ценном, меня буквально уничтожает. Я не верю, что в этом человеке есть что-то, чему ещё нужно это прощение, — сказал Дин. — Я не подпущу его к моей семье.       Ирий задумчиво опустил глаза, поскрипывая перчатками, когда под ногами мерно хрустел снег. Казалось, что омега хочет что-то сказать, как-нибудь возразить, но не может подобрать слов, не может найти оправдания, хотя так тщательно перебрал в памяти события, составленные по словам Дина и Нейтана. Сам Дин сейчас смотрел на старшего омегу и будто ждал, что тот найдёт какой-нибудь аргумент, который подарит веру и заставит сомневаться. Однако они оба молчали, просто идя дальше по тротуару, когда с одной стороны толпились оголённые, окрашенные снегом деревья, а с другой — угловатые, тучные дома, укрытые белыми покрывалами. — Невольно задумываюсь, каждый ли достоин второго шанса, — тихо сказал Ирий, — и всеми ли благими намерениями вымощена дорога в ад. — Этими намерениями вымощена дорога не просто в ад. Он израсходовал столько вторых шансов, столько попыток. Теперь пусть доживает свои дни один, — прорычал Дин, но замолчал, не смог сказать ни одного проклятия и пожелания смерти, хотя они вертелись у языка. — А сколько вторых шансов давали тебе? — спросил омега. — Я не выбирал. Наоборот, я не хотел выходить замуж, не хотел жить так, как мне пришлось. И сейчас, когда я полюбил, он попытался отнять даже это! — говорил Дин. — И даже если я не лучше его, то у него всё равно нет права творить такое. — Я не говорил, что ты хуже своего отца... — Пытаетесь убедить меня дать ему ещё одну попытку? Зачем? — Дин остановился.       Он остановился и вдруг понял, что вот он, ответ на его вопрос: отдыхала дорогая иномарка на парковке перед неплохим рестораном, а возле неё стоял Алистар. Альфа говорил с кем-то по телефону, глядя только на стёкла ресторана. На рыжих, жёстких волосах лежали крупные снежинки, медленно тающие и превращающиеся в крохотные, сверкающие капельки росы. Дёрнув головой, альфа быстро их стряхнул и с заметным вздохом завершил звонок, оборачиваясь к Ирию. Осознание, что пришёл не только Ирий, оказалось таким неожиданным, что телефон буквально выскользнул из сильных рук мужчины. — Пошёл я отсюда, — глухо сказал Дин, установив прочный зрительный контакт с отцом.       И нарочито резко разорвав его, омега отвернулся, чтобы уйти, но Ирий поймал его за запястье, не позволяя уйти так просто. — Стой, Дин, стой... пожалуйста, — зашептал он. — Если это был его хитрый план, то ничего не вышло. Так ему и передай, — рычал Дин. — Никакой это не план. Я его даже не предупреждал. Останься, Дин, прошу, поговори с ним. — Если я останусь, то только для того, чтобы набить ему морду. Посмотри, даже сейчас, когда он должен умолять меня остаться, это делаешь ты, а не он! Он ничего не сделал, чтобы добиться моего прощения! — воскликнул Дин. — А ты бы принял его попытки? — спросил старший омега. — Какая разница? Это должен был делать он, не ты, — отрезал Дин и вырвал руку. — Я разочарован теперь и тобой тоже. После всего, что этот человек сделал, ты ходишь с ним на свидания и позволяешь ему радоваться жизни. Ты!.. Я Вам доверял!       Омега отвернулся, уходя, но не успел сделать и нескольких шагов, как его снова поймали за руку. Оборачиваясь, думая, что это упрямится и не сдаётся Ирий, Дин вдруг увидел своего отца. Теперь он был так близко, что легко различался его стихший, потускневший тон удового дерева, ясно виделось сильно огрубевшее, охладевшее лицо, изрезанное бледными морщинами. Однако смотрел Дин едва ли больше нескольких секунд. Он даже не успел подумать, что хотел бы совершить или сказать: тело всё сделало само.       Дин от души, от всего того, что в ней накопилось, врезал бы альфе, но замахнулся — и остановился. Скривившись, омега отвернулся, вырвал руку и плотно сжал губы, хотя одышка билась в них и больно колола грудь изнутри. Встряхнув руками, будто бы так можно было избавиться от гнева, Дин развернулся, быстро уходя. Кажется, его призывали остановиться, но омега упорно игнорировал всё, что ему говорят: он шёл и шёл, возвращаясь домой. Хотелось сорваться на бег, но сил не был.       Ступив на порог квартиры, Дин присел на тумбочку, не снимая ни перчаток, ни пальто. Он смотрел в стену, всё ещё тяжело дыша и задаваясь столькими противоречивыми, но логичными вопросами, на которых не мог найти ответа, а если находил, то не мог принять. На звук захлопнувшейся двери из комнаты вышел Нейтан, на его щеке была полоска от синей ручки, а сам он хмуро бурчал себе под нос, что у него ничего не получается. Однако, как только он увидел старшего омегу, лицо мальчика приняло обеспокоенное выражение, а лёгкая сонливость спала. — Дин, что случилось? А Ирий где? — спросил он. — Всё с ним в порядке, — тяжело ответил Дин. — Пусть остаётся с этим уродом...       Старший омега закрыл глаза, тяжело стаскивая шарф и всё же расстёгивая пальто. Нейтан присел с ним рядом на одно колено, взволновано кладя руку на запястье старшего, но и поспешно руку убирая. Оба они не знали, что делать, а Нейтан не знал и того, что случилось. От волнения у него на шее стали проступать небольшие, красные пятнышки, которые ясно говорили, что мальчик переживает. Чтобы занять младшего хоть чем-то, Дин попросил его поставить чайник и спросил, где альфы. Оказалось, что Аллен и Джастин ушли прогуляться.       Пока Нейтан крутился на кухне, старший омега всё же разделся и тоже пришёл туда. Он упал на кухонный диван, пальцами забираясь в густые, рыжие волосы и чуть-чуть сжимая их в кулаках, уничтожая лёгкую, симпатичную укладку. Оставив чайник закипать, рядом присел Нейтан. Он поднял было руку, чтобы коснуться щеки старшего, но не решился и опустил, упираясь в его плечо лбом. Они сидели совершенно тихо, казалось, что за бульканьем чайника можно было расслышать это камышовое дыхание, укрытое снегом. За окном вновь плакало небо, а на морозе его слёзы превращались в снег. — Что случилось? — вновь спросил Нейтан, разрезая тишину.       Дин утробно зарычал, даже не скрывая это, но стал постепенно рассказывать о кратком, мимолётном событии, которое сейчас заметало снегами весну, воцаряющуюся в его усталой душе. А Нейтан молча слушал, держа руки на колене старшего омеги. Мальчик не говорил ни слова, хотя иногда приоткрывал рот, кратко вздыхал, но всё равно с губ не срывалось ни единого звука. И молчание продлилось даже после того, как Дин окончил краткий рассказ. Оба они сидели в тишине, мучительно задумываясь о мотивах и целях людей, которых, казалось бы, знали, от которых, казалось бы, понимали, что ожидать, но всё это оказалось очередными фантазиями. — Может он заставил Ирия? — Нейтан ещё продолжал глупо надеяться. — Учитывая, с каким счастливым лицом Ирий приходил домой после их свиданий, как-то не верится, — бросил старший омега. — А если Ирий влюбился, и его просто используют? — Вот это уже куда более вероятно, только чего хочет Алистар? Он так удивился, когда увидел меня, — вздохнул Дин.       Он поднял глаза к младшему, будто бы тот мог дать ответ на этот вопрос и на все остальные, что роились в голове омеги, вызывая болезненный, гулкий зуд. Нейтан, не выдерживая этого взгляда, полного ожиданий, отвёл голову в сторону. Оба они не знали, что делать и как разобраться в очередном стянутом клубке пряжи, брошенном в их руки. — Сначала нужно сказать Аллену. Он может что-то знать, чего не знаем мы, — предположил Дин. — Позвонишь ему? — Да, придётся прервать их свидание. — Старший омега поднялся, выходя в коридор, где оставил телефон, не вытащив его из кармана пальто.       Нейтан последовал за ним и остался чуть в стороне, с нетерпеливым волнением наблюдая, как Дин ищет среди контактов номер своего мужа. Прижав телефон к уху, тот показал жестом, что всё хорошо, и стал вслушиваться в гудки. Трубку подняли почти сразу, однако вместо Аллена омеги услышали голос Джастина. Переглянувшись, Дин и Нейтан одновременно приподняли брови, стараясь найти объяснение и этому. — Аллен занят? — спросил Дин после приветствия. — Ну, он сейчас не может говорить, — с лёгкой хрипотцой в голосе сказал Джастин. — Почему? — вновь спросил омега, но ответ так и не услышал.       В квартиру вошёл Ирий. Обычно, когда он возвращался, на его губах всегда лежала мягкая, очень расслабленная улыбка, но сейчас от этого спокойствия не было и следа. Только увидев Дина, он чуть-чуть побледнел, с какой-то неловкостью виноватого котёнка стягивая шапку и шарф. Видя, что Ирий избегает пересечения взглядов, Дин вдруг почувствовал себя бессердечным ублюдком, который только и может, что чахнуть над своей обидой, игнорируя старания остальных. Сказав Джастину, что перезвонит позже, Дин завершил звонок, отложил телефон и прошёл к старшему омеге, обнимая его и мирясь со всеми подозрениями, которые до того разрывали голову. — Он Вас не обидел? — спросил Нейтан, тоже пройдя ближе и с беспокойством взглянув на Ирия. — Нет. Он ничего мне не сделал, как и всегда, впрочем, — ответил тот.       Дин отстранился, отворачиваясь и плотно сжимая губы. Всё его существо не могло поверить в услышанное, будто бы это было ложью, настолько глупой и очевидной, что в иной ситуации это вызвало бы смех. — Дин, правда, — аккуратно заговорил Ирий, видя, что омегу начинает буквально трясти. — Делайте, что хотите, это Ваша жизнь, — отрывисто сказал тот. — Только пусть он ко мне не приближается. Клянусь, в следующий раз я не сдержусь.       Ирий вздохнул, переводя взгляд на Нейтана, будто бы призывая и его вступить в этот разговор, хотя мальчик молчал, опустив глаза, и сжимал в руках краешек футболки. Его совсем чуть-чуть потряхивало, а на лице вновь проступили красные пятна волнения. Они стали постепенно проходить лишь после того, как Дин обнял младшего омегу, бережно успокаивая его и целуя в макушку. Он знал, о чём сейчас думает Нейтан, знал, какой позиции он придерживается в этом вопросе, знал, что будь на его месте Нейтан, то он уже бы простил отца. — Ну, тише, не надо так нервничать... я всё решу, — на ушко мальчику пообещал Дин.       Он повернул Нейтана к себе личиком, бережно обнимая и укладывая его голову к себе на плечо. Да, как бы младший омега ни старался перед всеми выглядеть сильным, будто на него никак не повлияла эта ситуация, внутри него всё равно был густой, подсознательный страх перед похитителем. Он проснулся совсем недавно, но больше не оставлял Нейтана. — Всё хорошо, моя храбрая бусинка, — тихо сказал Дин. — Простите, я опять... мне не страшно, честно, — забормотал Нейтан. — Просто не хочу... его видеть, и слышать о нём тоже ничего не хочу. — Мы не будем о нём говорить, не будем. — Старший омега поцеловал мальчика в макушку, продолжая бережно успокаивать его.       Ирий не мешал им, стараясь даже не наблюдать за объятиями, будто бы мог своим взглядом как-то нервировать омег. Он просто ждал, когда Нейтан успокоится, а ждать пришлось не слишком долго. Мальчик вскоре собрался с силами, что-то тихо сказал Дину и покинул его, уйдя в комнату, где, судя по звуку, забрался в кровать, собираясь отдохнуть. — Поговори с ним Дин, — вновь начал Ирий. — Ради чего? — Пусть он хотя бы знает, что у него нет шанса, и оставит вас жить своей жизнью. — Он пообещал Вам, да? — усмехнулся Дин. — И Вы ему верите? Почему Вы вообще с ним? Он Вам понравился? Чем он Вас купил? — Он меня в прямом смысле купил, — сказал омега, мгновенно умеряя ехидство Дина. — Да, он меня купил. Мой муж меня ему просто продал, в ту ночь я был в бешенстве, в расстройстве, мне некуда было идти и я пришёл к вам. Вот так. Так что на самом деле я уже почти два месяца в разводе и должен жить с Алистаром, но всё сложилось чуть-чуть по-другому. И... мне всё больше кажется, что твой отец не такой плохой человек, как ты думаешь. Он мог бы сделать со мной всё, что ему бы хотелось, но он не позволил себе меня тронуть, во всех смыслах этого слова. Понимаешь?       Дин молчал. Он смотрел на Ирия, медленно осознавая все его слова, хотя они так неохотно укладывались в разуме, что становилось больно и тошно. Почему-то хотелось смеяться — и Дин тихо засмеялся, хотя этот смех больше напоминал рыдания, которыми было искажено лицо омеги. Закрыв лицо руками, он ненадолго согнулся, медленно приходя в себя, медленно смиряясь с тем, что собирается сделать. — Меня уже даже не удивляет тот факт, что они распорядились Вами, как собственностью, — тихо сказал Дин. — Я рад, что меня купил именно твой отец, а не какой-нибудь... конченный урод. — Старший омега тихо вздохнул, словно бы заново мирясь с этим знанием. — Я не смог бы дальше жить со своим мужем. Это просто мой второй шанс, может быть мы действительно слишком плохого мнения о твоём отце. — Он похитил Нейта и держал его у себя! Эта бесчувственная тварь обманывала всех! Он всё продал и предал! — воскликнул Дин. — Я не прощу ему этого! — Может и не следует. Поговори с ним, большего я не прошу.       Дин отшатнулся, нашарил рукой стену и опёрся о неё. Так тяжело было признавать, что он сам ещё не решил, как хочет поступить со своим отцом, что он сам в действительности требует от окружающих ответа, который они не могут ему дать, потому что этот ответ может сорваться лишь с его губ. Глядя на Ирия, вглядываясь в его чёрные, выразительные до холодного трепета глаза, омега медленно сглотнул. Казалось, что Ирий сейчас не выдержит, поддастся тревоге и начнёт накручивать на палец кольца кудрей, но тот стоял спокойно, выдерживая взгляд сверкающих изумрудов. — Побудь..те с Нейтаном, не хочу, чтобы он был сейчас в одиночестве, — попросил Дин.       Он прошёл к зеркалу, быстро оправил волосы и проверил не испортились ли стрелки, надел сапоги и натянул пальто. Не спрашивая, ждёт ли Алистар, Дин вышел на лестничную клетку и вызвал лифт. Он был уверен, что отец ждёт его. И действительно, выйдя на улицу, Дин увидел среди заснеженных машин одну, совершенно лишённую снежинок, словно бы она не заслуживала даже единой слезинки небес. Рядом с ней, опираясь бедром на крыло, стоял Алистар. Его чёрная куртка была инкрустирована на плечах белоснежным хрусталём, а на волосах лежал мелкий бисер растаявшего снега. Альфа не курил, хотя движение рук, сложенных на груди, выдавало, что он полностью погрузился в эту привычку.       Увидев Дина, альфа выпрямился, с каким-то благоговением и неверием смотря на сына, но не решаясь к нему подойти, словно бы одним неаккуратным движением может напугать его, побудить уйти. Так и было. Дин, напряжённый, словно бы на его плечи опустилось само небо, роняющее хрустальные слёзы, несколько секунд стоял в отдалении. Он молчал, хмурился, будто его изнутри мучил нерешённый вопрос, на который он никак не мог найти ответа. Сдавшись, позволив себе поискать ещё кусочки мозаики, которая сложится в решение, омега окончательно прошёл к машине, вставая у её крыла и так же на него опираясь. — Ты едва не испортил отношения между мной и Ирием, — сказал Дин. — Доволен? — Я его не просил, — заговорил Алистар, но омега прервал его. — Просил, — эмоционально зашептал он, — а Ирий тебе поверил. Не просто тебе, он поверил в тебя, после того, что ты сделал! — Дин, я его не просил, — снова повторил альфа. — Ты такой же упрямый, как и был. Тебя эта ситуация ничему не научила, — обречённо сказал Дин. — Как тебе доказать?.. — Мне не надо ничего доказывать. Исчезни из моей жизни, — отрезал омега.       Он смотрел только вперёд, смотрел, как медленно кружится снег в свете только что вспыхнувшего фонаря. Снежинки напоминали мотыльков, что искали тепла, но сгорали, едва его коснувшись, а сгорев — опадали на землю пеплом. Почему-то казалось, что сейчас и Дин готов обратиться пеплом, потому что вот-вот и сам коснётся пламени: пламени любви, пламени обиды и разочарования, пламени души, ведь именно она способна любить. И это пламя манило. В нём было тихо, но тишина была иной, отличной от той, что сейчас повисла между отцом и сыном, которые уже не были семьёй. — Скажи всё, что хочешь сказать, и уходи, — тихо сказал Дин.       После этих слов тишина стала ещё более удушающая. Дин продолжал смотреть только вперёд, удерживая спокойное, почти безжизненное выражение лица, хотя ему хотелось скривиться, хоть как-нибудь выразить тот шквал, который сейчас изнывает внутри него, когда вокруг медленно, беззвучно землю укрывает снег. И этот снег хрустел, поскрипывал под ногами, будто тихонечко выл от боли. Казалось, что всему вокруг ужасно больно, ведь то, что способно ощутить чужое страдание, сейчас само отчаянно болело. Снег заскрипел ещё отчаяннее.       Дин обернулся на звук и более не отвёл взгляда. Он мог лишь смотреть на то, как альфа опускается на колени. Этот гордый, до безумия гордый человек, который не позволяет себе даже голову преклонить, сейчас опустился на колени. Дин видел, как он весь напряжён, как сжаты его кулаки, но не видел лица, потому что и голова была опущена. И альфа что-то говорил, но Дин не мог различить слов, а слышал только голос, натруженный, хриплый, густой голос, от которого у многих бы пошли мурашки, но сейчас в нём не было ни капли холодного шарма, в нём было то, что дано понять лишь сердцу. Потому именно сердце услышало: — Надеюсь, когда-нибудь ты простишь меня, сын.       И эти слова множились в голове, вторились, а сам Дин криво, отчаянно улыбался, сквозь пелену слёз глядя на отца. Эти слёзы были такими горячими, что от них становилось больно, а сами они мгновенно замерзали на щеках. Смеясь и в бессилии прикрывая глаза, омега согнулся, сдерживая стенания боли и страдания. — Я тебя ненавижу, — сквозь зубы просипел Дин. — Я так бы хотел задушить тебя собственными руками.       Но вместо того, он сгорбился, закрывая лицо руками и не сдерживая слёз. Кажется, было всего несколько раз, когда становилось так невыносимо. Но почему именно извинения причинили такую боль, омега не мог понять. Хотелось кричать, чтобы вместе с криком душа выпорхнула из тела, исторгая из него боль, даже если бы вместе с ней вышло бы и сознание, но Дин лишь тихо плакал. — Скажи, что мне в тебе нужно прощать? В глаза мне посмотри и ответь, — сказал Дин. — Я верил, я отчаянно верил в тебя, а ты меня ненавидел всё это время! Ты навредил человеку, которого я полюбил...       Альфа не поднял головы. Дин, глядя на него, скривился, а скулёж невольно сорвался с губ. Взяв Алистара за волосы, омега заставил его запрокинуть голову. В это же мгновение мир вновь окутала непроницаемая, ужасная тишина. Она звенела. Она изничтожала сознание, пока Дин смотрел в глаза альфы, в которых под светом звёзд и фонарей светились слёзы. Сухие, плотно сжатые губы открывались лишь от судорожного, рваного дыхания, делая гримасу боли и отчаянья ещё выразительнее. Тихо смеясь, Дин осел на снег. — Ты плачешь, — смеялся он, — мерзавец. — Я... не готов потерять ещё и тебя, — едва слышно сказал альфа. — Ты — всё, что у меня осталось. — У тебя больше ничего нет. Ты убил меня, Алистар, уничтожил, — медленно проговорил Дин. — Ты счастлив? — Я не этого хотел. — Но это ты получил.       Дин всё же поднялся. Ему было очень холодно, но тело уже не могло согреть себя само, а от слёз горели щёки и, кажется, потекла подводка. — Мне ужасно больно от мысли, что я остаюсь в этом мире почти один, без родителей, но мысль, что ты можешь навредить ему, делает мне куда больнее, — тихо сказал омега, стирая чёрные потеки, хотя они замёрзли и облетали угольным снегом.       Он посмотрел в глаза отца, в которых бессильно высохли слёзы, и долго не разрывал зрительного контакта, словно бы усиленно копался в душе альфы, хотя был уверен, что души у него не было. Снег падал вокруг лишь гуще, неприятно врезаясь в щёки и лоб, в оголённую шею, часто покусывая и заставляя вздрагивать, хотя Дину казалось, что дрожи не было. — Знаешь, я простил, — прошептал он, — но я не готов доверить его тебе. — Дин. — Альфа с глупой, отчаянной надеждой схватил сына за руку. — Оставь меня.       Омега аккуратно высвободил руку и пошёл к подъезду. Он чувствовал, что Алистар смотрит ему в спину, слышал, что он до сих пор не поднимается с колен, но осознавал, что сделал даже больше, чем должен был. И, кажется, на душе становилось спокойно, хотя вера в весну так и не окрепла.       Прощение. Вера. Весна.