Justin Bar

      Наконец-то наступила календарная весна, хотя снега оттого меньше не стало. Им полнились улицы и души, до сих пор волнующиеся о заморозках. О разговоре Дина с отцом знали все жильцы квартиры, а Нейтан вовсе в особенных подробностях. Ему было неприятно, даже болезненно тяжело вспоминать об Алистаре, но он предпочёл полностью выслушать Дина, сделать свои выводы. И это было не зря. Почему-то мальчик обрёл странное удовлетворение и спокойствие, узнав о прощении, вере и весне. Возможно, что к этому приложили руку и психологи, которых омеги всё ещё посещали, но спокойствие Нейтана передавалось и всем остальным, потому что вместе с ним перестал нервничать и Дин, а уж он нервировал всех остальных, если сам вдруг волновался.       Потому весна ступила не только на листик календаря, но и на порог квартиры, где постепенно расцветали крупные цветы — счастье, а над ними собирались бабочки — любовь. Эта картина была так смешна, так банальна, что являлась абсолютной правдой, ведь даже Ирий чувствовал, что ему позволено любить, хотя это давалось с трудом. Однако даже так омега вскоре нашёл в себе силы, чтобы выпорхнуть из гнезда своего сына, ища свой собственный дом. Его переезд оказался совершенно случайным и неожиданным, но вместе с тем очень предсказуемым.       Одним ясным, погожим вечером, когда Ирия снова не было дома и собирались ужинать без него, Аллену вдруг позвонили. Обычно рабочие звонки приходили только на рабочий телефон, но сейчас звонили на домашний, потому альфа вышел из-за стола, оставляя Джастина наедине с его порцией, хотя тот уже собирался пожаловаться на излишнее количество петрушки, которую терпеть не мог. И если старший альфа продолжал ковыряться в тарелке, выуживая петрушку на край, то Дин и Нейтан сразу же задумались о том, кто бы мог позвонить.       Омеги переглянулись, шёпотом обменялись несколькими предположениями, но не успели сойтись на том, что это может быть Ирий, потому что Аллен сразу подтвердил их несостоявшееся предположение: — Пап, всё хорошо? — спросил альфа. — Вау, Ирий звонит, — ухмыльнулся Джастин, оставляя петрушку в покое.       Дин и Нейтан снова переглянулись, теперь предполагая причину, по которой мог звонить старший омега и почему он просто не пришёл домой. Однако тут уже они не смогли предположить что-нибудь вразумительное, сразу волнуясь о безопасности и здоровье Ирия, хотя он был не один, а с Алистаром, однако и это тоже полностью не успокаивало. Сжимая полы рубашки, потому что не переоделся ещё после института, Нейтан с волнением взглянул на старшего омегу, будто бы тот мог дать ответ, и перевёл взгляд к Аллену.       Альфа стоял в коридоре, почти в дверях, держал телефон у уха, хотя обычно прижимал его плечом, чтобы руки оставались свободны. Он чувствовал на себе несколько взглядов, ожидающих ответов на многие вопросы, а сам в этот момент пытался вслушаться в слова своего отца-омеги. Казалось, что он немного бредит или глупо шутит. — Папа, ты серьёзно? — переспросил альфа, касаясь родинки на своём лбу и небрежно царапая от волнения. — Точно всё хорошо? — Не переживай, это только на одну ночь, — говорил Ирий. — Думаю, что ничего не случится. Если хочешь, можешь поехать со мной. — Нет, к Алистару я не поеду, но... пап, ты сам этого действительно хочешь? — осторожно спросил Аллен. — Если сейчас я этого не сделаю, то определённо буду жалеть, а себя ругать за нерешительность. Передай Дину и Нейтану, чтобы они не беспокоились, — попросил омега. — Завтра, когда домой попаду, всё вам расскажу. Обязательно, всех целую.       И на этом звонок был завершён. Аллен остался посреди коридора в растрёпанных, помутнённых чувствах. Он, казалось бы, волновался, но в то же время неловкая улыбка не сходила с губ, потому что в памяти отпечатался довольный, чуть подёрнутый смехом голос отца-омеги. Редко Аллен слышал, чтобы омега был в достаточно хорошем настроении, чтобы его слова приобретали лукавые, лёгкие оттенки, будто бы он был впервые, совершенно по-юношески влюблён. Отрицать это не было ни сил, ни желания, да и на ум не приходил ни один аргумент.       Спрятав телефон в карман, Аллен приятно задумался, но долго наедине со своими мыслями не пробыл, ведь на него смотрели три пары очень любопытных, чуть взволнованных глаз. Обернувшись, альфа даже чуть-чуть поморщился, но вернулся в кухню, присаживаясь за стол рядом с Джастином. Тот уже забыл о несчастной петрушке и думал только об Ирие, потому что старший омега определённо завоевал расположение альфы. — В общем, папа решил на ночь остаться у Алистара, — сказал Аллен, подумал немного и добавил: — Это его решение. Думаю, что с ним ничего не случится. — Главное, чтобы он был доволен. Я верю, что всё будет хорошо, — пробубнил Нейтан, опустив голову на плечо старшего омеги и прячась в его неполных, крепких объятиях.       А Дин молчал. Он не слушал, что говорит Джастин, ведь было понятно, что и его устраивает текущая ситуация. В голову лезли смешанные, не тревожные, а какие-то разочаровывающие мысли. Дин помнил, что простил отца, сказал всем, что даёт ему шанс, но сейчас всё равно не находил в себе того, что бы помогло понять Ирия. Не могло сердце, до сих болезненно залатывающее рану разлуки, понять, почему Ирий не боится, почему доверяет всего себя: свою душу, своё тело, своё будущее — человеку, который готов был разрушить чужие судьбы. Наверное, Нейтан думал о том же самом, но его виденье было несколько иным. Он больше не боялся, но в голове маленького омеги не укладывалось, как можно так легко и безжалостно себя вести человеку, в котором живёт душа. Мальчик верил, что в Алистаре она всё же есть.       Однако, чтобы не думали оставшиеся в квартире жильцы, но так случился неожиданный переезд Ирия. Омега вернулся только за своими вещами, и то спустя несколько дней, никого не предупредив, а время выбрав такое, что Дин с Нейтаном были бы в институте, а альфы точно на работе. Дверь он открыл собственным ключом, тихо заходя в прихожую и прислушиваясь. В серой, зимней дымке квартира показалась особенно пустой и обиженной, хотя изредка, когда солнце проглядывало меж тяжёлых, влажных туч, коридор вдруг преображался, напитываясь бурной, приятной энергией.       Ирий, наблюдая миг преображения, мягко улыбнулся, вспоминая, как прожил здесь несколько месяцев, как вокруг него разворачивались счастливые, а иногда совершенно трагические сюжеты, как сам он именно здесь нашёл в себе силы жить так, как хочется, хотя было столько ограничений. Оправив густые, крупные кудри, омега снял куртку и обернулся, глядя на причину того, почему он пришёл в квартиру сына, не сказав ему ничего о своём визите. Чуть-чуть позади Ирия стоял Алистар. Он нервно озирался по сторонам, оглядывая настенную вешалку, где было несколько курток, большая часть из которых явно принадлежала Дину, и пытаясь понять, точно ли никого нет дома.       Лицо альфы стало чуть более выразительным, а возраст стал менее заметен после того, как он получил прощение сына, только от курения Алистар ещё не избавился, потому, нервничая сейчас, часто сглатывал и кусал внутреннюю сторону щеки из-за желания закурить и успокоиться. Однако, взглянув на Ирия, он позволил себе немного расслабиться. Логично, но за частые встречи он уже привык к обществу омеги даже больше, чем ожидал, потому и в этот раз не оставил его одного, желая помочь со сбором вещей, хотя, конечно, это была не единственная его цель. — Надеюсь, Аллен не узнает о том, что я был в его доме, — сказал альфа. — Ну да, а то будет не хорошо с моей стороны. — Ирий кратко вздохнул, разуваясь и потирая замёрзшие руки. — Но я бы не хотел, чтобы ты ждал меня в машине.       Омега проницательно улыбнулся и подмигнул Алистару, вызывая его задумчивую, чуть сдержанную улыбку. Уж Ирий-то понял, почему альфа не стал сидеть в машине, а пошёл следом, пусть это и было достаточно рискованным, не слишком правильным поступком. Не удивительно, но дом, в котором Дин прожил пять лет и ещё немножечко, манил альфу, будто бы приоткрывал дверь в мир, который сын очень хорошо скрывал за тонким напылением искусной фальши. Сейчас этот мир начал зацветать всеми цветами, которые только могли пустить корни в душе Дина. — Надеюсь, когда-нибудь я смогу прийти к Дину открыто, а не вот так... когда его даже дома нет, — сказал Алистар. — Ему нужно время. — Думаю, что много времени. Оказывается, я совсем не знал своего сына, и его прощение... это какое-то чудо. Нет, у него просто есть сердце в отличии от меня. Я благодарен Дину за всё его терпение. — Лучше бы он это услышал, чем я, ему эти слова... очень нужны, — вздохнул Ирий, наблюдая, как альфа снимает куртку. — Я не видел его несколько дней, но уверен, что он всё ещё чуть-чуть переживает. — Он боится, что я снова буду лезть к ним? — с удивлением спросил Алистар. — Нет. Они оба... уже менее нервные, просто Дину тяжело даются все сердечные раны, тем более, что он ещё не поправился до конца. И собственный внешний вид его тоже сильно удручает, — сказал омега, идя по коридору к комнате, которая принадлежала ему и где остались все вещи. — Он стал выглядеть куда лучше, — с задержкой проговорил Алистар, идя следом и мельком осматривая дом. — Но... это всё равно напоминает о том, в каком состоянии он был. А я ведь почти до самого конца верил, что он сдастся. Я так глупо верил.       Ирий не ответил, лишь в очередной раз вздохнул. Он не раз уже обсуждал с Алистаром его сына, не раз слышал, как альфа смято, до сих пор неоформлено жалеет о том, что сделал, до сих пор продолжает мучиться чувством, что его убеждения были неправильны и глухи настолько, что едва не лишили его всего; продолжает мучиться, но новых убеждений пока что не может составить. И это та самая точка невозврата, когда обязательно рядом нужен человек, который незаметно, неосознанно направит в иное русло, помогая справиться с мыслями. Действительно, любая кардинальная перемена строится на огромном потрясении.       Остановившись в дверях комнаты Ирия, альфа задумчиво, хмуро взглянул, как тот собирает вещи. Вот он, омега, который является тем самым человеком, который и будет помогать начинать жить вновь. Хотелось нащупать границу его личного пространства, чтобы не вторгаться слишком сильно, чтобы не тревожить, хотелось найти ту самую грань, где бы образовалась прочная, но свободная связь, потому что сейчас она была лишь ниточкой, неаккуратно натянутой между давно знакомыми людьми, сейчас вдруг вздумавшими поиграть в юношескую влюблённость. И хорошо ли складываются отношения, которые начались там, где могли разрушиться судьбы?       Никто не знал ответа на этот вопрос, ведь даже их игра была смежной с фальшью. Алистар не мог знать, действительно ли омега проникся к нему каким-нибудь чувством, будь то симпатия или юношеская привязанность, а Ирий так же не мог оценить, стоит ли ему надеяться на ответ или же он игрушка в руках человека, который запутался, который ищет опору, ищет того, кто позволил бы быть поближе к сыну. Они оба не знали ничего, но им обоим некуда было идти. — Я сам всё сложу, ты можешь помочь просто отнести, — сказал Ирий.       Он понял, почему альфа медлит и не спешит зайти в комнату, потому решил его просто отпустить. Видя, что Алистар продолжает нерешительно медлить, сложив руки на груди и отведя глаза в сторону, омега слабо покачал головой. Глядя на альфу, на его статную фигуру, напряжённую позу, Ирий лишь больше убеждался, что не понимает, а может и никогда не поймёт, что творится в запутанной, неизведанной душе этого человека. Он мог лишь предположить, довериться своей интуиции, поискать ниточки сравнения с Дином, но и действия омеги обычно предугадать не всегда получалось, а Алистар, кажется, был ещё более непредсказуем, потому Ирий мог лишь отпустить его, чтобы альфа сделал то, что хочет. — Да, я вернусь через пару минут, — вскоре сказал Алистар, всё же подтверждая предположение омеги.       Оставив его одного, альфа прошёл по коридору немного назад и остановился перед комнатой Дина. Если в коридоре царил смешанный запах и перца, и тимьяна, и остальных тонов, то у комнаты ясно чувствовался только вкус миндаля и вторым тоном — запах какао. На удивление сочетание этих запахов оказалось необычайно приятным и мягким, не слишком резким и не излишне приторным, хотя оба обладателя запахов были омегами. Несколько раз шумно вдохнув, Алистар неохотно, как-то грустно пришёл к мысли, что во всех возможных аспектах Дин и Нейтан образуют неплохую пару. И вспоминая, как хорошо смотрелись омеги вместе, когда случайно встретились Алистару на лестничной клетке, смеющиеся, с раскрасневшимися губами и яркими улыбками, альфа аккуратно вошёл в комнату сына. Это было откровенным нарушением личного пространства, но Алистар просто надеялся, что Дин никогда об этом не узнает, а сам он утолит голодную тоску и усталость.       Осматриваясь, альфа отметил, что его сын всё же не меняется, даже если и живёт с кем-то, потому что присутствовал лёгкий беспорядок, шторы были плотно задёрнуты, кровать, то бишь несколько одеял и масса подушек, полностью скублена, а на тумбе возле неё стояли несколько чашек и пустая тарелка. Сумрак, висящий на плотных занавесках, придавал мебели и мелким предметам обихода немного романтичные, гротескные выражения. Пробормотав, что Дин совсем не меняется, так ещё и ребёнка учит плохому, альфа прошёл к окну и распахнул шторы.       На кровать упали яркие, выразительные лучи солнца, ищущего весны, — и на кровати зашевелились одеяла. Альфа удивиться не успел, как из-под покрывала на свет показалась голова Нейтана. Он болезненно зажмурился и уронил голову на подушки, бормоча: — Дин, задёрни шторы, у меня глаза от света болят.       Альфа буквально не мог пошевелиться. Ему вдруг стало так не по себе, но и так смешно, что силы покинули тело, позволяя лишь глупо пялиться на мальчика в постели, на его красное, будто от высокой температуры лицо, украшенное складками от подушки и обрамлённое спутанными пшеничными волосами, которые чуть липли к шее и ко лбу. А тот, продолжая морщиться, понял, что никто не шевелится и не спешит задёрнуть шторы, потому с трудом сел, приоткрывая один глаз и собираясь встать. Однако Нейтан так и не встал, глупо уставившись на альфу.       Они смотрели друг на друга, молчали, но уже через мгновение Нейтан, сам от себя не ожидая, по-настоящему завизжал, да так громко, что у альфы уши заложило и он метнулся к омеге, закрывая ему рот рукой. Нейтан, кажется, кричать перестал даже не из-за ладони на губах, а от испуга. Он только глаза закрыл, чтобы не смотреть на альфу, но Алистар, видя, что мальчик чуть-чуть пришёл в чувство и, кажется, не собирается кричать, отступил. Тот, почувствовав, что свободен, приоткрыл один глаз и попятился, пока не оказался у противоположного края кровати.       На крики, между прочим, прибежал Ирий. Он, увидев, младшего омегу, буквально взялся за волосы, но быстро справился с собой и прошёл к мальчику, присаживаясь рядом и приобнимая за плечи. Казалось бы, Нейтан сейчас должен был спрятаться за спину старшего омеги, но тот сидел, продолжая смотреть на Алистара то ли с лёгким испугом, то ли с каким-то снисходительным удивлением. Однако через минуту мальчик прижал руку к голове и зажмурился, тихо бормоча, что плохо себя чувствует. — Да у тебя температура, — вздохнул старший омега и взял с тумбочки градусник, до того прячущийся меж чашек. — И утром небольшая была, — пожаловался Нейтан, ставя себе градусник, и спросил: — А Вы... что тут делаете? И он... — Я просто хотел вещи свои забрать и окончательно съехать, а то я мешаю и сыну, и вам двоим, — сказал Ирий. — И я попросил Алистара помочь мне, не думал, что сейчас кто-нибудь будет дома.       Он ещё раз вздохнул и поцеловал мальчика в лобик, но тот смотрел только на альфу, который стоял спиной к окну, задумчиво хмурясь и так же не отводя взгляда от Нейтана. Они смотрели друг другу в глаза, хотя младшему омеге это давалось тяжело и он часто морщился, но всё равно взгляд не отводил, будто бы эта была игра, как тогда, в доме самого Алистара, только теперь никто не был пленником и никто не был похитителем. — Вы меня напугали, — всё же сказал Нейтан. — Мы думали, что дома никого нет, — проговорил альфа, — прости.       Услышав извинения, мальчик приоткрыл рот. На мгновение ему показалось, что он всё же спит или сильно бредит, хотя температура была очень маленькая, почти приемлемая. Взглянув на Ирия, будто спрашивая, действительно ли это просто слова извинений, а не сарказм или снисходительная колкость, Нейтан столь же вопросительно взглянул и на самого Алистара, но ничего сказать не успел: запищал градусник. — Тридцать семь и пять, — сказал Ирий, забрав у мальчика градусник. — Будешь пока без жаропонижающего, ложись в кровать. — Да, сейчас. — Мальчик вздохнул и опустил голову на подушки, хотя продолжал смотреть на Алистара. — Можно задать Вам вопрос? — Задавай, — согласился тот. — Вы рады? — Чему? — Альфа приподнял брови. — М-м, наверное, мне надо иначе спросить. — Нейтан задумался и спросил вновь: — Вы всё ещё злитесь на меня?       Альфа не смог ответить сразу. Он будто специально отвлёкся на Ирия, который вышел то ли за чашкой воды, то ли просто ради того, чтобы альфа и омега поговорили без лишних ушей. Затем отвлекли занавески, уже зашторенные, но Алистар всё равно удостоверился, что они не пропускают ни единого лучика солнца. Однако Нейтан всё это время смотрел только на альфу. Не смотря на слабость и температуру, мальчик всё равно не испытывал ни капельки страха, хотя только что ещё кричал, но, кажется, вместе с этим криком из души выпорхнуло всё то, что боялось Алистара, и остались лишь сухие воспоминания о похищении. — Вы не понимаете, что происходит и происходило, да? — снова спросил омега. — Можно и так сказать, — неохотно признался Алистар. — Вы немного изменились, — сказал Нейтан и снова ненадолго зажмурился. — Это очень заметно. — Что ты хочешь этим сказать, мальчик? — Я не хочу Вас обидеть, не нервничайте так. И... если Дин вас тут не застанет, то я ему ничего не скажу. — Мальчик слабо улыбнулся, обнимая подушку и стараясь устроиться как можно удобнее, хотя лежать в постели перед альфой было очень неловко. — Зачем тебе это? — Это может разрушить Ваши отношения с Дином, а они и так очень шаткие. Дин будет переживать, если и сейчас всё испортится. Я не хочу, чтобы он нервничал, слишком много было поводов для волнений, — сказал Нейтан и чуть-чуть пожал плечами. — Нет, не злитесь, я не настолько эгоист, чтобы думать только о Дине, я понимаю, что и Вы переживаете, просто Вы — виноватая сторона. — Ты достаточно прямолинеен, — усмехнулся альфа. — Думаешь, Дин зря простил меня? — Нет, наоборот. Я немного завидую, что у него есть шанс на примирение с Вами. Вы его отец, его семья, что бы ни случилось, — заговорил Нейтан. — Мне такого шанса не дано, потому что мой отец... не тот, кто может изменить свои убеждения. Он бы с радостью меня убил, будь возможность. Вы хотя бы не желаете Дину смерти. — На самом деле я люблю своего сына. А смотря на тебя, понимаю, что он всё же разбирается в людях. — Алистар вздохнул и немного помолчал, собираясь с мыслями. — Перед тобой я тоже хотел бы извиниться. — Думаете, что моё прощение поможет Вам наладить отношения с сыном? — спросил омега.       Он даже вздрогнул, видя как дёрнулись многие мускулы на лице альфы, но лишь тихо сглотнул, продолжая лежать. Слабость всё больше завладевала телом и очень хотелось спать, но Нейтан, не задумываясь о бессмысленности разговора, почему-то очень хотел поговорить с Алистаром, с человеком, которого едва ли можно было понять, который готов был переступить через себя, через всех, а на многих даже бесстрастно потоптаться, чтобы добиться цели — мнимого блага, навязанного сыну. Это одновременно впечатляло, вызывало зависть и какую-то лёгкую, снисходительную жалость.       Нейтан закрыл глаза, тяжело качая головой. Он чувствовал проницательный взгляд Алистара, ощущал, что изредка Ирий поглядывает в комнату из кухни, следя, чтобы у альфы и омеги всё было хорошо, пока сам старший омега не вмешивался. А Нейтану хотелось, чтобы сейчас рядом был Дин, чтобы он тоже слышал этот разговор, чтобы видел отца таким, каким он стал, но без предубеждений, без ярости и обиды. Однако Дина рядом не было: омега сейчас работал в институте, часто поглядывал на часы и всем сердцем стремился домой, ведь оставил своего возлюбленного наедине с простудой и небольшой температурой.       А этот самый избранник представлял, с какой лаской и взволнованным терпением Дин коснётся его лба, заворчит, попросит измерить температуру, а потом будет бродить вокруг, ведомый сумбурными мыслями о том, как бы помочь своему мальчику. Утром Дин выглядел именно так, ведь принеся градусник, таблетки, горячий чай и лёгкий завтрак, хотя Нейтан не хотел есть, он ничего больше не смог сделать и стал нарезать круги рядом с кроватью, потому что мальчик отказался от поцелуев и объятий, боясь заразить старшего, хотя они спали в одной постели.       Ощутив вдруг прикосновение ко лбу, Нейтан приоткрыл глаза и чуть-чуть отпрянул, медленно осознав, что это альфа проверяет его температуру. — Наверное, думаете, зачем я ему слабенький и больной, — усмехнулся мальчик и прикрыл глаза. — Слабенький? Ты удивил меня, когда остался с ним после похищения, когда не бросил его, поняв, что ему нужно время на выздоровление. Наверное, не поступи ты так, я бы понял Дина иначе, — сказал альфа.       Он посмотрел на Нейтана чуть более внимательно, почти кожей ощущая пересечение взглядов, хотя более всего привлекал яркий, почти небесный блеск в глазах мальчика. Это были самые выразительные, пусть уставшие, пусть покрасневшие из-за болезни, но самые яркие глаза, где светился юный, но уже складный характер, наполненный и упорством, и юношеским сомнением. Это вызывало невольное почтение, больше не тронутое сомнением, что весь вид Нейтана — напускное, ребяческое выражение. — Ты принимаешь мои извинения? — спросил Алистар. — Принимаю, — прошептал мальчик и прикрыл глаза. — А теперь я хотел бы отдохнуть. — Не буду больше беспокоить.       Так Нейтана оставили отдыхать, а альфа и омега быстро собрали вещи, ведь предсказать появление Дина не было никакой возможности, потому что он мог явиться после любой своей пары, неожиданно сорвавшись из-за волнения. Ирий только хотел попрощаться с Нейтаном, но тот уже спал, потому омега просто оставил мальчику поцелуй в лоб и только тогда ушёл. Вещей, к слову, у Ирия было совсем немного: они не заняли даже трети багажника. Можно сказать, что старший омега почти налегке входил в новую главу своей жизни, в которой ему предстояло справиться со своими призраками и с призраками человека, который и открыл дверь в эту новую главу. — Алистар, — мягко позвал омега, когда машина уже вырывалась из города. — Что такое? — Тебе стало легче? — Не знаю. — Альфа качнул головой, глядя только на дорогу, хотя от ощущения маленькой, холодной ручки на колене было стойкое желание взглянуть на Ирия. — Мне действительно будет легче, когда они станут окончательно счастливы... Я достаточно мешал их жизни, надеюсь, что это не было роковым. — Они справляются, а весна уже наступила, — прошептал омега. — Разве они не прекрасны? — Прекрасны. — И мы ещё с ними увидимся.