Секрет Аонунга

Жилище Айшни было в разы меньше того, что принадлежало его семье, но это не делало его менее уютным. Хижина была идеально обустроена для удобства ее обитателей. На стенах висели циновки и разноцветные кораллы; в одном углу разместили коврики для сна, а другой спланировали под кухню. Вежливо улыбнувшись хозяйке дома, Аонунг расположился на гостевом плетеном коврике и пытался отвлечься от внезапно нахлынувшей на него хандры, шутя с Айшни и ее матерью, пока они вместе поедали рыбу. Принц Меткайина знал, что в будущем Айшни станет той, кого он должен будет выбрать для создания связи. Радоваться ли, или огорчаться? Аонунг пока не мог определить для себя наверняка. Его предназначением являлось становление Оло’эйктаном, а подле истинного вождя должна быть сильная и умная жена. Айшни представляла идеальную кандидатуру на эту роль. Ее тонкие черты лица, слегка вздернутый нос, что был изюминкой во внешности девушки, всегда разнообразно сплетенные косы и просто очаровательные плавники. Но несмотря на все эти элементы привлекательности, та не интересовала его, как На’ви, с которой ему хотелось бы связать свою жизнь. Что уж до любви. Это чувство пока было ему чуждо. Так что он решил просто действовать так, как велит его отец. А он велит — быть достойным. Аонунг сделает все возможное. Юноша доел свою порцию, и немедля попросил добавки. Есть стряпню, приготовленную матерью Айшни было, само по себе, роскошью. Даже остывшую после их получасовой беседы рыбу. Роуга поклонилась в ответ на его просьбу, как будто он был кем-то особенным. Аонунг нахмурился и поспешил остановить ее. — Пожалуйста, старейшина Роуга, мы все равны, когда едим вместе, — сказал он с улыбкой. — Ты такой внимательный, Аонунг. Надеюсь моя дочь выберет себе в мужья столь же обходительного парня, как ты, — скромно улыбнулась ему Роуга и он еле удержался от смешка. Конечно. О таком, как я только мечтать. Парень перевел глаза к арочному проему, через который было видно гавань и кусочек неба. Заметив, как круто склонилось над горизонтом их небесное светило, он поднялся с коврика, вежливо поклоняясь хозяйке дома. — Уже поздно, мне пора идти. Старейшина Роуга, Айшни, — он слегка наклонился и приложил два пальца ко лбу в прощальном жесте. — Kìyevame! — Kìyevame! — Kìyevame!

***

По дороге обратно он, кажется, умудрился встретить всех своих друзей и знакомых: у несчастного свело пальцы, столько он здоровался со всеми. Но с тем На’ви, кого он, действительно, хотел увидеть, пересечься не удалось. Сколько бы он не искал Нетейама в толпе, отыскать лесного На’ви не получалось. Аонунгу даже удалось застать свою мать, ближе к торговой части селения. Женщина сидела по центру дощатого выступа, вокруг нее расположились другие женщины их клана и вместе они воспевали гимн «Пути моря». Первое правило, которое он усвоил еще будучи ребенком, никогда не мешать женщине, когда она поет. Тогда Аонунг отделался знатным подзатыльником, из-за которого он еще пару дней потом шарахался от матери. Но это правило он запомнил на всю жизнь. Около двадцати На’ви зачарованно следили за их выступлением. Пение и игра в метание круглых кораллов являлись развлечением среди На’ви всех возрастов в их селении. Зачарованный потоком мерных голосов он стоял так некоторое время, вслушиваясь в успокаивающую мелодию, подмечая, как органично звучит каждая нота. — В нашем клане тоже умеют петь, — кто-то прошептал ему на ухо. Аонунг дёрнулся, поворачиваясь к источнику звука и встретился взглядом с золотыми ореолами радужки Нетейама. — У нас есть одно правило — «Никогда… -… не перебивай поющую женщину!» — На’ви шикнули на него в унисон, а Аонунг почувствовал, как собственные губы расплываются в улыбке. Он опустил голову в надежде, что Нетейам не заметит эту его слабость, но у второго На’ви было преимущество в росте. Он, возможно, уже все увидел. — Мне жаль, что я не пошел с тобой к скале, — перевел тему Нетейам, пытаясь заглянуть в чужое лицо. — Отец попросил меня присмотреть за Ло’аком на случай, если он вытворит что-нибудь глупое. Но я думаю твоя сестра держит моего брата в рыболовных сетях, поэтому переживать пока не о чем. Аонунгу было все равно. Ну, по крайней мере, он неплохо притворялся. — Все в порядке, Нетейам, — сказал он. — Воу, а где же твое излюбленное «Zìma'uyu Нетейам»? Возмущение в голосе лесного На’ви рассмешило Аонунга, отчего они получили очередную порцию негодования со стороны поющих женщин. — Знаешь, это прозвище не очень-то и милое, но раз тебе так нравится… — Оно уникальное и необычное. Меня ещё никто так не называл, — пожал плечами Нетейам. Может рифовому Принцу показалось, но отчего-то тот был уверен, что расслышал какую-то новую эмоцию в чужом голосе. Трепет? — Как скажешь, zìma'uyu Нетейам, — пожал он плечами и перевел взгляд на свою мать и ее подруг, мягко покачиваясь в такт их песне. Аонунг помнил, как его мать пела ту же песню им с сестрой, когда те готовились ко сну. Ее голос всегда успокаивал. Когда пение стихло и все разошлись, он напросился проводить свою мать до их хижины, лишь бы не проводить лишнего времени с Нетейамом. Они распрощались и в течение нескольких дней ни один из них не разговаривал с другим. Нетейам учился у его сестры дыханию и жестам, а Аонунг вернулся к делам, которые поручил ему отец. Мужчина почему-то выглядел очень удрученно в последнее время, что не на шутку тревожило Аонунга. Вероятно, причиной тому было то, что Аонунг отвлекался на каждой встрече со старейшинами. По правде говоря парень сам не понимал почему. Он сидел под навесом у хибары советов и рассеянно напевал, в то время, как члены клана, расположившись на коврах внутри хижины, выражали беспокойство по поводу бывших На’ви племени Оматикайя. Один из старейшин совета пожаловался на поведение Аонунга, но вождь учтиво промолчал, а затем распустил их. Аонунг взял свое ожерелье в руку и провел большим пальцем по драгоценному камню, вбитому в оправу ракушки. — О, Риция, Vitra oeyä, скажи мне, когда все это кончится?