***
По ночам это место особенно очаровывало своим великолепием и загадочностью. Морские кувшинки отливали золотисто-желтым, бурые кораллы горели карминово-красным, а лепестки Эйвы развивались в водных потоках, искушая путников излить им душу. Спрыгнув со своего илу, он разорвал связь, отправляя животное пастись в водорослевые заросли, подплыл поближе к волнующимся лепесткам, подбирая собственную косу в руку. Аонунг никогда прежде этого не делал, но сейчас ему отчаянно требовались знания. Жить в неведении и дальше становилось невыносимо. Поднеся узел косы к переливающейся перламутровыми оттенками ровной поверхности растения, он почувствовал, как забегали нервные отростки, подключаясь к древу, как свело в сладостной судороге собственное тело. Перед глазами поплыло, а веки захлопнулись против его воли, погружая Аонунга в небытие. — Риция! — позвал он изо всех сил, но из его рта не вылетело и звука. — Ты нужна мне, Риция! Яркий свет бил в лицо, а разглядеть что-либо сквозь него представлялось невозможным. Он продолжал плыть сквозь неизвестность, настойчиво взывая к подруге. Вдруг, белеса исчезла и перед ним предстал бескрайний океан. Аонунг покружился на месте, в надежде разглядеть хоть небольшой участок суши, но все, что мог видеть юноша, это ребристую поверхность воды и парящих в небе икранов. Икраны. Прикрыв глаза рукой от слепящих лучей неизвестного источника, он вгляделся в кружащих над ним птиц и заметил знакомую фигуру на одном из них. — Нетейам! Нетейам, помоги мне! — крикнул Аонунг во весь голос, в надежде, что на этот раз его услышат. И тут он заметил, как наездник отвлекся и глянул вниз, приветственно махая ему рукой. Губы лесного На’ви растянулись в широкой улыбке, оголяя ряд белоснежных зубов, отделившись от стаи банши, он потянул своего зверя вниз, прямо к Аонунгу. Почувствовав скорое спасение, рифовый Принц нервно хохотнул и вытянул руку вверх, ожидая, когда его вызволят из овладевшей его телом толщи океанской воды. Внезапно раздавшийся громкий хлопок, заставил Аонунга испуганно вздрогнуть, вновь обратить свой взор к небу. Тут он заметил, как Нетейам круто накренился в седле, а затем, вовсе скатился со своего икрана, ничком падая в воду. — Нетейам! — надрывая глотку заорал Аонунг и кинулся к месту, куда рухнуло тело лесного На’ви. Ему не позволили проплыть и пары метров. Невидимая сила схватила его за лодыжки, в секунду, утягивая под воду и также скоро выбросила его из океана на незнакомый берег. Откашлявшись, выровняв сбившееся дыхание, Аонунг беспокойно огляделся по сторонам, замечая вокруг себя лишь полыхающие деревья, черный от крови и копоти песок и огромный корабль Небесных Людей, плавно уходящий под воду. — Аон-нунг… — послышался слабый хрип за его спиной, заставляя юношу резко обернуться и судорожно выдохнуть. На скале близ кромки воды, лежал истекающий кровью Нетейам и глядел на него воспаленными из-за нехватки углекислого газа глазами. На его лбу выступила испарина, а из груди сочилась темно-красная жижа, стекая струйками по ребрам за спину. — Нетейам! — дернулся к нему Аонунг, в одно мгновение оказываясь рядом с лесным На’ви. Не придумав ничего иного, он сбросил с груди Нетейама его вялую руку и упер к ране свою ладонь, со всей силы прижимая ее коже, стараясь остановить непрерывный поток горячей крови. — Я х-хочу домой, — прохрипел Нетейам, перемещая свою потемневшую ладонь на чужую руку и слабо сжимая ее. — З-забери меня д-домой. Аонунг почувствовал горячие дорожки на своих щеках, как свело судорогой его руку от ледяного прикосновения к коже. Он заметил, как побагровел камень под его коленями и в испуге перевернул Нетейама на бок, выясняя, что ранение сквозное. — С-сейчас, Нетейам. Мы вернемся домой, ты только держись, — пролепетал он между всхлипами, оглядевшись, в надежде заметить хоть намек на возможную подмогу. — Нетейам? Тело под его руками перестало подрагивать, а расфокусированный взгляд лесного На’ви заставил Аонунга судорожно вздохнуть. Он неверяще уставился на окровавленное тело перед собой, окончательно теряя самообладание. — Нет… нет! Нетейам! Ты не можешь умереть! Очнись! — заорал Аонунг, рыдая и тряся бездыханное тело Нетейама за плечи. — Я-я… я должен отвести тебя д-домой. Картинка перед глазами расплылась еще сильнее, но не от слез. В висках бешено запульсировало, а тело затрясло в лихорадке. Он почувствовал, как его оторвало от земли и выкинуло в невесомость.***
Кобальтовое сияние Полифема угасало, слабыми промельками отражаясь в туманном зареве рассвета. Аонунг очнулся на знакомом берегу и обнаружил, что лежит ничком в песке. В океане, неподалеку, плещется его илу, обеспокоенно завывая и свистя, переживая о хозяине. Видимо, Джи’йксойта и приволок его на сушу, после того, как парня вырубило. Он аккуратно перевернулся на спину, морщась от боли пронзившей виски. Последствия первого слияния сказались на его теле и моральном состоянии крайне скверно. Аонунг поднялся на ноги и напряг ступни, стараясь удержать себя в вертикальном положении. Воспоминания о произошедшем заполнили изувеченное сознание из-за чего рифовый Принц пошатнулся, в ужасе переводя взгляд за горизонт, туда, где должна была располагаться Бухта Предков. Он помнил все до мельчайших подробностей. И ослепляющий белый свет, и ужасающе бескрайний океан, и горящий пляж, на котором он нашел истекающего кровью Нетейама. Так вот, что ты видел в том кошмаре. Поблагодарив своего илу за спасение, Аонунг немного побродил по скалистому берегу в поисках своей коралловой заколки, но ничего не обнаружив, решил быстрее вернуться в селение, пока главы клана не обнаружили его отсутствие. Ему точно не поздоровится, если отец узнает, что Аонунг, ослушавшись его указания, сбежал из хижины почти на всю ночь. Но это не сильно беспокоило рифового Принца. Единственное, о чем он переживал, была удивительная реалистичность событий в его ведении. И то, что исходя из рассказа Нетейама, тому приснилось тоже самое. Я видел свою смерть, Аонунг. Я чувствовал ее. Аонунг тоже все видел. И он умрет сам, но не позволит подобному случиться. Он не готов вновь потерять того, кто ему дорог.***
На причале парню удалось пересечься с несколькими старейшинами из сословий целительства, близкими братьями его отца. Один из них перехватил Аонунга по дороге и передал ему, что вождь ищет его вот уже битый час. И так же то, что мужчина разгневан, как голодная налютса и лучше ему не попадаться под горячую руку, а прийти, когда вождь остынет. Такого быть не могло поскольку, когда Оло’эйктан злился, то его кара всегда настигала Аонунга. И лучше бы ему поспешить и молить о милости сейчас, чем ждать, пока вождь не найдет его сам и не съест с потрохами на завтрак вместо рыбьего паштета. Поблагодарив целителя за информацию, Аонунг попрощался с ним, вскользь, и кинулся в сторону их хижины, по пути молясь Эйве, чтобы наказание оказалось не сильно суровым. Ему хватало моральных встрясок на сегодня. На всякий случай, обойдя хижину с задней части, он проскользнул в арочный проем, очутившись прямиком в их с Циреей комнате. Их спальный коврик пустовал, отчего Аонунгу стало еще больше не по себе. Он прошел в комнату родителей, заставая семью за трапезой. Глава семейства даже не поднял на вошедшего взгляда, предполагая, кто бы это мог быть. Цирея отвлеклась от поедания листьев спартана и опустила сверток обратно на банановый лист, так и не откусив от него ни куска. — С возвращением, Mitsiri, — подала голос Тсахик, переводя опасно сверкающий взгляд на сына. Ее голос эхом отразился от деревянных стен, заставляя Аонунга вздрогнуть и опустить глаза в пол. — А, что это ты так рано? Ехидство в голосе его матери всегда сигнализировало о том, что женщина разгневана и ничем хорошим это не кончится. Аонунг собрал всю свою волю в кулак, и выпалил достаточно уверенно, чтобы ему наверняка поверили: — Я был у Бухты Предков. Говорил с Эйвой. В одно мгновение комната погрузилась в тишину, даже Оло’эйктан затих, переставая хрустеть пережеванными сухарями. Аонунг рискнул окинуть их взглядом исподлобья, чтобы вскользь оценить обстановку и заметил, как все трое смотрят на него с удивлением на лицах. — Ты… что? — переспросила мать, поворачиваясь к сыну всем корпусом. — Я говорил с Эйвой, — повторил Аонунг, намеренно делая свой голос более уверенным и жестким. — Тоновари, мне не послышалось? — обернулась женщина к мужу, в недоумении вскидывая брови. Отец смотрел на него не сводя глаз, видимо, пытаясь разгадать врет сын или нет. — Почему твои волосы в таком состоянии? — вместо ответа, спросил отец у сына. — Я видел… очень страшные вещи, — пробормотал Аонунг, увиливая от неприятной темы, надеясь, что вождь предположит, будто тот потерял свой жгут во время заплыва. — Я видел смерть. Поднявшись с плетеного коврика, Тоновари подошел к нему ближе и, заглянув в его серо-голубые глаза, окончательно убедился в том, что сын говорит правду. — Пойдем, поговорим, — предложил вождь и Аонунг покорно проследовал за отцом к выходу из хижины. Тоновари терпеливо ждал, когда его сын соберется с мыслями, пока они сидели на пристани в тишине, нарушаемой лишь тихим поскрипыванием досок. Аонунгу понадобилась вся сила воли, чтобы заставить себя вспомнить события видения, потому он решил для себя, что не желает делиться подобным с родителем. Он не был уверен, что получит поддержку, в которой нуждается. И слишком сомнительно звучала бы история, в которой задействованы на дух не переносящие друг друга и, тем не менее, рвущиеся друг другу на подмогу На’ви. Выждав одобрительного кивка от старшего, он вдохнул поглубже, выкладывая только то, что посчитал нужным. — А ты видел кого-нибудь из старейшин? — спросил его вождь, когда Аонунг завершил свой наполовину правдивый рассказ. — Я имею ввиду, может, тебе удалось встретить Рицию? Аонунг помнил, как отчаянно взывал к женщине, прося о помощи и наставлении. Он и затеял все это лишь затем, чтобы поговорить со Старейшиной, в надежде получить от нее поддержку или дельный совет. — Я звал ее, но она не явилась. — Должно быть, это твое первое слияние с Эйвой, поэтому она тебя не услышала, — предположил его отец, потирая висок. — Твое видение могло быть вызвано тоже по этой причине. Вождю и самому смутно верилось в эту гипотезу. Были случаи, когда детям с первого раза удавалось встретить своих умерших родственников или друзей, а в некоторых — даже контактировать с ними. Но учитывая вечно скептическое отношение Аонунга к Древу Памяти, возможно, именно по этой причине Риция его не услышала. — Ты же понимаешь, что тебе все равно не уйти от наказания, сын? Аонунг понурил голову, коротко кивнув. Он ослушался отцовского указания и покинул хижину в неположенный час, пропав на целую ночь, явившись лишь под утро. Аонунг потерял счет тому, сколько раз ему удавалось подвести своего отца. — Так, где же твой жгут? — спросил Тоновари напоследок. Аонунг понимал, что не может и не хочет говорить правду, даже немного приврав, поскольку отец, вероятнее всего, додумает сам или вовсе не поймёт сына. Поэтому он решил поступить во много раз легче. — Оставил в хижине, когда уходил, — сказал он, в итоге, будучи уверенным, что отец не станет рыскать в его вещах в поисках заветной заколки. Насчет матери и сестры Аонунг заречься не мог. — Я уж подумал ты потерял его, — пояснил вождь свою заинтересованность. — Это ведь подарок Риции. Это очень бы ее огорчило. Учитывая недавние события, и отсутствие Старейшины в его видении, Аонунг мог предположить, что уже этого добился.