Поиграем?

- Хэй! – Имир нагоняет Микасу с улыбкой и дружелюбно касается плеча девушки. - Ты мрачнее ночи, Аккерман. Брюнетка, продолжая идти по темному коридору, поднимает глаза на Имир, внимательно изучающую ее. Азиатка ничего не отвечает, вновь уходя в свои мысли. - Да все нормально ведь. Просто скажи. Никаких томных взглядов, нежных прикосновений, - начинает перечислять девушка. От мысли о том, что все могло бы быть именно так, по коже Микасы начинают бежать мурашки. Она смотрит перед собой абсолютно невидящим взглядом, а в мыслях будто поселяется туман. - Он ведь капрал! – вдруг выдыхает она, резко остановившись. - Капрал! А я его подчиненная… Имир стоит напротив окна, в которое уже заглядывает бледноликая луна. Микаса отчетливо видит, как собеседница приподнимает левую бровь, а на губах появляется неловкая кривая улыбка: - Он мужчина, ты женщина… Аккерман лишь хмыкает, возобновляя шаг. Имир тут же пускается за ней, шепча: - Ну а что такого-то?! Микаса сжимает побледневшие губы, а перед глазами воображение рисует все новые и новые картинки… Ривай высмеет ее? Опозорит? Неважно, но хорошего точно ждать не стоит. Девушка вновь прокручивает в голове три слова, которые ей придется сказать. Она убеждает себя, что не нужно думать. Нужно просто сказать. И забыть. Ведь это игра. Просто глупая игра. - Ты ведь за мной идешь, чтобы проверить, как я задание выполняю? – даже не оборачиваясь, произносит Аккерман, заранее зная ответ. Имир, зная, что дверь в комнату капрала уже совсем близко, смущенно и стыдливо потирает затылок. Так и есть. Но вдруг она хватает Аккерман за рукав рубашки, заставив остановиться: - Почему ты не отказалась от задания? - Не хочу, чтобы Жан отдувался! Он же ясно дал понять, что будет дежурить за меня… Имир нервно смеется, прикрыв рот ладонью. Брюнетка же хмурится, совсем не понимая собеседницу. Она делает несколько шагов назад и кладет ладонь на дверную ручку: - Это ведь просто игра, - устало произносит она, скорее, чтобы успокоить себя. - Капрал точно не примет мои слова всерьез. А потом мы все об этом забудем. Аккерман дергает незапертую дверь на себя, освещая мрачный коридор тусклым светом единственной свечи. Имир тут же отступает в тень и беззвучно ударяет кулаком каменную стену. Она не успела предложить подруге то, что собиралась. Они бы ведь могли сказать, что задание выполнено… Ведь это просто игра. Обычная забава, которая из-за чьей-то глупой шутки, из-за бессмысленной самоотверженности Жана и чрезмерной настойчивости и решительности Аккерман теперь перерастает в игру в чувства. *** Он лишь вопросительно приподнимает брови, когда на пороге комнаты появляется она. Микаса спешно закрывает за собой дверь, ведущую в темный коридор. Она знает, что сейчас эта комната – просто иллюзия уединения. Имир ждет ее за дверью и услышит каждое слово, которое будет произнесено… - Прошу прощения, сэр, - быстро произносит она, опустив глаза в пол и спрятав лицо за темными волосами и неизменным красным шарфом. Девушка чувствует, как ноги становятся ватными, словно вот-вот перестанут удерживать ее, а сама брюнетка безвольно упадет на безукоризненно чистый пол комнаты капрала… - Наверное, я поинтересуюсь, зачем ты пришла, - сухо выдыхает мужчина, а азиатка все-таки осмеливается поднять на собеседника глаза. Он даже не смотрит на гостью. По-прежнему взгляд опущен к бумагам, которыми усыпан стол, по-прежнему в левой руке он удерживает фарфоровую чашку, но почему-то ничего не пьет из нее. Но он даже не смотрит на нее. Это вызывает крохотный укол обиды, и девушке только и остается поджать губы. «Я пришла ему в любви признаваться, а он даже не обращает на меня внимания!» - проносится мысль в ее голове, и Микаса сильно сжимает ладони, спрятанные за спиной, в кулаки. - Если ты уснула, то хочу пояснить: спать ты будешь в своей комнате, а если ты пришла сюда… - Я люблю Вас! – выкрикивает она, даже не замечая, что зажмурилась. Сухая речь капрала Леви мгновенно прерывается, а сам мужчина все-таки поднимает взгляд голубых глаз на свою гостью… Только вот Микаса этого не видит, по-прежнему не решаясь взглянуть ему в лицо. Лучше уж не знать, не смотреть, чем заметить осуждение или еще хуже - равнодушие. Но ведь ей все равно. Эти чувства – ничто. Их нет! Но в отличие от этой выдуманной любви, слова подделкой не являются. Они сказаны и теперь повисли в тишине, словно эхом раздаются в памяти обоих… Девушка решается раскрыть глаза, когда слышит шорох бумаг. Ривай перебирает документы с совершенно невозмутимым лицом. Как будто и не было никакого признания. Как будто она не стоит перед ним, смущенная и дрожащая от страха. И даже забывается то, что нет никакой любви… Есть признание, которое уже произнесено. - У тебя, наверное, проблемы какие-то? – интересуется он, невзначай поправив шелковый белоснежный платок на своей шее. - Как фамилия? Аккерман, если не ошибаюсь? Это выбивает почву из-под ног Микасы. Она наблюдает за абсолютно спокойным Риваем, внимательнейшим образом изучающим бумаги. В его лице не изменилось абсолютно ничего: то же безразличие. - В смысле, проблемы? – только и может спросить она, смотря на Леви широко раскрытыми глазами. Мужчина отрывает глаза от бумаг и одаривает брюнетку осуждающим взглядом. Он будто спрашивает ее: «Дурочка? Ты не помнишь, зачем пришла?». - У меня нет проблем, - хмурится Микаса и качает головой. - Я ведь просто… люблю Вас… Может, он не слышал? Но нет. Даже сейчас, когда она дважды повторила эти слова… Риваю плевать. Не такой реакции ожидала Аккерман, когда шла сюда. Ждала злости, непонимания, может, криков и оскорблений… Но не безразличия. «Унижена» - вновь и вновь повторяется в ее мыслях. Микаса даже забывает о том, что каждое ее слово – ложь. Чувство отверженности настигает ее в полной мере, девушке кажется, что у нее опускаются руки… вместе с самооценкой. Капрал хмурится и вдруг поднимается из-за стола: - Аккерман, не нужно это повторять… - Почему? – со вздохом вырывается из ее груди одно единственное слово. Капрал Леви медленно пересекает комнату в несколько шагов и останавливается напротив нее. Он все еще в форме… Стоит ровно, словно на построении. Разве что руки на груди скрестил, словно показывает, что разговор ему неинтересен. - Сейчас идет война, - Ривай старательно избегает встречи их взглядов, отводит голубые глаза к единственному источнику света – свече, с которой крупными каплями скатывается расплавленный воск, - а любовь - глупое чувство. И, наверное, даже бесполезное. В мире, где на счету каждая человеческая жизнь, мы не имеем права позволить себе роскошь и в бою думать о чем-то, кроме врага и победы над ним. Микаса чувствует, как все внутри сжимается. А что бы было, будь эти чувства не подделкой? Не игрой? Заплакала бы она, отвергнутая любимым человеком? Но от этих мыслей, кажущихся нелепыми, хочется смеяться: разве у них было время полюбить друг друга? - Будет просто замечательно, если ты… забудешь о своих чувствах, - Леви пожимает плечами. Успокоение и поддержка в трудных ситуациях точно не его конек, - или убедишь себя… поймешь, что их не было и нет. Аккерман заставляет себя кивнуть, ощущая на себе взгляд холодных голубых глаз. А ведь так им обоим будет проще: для Микасы – это квест, игра, а для Ривая – ошибка, связанная с тем, что кто-то написал его имя на дурацком обрывке страницы и бросил бумагу в тот мешочек… Он вдруг настороженно замирает, словно вслушиваясь, а потом делает пару неуверенных шагов в сторону двери… Микаса молчаливо наблюдает за его осторожной походкой, беззвучными шагами, пока вдруг не вспоминает: Имир! Брюнет делает еще один шаг в сторону двери, за которой Аккерман ждет девушка. Микаса, не зная другого выхода и даже не давая себе отчета в том, что делает… придерживает Леви за ладонь. Ривай бросает короткий взгляд на свою руку, крепко сжатую в слегка дрожащих и холодных ладонях девушки, а затем переводит взор на ее лицо. Микаса сильно прикусывает губу, шокированная своим поступком. Она отворачивается от брюнета, не желая видеть его реакцию… - Аккерман, - слышно, как твердо он произносит начало ее фамилии, и как дрожит голос капрала в конце короткого слова. Изумлен. Он ведь отверг ее… оттолкнул. А Микаса… Ривай крепко сжимает плечо девушки, а та от неожиданности вжимается в стену. - Быстро ложись на пол! – шепчет брюнет, не решаясь посмотреть в глаза гостьи. - Что?! - Быстро! – приказывает капрал и нажимает на плечи Микасы, чтобы та опустилась на пол. - Под диван! Аккерман ничего не остается. Она с хмурым выражением лица и полным непониманием ложится под диван, где на полу нельзя найти ни единой пылинки. Через секунду на диван опускается плед, свисающий до самого пола. Теперь все ясно: Леви услышал, что кто-то идет, и решил спрятать нежеланную и незваную гостью… - Леви, до сих пор работаешь? – в дверь даже не стучат. Ханджи Зоэ, которую Микаса узнает по голосу, бесцеремонно входит в комнату, громко стуча подошвами сапогов. - Да, - коротко, но резко отвечает мужчина, - дел по горло просто. Тебе ли не знать… Аккерман, прячущаяся под диваном, не может видеть лицо Ривая, но она отчетливо слышит как слегка дрожит его голос… Даже капрал умеет волноваться, но скрывает он это просто мастерски, ничего не скажешь. - Дела, дела, - нараспев произносит Зоэ и плюхается на злополучный диванчик, а Микаса под ним затылком вжимается в пол, - А я как раз про отдых рассказать тебе пришла… В ответ слышится возмущенное фырканье, а затем звонкий смех Ханджи. - Узнала об этом только сейчас, не успела сообщить солдатам – поздно ведь, а вот ты все равно работаешь… - Ближе к делу, Ханджи. - Хорошо, хорошо! – успокаивает женщина, явно улыбаясь. - У нас в корпусе, оказывается, свадьба намечается… Последние слова заставляют Микасу вздрогнуть и на секунду задержать дыхание. А что, если это кто-то из ребят решил подшутить из-за последних событий? Неужели, все настолько запущено?.. - Чего? – изумленно выдыхает капрал. - Что за глупости? Судя по короткой паузе, Ханджи обиженно надувает губы, а затем продолжает: - Ты должен помнить наших солдат, - Зоэ называет имена, которые оказываются для Микасы знакомыми. - Они ровно через неделю женятся. Я случайно об этом узнала и предложила ребятам устроить небольшой праздник. У нас в корпусе. Только свои и родственники виновников торжества. Все скромно, тихо, по-домашнему… - Ханджи! – нервно останавливает женщину Леви. - Какая свадьба?! Какой праздник? Идет война, люди умирают… Тебе ли это не знать? У нас нет времени, нет права на эту глупость! Зоэ поднимается с дивана и делает несколько шагов в сторону двери: - Я знаю, что идет война. Знаю, что умирают люди. Но… у всех нас еще есть что-то, ради чего стоит продолжать эту борьбу. Есть, чему радоваться. И эту радость… Почему бы не поделиться ею со всеми?! Дверь тихонько скрипит, а Ханджи, стоя уже в коридоре, добавляет: - Небольшой праздник. И если ты не хочешь веселиться со всеми… - Я подежурю в ту ночь, не переживай. Дверь закрывается, а громкие шаги становятся все тише и тише, исчезая в темном коридоре вместе с Ханджи. Ривай резко сдергивает плед с дивана, а сам устало садится на него. Микаса, понимая намек, поднимается на ноги и опускает голову, ожидая слов капрала. Он сидит, скрестив руки на груди и запрокинув голову к потолку. Леви говорит очень тихо, и в его голосе слышится усталость: - Любовь сейчас – сплошная глупость, Аккерман. Признаваясь в своих чувствах, мы вверяем себя дорогому человеку, предлагаем себя, ожидая, что и тебе отдадутся взамен. Ей стыдно. Отчитывают, как школьницу, не выполнившую задание. Девушке хочется признаться ему, что нет на самом деле никаких чувств. Нет любви… Но разве это не будет жестоко? Как он будет смотреть на нее потом? Лучше сыграть драму о том, как Микаса вынуждена сторониться Леви, боясь вновь быть отвергнутой. Сыграть то, как постепенно забывает о нем… - Надеюсь, о твоей… любви никто больше не знает? – эта фраза дается ему с трудом. Аккерман качает головой, но на самом деле врет. Многие знают о том, что она сейчас с капралом и признается ему в несуществующих чувствах. Но лучше солгать. Так будет проще. - Вот и отлично, - Ривай устало потирает переносицу и глубоко вдыхает. - Просто забудь. Хорошо?