Алые розы и серебряный кинжал

Лениво постукивали шарики маятника Ньютона на столе. Лениво ветер колыхал голые кусты снаружи. Лениво Юи листала страницы в книжке, куда активнее следя взглядом за отцом, стоящим на улице прямо под ее окном, активно жестикулирующем и что-то говорящем невидимому собеседнику. Временами он прижимал ладони ко лбу и принимался ходить из стороны в сторону до тех пор, пока на него снова не снизойдет вдохновение продолжить прежнее дело. — Интересно, почему он так активно репетирует? — пробормотала Юи вполголоса, снова кинув мимолетный взгляд на томик Ницше, — подарок Рихтера — замаскированный под Евангелие, ибо негоже юной девушке читать «Антихриста» и прочую «запрещенку», которая ставит под сомнения «уроки праведности и доброты», так любимые церковью. Ты что-то сказала, дорогуша? Юи вздрогнула и резко устремила взгляд в книгу, хотя прекрасно осознавала бесполезность этого действия. Почему-то ей стало очень стыдно признать, что на сегодня она уже перенасытилась Ницше. — Я… Мне просто стало интересно, почему папа такой… взвинченный, — осторожно сказала она. Дорогуша, боюсь, я не понимаю тебя. Задай мне вопрос подобающим образом, и тогда я смогу тебе ответить. — Но… мы ведь сейчас одни… Ну же, милая, не ленись. Ты давненько не практиковалась. Юи вздохнула и все-таки захлопнула книгу. — Как ты думаешь, мама, почему папа так взволнованно репетирует свою речь? — спросила она как можно спокойнее, стараясь не показывать бурных эмоций. Тебе сказать, моя дорогая? Посмотри на своего отца. Ты видишь человека, который готовился к рождению ребенка, внимательно и по буквам читая методичку. Именно поэтому он прекрасно знал, что быть родителем очень сложно, а быть родителем-одиночкой — задача еще сложнее. Но этот наивный мужчина думал, что отлично справлялся с этой ролью, однако ему даже невдомек, что родитель-одиночка тут только один, и это не он. — Мама, — начала Юи с легкой злостью в голосе. Я не дискредитирую твоего отца, ни в коем случае. Не нужно так зло хмурить бровки, если не хочешь, чтобы на твоем ровненьком лобике раньше времени появились морщинки! Право слово, я готова признать, что с ролью защитника, который отпугивает всех монстров под кроватью своей безоговорочной любовью, твой отец справляется на все сто. Но боже мой, какой же он недалекий! Я думала, что он раскрыл нас еще тогда, когда ты — девочка восьми лет — со спокойным лицом рассказала ему, откуда берутся дети. Стоит ли говорить о том, что ни одна живая женщина здесь не могла тебе об этом рассказать? То, с каким спокойствием ты, до безумия боящаяся крови, встретила свои первые менструации, тоже, по-видимому, не смутило его. Я лишь обеспокоена тем, что никто не видит и не ценит моих стараний! — Мне кажется, ты немного увлеклась, мама, — сказала Юи. О? Поучаешь меня? Неужели моя девочка уже выросла настолько, чтобы делать замечания своей мамочке? Я горжусь тобой, дорогуша. Знала бы ты, как я ждала этого. А вот твой отец, похоже, только сейчас осознал, что ты давно уже вышла из того возраста, когда единственным и любимым мужчиной в жизни девочки является ее «папочка». Это вызвало настоящий диссонанс в голове этого бедолаги, однако достаточно одного взгляда в методичку — и вуаля! Все встало на свои места! Оказывается, дети к семнадцати годам перестают постоянно жаться за родительскими спинами и проходят через — ох уж это страшное слово — сепарацию. Поэтому сейчас любящий и либеральный папаша направится прямиком к своей дочурке, чтобы прочитать ей длинную лекцию о том, как важно пользоваться контрацептивами или что-то вроде того. — Ты думаешь… мы будем говорить… об этом? — спросила Юи, смотря в окно. Отца снаружи уже не было. — Ты думаешь, он видел.? Скажу больше: я почти уверена в этом. Поэтому могу лишь посоветовать: что бы он ни сказал тебе, стой на своем. Ты не должна и не обязана плясать под его дудку. Если будет кричать и ругаться — кричи и ругайся в ответ. Покажи ему свою сепарацию во всей красе. — Не думаю, что до этого дойдет… Никогда не знаешь, чего можно ожидать от человека, у которого только что рухнул мир. Так что давай, дорогуша, дерзай. Юи услышала стук в дверь и сразу же села ровно, притворяясь, что очень внимательно смотрит в окно. — Юи, доченька, — послышался голос отца. — Могу я войти? — Да, папа, — разрешила Юи и живо спрятала под стол маятник Ньютона — тоже подарок Рихтера. Когда отец вошёл в комнату, она встала, приветствуя его. — Что-то случилось? — спросила она как ни в чем не бывало, когда он в нерешительности застыл между кроватью и письменным столом. Прочитал в методичке, что нельзя нарушать личные границы подростка, поэтому сейчас пребывает в глубоких раздумьях насчет того, какое из сидячих мест в твоей комнате наименее интимно. — Ты можешь присесть на стул, — сказала Юи, опускаясь на край кровати. — Благодарю, — отец неловко уселся на стул и прочистил горло. Юи замерла, приготовившись слушать. Ожидание длилось уже больше минуты, когда она решилась задать уточняющий вопрос: — Так что же все-таки произошло? Она буквально почувствовала, как по отцовской спине пошел холодный пот. — Да так… ничего особенного, Юи. Просто захотелось узнать, как у тебя дела, — сказал он. — Ты выглядишь очень взволнованным для того, кто просто хочет осведомиться о делах. — Так заметно? — Ичиру усмехнулся. — На самом деле да. Твоя одежда уже немного намокла, — лицо Юи было бесстрастным. Отца это не смутило. Даже наоборот — казалось, что он расслабился. — На самом деле есть кое-что, о чем я хочу поговорить с тобой, — сказал он, сцепив пальцы в замок. — Я слушаю, — Юи кивнула. — Юи, — немного помолчав, все же начал отец. — Ты… уже взрослая. И, не буду скрывать, твое взросление стало для меня несколько неожиданным. Но… как бы грустно для меня это ни было, я понимал, что рано или поздно мне придется совершить это… Позволить тебе уйти к другому мужчине… Юи слегка приоткрыла рот и склонила голову набок. В горле набухал возмущенный вопрос, который она не решалась задать. Она чувствовала, что мама тоже изнемогает от желания высказаться, но не знает, с чего начать. И только когда брови Юи медленно поползли вверх, она нашлась: Вот это он загнул. Я поражена до глубины души. Сможешь поаплодировать его умазаключению за меня, дорогуша? Юи предпочла не отвечать на этот вопрос. Но умный и спокойный ответ отцу она тоже не нашла. — Как зовут того парня? — продолжил Ичиру уже более суровым голосом. — Сколько ему лет? Где он живет? Кем работает? Я надеюсь, он достаточно умен и обеспечен, чтобы содержать вас двоих и ваших будущих детей? В противном случае, Юи, я вынужден буду прогнать его и принудить никогда сюда не возвращаться. — Нет необходимости, — Юи слегка скосила глаза в сторону. — Тот парень, с которым я виделась сегодня днем, не вернется сюда. — Как? Почему? — отец встал и подошел к дочери. — После всего, что между вами было, он просто… бросил тебя? — он схватил Юи за плечи. — Не переживай, дорогая: я найду его и заставлю понести ответственность! — Но мы даже не знаем имен друг друга, папа! — не выдержала Юи и повысила голос. Для юной и скромной девушки это было так же непозволительно, как и читать «Антихриста». Нет, мы определенно должны знать его имя. Он говорил нам его. Но я его не запомнила, потому что не хотела забивать себе голову лишней информацией. Судя по всему, ты тоже, дорогуша. — Но он трогал тебя за волосы, Юи! — воскликнул отец. — Вы целовались! — Это… вышло случайно, — чтобы компенсировать свой крик, Юи произнесла это таким тихим шепотом, что едва ли слышала себя сама. Вместе с тем ее щеки начали пылать и мало-мальски напоминать нормальные, человеческие. — Юи, ты… Как тебе не стыдно! — окончательно разозлился отец. — Неужели ты не знаешь, как много бактерий передается от соприкосновения губами! Кроме того… ты же юная девушка! Неужели ты не знаешь, как важно сохранить целомудрие и чистоту до замужества? О, поверь, папаша, она знает это слишком хорошо. Если бы ты только видел, в какой истерике она билась полдня из-за этого маленького пустячка, и то, как я всеми силами успокаивала ее… Но не переживай: теперь ты увидишь это воочию. Опять мои старания никто не ценит! — Прости, папочка, — Юи была красной вплоть до корней волос и была готова заплакать. — Но я увидела его, стоящего за оградой, и подошла. Он был такой красивый… я так редко вижу мальчиков своего возраста… я так удивилась и сама не заметила, как подошла к нему. Его голос был такой красивый, папа, даже красивее, чем у Святого отца, когда он читает молитвы. Он спрашивал меня о церкви… потом сказал, что у меня очень красивые волосы… а потом… Я не хотела, папа! Это произошло само собой, правда-правда! Юи сама не заметила, как снова повысила голос и вскочила с кровати, постепенно продвигаясь к отцу. Сейчас ее указательный палец был в паре миллиметров от его лба. Стушевавшись, девушка порывисто отошла от отца и спрятала руки за спину. — Прошу прощения, — едва слышно прошептала она, понурив голову. Ичиру слегка улыбнулся. Небольшие морщинки вокруг его глаз стали заметнее. Едва завидев эту улыбку краем глаза, Юи сама не смогла не улыбнуться, смущенно и почти незаметно. Отец подошел к ней и очень легко и деликатно, как делал это всегда, дотронулся до ее плеча. — Прости меня, милая, — сказал он. — Я не должен был ругаться на тебя. Ты не сделала ничего плохого. Просто для своего папы ты слишком быстро повзрослела. Папа очень волнуется за тебя и боится тебя потерять. Ты ведь сможешь простить своего папу? — Да, — кивнула Юи. Они обнялись. — Юи, ты можешь пообещать мне кое-что? — спросил вдруг отец. — Ты помнишь: когда ты была маленькой, я читал тебе сказку про прекрасную принцессу, которую спас храбрый принц на белом коне? Я говорил тебе, что однажды ты тоже встретишь такого принца, хотя думал, что у меня едва ли хватит духу отдать тебя даже в его руки. Однако я понимаю, что однажды буду вынужден отпустить тебя, и потому прошу: когда ты встретишь его, своего принца, можно я буду первым, кто узнает об этом? Юи задумалась. Она знала, что не может выполнить это обещание. При любом раскладе папа не будет первым. Ты помнишь, дорогуша, что ты пообещала мне много-много лет назад. Если тебе будет так легче, представь, что я не полноценный человек. Я просто голос в твоей голове. Галлюцинация. Субличность. — Я постараюсь, — туманно ответила Юи. — В любом случае, папа, тебе не о чем беспокоиться. Не думаю, что я в ближайшее время найду… своего принца…

***

На всю поздневечернюю улицу раздался его громкий смачный чих. Становится холодно, и даже он это чувствовал. Оно и немудрено — декабрь как-никак. Он шел по пустой освещенной фонарями улице и пинал ногой пустую банку из-под газировки, ежась и засовывая руки в карманы от холода. Он понимал, что дело плохо. Сколько он уже не пил? Кажется, шел уже третий день. По-хорошему, надо бы закупиться на пару-тройку деньков вперед, но денег нема, а любимые обеспеченные, но до жути жадные братишки ведь ни копейки не дадут. Была в этом, конечно, и его вина. Самую малость. Потому что где же это видано, что для того, чтобы получать деньги, нужно работать? Не царское это дело! Голодать, на самом деле, тоже не царское дело, но в тот момент он не думал об этом. А ныне уж было поздно. Найти работу в нынешние кризисные времена представало задачей непосильной, а вернуться к братьям нельзя — гордость не позволит. И остается господину Аято Сакамаки только гулять в то время, когда на улицах никого нет, чтобы не наброситься на тех, у кого есть то, что ему нужно, да тихо сдохнуть где-нибудь в подворотне через недельку-другую голодной и холодной смертью. Не такую судьбу он для представлял, но, поразмыслив здраво и логически, понял, что перспектива эта еще не самая безрадостная. Что светит, но не греет? Правильно: чертов свет от фонаря. Аято устал бродить по улице без цели и решил присесть на скамейку в надежде согреться от света бездушной лампочки. Пошарившись в карманах, он с удивлением обнаружил немного мелочи — остатки роскоши. Не хватит даже на самый дешевый и задрипанный ИЗК, но зато денег вполне достаточно для покупки лапши из БИЧ-пакета. Желание потратить все деньги на удон с говядиной росло в геометрической прогрессии. Большой и жирный. Чтобы нажраться, как свинья, впасть в нирвану и спокойно склеить ласты на этой самой скамейке. Умереть сытым и счастливым. Звучит как… отличный план! Только реализовать его надо бы побыстрее — скоро народ попрет на улицу и тогда пиши пропало. Аято ожидал джек-пот. Лапша с говядиной по скидке, дешевый кофе из банки, который и на кофе не похож. Еще и симпатичная девчонка за кассой только-только поставила чайник и охотно поделилась с ним кипятком. Жизнь, как ни посмотри, удалась! Жирная и островатая лапша мало-мальски согревала. Не такояки, конечно, но с его финансами о лучшем и мечтать не следует. Когда с трапезой было покончено, Аято лег пластом на скамейку и закрыл глаза рукой от света чертового фонарного столба. Он чувствовал, что умрет сегодня. Но не жалел. Аято славно пожил. Перед глазами у него пронеслась вся жизнь. Братья. Догонялки. Юношеская лига по баскетболу. Куча поклонниц. Хару. Ее измена. Джули. Ссора и расставание. И мама. Аято скрипнул зубами. Пошел снег. Одна снежинка случайно попала ему в нос. Снова на всю улицу послышался его чих. Аято сел и шмыгнул носом. Ну вот, приплыли. Насморк. Дело — дрянь. Однако помирать в снегопад не хочется. Да и тепло от лапши уже сошло на нет. Аято сделал глубокий вдох. — Сука., — чувственно и с выражением выдохнул он.

***

Лежа в кровати, Юи прислушивалась к тиканью больших часов на нижнем этаже. В это время суток в церкви уже было настолько тихо, что Юи могла слышать даже, как храпит мать-настоятельница на пару с архидьяконом в другом конце коридора. Часы начали бить полночь, и девушка стала считать про себя. Первый удар. Второй. Третий. Четвертый. Пятый. Шестой. Седьмой. Восьмой. С девятом ударом Юи вынырнула из-под одеяла, уже одетая, и на цыпочках подошла к окну. Раскрыла его нараспашку. Уняла участившееся дыхание. И аккуратно вылезла оттуда, цепляясь за небольшие уступы. Она знала, что не попадется. Она уже делала это раньше. Много раз. Юи уже почти перестала мучить совесть, потому что у этих вылазок была причина. Веская причина. Она встала у ворот, немного подрагивая от холода, где сегодня с утра увидела записку о том, что ОН придет сегодня ночью. ОН не объявлялся три месяца, и Юи успела изрядно соскучиться. Шел снег. Она, щуря глаза, всматривалась в темный ночной горизонт, который загораживали резные ворота церкви. Юи не решалась выйти за них сама. Потому она ждала. Наконец она заметила ЕГО темный силуэт, еще чернее, чем ночь, и все ее тело начали покалывать маленькие иголочки. — Рихтер, — радостно и благоговенно прошептала она. Его пугающие и звораживающие глаза взглянули на Юи, и этого хватило, чтобы у нее перехватило дыхание. — Здравствуй, моя дорогая, — сказал Рихтер, ухмыляясь. Юи поджала губы. Если ОН разговаривает на «мамином» языке, это означало, что он обращается именно к ней. В эти моменты девушка, стараясь подавить в себе зависть, готовилась транслировать мамины мысли. Но в этот раз она молчала. — Похоже, сегодня она не в духе, — догадался Рихтер, заставляя Юи смущённо улыбаться. — Она очень устала, — тихо проговорила она. — Так что позвольте, я поздороваюсь за нас двоих. Здравствуйте, Рихтер. — Здравствуй, маленькая принцесса, — ОН всегда называет ее так. Всегда целует ей руку, когда она протягивает ее сквозь ворота. Затем Юи закрывает глаза и ждет, когда окончательно окажется в его руках в кожаных перчатках.

***

Они шли по заснеженным улицам под руку. Юи по очереди смотрела то на дорогу, то на Рихтера. Его взгляд был направлен вдаль, в ночной заснеженный горизонт. На его необычного цвета длинных волосах таяли снежинки. Юи знала Рихтера уже семь лет, и за это время он ни капли не изменился: все такой же красивый, загадочный, умный, галантный. Однако Юи изменилась. Она выросла. Пройдет еще год, и Юи станет совершеннолетней. Сможет сама выйти из церкви. И остаться с Рихтером. Навеки. На воле. Юи, верно, была безумно влюблена в Рихтера. Она знала, что такое страсть, физическое влечение, ревность, любовь матери и отца к дочери. Но понятия не имела, что такое «влюбленность». Вплоть до тринадцати лет Юи не интересовалась этим, а когда испытала это сама… почему-то сказать об этом не хотелось даже маме. Юи поняла, что влюбленность — это нечто настолько личное и интимное, что даже Всевышний не должен узнать о ее помыслах, хоть они и были самыми чистыми. — Что ты хочешь получить в подарок на день рождения, Юи? — спросил Рихтер. — Разве Вы уже не сделали его? — удивилась она. — Вы подарили мне «Антихриста». Я уже прочитала его до середины. — То был подарок на Рождество, — улыбнулся Рихтер, — девочка, ставшая подарком для своих родителей. Однако Рождество наступает чуточку раньше, чем час твоего рождения, потому и рождественский подарок я решил преподнести несколько раньше. — Мой день рождения… он уже послезавтра, — пробормотала она, почему-то смутившись. — Мне исполнится семнадцать… — Да, маленькая принцесса. Это особенный день рождения. Поэтому ты вправе просить у меня всего, что ты хочешь. — Я хочу быть с Вами. Снаружи. Всегда. Всю жизнь, — выпалила Юи и тут же закрыла рот ладонями. Страшно захотелось плакать. — Я… мне кажется, что я люблю Вас. Что Вы мой черный король, который спасет меня, — все же продолжила она. Она отвела взгляд, боясь взглянуть на НЕГО. Рихтер долго молчал. Мама, на удивление тоже молчала. Юи ждала, что она в своей привычной манере пустится в нравоучения. Похоже, она действительно устала. — Юи, — голос Рихтера звучал подобно наковальне. — Тебе предстоит выполнить великую миссию, ты помнишь об этом? Совсем скоро настанет твой роковой час, ты знаешь? Опять она. Миссия. Юи ненавидела ее так же, как шрам, как ворота церкви. Но она связывала их с Рихтером. Отказаться от миссии — значит потерять ЕГО. И свободу. — Помню. Знаю, — произнесла Юи кротко. — Но, когда я совершу ее, свою миссию, я ведь смогу остаться с Вами? Смогу ведь? Они уже были в городе. Почему-то город никогда не спал. По улицам, освещенным тусклыми фонарями, бродили странные бледные люди. Они будто бы не замечали ни Юи, ни Рихтера. Всю ночь в городе играла старинная музыка. Флейты, скрипки, фортепиано и даже орган, совсем как в церкви. В этот раз и без того приглушенные и шипящие голоса прохожих звучали особенно тихо. Скрипки играли один из вальсов Чайковского. — Разрешите пригласить Вас на танец, миледи, — Рихтер протянул Юи руку. Неприятно кольнуло сердце. Но Юи снова подавила в себе эмоции и позволила взять себя за руку и талию. Почему Рихтер танцует с ней? Почему вообще пришел к ней однажды? Откуда он знал о маме? Что их связывало в прошлом? Что это за миссия, которую они оба так любят упоминать? Слишком много тайн. Юи устала от них. Почему все обязательно должны что-то скрывать от нее? И почему Юи не может подавить в себе лишь одно чувство — любопытство? — Рихтер, — начала она, — что это за миссия, о которой Вы с мамой постоянно говорите? Рихтер не ответил. Он смотрел прямо ей в глаза, сосредоточенно, серьезно, будто бы пытался увидеть в них что-то еще; то, чего там не было. — Рихтер? — Ах, моя дорогая, ты по-прежнему прекрасно танцуешь, — упоенно пробормотал он. — Мама не ответит, — вздохнула Юи. — Сегодня она не в том настроении. Я задала Вам вопрос, Рихтер. Никакой реакции. Юи прикусила щеку. Снег продолжал кружить и оседать на их волосах и одежде. Как же ОН красив. Его лицо такое мужественное, брови такие густые, а руки, держащие ее талию такие сильные, что о лучшем ей и мечтать не следует. Юи понятия не имела, сколько лет Рихтеру, но понимала, что он, должно быть, намного старше нее. Папе он бы точно понравился — взрослый, зрелый и надежный. Может, стоит перестать задавать вопросы? Не все ли равно, что Юи нужно сделать, чтобы быть с НИМ? Вылезло еще несколько чувств, которые подавить не удалось: сомнение и гнев. — Рихтер, — Юи перешла на «мамин» язык и словно вошла в ее роль, даже позволила себе надменно и гневно изогнуть брови. — По-моему, я уже не раз задавала этот вопрос, но повторю еще раз: в чем состоит моя миссия? Что Вас связывало с мамой? Откуда Вы знаете о моей ситуации? И почему я выгляжу так странно? Все же мне кажется, что все это, включая мой шрам — звенья одной цепи. Юи резко замолчала. Она не могла противостоять силе ЕГО взгляда. Его глаза из завораживающих вновь стали пугающими. Они приблизились — Юи захотелось исчезнуть. Почему мама все еще молчит? Неужели она оставила ее наедине с этими страшными глазами? Девушка зажмурилась. Что это? Холодные губы Рихтера накрыли ее губы. Одна его рука лежит на ее талии, а другая роется в ее волосах. Инстинктивно она схватилась руками за его плечи. Неужели это… поцелуй? Эйфория от этого осознания не сравнится с чувством азарта, которое Юи испытывала утром. Сердце колотилось с утроенной силой, а на глаза наворачивались слезы. Всевышний благословил ее. Она получила желаемое. Во рту чувствуется железо. Вероятно, так всегда происходит при поцелуе с любимым человеком. Мир вне церкви такой странный. Но такой интересный и захватывающий. Поскорее бы стать его частью. Они отстранились друг от друга. Скрипки не смолкали. Наоборот — вальс Чайковского играл все громче и громче, словно сейчас сквозь снег прорвутся стебли и распустятся бутоны: желтые, синие, лиловые, белые и красные, совсем как ЕГО глаза. И они тоже закружатся в вальсе вместе с прохожими, со скрипками и флейтами, со всем городом. Потому что она влюблена. И ОН любит ее в ответ. — На самом деле я уже приготовил подарок на твой день рождения, маленькая принцесса, — прошептал Рихтер Юи на ухо. — И поверь мне, увидев его, ты все узнаешь и поймешь. Но, раз уж ты изнемогаешь от любопытства, я, так уж и быть, покажу тебе его небольшую часть. — Хорошо, — проговорила Юи будто в трансе. Она посмотрела вперед и сделала несколько шагов. Она все поняла. Их было четверо. При тусклом свете фонарей Юи не могла как следует рассмотреть их лица. В глазах двоилось. Они выглядели странно. Странные цвета волос, бледная кожа, яркие пятна глаз, словно огни на гирлянде. Одежда, явно не соответствующая зимней холодной ночи. Юи нахмурилась, пытаясь сфокусировать взгляд. — Рихтер, — растерянно пробормотала она. — Синяя Птица здесь, маленькие канареечки, — сказал Рихтер им. Юи показалось, что глаза четверых юношей блеснули в темноте. Они посмотрели прямо на нее. Серовато-синий, пронзительно-голубой, рыже-коричневый и светло-лиловый. Слишком яркие и кричащие цвета. Юи стало дурно. Все четверо склонились перед ней, продолжая пожирать ее своими яркими глазами. Безумно захотелось, как в детстве, забраться на руки к папе и прижаться носом к его шее. Юи стало страшно. Подул ветер. Колючие снежинки полетели в лицо. Скрипки и флейты больше не играли Чайковского. Заиграла «Пляска Смерти». Сердце Юи стучало ей в такт. Ноги дрожали. — Рихтер, — умоляюще прошептала она, оборачиваясь. — Грядет час возмездия, — то говорил не Рихтер, а его кроваво-красные глаза. — Синяя Птица вот-вот вырвется из золотой клетки, и тогда настанет час, когда справедливость восторжествует. — Алые розы., — испуганно прошептала Юи, застыв на месте. — Папочка… Ее ноги подкосились, и она упала. Страх притупил ощущения, поэтому она не почувствовала боли. Все, чего она хотела — так это исчезнуть отсюда сию же минуту.

***

Когда Юи очнулась рано поутру в своей постели, она запретила себе думать о Рихтере и искать встречи с ним. Она спрятала маятник Ньютона и «Антихриста» и упоенно молилась вместе с папой. С мамой Юи не говорила. Она была зла на нее и ничего не могла с собой поделать. Впрочем, мама и сама особо не горела желанием общаться с ней. Лишь утром двадцать пятого декабря она пропела как ни в чем не бывало: С днем рождения, моя крошка! Хоть у Юи и потеплело на сердце от этих слов, но этого было явно недостаточно для прощения. Девушка решила, что обязательно обстоятельно поговорит с мамой завтра, а пока она хочет всласть насладиться временем, проведенным с папой. В церкви не принято праздновать дни рождения, однако Юи с отцом тихонько пренебрегали этим правилом. Поэтому после утренней молитвы, когда все монашки и Святой Отец разошлись, Ичиру поцеловал ее в лоб. — С днем рождения мою малышку, — сказал он, протягивая ей новый крестик. Серебрянный. Украшенный рубинами. Очень красивый. И совсем не связанный ни с какой великой миссией. …Этот день радовал солнцем. И улыбчивыми лицами всех обитателей церкви. Немудрено: только что прошла рождественская ночь, и большая украшенная ель еще стояла во дворе. И сейчас Юи с отцом дышали морозным воздухом, перемешанным с запахом хвои под видом уборки снега. Когда с этим было покончено, они, все красные от усталости, упали в снег, совсем как в детстве, весело смеясь. Мельком Юи посмотрела на узорчатую ограду церкви и обнаружила, что папа тоже смотрит в эту сторону. — Юи, — произнес он. — Помнишь, как в детстве ты хотела выйти за ворота? Я просил тебя подождать тогда. Мне кажется, что пора перестать бояться. Ты и так ждала слишком долго. Давай прогуляемся завтра. Вместе. Я покажу тебе город. Отправимся в… как ты это называла? — Voyage? Ты не шутишь, папа? Мы правда-правда выйдем завтра? — Юи заулыбалась во весь рот. — Папочка, это лучший подарок на день рождения! Они обнялись. Ичиру погладил дочь по голове. И шмыгнул носом. — Папа? Ты плачешь? — спросила Юи, поднимая голову. — Моя девочка стала такой взрослой, — пробормотал он. — Поверить не могу, что прошло уже так много времени. Пора готовиться к тому, что скоро моя ласточка упорхнет из гнезда и оставит старого папашу одного… Юи вспомнила Рихтера. Снова сердце сковал страх. Она свернулась калачиком и пододвинулась к папе поближе. — Нет, папа, — глухо сказала она. — Я никуда не уйду. Я хочу остаться здесь, с тобой. Ты никогда не обидишь меня, не напугаешь, не сделаешь мне больно. Правда ведь? — Правда, милая, — отец погладил ее по голове. — Именно поэтому тебе не нужно бояться. Ты можешь уйти куда пожелаешь, хоть на другой конец Земли, но я всегда буду рад тебя видеть. Что бы ни произошло, ты всегда сможешь вернуться домой; пожалуйста помни об этом. — Ладно, — благоговенно прошептала Юи. — Я сильно-сильно люблю тебя, папочка. — Я тоже очень сильно люблю тебя, Юи, — ответил он. На снегу не было холодно. В объятиях отца было тепло и уютно. Юи знала, что в них всегда было, есть и будет безопасно, потому ей все более не хотелось их покидать. Никаких миссий, никаких уроков становления «настоящей женщиной» — только тепло и безоговорочная любовь. Лишь голос матери вернул Юи в реальность: Хм! Папенькина дочурка! При малейшем потрясении, словно черепаха, ныряешь в панцирь и клянешься больше носу оттуда не казать. Жалкое зрелище. Но я не могу винить тебя за это, дорогуша: все же этот мужичонка слишком тебя избаловал. — Не говори так о папе! — прошипела Юи, резко садясь и закрывая ладонями уши. Это была первая реплика за долгое время, которую она сказала матери. День клонился к закату. …В комнате Юи было много подушек. Некогда они нужны были ей в качестве замены папиной шеи. Когда ночью она просыпалась от кошмаров, достаточно было обнять подушку, чтобы снова спокойно уснуть. Но Юи выросла, и кошмары снились ей уже намного меньше. Однако привычка обнимать мягкие подушки никуда не делась, и даже сейчас девушка, сидя у зеркала, волей-неволей прижимала к себе подушку. Она сжимала ее так сильно, что казалось, что она вот-вот порвется. Перед Юи уже было ее отражение. Несколько секунд назад в раме зеркала было лицо ее матери. Мама была обижена. Юи тоже. Ты можешь дуться и выгонять меня сколько угодно. Я ведь не уйду — ты знаешь это. Ну же, деточка, разгладь лобик — это на тебя не похоже. Неужели ты до сих пор не можешь простить Рихтеру эту безобидную шутку? — Мне было страшно, мама, — тихо, но твердо сказала Юи. — Жутко страшно. Мне надоело, что вы с Рихтером постоянно что-то скрываете от меня и даже не пытаетесь объяснить. Скажи мне, мама: ты здесь из-за миссии, верно? Не потому что любишь меня или папу? Ох уж этот юношеский максимализм. Я не против того, чтобы иногда ты показывала мне зубки, но это переходит все границы! Только подумайте: я убиваю столько дней и ночей на ее воспитание, а она вместо минимальной благодарности несется со всех ног на ручки к папочке и говорит, что я, — ее мать! — оказывается, пользуюсь ею ради дурацкой «миссии»! Значит так, дорогуша, если я еще раз услышу, что ты говоришь своей мамочке такое, я… Ее прервал крик, раздавшийся на улице. — Мать-настоятельница! — воскликнула Юи, узнав ее голос, и бросилась к окну. Мать-настоятельница уже не кричала. Как и архидьякон. И учительница истории. И кухарка. И даже Святой Отец. Все лежали на земле, вымощенной серыми плитами. Лежали красиво, раскинув руки и ноги, приоткрыв рты. А вокруг них красивым и страшным ярким болотом… Алые розы. Много. Очень много алых роз. У Юи потемнело в глазах. Ее затошнило, и она отпрянула от окна. Налетев спиной на письменный стол, девушка вздохнула, вскрикнула и всхлипнула одновременно. Рассудок разрывался на части: убежать или остаться в комнате? Спрятаться или застыть на месте, не издавая ни звука? В конце концов Юи порывисто задернула шторы на окне и плотно закрыла дверь, подперев ручку стулом. Подушки тоже пригодились: они отлично закрыли те щели, из которых был слышен шум из других комнат. Юи оказалась в полной изоляции, но все равно не чувствовала себя в безопасности. Она боялась алых роз вплоть до дрожи в коленях. Девушка застыла посреди комнаты, боясь даже дышать. Что произошло? Кто повинен в этом? Что ей теперь делать? За шторами — Юи вспомнила, что забыла плотно закрыть окно — вдруг раздался еще один крик, зовущий ее. Мужской. Родной. — Папа! — ахнула Юи испуганно, но не смогла сделать ни единого движения. Горло сдавливали слезы, руки и ноги дрожали, на лице стали видны синие прожилки. Юи ненавидела себя за трусость. Мама наверняка сейчас смеется над ней. А папа может погибнуть. Но что Юи может сделать? Может ли она вообще сделать хоть что-нибудь кроме дрожания в углу закрытой со всех сторон комнаты? В дверь постучали. Грубо, хаотично. С каждым сильным ударом кулака сердце Юи замирало. Сила стука нарастала. Теперь стучащих было несколько. Они стучались, нажимали на ручку, выламывали дверь. Неужели это конец? Что делать? Вылезти в окно? А вдруг тот, что сделал ЭТО со всеми ними, еще не ушел? Да и куда она побежит после? Наружу? К Рихтеру? Нет, ни за что! Дверь не выдержала и слетела с петель. Стул тоже приказал долго жить. На пороге стояли двое. Бледные, с безумными глазами и растрепанными волосами, в одежде, испачканной… алыми розами. Архидьякон и мать-настоятельница. Юи ахнула и отпрянула назад. Она вдруг заметила зеленые и синие пряди в их седых волосах. И клыки. — Господи., — прошептала она, схватившись за крестик, подаренный отцом. Они смотрели на нее пристально. Яркими измененными глазами. Их зрачки сузились, как у кошек. И, страшно и невнятно хрипя, они начали приближаться к Юи. Нужно было действовать решительно. Юи схватила первое оружие, которое попалось ей под руку — «Антихриста» — и побежала на них. В этот момент она не думала. Только когда она выбежала из комнаты в коридор, ей подумалось, что шансы оглушить двоих взрослых людей одной книжкой были крайне малы. Да что там — их вообще не было! Однако Юи удалось это сделать. Но удивляться времени не было. Девушка бежала по коридору, пытаясь найти глазами отца. Слетела по лестнице на нижний этаж. Огляделась по сторонам. Краем уха услышала шум в молитвенном зале. Юи сглотнула. Она понимала, что отступать поздно. Превозмогая себя, она распахнула тяжелые дубовые двери и вошла по аккомпанемент звенящей тишины. Их было четверо. Юи уже видела их. За ними — армия. Десятки людей, включающих тех, кого Юи знала, и незнакомцев. У всех них горящие глаза и клыки. Все угрожающе хрипят, глядя на нее. Папы среди них нет. Девушка легонько вздохнула с облегчением. Нет, постойте. Что за чертовщина? Так не должно быть! Где, черт его дери, Рихтер?! Юи не ответила маме. Она не слышала ее за стуком собственного сердца. Все ее движения снова сковал страх. — О, вот и явилась виновница торжества, — сказал один из четырех — с ярко-желтыми волосами и пронзительно-голубыми глазами — на «мамином» языке. — Нам нужно должным образом ее поприветсвтвовать. Тот, что с иссиня-черными волосами и серовато-синими глазами, кивнул и поднял бледную руку. Страшные измененные люди замерли, словно каменные изваяния. Четверо «маленьких канареечек» склонились перед Юи, которая от страха совсем перестала соображать. — Мы склоняемся перед величием королевы и уповаем на ее возвращение. Настало время пробуждения, — хором сказали они и повернулись к своей устрашающей «армии». — Взять ее, — была команда. Она была произнесена тихо, но Юи услышала ее так четко, как если бы ее прокричали на весь голос. Страшные существа, до боли напоминающие людей, огромной толпой двинулись к Юи. С их тел и одежды капает… падают лепестки алых роз. Как много их, алых роз. Десятки. Сотни. Тысячи. Миллионы. «Антихристом» от такой толпы не отобьешься. Остается только уносить ноги. Юи нашла в себе силы попятиться к дверям. «Схватись за ручку и открой, просто схватись за ручку, открой дверь и убеги отсюда, — приказывала она самой себе. — В этом нет ничего сложного. Ну же!» Она вдруг услышала за дверьми неясный хрип. Видимо, очнулись мать-настоятельница и архидьякон. Снова Юи замерла подобно каменному изваянию. «Я не могу и пальцем шевельнуть, — поняла она. — Трусиха! Слабачка! Развратница! Отвратительная дочь! Как же я это ненавижу!» Защипало в носу. Ноги ослабли. Юи сползла на пол, не отрывая глаз от толпы, идущей на нее. Похоже ты смирилась со своей участью… Ну что же, дорогуша, видимо пришло время. Перед тем, как на тебя набросится толпа обращенных вампиров, я должна тебе кое-что сказать. На самом деле я… — Юи! — услышала девушка знакомый голос. — Юи, ты здесь? Одна из дверей в молитвенный зал отворилась, и внутрь вошел тяжело дышаший отец. В порванной одежде. Но живой. — Папа.! — прошептала Юи, не веря своему счастью. Это еще не конец! Она выживет! Папа спасет ее! — Кто это? — спросил пронзительно-голубоглазый на «мамином» у своих товарищей. — Рихтер ничего не говорил о подозрительном мужчине, бакенбарды которого так и норовят сползти с его лица. — Рихтер говорил, что у девчонки есть чрезмерно опекающий ее отец, — сказал серовато-синеглазый. — Ой, сука, кому не насрать? Коу, Руки, заткнитесь оба, — сказал рыже-кареглазый. Среди всех четверых он выглядел наиболее устрашающим. — Просто убьем его, и дело… дело… — Дело с концом, — медленно растягивая слова, сказал последний, до этого молчавший лиловоглазый. — Ты же это хотел сказать, Юма? — Да, именно эт… Блять, язык сломать можно! Какого хера мы говорим на французском?! Берем обоих! — Папа! — Юи вскочила, указывая пальцем на страшную толпу, которая приблизилась к ним. — Нам нужно бежать отсюда! — За дверьми их еще больше, — пробормотал отец. — Придется идти напролом. Будь сзади меня. — Папа? — испугалась Юи и юркнула отцу за спину. Его спина напряжена, а рука сжимает кинжал с красивой рукояткой. Серебрянный. Украшенный рубинами. Откуда у папы оружие? Разве не он сам учил о любви к ближнему своему? Юи закусила губу, наблюдая, как отец заносит кинжал и раз за разом вонзает его прямо в сердца всех страшных обращенных людей. От осознания происходящих убийств у нее на глазах, Юи замутило, но из-за страха не было сил даже закричать. Сквозь тяжёлое дыхание отца и хрипы убиенных обращенных девушка слышала голоса виновников этого кошмара: — Что это у него в руках?! Что эти бакенбарды сделали такого, что вампиры падают? — У него кинжал. Рихтер ничего не говорил об этом… — А кинжал-то… сере-ебрянны-ый. — Нам под… Тьфу, нам подсунули охотника! Чертов Рихтер! Чертов французский! Мне это надоело! Я разберусь с охотником, а вы берите девчонку! — Какой идиот! — это Коу, Руки и тот, имя которого Юи было неизвестно, сказали хором. — Милая, а сейчас держись за меня крепче! — бросил отец, хватая Юи за талию. Та нерешительно, но крепко схватила его одежду, все еще сжимая под мышкой «Антихриста». Весь молитвенный зал потерял свои очертания. Они бежали на красивый разноцветный витраж. Стекло в нем, на удивление, оказалось хрупким. Юи зажмурилась и вскрикнула. Когда она почувствовала дуновение зимнего ветра, то поняла, что еще жива. — Юи, ты в порядке? — спросил тяжело дышащий отец. — Да, — Юи часто-часто закивала со слезами на глазах. — Папочка… что же.? — Чшшш, девочка, все хорошо, — отец схватил ее за руку, ведя за собой. — Я обязательно все объясню тебе позже. А сейчас нам нужно бежать. — Ага, счас! — Юи вскрикнула оттого, что кто-то резко потянул ее за волосы. Это был Юма, который в следующий же момент обхватил рукой ее шею. Сердце и зубы застучали в ускоренном темпе. — Ой, как задрожала, — усмехнулся он, заметив это. — Что, страшно? Ничего, сейчас мы быстро с тобой разберемся и поведем к твоему любимому Рихтеру. Он резко наклонил ее голову. Юи почувствовала на своей шее его дыхание. — Отпусти ее! Живо! — воскликнул Ичиру, вновь хватаясь за кинжал. — Слушай, охотничек. Я и сам не горю желанием кусать эту мелочь. Но так надо, — Юма отвлекся. — Ничего личного. Просто… БЛЯТЬ!!! Юи не знала, насколько сильно она может кусаться, но такая высокая оценка явно говорила о профессиональности ее навыков. Мама точно ею гордится. Папе же сейчас было не до этого. Его глаза горели гневом, когда он бросался на Юму с кинжалом. — Ты че, дядя?! — кричал он, неумело орудуя кулаками. Было видно, что ему никогда до этого не приходилось вести бои. — Что отец, что дочь — оба ебнутые наглухо!!! — Что вам нужно от нее?! Она давным-давно умерла, и моя дочь не имеет к произошедшему никакого отношения! — сказал отец. Его голос еще никогда не звучал так громко. — Почему бы вам просто не оставить ее в покое?! Это из-за вас Юи не могла жить нормальной жизнью все это время! — Слушай, дядь, ты начинаешь бесить, — с напускным спокойствием ответил Юма. — Говорю же — ничего личного, просто бизнес. Похоже, мои братки решили свалить всю работу на меня. Ну и ладно. Он ухмыльнулся ртом с острыми клыками. Юи поняла, что он хочет сделать. — Нет! — закричала она. Отец обернулся. Юма схватил того за руку. У Юи перед глазами все поплыло. Снова ей помог «Антихрист». И снова крепкое выражение Юмы показало оценку «высший пилотаж». — Ебаные сказки Андерсена, — прохрипел он, лежа на земле. — Бежим, папа, — Юи схватила отца за руку. — Какой идиот! — пробормотала она, убеждая себя в том, что просто в очередной раз протранслировала мамины мысли.

***

Они бежали долго. Юи не могла понять, в какой момент они оказались на свободе. Потому что ворот больше не было. Вот и город. Странно. При свете солнца он совсем другой. Нигде не играет музыка. И прохожих почти нет. Отец ловко петлял по улицам, ведя Юи за собой. Его дыхание становилось все тяжелее и прерывистее. Наконец он остановился возле большого здания с большими часами. Где-то неподалеку слышался шум стучания колес о рельсы. «Вокзал,» — догадалась Юи. — Отлично, поезда еще ходят, — выдохнул Ичиру. — Пойдем, Юи — тебе нужно спрятаться. — Папа, я не понимаю., — испуганно и тихо произнесла Юи. — Что происходит? Почему вокруг так тихо? Почему нет тех, кто продают билеты на поезд? Почему на церковь напали? Кто эти люди и почему они так странно выглядят? Почему.? У нее в голове было еще множество «почему», но Юи пришлось прерваться. Отец, дыхание которого все не выравнивалось, упал на землю. Он задыхался и прерывисто кашлял. Юи посмотрела на его левое запястье: на нем был красный след от укуса. Девушка ахнула. — Он укусил тебя, — она сорвалась с места. — Что с тобой, папа? Как тебе помочь? — Стой на месте и не приближайся! — снова отец повысил голос. Юи застыла, плача. Она понимала, что бессильна. У отца начали расширятся зрачки, вздуваться вены на шее и руках, а волосы приобретали синий оттенок. — Вот черт! — прохрипел он. Он никогда не говорил подобных слов. Юи стало так страшно, как никогда раньше не было. — Юи… поезд., — продолжил отец. — Ты должна… бежать отсюда… как можно дальше… только так… ты будешь… в безопасности… — Нет, папа! — не выдержав, Юи бросилась ему на шею и заревела. — Я не брошу тебя! Я останусь с тобой! Мне не нужна свобода, если не будет тебя! — Ю.! Юи, доченька, — Юи буквально чувствовала, как каждое слово дается отцу с трудом. — Нужно было с самого начала все тебе рассказать… теперь уж поздно… Меня уже не спасти… Скоро я стану таким же, как они — вампиры… Им нужна ты… Твое сердце… Они хотят сделать её из тебя… Пожалуйста, не позволь им сделать это с тобой… возьми, — он протянул Юи кинжал. — Ты должна спастись… Старайся скрыть свой естественный запах и не рассказывай всем подряд свое имя… Они будут искать тебя, Юи… поэтому сейчас ты должна сесть на поезд и уехать… Слышишь? Прямо сейчас… пока я еще могу контролировать себя… Юи услышала, как поезд прибыл на станцию. Слезы начали превращаться в ледышки на ее лице. — Я люблю тебя, моя девочка, — прохрипел отец. — Ты для… меня… дороже всего на свете… — Я… я тоже люблю тебя… папочка., — Юи снова заплакала. — Я… буду скучать.! — Я тоже, милая… я… т-тож-ж-же, — ногти на руках Ичиру стали превращаться в когти, и он страшно зарычал. Юи пришлось резко отпрянуть и побежать. Она даже не успела поцеловать отца на прощание. Запрыгнув в поезд с разбегу, чтобы не сомневаться, Юи в последний раз обернулась и помахала отцу рукой.

***

Юи никогда не ездила в поездах. Тем более — в электропоездах. Однако она вела себя совсем не так, как ведут себя те, кто занимается чем-то впервые. Она не прилипла носом к окну, разглядывая быстро сменяющие друг друга пейзажи. Она сидела в углу, укутавшись в пальто и шарф так, что лица совсем не было видно. Она была без понятия, куда едет и что ей делать дальше. Как она будет жить, если из имущества у нее лишь одежда, кинжал, крестик и «Антихрист»? Быть может, мама может помочь советом? Нет, к ней Юи больше не обратится никогда. У нее никогда не было мамы. У нее был только отец. А теперь у Юи нет никого. Она отныне — неприкаянная и никому не нужная сирота, за которой охотится целая орава вампиров во главе с тем, кого Юи некогда безответно любила. Конечно, за всем этим стоял Рихтер, и женщина в голове Юи была с ним заодно! Снова захотелось плакать, однако было уже нечем. Вагон, в котором ехала Юи, был совершенно пустой, хоть картинки в книгах, которые она читала, буквально кричали о популярности железнодорожного транспорта и о том, что вагон уж точно не может быть пустым. Девушка нисколько не удивилась, потому что в этот момент ей было совсем не до этого. С грусти и разочарования Юи решила встать и походить по пустому вагону, разминая тем самым ноги. Кинжал, что примечательно, она держала наготове, хотя вряд ли смогла бы ударить им кого-нибудь. И вот, когда девушка наконец перешла на размер шага чуть крупнее, чем у муравья, сильный толчок чуть не сбил ее с ног. Первобытный страх заменил голый рассудок: быть может, это нормальная ситуация в поездах? А это значит лишь одно: муравьиная поступь в поездах является самой оптимальной. Сделав эту пометку у себя в голове, Юи продолжила свое занятие. Через пару минут последовал второй толчок. А затем третий, и четвертый, и пятый. «Нет, это определенно не похоже на нечто нормальное,» — уразумела Юи, решив все же взглянуть в окно. Стоило ей сфокусировать свой взгляд, как она отпрянула назад. «Они нашли меня?! Так быстро?!» — была первая мысль, пришедшая ей в голову. А вторая была: «Спокойно. Если буду сидеть тихо, они не заметят меня и уйдут.» Однако обращенные в вампиров люди, видимо, полагали совсем иначе, раз продолжали бросаться камнями и друг другом в поезд на бегу. Они словно чувствовали Юи. Возможно даже, что без всяких «словно». Юи еще сильнее закрыла лицо шарфом, потому что услышала, как кто-то безрезультатно стучит в дверь в начале вагона. С двух сторон. Поезд остановился. Почему-то объявления о названии станции не прозвучало. Девушку одолевало плохое предчувствие. …Они наплывали с двух сторон. Наплывали медленно, словно заново учились ходить. Папы не было рядом. Маме наверняка было плевать. Были только Юи и кинжал, которым она не умела пользоваться. И «Антихрист», который здесь не поможет. Те, что были снаружи, начали пробираться в вагон через окна позади Юи, разбивая их. На окна на другой стороне никто не претендовал. Из-за страха мозг соображал медленно. Лишь когда Юи почувствовала легкое прикосновение на своем плече, принялась действовать. «Теперь или никогда,» — думала она. Поезд тронулся с места, когда она разбила другое окно кинжалом и неумело выпрыгнула из него, упав в снег. Юи нечаянно порезала ладонь. Сдерживая панику и рвотные порывы, она побежала вперед, не разбирая дороги. Да и какой в этом смысл, если она все равно не знает, где находится? Сквозь сугробы бежать тяжело. И холодно. И мокро. Даже пот постепенно остывал. Дыхание было уже на исходе. Но Юи продолжала бежать. Быстрее, еще быстрее! Нужно найти то место, где ее не найдут! Но существует ли такое место? Существовало. Церковь. Зачем она только вышла за ворота? Юи не знала, сколько она бежала по темным зимним улицам, но размытым взглядом она увидела… дома. Они не похожи на те, что она видела. Они высокие, многоэтажные. И их великое множество. Так же много, как и электрических проводов. И светофоров. И пешеходных переходов. Юи остановилась и ахнула так, что облачко пара вылетело у нее изо рта. «Спрятаться здесь будет проще простого!» — обрадовалась она и даже улыбнулась впервые за вечер, когда услышала за спиной неясный хрип. Резко обернувшись, Юи увидела вампира. Он был до безумия похож на отца. Его глаза были налиты кровью, а руки бледны, худы и жилисты. Он распахнул свою пасть, полную острых клыков. Юи побежала. Этот оказался быстрее тех, что в поезде. Споткнувшись о собственную ногу, Юи упала. Кажется, она разбила еще и колено, но думать об этом было некогда. Не помня себя, девушка забежала в единственное место, где была дверь и забаррикадировала ручку изнутри кинжалом. Когда Юи немного пришла в себя, то поняла, что находится в тесной телефонной будке. Здесь было не так холодно, как снаружи, но девушка все же присела и прижала колени к груди. Минуты две стояла полная тишина. А затем… вампир нашел ее. Сначала он стучался в дверь, потом дергал за ручку, угрожающе хрипя, и все начиналось заново. Юи боялась даже дышать. Она лишь пристально смотрела на кинжал, который дергался вместе с ручкой и молила Всевышнего о том, чтобы последний подарок от папы не сломался напополам. Шло время. Оно текло невероятно медленно. Вампир и не думал уходить. Временами Юи сомневалась в том, жива ли она. И хочет ли она оставаться живой? Более всего на свете она хотела, чтобы это поскорее кончилось. «Если сейчас я умру, то обязана сделать это с чистой совестью,» — вдруг замаячила в голове мысль. Дрожащими, действующими на автомате руками Юи достала крестик. Подышала на него. Прижала к губам. Так упоенно она еще никогда не молилась, хоть не слышала собственного голоса. Но прекрасно слышала свои мысли, и все остальное вдруг перестало ее волновать, даже собственная скорая смерть. — …Аминь, — все же произнесла она почти вслух и обнаружила, что снаружи полнейшая тишина. «Он… просто ушел? — подумала она. — Я… спасена?» Юи встала и подошла к ручке, но ее рука остановилась возле кинжала. Всевышний отвадил от нее лишь одного нелюдя. А таких десятки. Может быть, даже тысячи и миллионы. Что может Юи против их всех? Она ни на что не способна. Она совершенно одна, и даже отец — ее единственная защита — оставил ее. Так что теперь делать? Выйти наружу и умереть? Или навсегда остаться в тесных четырех стенах телефонной будки и иссохнуть от голода и жажды? Какая же она трусиха! Из-за внезапно накатившей слабости Юи опустилась на пол. И заплакала из-за собственного бессилия, незнания, как быть дальше, и рухнувшей подобно карточному домику прежней, пусть и скучноватой и однообразной, но вполне безопасной жизни. Никто не придет и не спасет ее — Юи понимала это. Она закусила губу и вдруг подумала, что, должно быть, выглядит отвратительно в данный момент. От этого стало еще обиднее. Юи уже не сидела — лежала, свернувшись калачиком, и плакала. Как бы она хотела обнять сейчас кого-нибудь или хотя бы поговорить с кем-нибудь, неважно — с кем. В голове что-то щелкнуло — вероятно, отключилась никому не нужная сейчас гордость. — Мама… мамочка, — говорила Юи, шмыгая носом, всхлипывая и икая. — Ты слышишь меня? Мама… Я… я не хотела обидеть тебя… я прошу прощения… Я никогда больше не буду перечить тебе, всегда буду слушаться тебя… я буду хорошей, мамочка! Только пожалуйста… скажи мне хоть что-нибудь… что угодно!.. Я… мне так тебя не хватает, мама!.. Юи замолчала. Она вспомнила, что должна разговаривать с мамой определенным образом. — Мама… Я очень люблю тебя и прошу прощения за свои обидные… Тише, тише, милая, не напрягай головку. Я знаю, что ты у меня умница… — …Мама, — прошептала Юи. — Мамочка… я так… Чшшш-чшш-чшшш, моя девочка. Мамочка не в обиде на тебя, как ты могла такое подумать? Моя крошка… как же ты натерпелась… ну-ну-ну, не нужно больше слез. Мама здесь, мама рядом. Все хорошо… Все будет хорошо… Голос мамы звучал необыкновенно тихо. Создавалось ощущение, словно она сама мимолетом вытирала слезы. Почему-то именно этот ее голос убаюкивал и успокаивал. — Что же мне теперь делать, мама? — спросила Юи, продолжая шмыгать носом. Для начала тебе нужно хорошо выспаться. Слишком уж много впечатлений у тебя выдалось за один день. Ничего-ничего: следующий денек будет поспокойнее. Спи, девочка, и ничего не бойся. Твоя мама всегда будет с тобой и никогда не даст тебя в обиду. Я надеюсь, ты уяснила это? Юи улыбнулась одними уголками губ. Еще никогда они с мамой не были настолько близки и не были преисполнены такой нежностью друг к другу — она знала это. — Да, — ответила она, зевая. — Спокойной ночи, мама. Сладких снов, моя дорогая.