Алые розы и серебряный кинжал

Юи Комори стала женщиной. Эта мысль не покидала ее пару часов после пробуждения, пока она сидела и куталась в мужскую толстовку. Впервые в жизни она разделила ложе с мужчиной, и ощущать это — так смущающе. Девушка обхватила собственную шею руками и почувствовала, как ее лицо краснеет. — Эй, блинчик! — Юи вздрогнула от этого голоса. — Проснись и пой! Моему Величеству одиноко и не с кем поговорить! «Это он! — воскликнула Юи про себя, судорожно поправляя прическу. — Мой покровитель! Мужчина, что разделил ложе со мной!» Не хочу расстраивать тебя, дорогуша, но то, чем вы занимались, немного… — Доброе утро, Аято! — уже было поздно, ведь Юи благоговенно поприветсвтвовала «покровителя». — Скорее уж добрый вечер, — пробурчал Аято. — Половина девятого вечера. Че это ты улыбаешься? Прям светишься. Прекрати — меня это бесит. Юи тут же перестала улыбаться. — Почему ты так долго спишь? — продолжал ворчать Аято. — Если бы ты не дрыхла так долго, не произошло бы этого дерьма, которое я сейчас планирую вывалить на тебя… что это за странный пристальный взгляд? Юи старалась не улыбаться. Она уселась поудобнее на колени и приветливо раскинула руки. — Я утешу тебя, — сказала она, как по учебнику. — Ложись. Она услышала, как Аято сглотнул. Он был явно растерян. Неужели она что-то не так сказала или сделала? Не может этого быть. Ведь она сделала все точно так же, как и учила мама. — Вот это с-с-с-сервис, — присвистнул он. — Давненько у меня такого не было. Почесав в затылке, он все же прилег на колени Юи. Его голова была несколько тяжелее, чем рассчитывала девушка, но она все же принялась перебирать его волосы пальцами. — Расскажи, что стряслось, — произнесла она. Было слышно, как скрипнули зубы Аято. — Эти ублюдки — обращенные — порвали мне джинсы, — проворчал он, указывая на правую штанину, от которой явно был оторван кусок. — Так как ты спала, а мне было жуть как скучно, я пошел прогуляться и наткнулся на этих неразумных отбросов, которые ни с того ни с сего полезли ко мне. Неужели я настолько пропитался твоим запахом, что они приняли меня за человека?! — Это вполне вероятно, — Юи, не удержав легкую улыбку, наклонилась к его лицу как можно ближе, — ведь мы провели с тобой ночь. И теперь ты волен, — она смутилась и охрипла от внезапного понимания смысла тех смущающих слов, которые она собиралась сказать. — Волен… просить у меня… больше близости… в качестве моего… покровителя… Аято часто-часто заморгал глазами. Кашлянул, хотя в голосе у него наверняка не было хрипоты. — Так… Юи Комори… Мадемуазель, — неуверенно начал он, вставая с ее колен. — Я, видимо, что-то пропустил… Все, что я помню, так это то, как мы встретили новый год, посидели, поболтали и решили лечь спать. Так как ни одеял, ни подушек у нас не было, я предложил поспать в обнимку, чтобы мало-мальски согреться. Мы легли и заснули. Я ничего не упустил? Юи помотала головой. — Абсолютно ничего, — лишний раз подтвердила она. Аято кисло улыбнулся. — Покровитель я твой, говоришь? — сказал он. — Знакомая постановка вопроса… Это маменька вбила тебе в голову эту чушь? Я не виновата в том, что она настолько наивна, что воспринимает фразу «разделить ложе» настолько буквально! У Юи слегка округлились глаза. Она хмыкнула. — Исходя из слов вас двоих, можно сделать вывод, что «разделить ложе» — это., — она не договорила. — Это то, чем в вашей верующей тусовке люди занимаются только после свадьбы, — закончил за нее Аято. Юи встала на все еще ватные ноги и схватилась за голову, краснея то ли от смущения, то ли от температуры. — О Всевышний, — пробормотала она и повернулась к Аято. — Это значит, что ты — не мой первый мужчина? — Да, и уж точно не покровитель, — вздохнул Аято с видом, будто только что после долгих попыток все же объяснил ребенку, что дважды два — все-таки четыре. — Это значит., — Юи нахмурила брови, — что я не обязана… ублажать тебя и восхвалять твое мужество и храбрость? — Ну… по факту не обязана, но… если тебе сильно хочется… — Слава богу, — выдохнула Юи. — Как хорошо, что мне не нужно этого делать. — Это что за реакция такая, а? — обиделся Аято. — Сколько цинизма и лицемерия — вы только посмотрите на нее! Юи, не выдержав, прыснула и рассмеялась. — Чего смешного? — воскликнул Аято. — Ты говоришь совсем как мама, — она улыбнулась. «Хм! И вовсе не так!» — прозвучало два возгласа одновременно, отчего Юи улыбнулась еще шире. «Они мать и сын. Настоящие мать и сын. Это видно невооруженным глазом,» — эта мысль несколько омрачила выражение лица Юи. Потому что никого родного у нее уже не было рядом.

***

Они не оставались на одном месте дольше одного дня. Холодные и влажные подвалы не были похожи на уютное гнездышко, а толпы обращенных — на добрых соседей. На удивление, Юи быстро привыкла к ночному образу жизни. Чего не скажешь о простуде. Она не проходила, а лишь усугублялась. Заставить себя встать порой становилось все сложнее, а нос иногда закладывало так, что невозможно было дышать. Но Аято и так постоянно был в плохом настроении из-за их общего бедственного положения, поэтому какое ему дело до проблем Юи? Постоянный кашель и шмыганье носом вызывали у него лишь раздражение. Так бы могло продолжаться еще очень долго, если бы не случай… — Приятного аппетита! — Юи заметила, что Аято улыбался лишь в двух случаях: когда ему удавалось как-то самоутвердиться перед ней и когда он ел вместе с ней такояки. И прямо сейчас он радовался именно по второму поводу. Юи только сумела запихнуть себе в рот один-единственный шарик, пока вампир уплетал их за обе щеки, практически не жуя. — Ну наконец-то попались нормальные, а не перемороженные, как в прошлый раз, скажи? — девушка с трудом разобрала слова, сказанные Аято с набитым ртом. Она решила воздержаться от замечания, которое озвучил бы каждый человек, обученный этикету, ведь еда застряла у нее в горле, и она закашляла. — Я, пожалуй, не буду есть, — сказала она, аккуратно выплевывая недоеденное на салфетку. — Я не голодна. С этими словами она сделала глоток воды, который дался ей с невыносимой болью, и ушла в угол, уже обустроенный под спальное место. Там она снова покашляла. — Что-то не нравится мне твой кашель, — сказал Аято, все эти несколько секунд сидевший с видом громом пораженного. — Извини, но, боюсь, я не умею по-другому, — прохрипела Юи. — Я постараюсь быть потише. Не обращай на меня внимание. Она чихнула. В ушах зазвенело, а в голове загудело. Аято оторвался от еды и с глазами, полными недопонимания, поймал Юи, уже падающую на пол, но не замечающую этого. — Эй, Юи Комори! Блинчик, подъем, это че за хрень такая?! — воскликнул он, пока тряс девушку за плечи. — Только не говори, что ты подыхаешь! Мы так не договаривались, — он ущипнул ее за щеку и тут же одернкл руку. — Охренеть! Горячая, как железка на солнце! Эй! У тебя там еще не все органы расплавились?! — Аято., — Юи чувствовала, что больше не может открыть глаза. — Можно попросить тебя оплакивать меня чуточку потише? Голова очень болит… — А ты… умираешь? — спросил Аято. — Я никогда не слышала, чтобы люди умирали от простуды, — ответила Юи. — Хотя… кто-то говорил мне, что все когда-то случается в первый раз. — Что надо сделать, чтобы «первого раза» не случилось? — Аято сглотнул. Как непривычно осознавать, что он волнуется за Юи. — Вспомни: ты уже делал так в прошлый раз, когда я упала в обморок, — устало проговорила она. — Мокрая тряпка? — сразу догадался он. — Счас все будет. Я все сделаю. Только потерпи — не умирай, окей? Мужчины! Только когда на горизонте возникает вероятность нашего ухода, до них доходит, что они без нас, как без рук, и сразу же начинают ценить нас, заботиться о нас, носиться, как умалишенные. Это так глупо, но так мило. — …Я ж вроде давал тебе таблетки, — проворчал Аято, когда положил холодный компресс на лоб Юи. — Почему твоя простуда до сих пор не прошла? — Ты дал мне таблетки от диареи, Аято, — прохрипела Юи. — Они не помогают от простуды. — А они че, разные?! — воскликнул вполголоса Аято. — Я думал, что таблетки у людей как ИЗК: отличаются только производителем и ароматизаторами, а по сути одно и то же… Ну давай я тебе другие достану. Прям счас пойдем в аптеку, ты укажешь мне на нужные и будешь ими лечиться, делов-то! — Я не могу пошевелиться, — шептала Юи. — У меня не хватает сил даже на то, чтобы сесть. — Так я донесу тебя, о чем разговор! — Аято, как всегда, наплевал на просьбы Юи и закричал. — Прям на руках! Что, думаешь, я не смогу тебя поднять? Да запросто! Он резко схватил ее и поднял. Юи закашляла. — Видала? Ты ж легкая, как… как… как пушинка, — сказал Аято и, видимо для пущей наглядности, несколько раз подбросил девушку в воздух. — А… я… то. Остановись, пожалуйста, — Юи приложила руку ко лбу с мокрой тряпкой. — На улице все еще темно. Обращенные все еще могут бродить по ней. Если ты пойдешь в аптеку со мной на руках, то твои шансы дать им отпор резко уменьшатся. Не нужно лекарств. Думаю, мне просто нужно отдохнуть — завтра я уже смогу идти дальше. Ты думаешь, о чем говоришь?! На правах твоей матери я запрещаю тебе вставать на ноги и завтра, и послезавтра, и через неделю! Это ж надо — довести себя до такого состояния! Пока ты не вылечишься, я не позволю тебе двигаться дальше. Так и передай Аято! — Мама против того, чтобы я… вставала завтра, — просипела Юи едва слышно, когда Аято опустил ее на пол. — Я понял. Поспи, а то я зареву от твоего напрочь убитого голоса, — буркнул Аято. — Да… как скажешь., — ответила Юи, повернувшись набок. Аято знал, что его новая спутница спит неспокойно. Во сне Юи постоянно ворочалась, вздыхала, бормотала. Порой она просыпалась в холодном поту. Оно и немудрено: у девчонки сильный стресс. Она же как младенец, который оказался вне своих ясель без родителей и любимых погремушек. Есть, однако, у нее странная привычка… Аято потрогал свою шею. Когда Юи хватается за нее, то успокаивается. Знал бы Аято раньше, что его шея обладает такими чудодейственными свойствами, подался бы в няньки. Аято не спал потому, что Юи кашляла и шмыгала носом. В его толстовке она выглядела такой… худенькой и крошечной. Точно как ребенок. Ну вот, опять совесть проснулась! Как некстати! Аято вскочил. — Я не виноват в том, что у нее такое слабое здоровье! — шепотом прокричал он. — И тем более не виноват в том, что ей по ночам снятся кошмары, ясно?! — Па…па, — пробормотала во сне Юи. Аято почувствовал, как она схватила его за запястье и прижала его ладонь к своей щеке. — Холодная, — благоговенно прошептала она. Вот ведь с-с-с… само очарование. И как теперь прикажешь забить на тебя и не носиться вокруг тебя, как умалишенный, пока ты не выздоровеешь? Аято сплюнул. Черт бы побрал эту эмпатию. Теперь он не уснет, пока не придумает, как ей помочь. Хотя… решение ведь уже давно есть. Аято поморщился: нет, это лучше оставить на самый крайний случай. Юи рядом снова зашлась кашлем. Сука, а ведь случай и есть самый крайний. Ну что же, блинчик, теперь ты будешь по гроб жизни обязана Его Величеству Аято Сакамаки.

***

В один день, когда у Юи все же хватило сил самостоятельно встать, Аято заявился к ней, склоняясь под весом теплой одежды и флакона духов. — Как себя чувствуешь? — спросил он с порога. — Лучше, чем раньше. Спасибо, — слабо произнесла девушка, своим взглядом требуя объяснений. — Знаешь… я долго думал о… о разном, — Аято как будто бы замялся. — И за эти двое суток, которые ты лежала пластом, я додумался до того, что я… короче, я сейчас отведу тебя кое-куда, где тебе, возможно, смогут помочь. Или нет. По крайней мере, там тепло. И есть деньги. Но есть один нюанс: там никто не должен узнать, чьим вместилищем ты являешься, уяснила? Юи несколько раз кивнула. — Я специально выбрал их — эти духи настолько ядреные, что за ними даже я вряд ли учую запах крови моей маменьки, — уверил он, пока выпрыскивал весь флакон на тело Юи, пока она закрывала нос. Вскоре на ней оказались новые теплые колготки, два шарфа, шапка, пуховик и перчатки. Ее все еще время от времени одолевали озноб и слабость, но эти ощущения не могли и близко стоять с тем, что Юи испытывала до этого. Она вполне свободно могла идти сама. На часах было всего шесть вечера — обычно обращенных не было в это время. Неужели Аято специально выбрал именно это время, чтобы время от времени оборачиваться на Юи, хмыкать и снова отворачиваться? У тебя очень наивные мысли, дорогуша, но, так уж и быть, я сделаю скидку на твой возраст. Мама… то есть Корделия снова будто прочитала мысли Юи по одной лишь улыбке. От этого она заулыбалась еще больше. И такое выражение лица оставалось у нее до тех самых пор, пока Аято не сказал: — Мы на месте. Зайдем через черный ход — авось не погонят взашей сразу. Тут улыбка и сползла с лица девушки.

***

За Юи затворилась тяжелая дубовая дверь, и та едва заметно вздрогнула. На пару мгновений весь окружающий мир, состоящий из серых стен, погрузился в абсолютную темноту, пока ее спутник не зажег керосиновую лампу. — За мной, — бросил он ей. Юи несколько раз кивнула и молча повиновалась. Она внимательно огляделась по сторонам: ничего, кроме стен и ужасного запаха сырости, здесь не было. Так думала девушка, пока Аято не открыл совершенно непримечательную дверь в стене, за которой открывалась лестница, ведущая вниз. — Тут крутые ступеньки. Давай руку, — сказал он ей. — А-а-аято, а куда это мы… п-пришли.? — осторожно спросила Юи. — Мы пришли в обитель одних сомнительных личностей, у которых есть все необходимое для нас, но от которых мне до недавнего времени ничего не было нужно, — ответил вампир. — «Сомнительных».? — Юи слегка покашляла. — А ты… давно с ними знаком? — Ну… как сказать… они, типа, мои братья. — Братья.? Т-твои? — А что тебя так удивляет? — разозлился Аято. — Я ж рассказывал тебе: у меня двое старших и трое младших братьев, из которых родных только двое. Мой отец был любвеобильным существом, поэтому у него шестеро законных сыновей от трех разных женщин. Я подчеркну: ЗАКОННЫХ. Вполне возможно, братьев и сестер у меня намного больше. У тебя что, опять на нервах память отшибло? — Просто., — Юи пыталась разложить по полочкам в своем мозгу новую информацию. — Я думала, что с твоими братьями случилось то же, что и… с твоей мамой. Но… если с ними все в порядке, то почему ты не с ними? Почему ты ночуешь в подвалах вместе со мной, которой некуда больше идти? Она остановилась. Потерла глаза, хотя в них не было слез. Она вспомнила о папе. — Послушай, — снова у Аято такой вид, будто он объясняет малолетнему ребенку очевидные истины. — Так сложилось, что со всеми моими родственниками у меня сложились отношения а-ля «даже не дыши в мою сторону», и это абсолютно взаимно. И так бывает, как бы библия ни пыталась убедить тебя в обратном. Последнее, чего бы мне хотелось в этой жизни — это припереться к родичам и жить по их правилам, но Мое Великодушное Величество, сука, сделало это и, сука, ради тебя. Так будь так любезна — цени эту жертву! С этими словами он резко распахнул очередную тяжелую дверь, находившуюся в конце лестнице в виде спирали. Юи в глаза ударил яркий свет. На мгновение ей показалось, что она переместилась во времени и пространстве. В старинный европейский замок с красными бархатными скатертями на столах, рояльной музыкой, витражными окнами, каменным полом, медными канделябрами и теплым желтым светом нарядных люстр. — ДА РАБОТАЙ ТЫ, ТВОЮ Ж МАТЬ!!! — этот возглас заставил Юи вернуться в реальность и заметить барную стойку, за которой стоял маленький вампир и чинно и благородно протирал тряпочкой стаканы, косясь на плюшевого медведя, сидящего рядом. Сзади него после громкого пинка загорелся белым светом холодильник со стеклянными бутылками, и из-за него вышел вампир с ящиком инструментов в руках. Он смахнул в сторону свою белую с лиловым отливом челку, отчего его ярко-красные глаза стали видны очень отчетливо. — Ты ломаешь уже третий холодильник за месяц, Субару, — разочарованно цокнул языком подошедший к нему темно-сероволосый вампир в очках. В руках он держал ручку и записную книжку. — Если подобное повторится, мне придется вычесть необходимую для возмещения морального ущерба сумму из твоей зарплаты. — Я починил, — процедил тот, которого назвали Субару, указывая назад большим пальцем. На холодильник, который потух. Мальчик, протирающий стаканы, тут же спрятался под столешницу, не забыв прихватить с собой мишку. Субару скрипнул зубами и стиснул кулаки. Со стороны рояля в глубине зала послышалось хихиканье. За ним, как выяснилось, сидел и играл вампир в шляпе, с красными волосами и зелеными глазами — точная копия Аято. «Вот один из его родных братьев,» — тут же догадалась Юи. — Не смей насмехаться! Сиди себе и пиликай дальше!!! — воскликнул Субару, со всей силы швыряя ящик с инструментами об пол. Его красные глаза будто засветились. Они такого же цвета, как у Рихтера. Юи сглотнула и подалась назад. — Не боись, — прошептал ей на ухо Аято. — Все будет пучком. Они тебя не тронут. Думаю, сейчас самое время поздороваться. Аято издал громкий сигнальный кашель. Услышав посторонний шум, вампиры повернули головы в сторону Юи и Аято. Все затихло — даже звуки рояля прекратились. — О, — раздался звук со стороны одного из диванов в зале. Как выяснилось, там лежал еще один вампир. — Ты вернулся. — Действительно, — сказал тот, что с мишкой, вылезая из своего укрытия. — Братик Аято вернулся. Тут все они заметили Юи. Тот, что в шляпе, хмыкнул (его хмыканье намного меньше напоминало мамино), встал из-за рояля и по-вампирски быстро подошел к ней. Юи попыталась сделать вид, будто бы она совсем не боится, но стучащие друг о друга зубы выдавали ее. — Ты привел еду! — воскликнул он, хватая девушку за руку. Но Аято удалось вырвать ее. — Не трожь, — процедил он. — Ты жесток, братец Аято, — протянул тот, что с мишкой. — Принести свою еду и не поделиться с нами… Как бы сказал братец Рейджи, это в крайней степени неприлично. — Я бы так не сказал, — отрезал вампир в очках, усиленно продолжающий писать в своей записной книжке. — Я думал, ты умер, — с мрачным видом сказал Субару, глядя на Аято. — Спасибо за то, что волновался за меня, — ответил тот. — Эй, сучечка, — Юи вздрогнула, когда услышала этот очень близкий шепот. — Посмотри на меня. — Эт-то В-вы м-м-мне? — Аято отвлекся на Субару и выпустил ее руку. Юи хотелось позвать его, но ее развернул на себя вампир, сидевший за роялем. — Конечно тебе, сучечка, — его голос был вкрадчив, а глаза Корделии горели совсем иначе, нежели у Аято. — Какие у тебя красивые напуганные глазки. И бледненькое личико. Если бы твоя кожа не была такой теплой, я бы подумал, что ты вампирша. Так какая у тебя группа крови? — А… А., — Юи на мгновение отвернулась, чтобы позвать Аято, но тот был слишком занят общением с Субару и Рейджи, чтобы слушать ее; ее собеседник был слишком напорист, а Юи была слишком робка, чтобы проигнорировать его вопрос и уйти. — П-п-п-первая… положительная, — пискнула она. — Только первая, — разочарованно протянул ее собеседник. — Мне бы вторую или третью… — А мне нравится, — произнес еще один голос — маленького вампира с плюшевым мишкой. — Она выглядит очень аппетитно. — П-пардон.?! — сложившаяся ситуация пугала Юи все сильнее. — Есть одна проблема, Канато, — сказал тот, что в шляпе. — Она человек. Человек, очень напоминающий вампира. — А это значит, братец Райто, — сказал Канато, — что мы можем выдать ее за вампиршу, если что вдруг. — Скажешь, что все было по обоюдному согласию потом, сучечка? — спросил Райто, нагинаясь к Юи. — Терпеть не могу эту бюрократию. Юи не успела ответить, когда почувствовала прикосновение чужого языка к своей щеке. Она слегка отпрянула. — Соленая щечка. Ты что, плакала недавно? — спросил Канато. — О. У тебя задрожал подбородок и заблестели глаза. Тедди, — он обратился к своему медведю. — Смотри: люди ведут себя так, когда хотят заплакать. Ну не умора ли? Юи действительно была готова заплакать. Она не привыкла кричать и навязываться. Но сейчас больше всего ей хотелось сделать именно это. Это клокочущее чувство постепенно закипало внутри нее, пока не вырвалось наружу… чихом. Очень громким чихом. От которого заболело горло. Этого не ожидал никто. Даже сама Юи, невероятно довольная и гордая за саму себя. В радиусе полутора метров от нее уже никого не было. — Я ж говорил — не трожьте девчонку. Она у меня и навалять может, — усмехнулся Аято где-то сзади. — Тем более она болеет сейчас, нервишки у нее пошаливают, а от одного вида крови она сразу в обморок падает, поэтому, ребят, не на ту напали. Аято подошел к Юи ближе. Подошел осторожно, видимо, почувствовав впервые в жизни нарастающий в ней праведный гнев. — Я добазарился. Все путем, — сказал он. — Отдельные апартаменты только для тебя, блинчик. Юи только слегка кивнула.

***

Как же давно Юи не лежала на кровати! Но первым делом в своей маленькой серой комнатке с узким окошком она обратила внимание на белый стеллажик с книгами. Там было всего четыре узкие полки, что несравненно мало с огромной библиотекой, которая имелась у нее в церкви. Однако же и тут нашлись интересные экземпляры. Неудивительно, что Юи потеряла счет времени, впервые за последние две недели с лишним расслабившись. — Ну что? Уже освоилась в своем люксе? Тебе стоит сказать «спасибо» за то, что я смог уломать Рейджи отдать тебе самую дальнюю комнату для гостей, поэтому кроме меня сюда никто не сунется, — сказал Аято, оказавшийся на пороге. — А ты почему еще не разделась? Юи, за все это время успевшая только снять шарф и шапку и наполовину расстегнуть пуховик, наконец оторвала взгляд от книги и внимательно посмотрела на Аято в черных брюках и пиджаке, белой рубашке, три верхние пуговицы которой были расстегнуты, и весьма грязных кедах, которые некогда были коричневыми. Сколько бы я ни билась, у меня так и не получилось привить ему манеру опрятно одеваться. Он всегда был таким непроходимо упрямым — это у него в отца! Канато и Райто — мои младшие мальчики! — гораздо больше радовали свою мамочку в этом плане. — Чего это ты так смотришь? — спросил Аято. «Если подумать, — догадалась Юи. — Все его братья тоже были одеты в похожие вещи. Однако на всех них они смотрелись по-разному. Потому я и не заметила этого сразу. Они в одинаковой одежде совсем не похожи на монашек в схожих рясах. Это так интересно!» — У тебя неправильно завязан галстук, — сказала она вслух, указывая на малиновый кусок ткани, просто обмотанный вокруг шеи Аято. — Тебе помочь завязать его правильно? — Ниче мне не надо помогать! Это стиль такой — ты ничего не понимаешь! — он разозлился. Опять. В который раз Юи убеждалась, что характер Аято просто непостижим для нее. — Я че пришел-то., — начал Аято как ни в чем не бывало. — Ты… ужинать будешь? — Ужин? Уже так поздно? — удивилась Юи, глядя в окно. — Сколько сейчас времени? — Половина седьмого утра, — ответил Аято. — Я уже отработал смену, пока ты… читала. Юи снова пристально посмотрела на него. Аято на всякий случай отошел подальше. Теперь он будет делать так каждый раз, когда будет видеть эту непредсказуемую юную особу с книгой в руках. Особенно с толстой. — В общем-то твой отказ не принимается, — все же осмелился озвучить Аято. — Потому что я уже все решил. Ужинать с братьями нет абсолютно никакого желания, да и за тобой присматривать нужно, вот я и решил совместить… полезное с неотвратительным. Поэтому раздевайся и жди меня. Я принесу нам еду. Юи молча кивнула в знак того, что поняла. Когда Аято вернулся, Юи сидела на полу, уже без верхней одежды, и, читая книгу, улыбалась. Сказала что-то на французском. Аято услышал промелькнувшее свое имя, и почему-то ему стало очень неприятно. Наверняка маменька раскритиковала его в пух и прах. Наверняка назвала его идиотом, который стелется перед какой-то мутной девкой! И она права, потому что, черт возьми, так оно и есть! Вот что самое обидное! — Кушать подано! — громко заявил он с порога. — На! Жуй свою кашу для больных людей! Юи тут же перестала улыбаться и, спокойно взяв тарелку с едой, принялась есть. Она обратила внимание на белую пачку с таблетками. — Это ведь те, которые тебе нужны? — спросил он. — Рейджи сказал, что они должны помочь. — Это таблетки от кашля, — прочла Юи в инструкции. — Их нужно принимать три раза в день. Спасибо. — Пожалуйста. Надеюсь, тебе не составит труда разобраться, как ими лечиться, потому что я не собираюсь во все это вникать, — ответил Аято. Юи снова молча кивнула и отставила лекарство в сторону. Нормальная горячая еда не приносила Аято того удовольствия, на которое он рассчитывал. Это удручало его. И от этого он раздражался. — Что-то ты сегодня поразительно тихая, — съязвил он. — Что? Компания моей маменьки намного интереснее? — О чем ты? Боюсь, я не понимаю, — вы только посмотрите на нее! Как фамильярно она это сказала, хлопая своими ресницами! — Ты говорила с ней — я видел, — Аято злился все больше. — Ну давай, посмейся мне в лицо. Скажи, какой я идиот. Вы же говорили именно об этом? Поэтому ты замолчала как только я вошел? Юи сглотнула и закусила губу. — Мы… говорили совсем не об этом, — ответила она сиплым голосом. — Насколько я могла понять, ты не очень любишь, когда говорят о твоих родственниках, поэтому, когда ты зашел, я свернула разговор, чтобы не расстраивать тебя. Аято хмыкнул. — Так вы говорили о моих братьях? — спросил он тоном, будто его это не очень-то и интересует. — И что же Корделия поведала тебе? — Она рассказала мне о том, как вы вместе с сэром Канато и сэром Райто росли, — осторожно начала Юи. — Как вы играли вместе в прятки, строили пирамидки, тихонько воровали сладости… Судя по ее рассказам, вы были очень дружны… даже со сводными братьями. Так почему же ты всех их так не любишь? Они же твоя семья. — Ты все еще задаешься этим вопросом после того, как они чуть не набросились на тебя всем скопом? — изогнул бровь Аято. — Ты ведь тоже чуть не укусил меня при нашей первой встрече. Я подумала, что у вас, вампиров, это обычное дело, — слегка пожала плечами девушка. Аято цокнул языком. От расстройства. Потому что эта девчонка в очередной раз оказалась права. — Это обычное дело в богатых семьях: когда вы маленькие, вас не парит, что у вас один отец, но разные матери, которые на дух друг друга не переносят и натравливают вас друг на друга. Вам насрать на то, что все состояние папаши получит только один из вас, — от расстройства Аято пробило на откровения. — А потом вы вырастаете, умнеете и уже не посмотрите друг на друга так же дружелюбно, когда дело дойдет до дележки наследства. И осознаете, что маменькины ежедневные капанья на мозги-таки сработали. — Она, — Юи слегка дотронулась до своей груди, — Корделия… хотела, чтобы состояние твоего отца досталось тебе, сэру Канато и сэру Райто? — Естественно! Она хотела, чтобы наследство и титул достались кому-то из ее сыновей! В частности — мне! — Аято нравилось чувствовать себя важным, но его собеседница оказалась неспособна подарить ему такое блаженство своим заинтересованным лишь в истории лицом. — Я самый старший среди своих братьев. Юи понимающе кивнула. — Теперь-то ты все поняла? — устало спросил Аято, осознав, что сегодня ему не удастся пробить ее на эмоции. Юи задумалась. Серьезно задумалась. — Нет. Полагаю, мне все еще предстоит понять это, — наконец сказала она. — В этом мире «вне церкви» все еще много необъяснимых для меня вещей. У меня никогда не было ни братьев, ни наследства, но все же мне кажется, что семья важнее… состояния. — Святая простота — она и в Африке святая простота, — с мудрым видом изрек Аято. — Папенькиной единственной принцессе не понять. Аято заметил, что за все время разговора Юи так и не убрала руку с груди. Наконец он заметил, что ее ладонь лежит на серебряном крестике с красными камешками. Такими же, как на кинжале. При упоминании «папенькиной принцессы» рука сжалась в кулак. Упс. Неловко вышло. Какого хрена у совести в присутствии этой святоши начинается словесный понос?! — А… А ты знала, что на этом месте раньше была школа? — более тупой смены темы Аято еще не слышал. А он хорош: столько раз пробить дно еще нужно постараться. — Школа? Для вампиров? — тут же догадалась Юи. — Ага. И я здесь учился. А это, — Аято показал на свою одежду, — была моя школьная форма. — Ты совсем не вырос из нее, — пораженно заметила девушка. — Ты недавно окончил школу? — Ну… как тебе сказать… грубо говоря, я еще не совсем ее окончил, — почесал в затылке Аято. — Понимаешь, какое дело… Тебе же говорили, что «век живи — век учись» и прочую хрень? Так вот, в отношении вампиров эту фразу можно воспринимать буквально… Вот скажи мне, блинчик, сколько тебе лет? — Кажется я поняла, к чему ведет этот разговор, — многозначительно кивнула она. — Сейчас я скажу, что недавно мне исполнилось семнадцать, ты загадочно усмехнешься и трагическим голосом скажешь, что тебе тоже семнадцать, после чего мне следует сглотнуть и хрипло спросить: «И как давно тебе семнадцать?» Я читала об этом. В книге. — Хм! Я все больше убеждаюсь, что литературу про вампиров пишут какие-то дилетанты, которые верят в мифы о том, что мы можем превращаться в летучих мышей или сиять на солнце, как диско-шар. Мерзость! — воскликнул Аято. — В этом году, чтоб ты знала, мне исполнится сто семь. Очень похоже на семнадцать, только с ноликом посередине, — он пожал плечами. — На биологии, помнится, мне рассказывали, что шесть лет нашей жизни равняется одному году жизни человеческой. А если мы разделим сто семь на шесть, то получим… — Примерно семнадцать целых и восемьдесят три сотых, — после недолгих размышлений выдала Юи. — Вот и получается, что в чисто физическом плане мы с тобой примерно на одном уровне, — несколько раздраженно заметил Аято. — Вот только основную школу я окончил много лет назад. И мне, знаешь ли, отлично жилось, когда я просто лежал пластом дома и ел такояки. Пока не появилась она. Программа лояльности для вампиров. Которая сказала, что, дескать, вампиры тоже люди, даешь людям с вампирами равные права, даешь образование, да здравствует мир, дружба, жвачка и так далее! И ведь, сука, эти «герои» добились своего. Им удалось построить эту школу, в которой молодое поколение вампиров смогут восполнить пробелы в знаниях о современном мире. Но лет пять назад наши устроили бунт. Потому что нехрен навязывать свою «лояльность», когда вас об этом никто не просит. Какое, к черту, равенство прав людей и вампиров? Вампиры всегда были высшей расой, которой не нужно было ни мира, ни дружбы, ни тем более образования! Короче, школа эта в итоге была закрыта, а мои братцы, когда нас выгнали из отчего дома, осели здесь. Хм. Их стоит похвалить, они неплохо тут все обустроили. Юи считала, что продолжает внимательно слушать Аято, однако на самом деле она давно потеряла нить разговора, потому что уснула. Ее вынужденного спутника этот факт нисколько не смущал, ведь он продолжал говорить и возмущаться и наверняка был рад, что Юи его не перебивает. — Тебе еще что-нибудь нужно? — услышала Юи последний вопрос Аято, на который ей было весьма неловко отвечать. Однако ее потребности взяли вверх над неловкостью. — На самом деле есть кое-что, — ответила она. — Не мог бы ты… принести мне еще пару подушек?

***

Хочешь узнать побольше обо всех отпрысках моего мужа? Почему бы тебе не спросить об этом своего «первого мужчину»? — Аято всегда приходит ко мне очень злым. Он и так очень многое для меня сделал. Своими вопросами я не хочу раздражать его еще больше. Да уж, грубости ему не занимать… Интересно, в кого он такой? Ладно, уговорила, я расскажу тебе о том, что ты так жаждешь узнать. Хм-м-м, с чего бы начать… начну, пожалуй, с того, имени которого ты так и не узнала. Тот, кто все время лежал на диване и даже не повернул головы в твою сторону. Это старший сынок Беатрикс, Шу. Среди сыновей моего мужа он самый старший, а потому всегда являлся главным соперником Аято. — Беатрикс — это первая жена отца Аято? Хм! Как оскорбительно! Запомни, дорогуша: я и только я являюсь первой и законной женой своего мужа! Именно мои сыновья были рождены в законном браке, а потому Аято и только Аято должен занять место отца, тебе ясно? Кхм-кхм, я отвлеклась. Что я могу сказать о Шу? Он просто мелкий ленивый паршивец, что неудивительно, ведь только посмотри, какая у него мать. Беатрикс всегда напрасно баловала его, поэтому мальчик, поначалу очень даже прилежный, вырос во в край обленившегося юношу, которого не волнует абсолютно ничего, кроме себя самого. Он окончательно пал, когда ему в руки впервые попала эта дьявольская машина, изобретение людей… как же она называлась? Плеер и наушники, кажется. С тех пор он окончательно ушел в себя, все время слушая музыку. Кажется, он даже спал и мылся в этих ушных затычках. Жуткое зрелище. Совершенно потерянная личность. Его младший брат — Рейджи — гораздо больше импонирует мне, пусть он и сын своей матери. Рейджи очень похож на отца, как внешностью, так и недюжим умом, который этот мальчик постоянно подпитывал с самого детства. Помнится, я редко когда видела его без книжки в руках. Наверное, он любил их так же, как ты. Рейджи интеллигентен, воспитан, строг, опрятен, обаятелен. Даже я готова признать, что Аято есть чему поучиться у этого мальчика. Есть у Рейджи, правда, один изъян, перекрывающий все вышеперечисленное. Он. Самый. Большой. Зануда. Которого я когда-либо встречала. Больше всего на свете я ненавижу скучных и нудных мужчин, поэтому никогда не выносила этого мальчишку! Ну, довольно о нем, перейдем к моим мальчикам. Пожалуй, про Аято мне рассказывать нет нужды, поэтому я начну с Канато — второго по старшинству. Я помню, когда он был маленьким, я называла его своей маленькой канареечкой, такой у него был ангельский голосок! Он всегда любил плюшевые игрушки, поэтому я всегда отдавала ему подарки от своих поклонников, если мне дарили очередную мягкую зверушку. Правда, мой мальчик с детства был очень капризным. Братья постоянно задирали его из-за его нежного характера, поэтому Канато часто канючил. Это разбивало мне сердце, ведь я так любила его… Но не подумай, Райто я люблю ничуть не меньше. Наоборот — как я переживала за него! Я всегда переживала за всех вас — моих детей. Днями и ночами моя голова забита одними мыслями: «Ах, только бы Аято вернулся из школы в чистой и целой одежде!» «Ах! Только бы на утирание слез Канато не ушли все носовые платки в доме!» «Ах! Только бы Юи случайно не порезала пальчик о бумагу!» «Ох! Только бы Райто не увязался за очередной девочкой, чтобы вернуться через два дня!» Да, Райто всегда очень любили девочки. Это его главный дар и главное проклятье. Знала бы ты, как я в свое время намучилась с ним, когда каждую неделю меня, как по расписанию, вызывали на профилактические беседы, где мне постоянно говорили об одном и том же: «Поговорите с ними! Научите своих сыновей правильно себя вести!» Хм! Зачем я тогда, спрашивается, отдавала детей в школу? Но мы ушли от темы. Мой Райто прекрасно играет на рояле, ты просто обязана послушать! — А что насчет Субару? Чей он сын? Хм… Это очень печальная история, моя дорогая. Мать этого несчастного мальчика звали Кристой, и они с Карлхайнцем — моим мужем — были двоюродными сиблингами. И Субару, как ты понимаешь, является плодом такой запретной любви. Его мать, эта маленькая глупенькая наивная девочка, не могла даже смотреть на него без слез и истерик. Естественно она сожалела о своей преступной связи и всласть выплескивала гнев, направленный на саму себя, на собственного сына. А как известно, у нервной матери дитя тем более неспокойно. Поэтому неудивительно, что у этого мальчика с детства были проблемы с агрессией. Его нерадивая мать не хотела заниматься им, поэтому на профилактические беседы в школу приходилось ходить Беатрикс. С другой стороны, поделом ей: наконец-то она узнала, какой это стресс. Впрочем, Субару нужно отдать должное: он не доставлял хлопот еженедельно. Он старался подавлять свой гнев, сторонясь всех остальных. Я искренне надеялась, что он перерастет это рано или поздно, но то, что я увидела, меня несколько разочаровало. Но не это удивило меня больше всего. Почему же братья, до этого воспринимающие друг друга как самых злейших врагов, вдруг решили собраться вместе и открыть общее дело? И даже если они помирились, то почему Аято оказался на улице? — Он говорил, что не любит… Я помню, что он говорил, дорогуша, но все еще не перестаю удивляться. Я просто не узнаю своего мальчика! Хоть не было дня, когда Аято возвращался со школы в целой одежде и без разбитых губ, но он всегда был таким домашним, так любил свою комнату и теплую постель. Знаешь, он, прямо как и ты, питал страстную любовь к подушкам. Аято любил, когда ему их хорошенько взбивали, разве это не очаровательно? — Эй, блинчик, ты спишь? — за задернутыми шторами был день, клонившийся к закату. Аято, распахивающий дверь ногой и задающий столь откровенный вопрос в полный голос, видимо, не подумал о том, что ото всех этих звуков Юи в любом случае уже не будет спать. Когда Аято вошел, то, очевидно, заметил ее, лежащую на кровати с пустым взглядом, устремленным в потолок, и сжимающую в руках подушку. Вполне возможно, что он кинул взгляд и на широкий подоконник с раскрытой книгой и еще одной подушкой на нем. Может, он заметил и то, что все книги на четырех полках были расставлены строго по алфавиту. Юи не могла ничего сказать с точностью, ведь не видела его лица и не слышала никакого его комментария. Ах… Все-таки он был намного милее, когда был маленьким. Да даже тогда мне совсем не в радость было прерывать свой сон только потому что ему «нужно мне что-то сказать»! Юи, будучи намного терпеливее их общей с Аято матери, лишь вежливо ответила: — Нет, не сплю. — А какого черта ты не спишь? — спросил он. — До наступления ночи еще ого-го! Брови Юи медленно поползли вверх. Она моргнула в размышлениях. Сказать ему о том, с каким страшным шумом он ввалился сюда? Нет, он разозлится. Заметить, что в столь «ранний» час он почему-то тоже не спит? Обидится ведь. Решив выбрать путь наименьшего сопротивления, Юи пожала плечами. — Вероятно, я еще не до конца привыкла к новому для себя режиму, — сказала она. — Хм. Понятно, — выдохнул Аято, усаживаясь на край кровати. — Как ты? — Уже лучше, если ты о простуде, — туманно ответила Юи, еще сильнее сжимая подушку. — У тебя когда-нибудь бывает состояние, когда тебе совсем хорошо? — буркнул Аято. Юи понимала, что этот вопрос чисто риторический, поэтому молча повернулась набок в сторону Аято. Пальцы ее босых ног чувствовали его одежду. — Любишь же ты подушки, — он не спешил озвучивать причину своего прихода сюда. Да и Юи не спешила спрашивать. Сейчас, как ей казалось, это было делом десятым. За закрытой плотной шторой уже темнело. Комната становилась похожа на большое черное пятно. Очертания их обоих скоро начнут таять и погружаться в темноту. — Совсем хорошо мне было в ту ночь, когда играла музыка, прохожие глядели на нас, мы танцевали вальс, и вдруг ОН поцеловал меня, — почему-то сказала она. — Еще совсем хорошо мне было, когда папа сказал, что мы вместе выйдем за ворота церкви и отправимся в Voyage. Папа снился мне сегодня, — она взяла в руки крестик. — Скажи мне: ты знаешь, почему каждый раз после того как мне было совсем хорошо, становится очень плохо? — Сука, да потому что по-другому никак, — после минутных размышлений выдал Аято. — Вот такая вот она — жизнь. Сначала тебе зашибись как хорошо, а потом сразу зашибись как хреново. И тебе ничего не остается, кроме как терпеть! Потому что положено так, ясно?! И больше не задавай Моему Величеству таких тупых вопросов! — Хорошо. Я запомню это, — и снова он злится. Юи уже устала искать причины такого его поведения в себе. Она лишь вздохнула в ожидании, когда Аято все же уйдет, либо скажет причину своего визита. — Я слышал, что люди тоже боятся щекотки, это правда? — как ни в чем не бывало спросил Аято. — «Тоже»? — Не смотри на меня так, — хмыкнул Аято. — Я не боюсь каких-то там перебираний пальцами по моей коже! Но я всегда хотел проверить хотя бы одного человечишку! С этими словами он схватил босую ступню Юи и слегка поводил по ней пальцами. Как оказалось, этого было достаточно, чтобы заставить Юи корчиться, словно в эпилептических конвульсиях. Как хорошо, что папа не знал об этом ее секретном месте, потому что в свое время в игре в щекотание Юи всегда удавалось удерживать над ним победу со счетом три-один. Низ живота был самым слабым местом этого мужчины. — Ого, вот это эффект, — приствистнул Аято, увидев, как вся она покрылась гусиной кожей. — Аято, хватит… пожалуйста! — говорила она сквозь захлебывания собственным смехом. Их очертания в темноте таяли, но Аято ясно видел, как Юи, задыхаясь от щекотки, в большой мужской рубашке (единственное, что могло дать ей это место в качестве ночной рубашки), красиво изогнула спину. Реально красиво. Как будто бы она и не святоша. Конечно, блин. Девчонка, взрощенная маменькой, не может быть святошей. Она только что рассказала историю, как лобызалась с каким-то типом. Помнится, был уже эпизод в жизни Аято, когда девушка рядом с упоением рассказывала о своих бывших. Она тоже красиво изгибала спину. И на шпагат садилась тоже красиво. И на мостик вставала. Да и вообще чирлидерша и просто гимнастка и танцовщица из нее была хорошая. Эх, а ведь Аято ее любил. Сильно любил, пусть она и была малость с приветом. Да и до сих пор, наверное, любит… Он уже давно перестал мучить ступню девушки и сейчас просто в упор смотрел на нее. Теперь черты ее лица окончательно растворились в темноте. На месте этого силуэта лица можно было увидеть кого угодно. Он облизал сухие губы, сглотнул… Аято не помнил, в какой именно момент это произошло, но вскоре ему пришлось насильно отрывать себя от чужих губ. Тонких и приятных, но не тех, что были ему нужны. Да уж, темнота — друг молодежи, ну-ну. — Аято? — спросила Юи тоном исключительно деловой заинтересованности. Аято вдруг вспомнил, что, когда совершил столь опрометчивый поступок, Юи, казалось, совсем не была против. Наоборот — она охотно ему отвечала. М-да, точно чокнутая. — Когда братья пристали ко мне с расспросами о том, кто ты такая и зачем я тебя сюда привел, мне пришлось сказать им, что ты моя девушка, — бросил он частичную правду. — Они в любой момент могут потребовать у нас поцеловаться у них на глазах, поэтому я сделал это, чтобы ты была к этому готова, усекла? — Есть, сэр. Так точно, сэр, — она восприняла это тупое оправдание за чистую монету. Вот и хорошо. — Вот только… — Кстати говоря, со следующей ночи ты тоже работаешь, — Аято стоило бы вручить премию за мнгновенный перевод разговора на другую тему. — Рейджи сказал, что ты уже должна быть достаточно здорова, а у нас рабочих рук не хватает. Так что, блинчик, придется нам тут подзадержаться. Юи затихла. На минуты две. — …А.?! — только и смогла выдавить из себя она.