***
Стоило Юи и Аято увидеть Сейджи Миуру, как они оба рефлекторно сглотнули и приблизились друг к другу ближе. Обстановка вокруг тоже не располагала к себе — служебный госпиталь для Охотников. Но они пришли сюда по делу, поэтому старались держаться очень уверенно. Сейджи же, вопреки своему обычному образу, казалось бы пришел в некое недоумение, когда Юи протянула ему препарат против вампиризма. — Мы решили, что так будет правильнее всего, — ответила на его немой вопрос девушка. — Мы решили, что будет лучше, если и весь остальной препарат будет находиться в руках Охотников и использоваться во благо общества. Сейджи принял препарат и поклонился. — Спасибо тебе за доверие, — сказал он. — От всего Союза Охотников обещаю, что этот препарат используется на благо общества еще не единожды. — Как госпожа Рэм? И как… он? — спросила Юи дрогнувшим голосом. — Рэм уже лучше, благодарю за беспокойство, — Сейджи снова поклонился. — Она хотела выйти встретить вас, но я убедил ее этого не делать. А насчет… впрочем, полагаю, вы можете к нему зайти. Сейчас он преимущественно спит, но пару раз уже приходил в сознание. — Он что-нибудь говорил? — обеспокоенно спросила Юи, когда они втроем направились вверх по лестнице. — Ничего конкретного или важного, — ответил Сейджи. — Медработники отметили, что Ичиру Комори был крайне удивлен тому, что остался жив; что он спрашивал о том, известно ли что-нибудь о количестве выпитой им крови. Также было отмечено, что он спрашивал о своей дочери. Когда работники отвечали ему, что им неизвестно местоположение Юи Комори, он подавал признаки «агрессивного и иррационального поведения»: требовал выдать ему оружие и выказывал намерение тут же отправиться разыскивать свою дочь, пока «не стало слишком поздно». Юи почувствовала спиной, как Аято заволновался еще больше после этих слов. Она, признаться, тоже. Они подошли к одной из палат. — Он здесь, — сказал Сейджи. — Полагаю, дальше вы предпочтете идти без меня. Я буду снаружи. Никто из персонала не должен узнать, что вы здесь, поэтому постарайтесь вести себя тише. Юи молча кивнула и, по привычке постучавшись в дверь, за которой находился папа, вошла туда, легонько тяня за рукав Аято. Внутри было тесновато, как и ожидалось. Белые стены и потолок, маленькая тумбочка, на которую принято ставить цветы и мандарины, узкая кроватка, окошко и тоненькие занавески. С тяжелым, но теплым грузом на сердце Юи подошла к кровати. Посмотрела на Аято. Тот не двигался с места. — Я л-лучше тут пока постою, — сказал он, держа руки по швам. — Ты видела его ручищи? Юи взяла большую, все еще бледную руку отца. Он лежал, размеренно дыша, в серой пижаме. Его волосы, ногти и челюсть окончательно приобрели человеческий облик, а волосы и прочая растительность на лице стали значительно длиннее. Среди этих темных волосинок было так странно замечать понемногу берущую свое седину! Юи знала отца всю жизнь, но лишь сейчас будто взглянула на него новыми глазами. На него и заодно на себя. Когда этот мужчина обещал всегда защищать ее от кошмаров, у него не было морщинок вокруг рта и глаз и седых волос. С тех пор он сильно вырос. И Юи сильно выросла. Многое поменялось. И о многом им нужно поговорить. Только когда Аято подошел к ней, девушка заметила, что ее плечи дрожат, а из глаз бегут слезы. Чувства, которые бушевали в этот момент у нее в душе, были похожи на печаль утраты и безоблачное счастье в одном. Папа жив! Его рука теплая, на ней прощупывается умеренный пульс, а его ресницы слабо трепещут во сне. — Юи… Ты… здесь? Юи громко всхлипнула. Как часто по ночам ей снился этот голос, как часто она хотела услышать его. Он не изменился ни капельки. — Да… Я здесь, — сказала она и заплакала еще сильнее. — Я здесь, папа. Я… очень скучала… — Юи… Доченька., — она заметила, как папины глаза заблестели. — Это и правда ты… Я тоже… тоже очень скучал. Юи опустилась отцу на грудь и обняла его за теплую шею. Она забыла все то серьезное, что хотела ему сказать. Внутри остались только безудержная радость и слезы счастья. — Ты жив! Ты жив! — шептала она, пока отец гладил ее по голове. — Я так рада, что мы вылечили тебя! Папа, прости меня, я не убежала дальше Токио, но… — Чш-ш-ш, я ни в чем не виню тебя, Юи. Ты все сделала верно. Он попытался приподняться на локтях, но не смог. — Осторожно. Не делай резких движений, — Юи осторожно приподняла подушку. — Твое тело, должно быть, страшно вымоталось после всех этих месяцев. — Я в полном порядке, если не считать этой… бороды, — Ичиру ощупал свою щетину. — Юи, ты похудела. Как ты? Не ранена? Хорошо себя чувствуешь? — Да, я в п-порядке, — пролепетала Юи, когда отец стал внимательно ее осматривать. — Папа, это ведь мне нужно за тебя переживать, потому что… — Укус вампира, — пораженно воскликнул отец и взял ее лицо в свои руки. — Доченька, ты точно в порядке? — Пап, это… Это не то, что ты подумал! Я правда в порядке. — В порядке?! Юи, сталкиваться с вампирами очень опасно и особенно давать им пить свою кровь. Они могут не совладать с собой и выпить ее всю без остатка или же… или же… Кто сделал это с тобой, Юи? — Папа, не принимай все это так близко… — Это был я! Отец повернул голову на Аято, подавшего голос. Юи подумала, что надо бы поменять их местами, ибо Аято выглядел так, будто вот-вот упадет в обморок. — Это был я, господин Комори, — голос Аято звучал ровно, но его лицо было бледнее, чем обычно. — Мне до сих пор стыдно за это. Я повел себя как полнейший кретин, но Ю… Ваша дочь считает, что это не так. Тем не менее.! — Аято вдруг поклонился. — Я могу помочь вам с… С бритьем! Да! У меня есть ненужная бритва, пена и даже гель! У меня на лице все равно ничего не растет, поэтому давайте я просто отдам Вам все это, и мы будем считаться квитыми! Юи вымученно улыбнулась. Он очень старался. Это самое главное. — Что Вы здесь делаете, молодой человек? — грозно спросил отец, отгораживая Юи от Аято рукой. — Кто Вы и какое отношение имеете к моей дочери? — Я что делаю? С-стою тут, предлагаю Вам побриться, — Аято сглотнул. — Аято Сакамаки. Вампир. Сто семь лет. И мы с Ю… с Вашей дочерью… нам очень хорошо вместе! Мы дружим очень-очень крепко, иногда ругаемся, но всегда миримся! Юи вздохнула, поняв, что пора брать ситуацию в свои руки. Она встала рядом с Аято и указала на него рукой: — Папа, это Аято Сакамаки. Мы с ним… Он мой… парень. На душе стало очень тепло и приятно, стоило ей только сказать эти слова. Аято, казалось, тоже расслабился. Они взялись за руки. Отец же напротив — напрягся. — Парень? Вампир? Юи, это… — Папа, он принц! — тут же заверила его Юи. — Все как ты и говорил. — Это не совсем официальное звание, — уточнил Аято. — Но меня учили политологии, экономике и этикету, а-а у моего отца большой дом. Е-если повезет, то он даже д-достанется м-мне… Он шумно перевел дыхание. Юи взяла его и за вторую руку и придвинулась к нему поближе. Позже она подумала, что лучше было бы не делать этого, потому что папа явно был шокирован. Она прекрасно понимала почему. Нужно будет объясниться с ним в ближайшее время. — Он очень хороший, папа, — только и смогла произнести она, когда в дверь осторожно постучал и вошел Сейджи. Отец отреагировал странно, но быстро. Вскочив с кровати, он схватил Юи за запястье и завел ее за себя. — Ичиру, — пораженно выдохнул Охотник. — Сейджи, — назвав его имя, отец сжал запястье Юи сильнее. — Папа, все хорошо, — сказала она ему. — Если бы не сэр Сейджи, мы не смогли бы тебя вылечить. — Персонал скоро будет здесь для осмотра, — сказал Сейджи. — Боюсь, вам пора идти. — Вот как? — нервно усмехнулась Юи. — Что ж, тогда мы пойдем. Мы еще обязательно навестим тебя, папа. Рука отца слегка ослабила хватку, но не отпустила Юи полностью. Девушка заглянула в его грустные и потерянные глаза, вздохнула и взглянула на Аято. Он понял все без слов. — Я пойду покараулю снаружи, — сказал он. — До свидания, господин Комори. Вместе с Сейджи он вышел из палаты и, казалось бы, был этому рад. Юи перевела дыхание. — Папа, я знаю, что это, должно быть, слишком неожиданно для тебя, но… ты ведь сам говорил, что рано или поздно это произойдет, — сказала она. — Да, говорил, — подтвердил отец. — Но не думал, что это случится так скоро и так… серьезно. И… Юи, все-таки он вампир. — Я знаю и считаю, что его видовая принадлежность никак не определяет его личностные качества. — Я согласен с тобой, но все же это очень опасно, милая. Когда вампиры жаждут крови, то теряют над собой контроль, фактически превращаются в животных. Этот юноша уже укусил тебя один раз, значит укусит и второй. В первый раз все обошлось только потому, что он еще не достиг зрелого возраста. Но если он действительно вампир, рожденный до изобретения искусственного заменителя крови, то уже в следующем году его укус точно не обернется ничем приятным. — Аято укусил меня только потому, что я сказала ему сделать это, — Юи скрестила руки на груди. — В тот момент он нуждался в крови, чтобы защитить нас от обращенных. Папа, Аято пьет ИЗК каждое утро и отлично контролирует себя. Он говорил, что окончательно привык к моему запаху, поэтому ему уже не хочется укусить меня каждый раз, когда мы просыпаемся… — «Мы»? Он заставил тебя вступить с ним в ТАКИЕ отношения? Это наверняка страшно шокировало тебя… — Мы не занимались ничем непристойным! — отрезала Юи, пожалев о своих двусмысленных словах. — Папа, за все время нашего знакомства с Аято он не сделал в отношении меня ничего, что нельзя было простить. Я сейчас стою здесь только благодаря ему. Если бы не Аято, я бы давно погибла. Я всецело доверяю ему. Это мой выбор. — И я уважаю его, Юи. Но только если это действительно твой выбор. Ты уверена, что вступила в отношения с этим юношей не только потому, что не хотела лишаться опоры и защиты? Юи замялась. — Ну… Поначалу все было именно так, как ты и сказал… Но теперь уже все поменялось! — тут же уверила она отца. — Я поняла, что действительно люблю его, папа. Всегда любила. И я хочу быть с ним. Отец молчал. Ему нужно переварить все то, что он только что услышал. Юи покосилась на дверь. — Прости, папа, но мне правда нужно идти, — сказала она. — Не скучай. Мы с Аято еще обязательно тебя навестим. — Юи, ты случайно не знаешь, куда они дели мою одежду? — вдруг спросил Ичиру оглядывая палату. — Н-не знаю. Наверное, нужно спросить у с-сэра Сейджи, — пролепетала Юи. — А ч-что? — Я иду с тобой, — ответил отец. — Как со мной? — Юи подошла к нему. — Тебе нельзя, папа! Ты только-только пришел в себя! — Мне никак нельзя оставлять одну собственную дочь, — отрезал отец. — Я выпал из твоей жизни на много месяцев, поэтому сейчас нужно наверстать упущенное. — Но я же… с Аято. — Мне нужно узнать его получше, — отец был непоколебим. — Я должен знать, кого из всех мужчин на свете предпочла выбрать моя дочь. Юи вздохнула. Во всех книгах, что она читала, знакомство двух самых важных мужчин для женщины никогда не происходило гладко.***
Последние десять минут Аято тщетно пытался протолкнуть в глотку воду, но движение затруднял комок нервов, образовавшийся где-то у основания гортани. Проблема. И оттого, что блинчик держала его за руку под столом, легче не становилось. Да даже если бы ее отец перестал коршуном на него смотреть, легче бы вряд ли стало. Его горе смогло бы утолить только, пожалуй, полное отсутствие этого мужчины в его квартире. Благо, Ичиру Комори побрился и теперь, без бороды, выглядел не так устрашающе, но его километровые бакенбарды и неостриженные темные волосы, собранные в хвост, все еще вселяли некую настороженность. С таким Аято ни за что не захотел бы сталкиваться, тем более вести диалог на отвлеченные темы. Потому что, сука, как можно нормально разговаривать с человеком, взгляд которого ясно говорит «чуть шаг в сторону, щенок, — мгновенный расстрел.» Хорошо, что Юи уверила Аято с самого начала: говорить будет она. Количество прижизненных памятников в ее честь все возрастало. — Так как вы познакомились? Вот, пожалуйста! Первый вопрос — и сразу получи, фашист, гранату. И как тут ответить так, чтобы не наступить на мину? — Это… долгая история, — неловко выкрутилась Юи, заправляя прядь волос за ухо. — Мы основательно познакомились под новый год и с тех пор не расставались. Аято в подтверждение кивнул. — …Квартира очень… симпатичная, — вновь начал Ичиру Комори. — Откуда она у вас? Аято наконец-то удалось проглотить воду, но она чуть не вылилась обратно. — Досталась от., — Юи покосилась на него. — От… — От одной очень хорошей знакомой, — закончил Аято, прекрасно понимая, что точно схлопотал бы от Джули Роу, если б она услышала, как он только что принизил ее «заслуги». — Тоже вампирши? — спросил Ичиру. — Вампирши-веганки, и я не шучу, — сказал Аято. — Не переживайте — я слежу за тем, чтобы блинчика никто не кусал… посторонний. Он не заметил, как Юи легонько похлопала его по руке под столом. А зря. — «Блинчик»? Это так ты называешь мою дочь? — мужчина встал из-за стола. — Какой смысл ты вкладываешь в это выражение, молодой человек? Со спины Аято сошло семь потов. А он говорил, что надо сменить ей прозвище! Какая же его девушка недальновидная! — Папа, успокойся, — Юи дотронулась до плеч отца. — Мне нравится, когда он меня так называет. — Но Юи… — Папа, — сказала она тихо, но с напором, и Аято узнал в этом голосе интонации маменьки, — и Аято… Тут Аято напрягся по-настоящему. — Я понимаю, что ваше знакомство произошло в несколько незапланированных обстоятельствах, — произнесла Юи, сцепив руки перед собой в замок. — Признаться, я тоже представляла это совсем не так, но я хочу, чтобы вы знали: вы оба одинаково дороги мне, поэтому мне бы очень хотелось, чтобы вы поладили. Пожалуйста, постарайтесь не ссориться слишком сильно хотя бы ради меня. А сейчас самое время перекусить! — …Ты всегда ложишься спать так поздно, Юи? — спросил Ичиру, когда они все вместе ели суп. Теперь и он, и Аято разговаривали только с ней, сидящей между ними, потому что это, как им казалось, единственный способ избежать конфликтов. — Я обычно сплю днем, — сказала девушка. — Иногда бывает, что ночью. Иногда вообще не сплю. — У тебя ведь совсем сбился режим! Ты, должно быть, совсем не высыпаешься. — Я быстро перестраиваюсь, не волнуйся, — Юи отбросила волосы назад. — Тем более иногда уснуть совсем не получается. Аято услышал, как она шумно сглотнула, и почувствовал, как она сжала его руку. Последнее время она тоже плохо спала. Маменька, что ли, разбушевалась? Или сказывается стресс от недавней драки с обращенными? — У тебя бессонница, доченька? Снова кошмары? — Иногда. Но не только, — ложка Юи громко ударилась о край тарелки. — Есть проблемы куда важнее… Вот сейчас она скажет отцу то, что хотела сказать… вообще обо всем. Долго тогда придется говорить. И долго выслушивать ответную реакцию. Если уж известие о появлении у дочери парня вызвало у него такую бурю эмоций, то что уж говорить обо всем остальном. Юи схватила шпашку с такояки и поднесла ко рту. — Это острое, милая, — осадил девушку ее отец. — Я знаю. — Я заметил, что здесь очень много этой острой еды. Осталась от предыдущей хозяйки? — Нет. Это наша, — по глазам Юи было видно, что надежда съесть такояки постепенно тает в ней. — Аято очень любит такояки. И я т… — Лучше оставь это, Юи, — сказал Ичиру. — У тебя очень нежный желудок. Такое количество острой еды он может не выдержать. — Это у тебя-то нежный желудок? Не знал, — не удержался Аято. — А если бы он был обыкновенным, то смог бы с легкостью переварить три, а не две пачки удона с говядиной? — Удон с говядиной? Ты питалась ТАКОЙ едой, Юи? — Не оторвать было в свое время, — ответил Аято Ичиру. — За мной доедала. И самое главное — не толстела ведь ни на грамм! — Неправда, — возразила Юи. — Я не могла есть так много. — Могла-могла. Уплетала за обе щеки, — Аято хмыкнул, поняв, что Юи закинула ноги ему на стул. — Признайся: моя любовь к острому — только предлог, чтобы дать волю своим потаенным желаниям? Он съел такояки у Юи на шпашке. Замешательство на ее лице быстро сменилось смехом. Наконец-то она расслабилась. Аято с набитым ртом тоже усмехнулся и обнял ее за талию. Они очень часто дурачились во время еды, прекрасно осознавая, что это очень невежливо. Сигнальный деликатный кашель отца Юи лишний раз подтвердил всю аморальность их поведения. Девушка тут же стушевалась и стыдливо отодвинулась от него. При этом у нее смешно порозовели щеки. — Юи, доченька, не могла бы ты налить мне чаю? — попросил Ичиру. — Да! — она тут же подскочила со стула. — Конечно! Сейчас, папа. Аято ел такояки, Юи колдовала над чаем. Кажется, обстановка за приемом пищи значительно разрядилась. Аято теперь даже мог посмотреть Ичиру Комори прямо в глаза, не словив при этом микро-инфаркт. — Перед тем, как уйти из больницы, ты долго разговаривал с сэром Сейджи, папа, — беззаботно начала Юи. — Обменивались последними новостями? — В том числе, — кивнул Ичиру. — Но в основном, конечно, мы обсуждали мое возвращение в оперативный штаб. — Ты вернешься на работу Охотником? Это же замечательно! — Да. Но не все сразу. Думаю, неделя потребуется на то, чтобы снова прийти в форму, неделя на оформление документов на перевод, еще дня три-четыре на переезд и обустройство — и можно будет приступать к работе. — Перевод? — голос Юи зазвенел не хуже всей стеклянной посуды в их доме. — Ты… переезжаешь? Куда? — Мне предлагают Окинаву… — Это ведь… очень далеко от Токио. — Да. Очень далеко. Зато там тепло и море совсем рядом. Безумно красивое место. — Наверняка… — Оно плохо только тем, что сезонами туда наплывает много туристов. Но, думаю, отыскать домик для двоих где-нибудь за городом не будет большой проблемой. — Двоих? С тобой едет еще кто-то? — Конечно. Я отправлюсь туда вместе с тобой. — …Что?! — одновременно воскликнули Юи и Аято. Посуда у Юи в руках затряслась, впрочем как и она сама, еда Аято снова застряла у него в горле. М-да, ситуация. А он ведь знал, что это все не к добру! — Н-но папа, — на Юи просто не было лица. — А как же… Токио? Я… думала, что ты… будешь работать, чтобы устранить то, что происходит… на улице… и… как же я… как же мы… м-мы ведь не м-можем просто взять и… уехать… — Дочь, — Ичиру встал и деликатно положил руки ей на плечи, — я понимаю, что твои мысли сейчас очень спутаны. Прости, я не должен был сообщать тебе об этом так внезапно, но… ты ведь всегда мечтала отправиться в путешествие, Юи. За все это время ты наверняка успела рассмотреть Токио, правда, не в самом лучшем его виде, теперь хорошенько изучишь Окинаву, а дальше перед тобой будут открываться все новые и новые горизонты. — Но… теперь ведь все изменилось. Все по-другому, — у Юи задрожал голос. — Какая радость от моего путешествия, если здесь страдают ни в чем не повинные люди? Мы должны помочь им, папа. — Здесь достаточно тех, кто может позаботиться о них. Охотники, работники служб спасения — множество профессионалов своего дела, — возразил ее отец. — Мне гораздо более важно уберечь тебя. — Почему? Чем я отличаюсь от других людей? — Тем, что ты моя дочь, и… Мужчина замолчал. Аято прищурился. Принюхался. Что это? Неужели у господина Комори на лице появился неподдельный страх? А перед кем? Неужто перед родной любимой принцесской? — И.? — повторила Юи. Аято тут же засунул желание похихикать себе в задницу, потому что внезапно вспомнил, как его девушка иногда бывает страшна. — Юи, ты… немного отличаешься от других людей, — сказал Ичиру, прокашлявшись. Его голос звучал очень хрипло, а со спины наверняка пот тек рекой. — Ты… очень особенный ребенок. — …И это все, что ты можешь сказать? — голос Юи стал тише, что свидетельствовало о том, что скоро начнется буря. — Неужели за все семнадцать лет ты так и не набрался смелости рассказать мне о том, кто я на самом деле, откуда у меня шрам и почему мне нельзя было выходить за ворота церкви? — Юи, я… — Ты ведь разговаривал с сэром Сейджи, поэтому не мог не узнать, что я знаю об эксперименте. Ты ведь уже без проблем говоришь мне о своей работе Охотником, хотя не рассказывал мне о ней в церкви. Ты догадываешься, что я нашла твой дневник, что знаю, чье сердце мне пересадили, так почему все еще боишься назвать вещи своими именами? Ичиру Комори тяжело вздохнул. — Ты права, Юи, и я понимаю твое недовольство, — сказал он. — Сейджи сказал мне, что «Юиделия» для Охотников все еще считается пропавшей без вести, поэтому ты должна понимать, что тебе необходимо скрыться отсюда. Не только от Охотников. То, что тебе до этого времени удавалось прятаться, воистину большая удача, но мы больше не имеем права испытывать ее. — Вампиры есть во всех уголках земного шара! — воскликнула Юи. — Нет смысла скрываться от них! — Я смотрел перечень: в Окинаве вампиров едва ли несколько десятков. — Но все это случилось из-за меня! — В случившемся нет твоей вины. — Если бы я не вышла за Рихтером за ворота, ничего бы не случилось… — Ты выходила за ворота церкви?! В тайне от всех? — Да! — щеки Юи вспыхнули. — Очень много, великое множество раз! Там, за воротами я впервые влюбилась и впервые осознала горечь предательства! Этого всего бы не было, расскажи ты мне все с самого начала, папа! — Я еще раз прошу прощения за то, что все это время молчал. Я поступил очень подло по отношению к тебе, — голос отца Юи звучал очень ласково, но по его бегающим глазам можно было с легкостью понять, что он в панике. — Но это не отменяет того, что мне нужно защитить тебя. — Я останусь здесь. Аято может защитить меня. Аято поперхнулся. Любимая, это, конечно, очень мило, что ты так доверяешь своему инфантильному дебилу, но это возлагает на Аято уж очень большую ответственность. — Я очень сильно сомневаюсь, Юи Комори, в том, что с сынком Корделии тебе будет безопаснее, чем со мной! — Ичиру тоже начинал терять терпение. — Я жила с ним с начала года! Мы скитались по подвалам, питались чем попало, сражались с обращенными… и выжили! Теперь мне уже ничего не страшно! — И это ты называешь «безопасностью»?! Ты не спишь ночами, ешь вредную еду, контактируешь с тем, кто, когда у него закончится ИЗК, может принятся уже за тебя! Это немыслимо, Юи! Юи сильно вздрогнула от громкого тона своего отца, и зелёный чай из чашки, которую она держала в руках, разлился у нее на рубашке. Ичиру Комори тут же пришел в себя и кинулся к ней. — Обожглась? Где болит? Покажи. Милая, прости меня, я не должен был кричать на тебя… Но Юи отшатнулась от него и подошла к Аято, положив руку на его плечо. — Я остаюсь здесь, — сказала она тихо. — А ты можешь уезжать туда, куда хочешь… Она посмотрела на дверь. В ее глазах стояли слезы. Ичиру выглядел так, будто ему вынесли смертный приговор. Комок в горле Аято стал еще больше. Но не из-за страха — Юи., — начал Ичиру хрипло. — Почему.? — «Почему»? — брови Юи строго свелись к переносице. — Потому что Аято никогда ничего не скрывал от меня. Никогда не врал мне. И никогда не запирал меня под замок: хоть в церкви, хоть в Окинаве, хоть где-либо еще. Мне хорошо с ним, папа, еще и потому, что я могу свободно есть мою любимую острую еду и носить юбки выше колена. — Юбки выше колена?! — Вот именно, — тяжко вздохнула Юи и прошла мимо сгорбленного мужчины с грустными темными глазами. — Юи, — окликнул он ее, попытавшись схватить ее за руку. — Подож.! — Мы закончили! Не трогай меня! — воскликнула девушка, рефлекторно выхватив кинжал и выставив его на отца. Одинаковый дикий испуг промелькнул в глазах обоих. Юи выронила кинжал и закрыла рот руками. Со слезами на глазах она выбежала из кухни и захлопнула за собой дверь. Ичиру развернулся и подался за ней. — Не советую этого делать, — остановил его Аято. — Юи не любит, когда кто-то видит ее в таком состоянии… — Я попрошу Вас не совать нос в чужие дела, молодой человек, — сказали ему. — Вы в этой ситуации посторонний. Как бы не думал Аято, что этот человек в чем-то прав в отношении Юи и ее безопасности, сейчас он разозлился. — Это я-то посторонний?! Да я уже пять месяцев как не посторонний! Я здесь почти основное действующее лицо! Тьфу ты, претензия какая нарциссичная получилась! Маменька бы им гордилась, блин. — Ах да, я совсем забыл твой несоизмеримый вклад в виде следа от клыков на шее моей дочери! — Какое упущение с вашей стороны! Своим укусом большие и страшные вампиры помечают личную добычу, в курсе? И мы в этом плане очень ревнивые! — Это угроза? — Ичиру Комори развернулся. — Предупреждение от большого и страшного вампира, который «украл» вашу принцессу, — Аято встал из-за стола. Они были почти одного роста. Это проблема. Тело Охотника, пусть и не подготовленного, выглядело намного мускулиннее. Это большая проблема. Но отступать уже поздно. В конце концов, раньше за своих женщин сражались на дуэлях — ну что за придурки, а? — Я заберу Юи от тебя, — сказал Ичиру. — Ей не место рядом с существом, которое относится к ней столь грубо. Когда она поймет всю черствость твоей натуры, то сама разлюбит тебя. — Хрен я позволю этому случиться, — ответил Аято на эмоциях. — Какая грубая манера речи! И что только Юи в тебе нашла? — Перед уходом она, кажется, перечислила одни из основных качеств. — Я понял. Это все ты! Ты переделал ее по своему образу и подобию! Приучил к острой еде, заставил носить вызывающую одежду и ухаживать за тобой! А Юи ведь видела в тебе единственную защиту, свет в окне! Как не стыдно! — Не скажите! Ее первой любовью тоже был вампир, примерно в пятнадцать раз старше ее самой. И, насколько я знаю, именно он привил ей мысль о том, что мини-юбки, яркая помада и консилер — это круто. Поэтому в этих ее предпочтениях и вкусе на мужчин повинен точно не я. — Ты знаешь о ее первой любви? — Ичиру схватился за голову и сел за стол. — Господи, почему я не знаю о такой важной части жизни моего ребенка? Он немного помолчал. — Постой. В пятнадцать раз старше?! — воскликнул он. — Господи! Как такое могло произойти? — Да! Я тоже был в шоке, — Аято уселся рядом. — Более того — Юи говорила, что ей было десять, когда она познакомилась с моим дядюшкой. — Десять?! С твоим дядей?! Час от часу не легче. — Согласен. Но, судя по всему, эта любовь была не совсем взаимной, поэтому ничего особо страшного не успело произойти. Этот типчик просто дарил ей подарки, они вместе танцевали вальс и, кажется, один раз поцеловались. — Они целовались? И это ты называешь «ничего страшного»?! — Нет, на самом деле это действительно не так страшно, как может показаться. Насколько я понял, это случилось прямо перед тем, как… это все началось. Вы в ужасе, я понимаю. А теперь представьте, каково было мне по началу, когда я целовал собственную девушку с мыслью о том, что на моем месте однажды был мой дядя? Нет, мне нравится с ней целоваться, но это, блин, странно. — Господи, как ты невыносим! — воскликнул Ичиру, вновь встав из-за стола. — А что я такого сказал? Да, мы с Юи целовались. Очень много раз. И это нормально, когда мужчина и женщина находятся в отношениях, не? — Аято развернулся на него. — Или в вашей верующей тусовке до свадьбы даже за руки держаться нельзя? — Прошу, давай не будем сейчас об этом. Речь идет о моей дочери. — И о моей девушке, — напомнил Аято и вздохнул. — Возможно, если у меня когда-нибудь будет родная дочь, я буду вести себя еще хуже, чем Вы сейчас, но поймите: я вижу в Юи то, чего при нормальном раскладе не сможете увидеть Вы. Она для меня… привлекательна как… как женщина. И я могу хотеть с ней сделать много… всякого разного. Но я не буду делать ничего без ее желания и согласия. Я обещаю. Аято заметил, что карие глаза отца Юи изменились. Стали более спокойными, но какими-то печальными. — Ты пытаешься обнадежить меня, я понимаю, — сказал он, — но Юи все равно нужно увести отсюда. Она все еще слишком маленькая для совместного проживания с молодым человеком. — …Мне кажется, Юи намного старше, чем Вы о ней думаете, — закинул удочку Аято. — В том смысле, что она вполне самостоятельная, умная и зрелая. Разница в возрасте между нами очевидна, но в определенных ситуациях она соображает куда резче меня. — Я знаю, поверь мне, но дело не только в этом. — Я знаю… Ичиру Комори побарабанил пальцами по столу. — Она очень впечатлительная девочка, — сказал он. — Ей не ведомы жестокость и насилие. Ей… нужен кто-то, кто постоянно будет ее защищать и оберегать ее покой. Как ее отец я взял это на себя. — В нашу первую встречу она ударила меня книгой. Дважды. Шишки не было, но голова болела знатно, — немного подумав, сказал Аято. — А во вторую — бросилась кромсать обращенных вот этим кинжалом, — он указал на пол. — После этого ее тошнило, но она быстро пришла в себя. Несколько раз она чуть не попалась в лапы моего дядюшки, но смогла выпутаться из всего сама, пока я страдал фигней. Она раздобыла рецепт препарата Джиллиан Роу и отдала его образцы Охотникам, она, черт возьми, расправилась с целой толпой кровососов только потому, что увидела Вас. И так во всем. Она говорит, что не справится без меня, но по факту дела обстоят вообще наоборот. — Когда на церковь напали и Юи схватил вампир, она со всей силы укусила его, когда я застыл на месте, не зная, как ей помочь, — усмехнулся Ичиру. — И… мои воспоминания этих пяти месяцев очень обрывисты, но… я помню это жуткое зрелище очень хорошо. Моя единственная дочь стоит передо мной, вся в крови, вооруженная кинжалом, с толпой обращенных за спиной. Тогда я страшно испугался. Я очень не хотел, чтобы Юи хоть когда-нибудь пришлось испытать подобное. Черт, это опасно. Аято понял, что постепенно начинает проникаться этим мужчиной. Он ведь хочет увести Юи! А он должен этому помешать! — Господи, ей ведь уже давно не шесть, — этот мужчина продолжал сыпать соль на рану. — В конце года Юи будет уже восемнадцать. Я до сих пор не могу в это поверить. Когда они маленькие, кажется, что так будет всегда. А потом и заметить не успеешь, когда уже не нужно дежурить у их кровати и петь колыбельные про то, что где-то в белых облаках сидит мама и смотрит на них. — Скажите, а ногами Юи ведь… пошла в свою родную мать? — внезапно спросил Аято, уже не удивляясь собственному потоку мыслей. — Ногами? Трудно сказать, — Ичиру, казалось, нисколько не удивился. — Но вот характером она точно — вылитая Юрика. — Вылитая мама? Не Вы? Судя по фото, ваша жена — божий одуванчик. А Юи может быть цербершей еще той. Когда разозлится. — Но глядя на нее, в жизни ведь так не скажешь, правда? В тихом омуте… — Кажется я понял. — Раньше я тоже думал, что характером Юи пошла в меня, но нет. Мне, в отличие от нее и от Юрики, не всегда хватает решимости и отчаянной смелости сделать что-то. Я рад, что эта черта моей жены воплотилась в нашей дочери. Он немного помолчал. — Немного жаль, что так получилось, — сказал он. — Я имею в виду, юбки выше колена, косметика — это не так плохо, если уметь правильно это использовать. К сожалению, у Юи не было женщины, которая могла бы обучить ее этому. Все же она росла без матери, а я не женился снова. Не смог забыть Юрику. Ой, как не прав этот перфекционист. У Юи была женщина, способная обучить ее этим женским штучкам. Вот только насколько хорошо? — Как… умерла ваша жена? — вдруг спросил Аято. Ичиру отпил чай из кружки и грустно вздохнул. — Мы с Юрикой были знакомы со средней школы. Она была первогодкой, а я уже вовсю начинал подготовку к выпускным экзаменам. Однажды я показал ей дорогу к кабинету, и с тех пор мы не расставались. Выяснилось, что мы живем в одном районе, что нам нравятся схожие вещи и что нам очень хорошо вместе. Так я каждый раз исправно провожал ее до дома. Затем Юрика поступила в ту же старшую школу, что и я. А когда она закончила ее, мы поженились. — Но Юи появилась у вас намного позже… — Верно. После школы я поступил в высшую школу полиции на факультет взаимодействий вампиров и людей. Юрика же училась на психолога, но ей довольно быстро пришлось перейти на заочное обучение. Всему виной целый букет хронических заболеваний и слабый иммунитет. Она часто болела и бегала по больницам, проходя лечение. В отличие от меня, она считала это всего лишь частью унылой повседневности и мечтала о ребенке. Она хотела большую семью, но, видимо, сам Всевышний не хотел, чтобы это произошло. Первая беременность — выкидыш на ранних сроках, вторая — замершая, в результате тоже пришедшая к выкидышу. Юи — наша третья попытка завести ребенка, единственная, на которой мы наконец-то смогли подобраться к вопросу приобретения детских вещей. Поэтому Юрике уже было совершенно неважно, что роды могут пройти с осложнениями. Я, признаться, тоже впервые в жизни ослабил бдительность. Зря. Роды были очень тяжелыми. Юрика… просто не отошла от болевого шока. Она только и успела, что один раз покормить Юи грудью и сказать мне позаботиться о нашем ребенке. Это моя вина. Я должен был настоять на том, чтобы Юрика не рожала сама. Усыновление, услуги суррогатной матери — есть множество способов стать родителями. Возможно, сумей я ее убедить, у Юи была бы мама. Но… семнадцать лет назад я остался смотреть на мертвую жену с маленькой дочерью на руках. Мне было тридцать, но я совершенно не представлял, как мне быть дальше. Тем более, когда у Юи обнаружили… — Порок сердца, да-да, — протянул Аято. — Неужели в то время с донорами была совсем беда, раз Вам пришлось сделать из Юи подопытную крысу? Аято посмотрел на Ичиру и понял, что любые вопросы тут излишни. На него смотрел человек, который все эти годы жалел о принятом решении. — Тогда я чувствовал себя зверем, загнанным в угол, — сказал он, сглотнув. — Я метался из стороны в сторону, совершенно забывая подумать наперед. Когда я… принял это решение, у меня в голове было только то, что сердце Корделии идеально подходит и что при участии в этом эксперименте моя дочь останется жива — и это самое главное. Но я ошибся. Я думал, что смогу справиться с этим. Но не справился. Пусть это послужит мне уроком. Он посмотрел на Аято. — Я очень люблю свою дочь. Она — самое ценное, что у меня есть. Я безумно виноват перед ней и осознаю это. Я собственными руками обрек ее жизнь на страдания, поэтому сейчас хочу хотя бы ее защитить. — Нет, все-таки вы с ней очень похожи, — вздохнул Аято. — Я хочу сказать, теперь все то, что вы сказали мне, нужно повторить для Юи. — Но она, должно быть, зла на меня… — Да любит она вас, — разозлился Аято. — Придете к ней, объясните ситуацию и дождетесь ее ответа. Я бы тоже с радостью сказал ей валить куда подальше от всего этого говна, ведь я ее, черт возьми, люблю, но она ведь упрямая, как не знаю кто: если ей что-то в голову взбредет, уже и не разубедишь. — Ты действительно любишь мою дочь? — судя по лицу Ичиру, это был очень серьезный вопрос. — Люблю, — ответил Аято, — и хочу быть с ней. Я все еще слишком инфантильный, чтобы обещать что-то серьезное, но я меняюсь. И я очень постараюсь, чтобы у нас с Юи все было хорошо. Ичиру Комори приподнял уголки губ и похлопал Аято по плечу. — Ты неплохой юноша, Аято Сакамаки, сын Корделии, — сказал он. Аято понял, что только что был удостоен высшей похвалы. — А-а-а о-откуда вы узнали, что я ее сын? — спросил он, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. — По ее личному делу я знаю, как она выглядела и что у нее есть дети. Внешне вы очень похожи. — Так и знал, что нужно было делать пластическую операцию, — Аято нахмурился и отвернулся. — Я хочу попросить тебя лишь об одном. Я не знаю о том, как демон внутри Юи проявляет себя, но она твоя мать, поэтому ты должен знать ее лучше всех нас. Пожалуйста, не позволь ей навредить моей малышке. Аято хмыкнул. — О таком можно и не просить. Еще одна загубленная маменькой жизнь будет явно лишней.***
Юи лежала на постели, устремив взгляд в потолок. Она терпеливо слушала пугливые вздохи и всхлипывания уже на протяжении получаса. — Может, я все-таки могу чем-то помочь тебе, мамочка? — шепотом спросила она. Чем ты, черт возьми, поможешь мне?! О Дьявол, я ненавижу повышать голос, но это единственное, что я могу предпринять, чтобы не плакать! А реветь я ненавижу еще сильнее! Никогда бы не подумала, что смерть собственного обращенного ощущается ТАКИМ ОБРАЗОМ! — Ты уверена, что это именно из-за.? Да, уверена! Дорогуша, пожалуйста не зли меня. Ах, голова так не гудела с тех пор, как я ревновала Карла к тем пигалицам! — Твой муж, Карлхайнц, сейчас находится где-то… в белых облаках? Там же, где и моя биологическая мама? Боюсь, дорогуша, таким, как мы с Карлом, на облака путь заказан. Мой милый сейчас намного ниже облаков. Тем лучше для меня: с неба его было бы весьма проблематично достать. Мама вздохнула. Дверь резко распахнулась. Юи резко села. — Аято, — сказала она, когда он плюхнулся на кровать рядом с ней лицом вниз. — Что ты.? — Хвали меня, блинчик, — сказал он. — Мне очень нужно, чтобы ты прямо сейчас меня похвалила. — Ты большой молодец! Я тобой очень горжусь! — Юи даже похлопала в ладоши. — А что случилось? — Деловые переговоры. Успешные деловые переговоры, — сказал Аято и положил ее руку на свою голову. — После такого знакомства с родителями мы должны как минимум встречаться очень долго и остаться друзьями даже если расстанемся. — А как максимум? — ради интереса спросила Юи. — А максимум пусть определяет твой отец, — хмыкнул он. — Пойди и выясни у него. Ты ведь все равно хотела с ним поговорить. Юи подогнула ноги под себя и отвернулась. — Нет, — категорично сказала она. — Почему? Ты обиделась на него? — Аято перевернулся на спину. — Нет. — Ты боишься? Юи закусила губу. — …Нет. — Ты боишься, — кивнул Аято. — Я понимаю, вы долго не виделись, это будет ваш первый серьезный разговор и все такое, но я ведь как-то выжил. Напоминаю, я вампир, а он Охотник. — Он не примет нынешнюю меня, — озвучила Юи мысль, которой сама боялась. — Ты только посмотри, как он отреагировал на все это. Он увезет меня и подумает, что новое заточение сделает меня прежней, но… Так уже никогда не будет. — Ну не примет и не примет. Главное ведь, чтобы ты себя принимала, — пожал плечами Аято. — Твоя главная задача — просто дать ему понять, что ты выросла и в его до хрена важных советах уже не нуждаешься. Юи повела плечами. — Но он ведь примет, — продолжил Аято. — Ты ж папенькина единственная любимая принцесса — он не может не принять. Он у тебя неплохой, просто странный немного, совсем как ты. И вообще, блинчик, мне б твои проблемы. Моему папаше наверняка вообще до лампочки на мои изменения, потому что он меня и прежнего не знал. Ему это и не обязательно. Карл знает, что его наследник обладает лучшими качествами его самого и его законной и самой любимой жены. — Ты говорил, что виделся с отцом когда-то, — сказала Юи. — Как это произошло? — Маменька утверждала, что он держал меня на руках, когда я только родился, — ответил Аято. — Но я этого не помню, поэтому это не совсем считается. Потом я видел его под новый год. Мне было лет сорок пять или около того. Я помню, что он принес маменьке подарок — какую-то красивую безделушку. Я без понятия, че он забыл у нас, но он подарил нам с Канато и Райто по леденцу. Мне достался клубничный. А я терпеть не могу клубничные леденцы. Он сказал мне что-то вроде: «Вау. А ты вырос.» Естественно, блин, я вырос с тех пор, как был младенцем. В общем, я тогда даже не сразу срастил, что это мой отец. А когда срастил — его уже не было. Такие дела. Юи погладила Аято по руке. Ей стало стыдно. — Папа на кухне? — спросила она. Аято кивнул. — Тогда я… пойду, — сказала Юи, встав с кровати. — Давай. Удачи, — Аято помахал ей рукой. — И не боись ты так. Как с таким настроем ты собралась мир спасать? Юи улыбнулась и зашла за дверь на кухню. Захлопнула ее. Она увидела кинжал, лежащий на полу, и будто бы он тут же проткнул ее насквозь. Только потом она взглянула на отца, сидящего за столом. Он тоже посмотрел на нее, грустно и виновато. Она попыталась натянуть на колени коричневый сарафан. — Юи, — услышала она, и ей тут же захотелось плакать. — Папа., — едва слышно прошептала она. Отец встал. Она тоже подалась вперед. — Прости, — хором сказали они друг другу и одновременно смутились. Оба присели на стулья друг напротив друга. Помолчали, глядя друг другу в глаза. Юи вдохнула и начала. Она рассказала отцу все, что крутилось в ее голове в этот момент. Он молча выслушал. Затем рассказал уже он. Юи было очень тяжело молчать, но она держалась изо всех сил, сжимая руки в области груди, где из-под сарафана выглядывал уродливый шрам. Напоминание о самом первом спасении от смерти. О том, как ее отец впервые защитил ее. Ближе к концу разговора слезы стояли в глазах уже у обоих. — Я много раз говорил о том, что рано или поздно ты «упорхнешь» от меня, но в глубине души не верил, что этот день действительно наступит, — сказал папа. — Я могу обещать, что постараюсь четко осознать твою взрослость и самостоятельность, что постараюсь впервые по-настоящему довериться тебе и передать ответственность за твою жизнь в твои руки. Но это не отменяет того факта, что я всегда буду беспокоиться о тебе, поэтому пожалуйста, если ты чувствуешь, что не можешь с чем-то справиться, помни, что у тебя есть я, который с радостью поможет тебе. Юи кивнула. — Я… очень благодарна тебе за все то хорошее, что ты сделал для меня, — сказала она. — Ты лучший отец, лучший учитель, лучший защитник, что только у меня был. В твоей жизни было очень проблем, но ты ни разу не срывал свой гнев на мне, всегда поддерживал меня, радовался всем моим, даже самым маленьким достижениям. Я благодарна тебе за это. Но я не могу навсегда остаться шестилетней девочкой, все мечты которой сводятся к Voyage. Обстоятельства изменились. Я изменилась. И теперь я хочу пробовать двигаться сама. Без твоей помощи. Медленно, ошибаясь и падая, но двигаться. Защитить то, что действительно важно. И не прятаться. — Я… понимаю, но я согласен не со всем. Речь идет о сохранности твоей жизни, Юи. Очень опасно сейчас «ошибаться и падать». Юи подумала. — Хорошо, — сказала она. — Давай введем ограничения. По два с каждой стороны. Я начну: мы оба остаемся в Токио и ликвидируем вирус вампиризма. — Если над твоей жизнью нависает немая угроза, я немедленно забираю тебя отсюда в штаб Охотников, где ты будешь под наблюдением и надежной защитой. Юи слегка нахмурилась. — Ты позволяешь мне ошибаться и не вмешиваешься в мои отношения с кем бы то ни было, если это не противоречит твоему первому ограничению. Теперь нахмурился уже отец. — Никакой интимной близости с Аято Сакамаки до наступления совершеннолетия, — грозно сказал он. Щеки Юи вспыхнули, но она промолчала, совсем как взрослая. — Если это возможно, иногда я буду навещать вас здесь, — добавил он. — Оставить тебя совсем без присмотра будет слишком тяжело для меня. Юи улыбнулась. — Ты можешь и ночевать здесь, если Аято не будет против, — сказала она. — В конце концов, сейчас церкви нет, и тебе, наверное, больше негде… жить. Она снова по какой-то причине всхлипнула. Они с папой обнялись и сказали друг другу самые заветные и долгожданные слова: — Я тебя принимаю. — Я тебя прощаю. — По поводу второго ограничения, — через некоторое время сказала Юи. — Неужели ты настолько не доверяешь Аято? — Дело не в этом. Просто… мы с твоей мамой не сдержались. А это все-таки неправильно. У Юи округлились глаза. — А Аято Сакамаки вполне нормальный, — продолжил отец. — Правда, прическу ему было бы неплохо сменить. Уж больно… прилизанная. Юи прыснула и рассмеялась. — Да. Точно.***
Ты так и не сказала ему обо мне. Боишься, что он отнесет меня к категории прямых угроз жизни и поставит тебя под наблюдение? — Ты не опасна. Я знаю, что ты не угроза для моей жизни. Пока ты лишь голос в моей голове, ты не причинишь мне вреда. Просто не сможешь. Она стоит посреди пустой квартиры. Двух главных мужчин в ее жизни нет: один на работе, другой в магазине. О? Вот какого ты обо мне мнения. Скажу между нами девочками: нельзя недооценивать никого, особенно другую женщину. Мужчин возможно подчинить, а женщин нет, потому будь начеку. — А как же твой муж? Его ты подчинила? Карл любит меня. Я его жена и мать его наследников. Я его самая верная соратница, которая была рядом с самого начала. Предать меня для него то же самое, что предать самого себя… Карл… Азуса… Она едва держится на ногах. Шрам очень сильно болит. В голове гудит. Она слышит голоса. Она знает, кому они принадлежат. Она уже слышала их. Когда Азуса только-только умер. Тогда они вонзились в ее голову так резко, что она закричала. — Почему я их слышу? Почему слышу братьев Азусы? Потому что мы с тобой связаны, дорогуша. Так же, как и братья Муками, родственники не по крови, но по обращению. Их брат умер, потому они страдают. А вместе с ними вынуждена страдать и я. Их «мать». Голоса становились все громче и заглушали голос мамы. Она села на корточки и закрыла уши руками, прекрасно зная, что это не поможет. Это невыносимо! Невыносимо! Почему они не могут просто замолчать?! Бедный мой Азуса… Наверняка его даже не похоронили. Так и бросили лежать там, на месте его бесславной смерти. Нужно навестить его и все исправить. — Все исправить… Она встает, шатаясь. Она не соображает, не думает. Она — пустая кукла, за ниточки которой дергает невидимый кукловод. Она знает это. Но не может ничего сделать. Она не способна сопротивляться. — Все исправить… Она не помнила, как оказалась во дворе. Это опасно — так, не думая, идти. Опасно быть марионеткой. «Остановись,» — приказала она самой себе. Наваждение прошло далеко не сразу. Она остановились. Это все еще двор ее дома. Это не логово Охотников. Это далеко от него. Но… Перед ней лежит Азуса. Мертвый. В его глазах безразличное спокойствие с маленькой ноткой удивления. Он мертв. Он мертв… Он мертв! Она падает на колени и прикрывает дрожащей рукой его веки. Она не хотела этого делать. Но ей пришлось. Когда Азуса начал лежать в позе для спокойного умиротворения мертвецов, она успокоилась. Воздух снова наполнил легкие. Стало приятно. Но все же это опасно — когда тебя ведет чей-то голос. Голос в голове. Он вел ее всю жизнь. Если бы не голос, она бы никогда не рвалась на свободу так сильно. И никогда бы не вышла за ворота церкви с… — Твои плечи открыты. Наконец-то ты можешь ходить так, как захочешь, дорогая. От резкого подъема с земли у нее заболела голова. Опасно, когда тебя ведет куда-то чей-то голос. Очень опасно. — Рих…тер. Почему вокруг так темно, но его красные глаза будто светятся? Почему так сильно стучит сердце? От страха? Или от чего-то еще? Она согнула колени, потянулась к левой ноге. Внезапно она поняла, что у нее нет оружия.