Алые розы и серебряный кинжал

Все напряженно молчали. План был разработан на удивление оперативно, и в теории все должно было быть просто замечательно, но вот на практике… Внешне Райто казался спокойным, но по тому, как он, скрестив руки на груди, теребил пальцами рукава, можно было сказать, что ему капец как не нравится сложившаяся ситуация. Аято мог его понять. Не очень приятно, когда Охотник, сидящий напротив тебя в тесной машине, не сводит с тебя взгляда и держит наготове пистолет с транквилизаторами. Канато и не собирался скрывать своего враждебного настроя. Это выражалось в том, что он сверлил взглядом Охотника в ответ, между делом весьма агрессивно закидывая ногу на ногу и поправляя в руках Тедди, словно этот плюшевый медведь был оружием массового поражения. М-да, обстановочка позитивнее не придумаешь. Интересно, что там с Субару, на которого направлено сразу три пистолета, как на «особо буйного»? Аято хмыкнул, но не слишком громко и уверенно, чтобы сидящий напротив Ичиру Комори не счел, что ему сейчас весело. В общем-то из-за этого Аято и был напряжен ничуть не меньше своих братьев. Помимо всего прочего. Он засунул руку в карман и сжал там крестик Юи. У него хотели забрать и его тоже как «колюще-режущий предмет», но Аято с большим трудом этого избежал. Это нужно было отдать Юи лично в руки — он сразу понял это для себя. За окном уже мелькали до боли знакомые пейзажи. Как много раз Аято видел эту кучу совершенно одинаковых деревьев. Райто тоже смотрел в окно, и впервые Аято понял, что их чувства с братом сходятся: это был странный ностальгический припадок, будто в их детстве действительно было что-то счастливое. — Долго еще? — спросил один из трех Охотников, сидящих в машине. — Почти приехали, — хором угрюмо ответили братья, наверняка одновременно подумав об Этом месте. Машина вдруг остановилась. Открылась дверь, и внутрь с разбегу влетела девочка с волчьими ушами и хвостом. — Я устала идти! — заявила она и завалилась на Аято. — Мы предлагали тебе поехать в машине с самого начала, Аи, — поучительно сказал Ичиру. Аи надулась. — Это все Шин и Карла. Заладили со своим: «Мы не доверяем людям и вампирам, мы не желаем иметь с ними никакого дела, мы оборотни, у нас есть гордость, бла-бла-бла,» — и заставили идти с ними снаружи и выслеживать чудовищ по запаху. Но зачем им для этого я, если они меня никуда не пускают? «Дзюнко, иди посередине! Туда не ходи, сюда не ходи!» — надоело! Они отлично справятся и без меня. А мне нужно экономить силы перед тем, как я отправлюсь спасать маму! Правда, пап? Аято положил руку на ее плечо, когда заметил взгляд Райто и его приподнятые брови. Он совсем не собирался посвящать братьев в то, кто такая Аи и кем она ему приходится, — пусть догадываются сами и завидуют, что у него в распоряжении есть маленькая истеричная бестия, которая всегда встанет на его сторону. И вполне возможно, что из нее еще и вырастет боевой оборотень, но это будет потом. Сейчас, даже если Аи очень хочет проявить себя в спасении Юи, ТУДА пускать ее нельзя — это Аято понимал. — Аи, ты не… — начал он. — Я увидела его вдалеке! Дом! Большой-пребольшой! Это же не дом, а целый замок! — воскликнула Аи. — Никогда не видела ничего подобного! Ты правда в таком жил, пап? — Правда. А еще он пару раз чуть не снес его до основания, — хмыкнул Райто. — Ты тоже там был, братик Райто, — тихо сказал Канато. — Ты сказал мне, что будешь мешать ему ломать дом, но на самом деле занимался тем же самым. А нам с Тедди оставалось только вести подсчет, чтобы узнать, кто из вас выбьет больше окон. — И потом преспокойненько должить об этом маменьке, чтобы нас обоих выпороли, — буркнул Аято. — Это была идея Тедди. Сначала я не хотел этого делать, но он привел слишком убедительные аргументы, — сморщил нос Канато. — …От Тедди странно пахнет, — сказала Аи, ложась животом на колени Аято. Присутствие Охотников, видимо, нисколько ее не смущало. — Почти как от мамы, но немного по-другому. Пахнет пеплом и чем-то резким, но приятным… — Ты чувствуешь запах Юи поблизости, Аи? — спросил Ичиру. Аи выглянула в окно машины и принюхалась. Закрыла глаза, словно анализируя. — Она была здесь, — в конце концов кивнула она. — Я улавливаю слабый шлейф. А еще пахнет… этими чудовищами. Машина остановилась. Перед тем, как открыть дверь и выйти, Аято сглотнул. Он был уверен, что братья сделали то же самое. Они, все трое, делали это совершенно рефлекторно всякий раз, когда приезжали обратно в ЭТО место. Свой родной дом. Здесь, в общем-то, мало что поменялось за то время, что Аято тут не был: вампиры все-таки не отличаются особой любовью к резким переменам. Однако ремонтом они все же не брезгуют, поэтому особняк до сих пор выглядел свежо и ухоженно. По крайней мере, издалека. Машина остановилась метрах в пятистах от него. Нельзя, чтобы обращенные, или Рихтер, или кто-нибудь еще заметили их так рано. — Идете на разведку? Я с вами! — воскликнула Аи, заметив движение. — Я уже отдохнула! Я готова бороться с чудовищами! — Аи, ты не идешь, — Аято попытался сказать это грозно и поучительно. — Ты остаешься здесь. Ее глаза округлились. — Как остаюсь?! Так нечестно! Ты ведь обещал, папа! Ты сам сказал, что мы вместе пойдем спасать маму! Я должна увидеть ее первая! А если… Если… Если ее не удастся спасти, то как же я…? Она замолчала. Аято поджал губы, чтобы не сказать, что Аи может пойти с ним куда угодно и первой рассказать Юи «Отче наш». — Позволь мне кое-что сказать тебе, Аи, — видимо, из-за долгое время не реализуемого отцовского инстинкта Ичиру Комори быстро вжился в роль «дедушки» и сейчас всем видом показывал Аято, что с маленькой капризной бестией разберется сам. Аято не слышал, о чем они говорили, так как уже вышел на улицу, но, как только они закончили, Аи решительно заявила, что в жизни не покинет эту машину, и даже не смейте ее уговаривать. Загадочная улыбка опытного отца-одиночки при этом говорила Аято, что в нелегкой науке под названием «родительство» он пока только ученик. Почти вплотную к резной ограде особняка подошли шестеро его бывших жителей. Пока что все молчали, и на лицах всех отражалось глубокое раздумье. Даже Шу продрал глаза и посмотрел ими на особняк очень серьезно. Чуть позади стояли в полной боевой готовности три Охотника из двенадцати присутствующих оперативников и трех связистов, готовых в любой момент вызвать подкрепление: Ичиру Комори, Сейджи Миура и Рэм Миура. Потому что бывших Охотников, как оказалось, не бывает. Они передвигались очень тихо, старались говорить мало и по делу, но Аято все равно прекрасно слышал и переживания Рэм по поводу эвакуированных в Киото членов БТБ и собственного сына, и строгие, но воодушевленные замечания Сейджи о том, как гладко прошли переговоры с Джиллиан Роу и как прекрасно, что под ее чутким дистанционным руководством японским специалистам удалось воссоздать ее препарат, и ворчания Ичиру о том, что они слишком много времени потратили на подготовку плана. Медлить действительно нежелательно. На счету каждая минута. По напряженным движением оборотней в гуще леса и легкому запаху крови Аято мог судить, что где-то неподалеку могут быть обращенные. — …Юи, — тихо сказал Субару. Как же бесит, что он зовет ее по имени! Аято проследил за его взглядом и увидел ее в одном выходящем на балкон окне особняка, сидящей у зеркала и расчесывающей волосы с полуприкрытыми глазами. В чем-то легком, невесомом, неподходящем под сегодняшнюю погоду. Юи жива и может шевелить руками и ногами — это уже неплохо. Все остальное — поправимо. — …Она выглядит бледной, — снова заметил Субару. Да. Ее кожа определенно белее, чем обычно. Как она вообще? Как она себя чувствует? Болит ли у нее голова? Живот? Ноги? Руки? Ей жарко? Или холодно? Может, ее знобит? Ей страшно? Ей грустно? Интересно, ей дали воды или еды? Теплое одеяло? Хоть что-нибудь? — Вполне возможно, что у Юи Комори анемия, — сказал Рейджи, прищуриваясь. — Если это, конечно, все еще Юи Комори. На Аято словно вылили ушат с холодной водой. А если Это уже случилось? И что тогда с ней произошло? Куда она делась? Может ли она видеть и слышать его? Как все сложно и непонятно. — Нужно идти, — сказал Аято, сглотнув. — Да. Вперед, — Субару первым кинулся к дыре в заборе, которую за тридцать с лишним лет так и не додумались заделать. Аято пошел прямо следом за младшим братом и обнаружил, что тот не сводит с Юи взгляда. Это ему не понравилось. — Аято, — окликнули его. Он обернулся. Отец Юи протянул ему кинжал, ранее изъятый. — Возьми. Он тебе понадобится, — сказал он. — Обязательно верни мою девочку домой и… Будь осторожен. — Я сделаю это. Не сомневайтесь, — пробормотал Аято, заходя за ограду. Взяв Рейджи за шиворот, Ичиру Комори еще некоторое время смотрел ему вслед.

***

От нервов потели ладони, не хотело застегиваться платье, путались волосы, бормотал проклятья рот. Корделия стремительно натянула перчатку, и взгляд ее зацепился за отражение в зеркале. Юи! За ней пришли! Пришли… Взмах руки. Зеркало на полу. Куча осколков. И в каждом из этих осколков… Юи Комори. Приступ неудержимого гнева захлестывает все тело, сжимает все существо в тиски. Красивая прямая нога в туфле на высоком каблуке стучит прямо по осколкам. Теперь из губ, кроме проклятий доносится еще и: «Уйди! Исчезни! Пропади! Растворись!» Тщетно. Теперь ОНА не только в зеркале. ОНА повсюду. Она — Святая Мария Магдалина в пещере, она — девушка в скорбном платье, к которой пристает назойливый попутчик, она — погибшая в последний день Помпеи. Она — сейчас в зеркале. Перед Корделией сейчас — ее серое лицо с малиновыми глазами, которому монашки нагло навязали выражение немой удрученной покорности, но которое, в отличие от Корделии, умело улыбаться широко, во весь рот. — Черт! Ты, м-мерзавка! Пигалица! Для чего ты это делаешь?! — восклицает Корделия и не узнает собственного крика. Потому что это — не ее голос. Я ничего не делала. Да. Это — ЕЕ голос. Бесцветный, шелестящий, безжизненный. Снова какое-то чувство сжимает сердце в тиски. Гнев ли это? А может что-то еще? Чувство, доселе неизвестное? Какая глупость. Неужели за почти триста лет жизни еще могли остаться чувства, которые Корделия не познала? — Замолчи! Просто замолчи! Я не желаю с тобой говорить! — воскликнула Корделия, снова топнув ногой. Папаша-Охотник пришел за дочуркой, надо же! От этого у малолетней пигалицы прибавилось наглости. Извините. Просто мне показалось, что своими восклицаниями Вы обращались именно ко… — Не желаю. Ничего. Слышать!!! — Что произошло? Корделия, я слышал твои крики. В каком же унизительном положении Корделия предстала перед мужем — растрепанной, закрывающей ладонями уши! И еще более унизительно она безо всяких слов бросилась ему на грудь и чуть не заплакала. Вот бы раствориться в нем, стать его неотъемлемой частью: слиться с его руками, ногами, яркими глазами и длинными волосами. А еще лучше — стоять рядом с ним и касаться его в теле лучшей для него женщины. Как жаль, что это невозможно. — Что стряслось, Корделия? Расскажи мне, — его голос словно лекарство от всех болезней, а руки словно последняя соломинка, за которую хватается тонущий. Корделия дотронулась носом и губами до его шеи, вдохнула его запах. — …За НЕЙ пришли, — пробормотала она, зная, что Карл ее поймет. — Двое оборотней… трое Охотников… они ведут троих вампиров… Райто, Канато… и младшего сынка Беатрикс. Очевидно, хотят попробовать вести переговоры, как они это любят… — И в этом состоит твое беспокойство? Но разве это такая большая проблема для нас? Корделия подняла на мужа глаза. Действительно, разве каких-то три Охотника и оставшиеся оборотни — проблема для них? Конечно же нет. Почему же она тогда восприняла это так остро, так близко к сердцу? Она определенно сходит с ума, если уже не сошла. Корделия положила голову Карлу на плечо. Он провел рукой по ее спине. — Ты, верно, до сих пор немного не в себе после возрождения в новом теле, — ее любимый заботливый Карл убрал волосы у нее со лба. — Ты такая горячая… Должно быть, тебе и правда тяжело. — Я в полном порядке, — ответила Корделия, несмотря на то, что явственно ощущала, как пылают ее щеки, лоб и шея. Карл докоснулся приятно холодными губами до ее лба. — Я займусь этим, — сказал он. — Я все улажу. А ты отдохни. — Ты только недавно пробудился, — слегка замотала головой Корделия. — Твои силы наверняка еще не восстановились полностью… — Но ты ведь поможешь мне восстановиться, Корделия? — любимые янтарные глаза посмотрели прямо на нее. — Этот след от укуса Рихтера слишком сильно мозолит мне глаза… Корделия хмыкнула и без слов сбросила волосы с шеи. Впервые за долгое время она впала в экстаз. Ничто так не выражало любовь Карла к ней, как это. Эйфория продолжалась долго. Очень долго. Это можно было объяснить тем, что Карлу нужно было много сил. У Корделии уже кружилась голова, но он не останавливался, ее страстный, всемогущий, любимый Карл. В этот момент она готова была поклясться, что была почти абсолютно счастлива… …Голова была тяжелой, как чугун, перед глазами все плыло, а рука тряслась, когда Корделия щелкнула пальцами: — Я приказываю вам, Руки, Юма и Коу Муками, слушаться моего мужа во всем, как вы слушаетесь меня! Повторить этот приказ перед тем, как провалиться в темноту, ей было только в радость.

***

…Все началось внезапно. Стоило Райто подумать об унизительности своего положения и в очередной раз задаться вопросом, зачем он вообще согласился находиться в ситуации, когда грозный Охотник тычет в его затылок пистолетом, как он услышал, что двое оборотней позади них злобно зарычали. Никто не успел заметить, когда обращенные окружили их. Они повалили сразу будто бы со всех сторон, и оружие Охотников сразу переместилось с затылков Сакамаки на толпу. Оборотни ощетинились и загородили собой большой центральный вход на территорию особняка. Можно не сомневаться, что они не позволят ни одному обращенному пройти через ворота. Они не дадут им хоть на метр приблизиться к машине внутри которой сидит маленькая девочка, из-за которой они оказались втянутыми в это. Но Райто, Рейджи и Канато не было дела до грязных и вонючих оборотней. Гораздо больше их волновало использование их в качестве живых щитов. Беспокойство это отразилось у каждого по-разному. Райто, которого крепко, нещадно, согласно уставу держал Сейджи Миура, старался предугадывать любое его действие, чтобы воротник его новой рубашки не был оттянут. — Прости, малыш, — бросила Рэм Миура, когда после очередного маневра Канато все-таки упал. — Никакой я не ребенок! — воскликнул он, топнув ногой. — Я средний! Средний! Райто младше меня! Я не виноват в том, что так и не вырос! — Хорошо, только давай шевелиться быстрее, Сейт…! — женщина осеклась. — Меня зовут не так! Совсем не так! — Черт! Просто ты ведешь себя совсем как мой сын, который три дня назад улетел в Киото! И он там совсем один! В этот момент она гневно нажала на курок, и очередной обращенный плашмя упал на землю. Канато теперь стал двигаться куда охотнее. — Мы с Тедди подумали и решили, что я вполне могу ненадолго стать Вашим сыном. Рейджи держался стоически. Два его пальца прилипли к очкам, да и Ичиру Комори был озабочен не столько атакой на обращенных, сколько продвижением вперед, ко входу в особняк как можно скорее. Увидев эту картину, Райто решил взять пример с брата и начал придерживать свою шляпу двумя руками, после чего получил от Сейджи Миуры холодное и строгое: «Господин Сакамаки, Вы сильно загораживаете мне обзор.» — Мне очень жаль, господин Миура, но мне жизненно необходимо не терять свою шляпу и не оттягивать воротник рубашки, прямо как моему брату — сохранить свои очки в целости и сохранности, — ответил Райто. — Вашему брату очки необходимы для зрения. А Ваша шляпа Вам для чего? — Для красоты, — пожал плечами Райто. — Я считаю, что между астигматизмом и чувством стиля нет такой уж большой разницы. В обоих случаях мы зависимы от какого-то предмета своего гардероба. Канато прыснул. Рэм улыбнулась и сильно поджала губы. Сейджи угрюмо вздохнул. …Сая снова зажмурилась. Нет, все-таки она ничего не чувствует. Юма не в опасности, он не хочет ничего ей сказать — его просто нет именно в тот момент, когда он очень нужен. Сая продолжала посылать мысленные сигналы обращенным, чтобы они снова и снова нападали на Охотников, не подпуская их ко входу, и судорожно размышлять о трех вампирах, которые сейчас находились в подневольном состоянии. Свои они или чужие? Сая узнавала лицо одного из них. Когда она только увидела его издалека, то на мгновение испугалась, потому что подумала, что увидела лицо того, кого уже нет. В следующий момент она решила: не бывает таких совпадений. Этот вампир в очках похож на молодого Рихтера не просто так. Но Сая все еще сомневалась. Вампиры сопротивлялись: между тем, что в шляпе, и держащим его Охотником происходила настоящая перепалка — Сая не могла разобрать ее содержания. Видимо рассвирепев, Охотник занес свое оружие на вампира — и сбил с него шляпу. За длинными рыжевато-красными волосами показались зеленые глаза — и у Саи не осталось сомнений. Она никогда не видела прежнего облика женщины, обратившей Юму, но, лишь раз увидев ее глаза, Сая поняла — таких больше нет ни у кого. Кроме ее детей. Сейчас у нее не было поддержки, — ни Юмы, ни Ми, отправленной Королевой за пределы Токио — поэтому Сае пришлось думать и действовать самой. Она решила показаться быстро и стремительно, чтобы успеть забрать «своих» и параллельно причинить маленький, но ощутимый вред Охотникам. Этим она угодит Королеве, и она, возможно, ненадолго отпустит Юму. Справиться с Охотниками оказалось на удивление легко. Они безо всякой борьбы отпустили пленных и позволили кольцу обращенных сомкнуться еще сильнее. Но Саю сейчас это волновало в последнюю очередь. — За мной, — тихо бросила она вампирам, провожая их внутрь. Вдохнув запах родного дома, Канато чихнул. — Напомните, почему мы на это согласились? — тихо спросил Райто, нервно хватаясь за свою голову. — Полагаю, Аято привел достаточно убедительные для тебя аргументы, — пожал плечами Рейджи, — несчастный больной «Чувством стиля». — Я чувствую себя абсолютно голым, — посетовал Райто. — Мне срочно нужно найти какую-нибудь замену. Кажется, в моей комнате оставалась парочка шляп, вот только когда мне позволят туда зайти? — А у нас с Тедди в комнате оставался полугодовой запас сладостей, — вздохнул Канато. — Вот только от него наверняка уже ничего не осталось… — Прошу прощения, сучечка, — обратился Райто к рыжей обращенной, которая привела их сюда и сейчас шла впереди. — Ты так мило и любезно спасла нас, а сейчас не могла бы ты так же мило и любезно принести мне шляпу? Я в долгу не останусь. Когда девушка обернулась и грозно зашипела, Райто вновь схватился за голову, сетуя на отсутствие головного убора. Обращенная остановилась посреди гостиной на втором этаже. Здесь все было по-прежнему: кресла, картины, кофейный столик, камин, громоздкая мебель из красного дерева, узорчатая люстра. — Вот мы и дома, Тедди., — тихо сказал Канато. Все трое дружно сглотнули. Они чувствовали себя странно. — Юма! — вдруг воскликнула их провожатая, бросаясь к зимнему нарушителю рабочего спокойствия и новоявленному другу Субару. — О, Сая, а ты чего здесь? — спросил он. — Ты вроде снаружи должна быть. — Они были с Охотниками, — Сая указала на братьев. — Ты ничего не говорил, я не знала, что делать, поэтому привела их сюда. Я… Мне кажется, они… — Кто — «они»? Юма и пришедший с ним другой белобрысый вампир тут же почтительно склонили головы. Бывшие жители особняка же снова сглотнули и застыли. Они не могли поверить в то, что слышат. ОН спускался по лестнице, как ни в чем не бывало, в обычных брюках и легкой рубашке, не застегнутой на верхние пуговицы. Его длинные волосы свободно лежали на плечах, а на лице застыла не изменяемая уже не один десяток лет улыбка. Ни Рейджи, ни Канато, ни Райто не видел на его лице другое выражение. Увидев их, ОН слегка приподнял брови, но больше ни один его лицевой мускул не дрогнул. — …Отец, — выдохнул Рейджи первым. — Я был очень удивлен, не увидев вас здесь с самого начала, — сказал Тоуго Сакамаки будничным тоном. — Мы слегка повздорили с дядей и сейчас пришли принести свои извинения, — продолжил Рейджи, рассказывая «легенду». Держался он при этом очень невозмутимо. — Вот как? Это интересно, — Тоуго Сакамаки сел в одно из кресел. — Я принимаю извинения вместо вашего дяди. Присаживайтесь. Братья неуверенно переглянулись и сели. Им показалось, что в данной ситуации лучше послушаться. Тоуго Сакамаки хлопнул в ладоши. Подали чай. — Прошло очень много времени с тех пор, как мы виделись в последний раз, — сказал он. — Как вы, Рейджи, Канато, Райто? Открытием для всех троих было то, что ОН помнил их имена. Рейджи сцепил пальцы в замок в попытках отвлечь внимание от желваков на щеках, Канато сильнее прижал Тедди к себе, а Райто в очередной раз спросил себя: «И зачем я на это согласился?»

***

— …Шумно. Шу открыл глаза и приподнялся. Он лежал в беседке уже некоторое время. Без наушников, что удручало его. Потому что приходилось слушать совершенно хаотичные и негармоничные звуки окружающего мира, в которых, тем не менее, можно было найти некоторую закономерность. Но вот раздалось что-то выбивающееся. Что-то, не вписывающееся в окружающую обстановку. Шу прислушался сильнее. У входа в особняк — выстрелы Охотников, хрип обращенных и рык оборотней, которые продолжали стоять у самых ворот. Не там. В саду все совершенно тихо. Не здесь. А внутри особняка — голоса, разговоры. Рейджи, Райто, Канато, другие голоса, незнакомые, но слышимые здесь и раньше. И еще один. Смутно знакомый. Шу не слышал его уже очень давно. Этот голос и найденные Шу здесь кожаные перчатки, очевидно принадлежащие Рихтеру, сложились в его голове в единую картину, которая подсказывала, что сигнал все-таки нужно подать. Как там Аято говорил? «Исполнить самую важную роль»? Кажется, да. Преодолевая желание и дальше мирно спать в беседке, Шу поднял с земли камень и кинул его просто наотмашь… — …Куда ты несешься, как бизон?! — шепотом воскликнул Аято. — Ты в курсе вообще, какое тут эхо?! Тебя ж сейчас повсюду слышно! — Вот уж кого слышно, так это тебя! — огрызнулся Субару, обернувшись. — Орешь, как потерпевший, всю дорогу. Удивительно, как нас еще не поймали. Два заядлых беглеца из дома сейчас совершали свое удивительное путешествие по черновым ходам, козьим тропам и прочим местам особняка, в которые в здравом уме никто не сунется. Сейчас Субару стоял на целых пять ступеней выше Аято, и последнему это очень не нравилось. Он прекрасно мог объяснить этому причину, но боялся признаться даже самому себе в том, что прозвище ревнивого спермотоксикозника теперь окончательно закрепилось за ним. — Не будем шуметь, — сказал Аято, поднимаясь с Субару на один уровень. — Будем идти быстро, но тихо. Они держали путь на предпоследний этаж, в комнату с балконом, выходящим в сад — одна из маменькиных любимых спален для гостей. Она нередко использовала ее в качестве личных покоев. Там они видели Юи в чем-то легком, воздушном, невесомом. Интересно, а каким образом она… переоделась? Сама или с чьей-то помощью? А если с помощью, то с чьей? Аято нахмурился и замотал головой. Это — последняя вещь, над которой он должен сейчас думать! — Не переживай — я не собираюсь мешать тебе строить из себя героя перед ней, — сказал вдруг Субару. — Только умоляю тебя, избавь меня от радостных лобызаний сразу после встречи. Как только выберемся отсюда, вы спокойно уединитесь и будете делать все, чего вам захочется… — А ты что будешь делать, пока я буду «строить из себя героя»? Стоять в сторонке и пялиться на Юи? Уже давно стало очевидно, что язык — лишний орган в организме Аято Сакамаки. — Чего, блять? — ответ Субару лишний раз подтвердил это. Но отступать было поздно. — У нее полупрозрачный халат и ночнушка с огромным таким вырезом, — ответил Аято. — Ты смотрел туда, не отрываясь. Че, понравилось разглядывать мою девушку? — Блять, спасибо, что в очередной раз напомнил о том, что она твоя девушка. Я ж с тысячного раза не понял. — То есть, ты не отрицаешь, что пялился на нее?! — Аято в три шага обогнал брата и остановился. — У меня не настолько хорошее зрение, чтобы рассматривать с такого большого расстояния такие мелкие детали. — Это ты про грудь ее, что ли? Не, ну тут по факту, — Аято зыркнул на Субару. — И я не говорю, что это плохо, заметь!.. Маленькое окно разбил камень и попал Аято прямиком по виску. — Сука! — раздалось отчаянное восклицание в полный голос. — Кто там говорил, что нужно вести себя тише? — ладно, Субару, один-ноль в твою пользу. — Тихо! — Аято бросился к окну. — Шу что-то говорит. …После минуты объяснений Аято ничего не понял. Какие-то кожаные перчатки, какие-то непонятные черчения пальцем по воздуху, невнятные шевеления губами. Но Шу, во всяком случае, очень старался: видимо, настолько сильная была мотивация. — Перчатки… Какой-то потец… Ничего не понятно, — они с Субару были почти у цели. — Не потец. Отец, — нахмурился Субару. — Он хотел сказать, что отец здесь. — Чего? Брехня, — ответил Аято. — Хер знает сколько лет от него ни слуху ни духу не было — и внезапно он решил появиться? Не смеши. Шу наверняка ляпнул что-то про Рихтера. — Он либо сдох, либо при смерти. Дядя почти не снимает перчаток — он мизофоб. Отец часто стебался над ним из-за этого. — И откуда ты столько всего знаешь о том, кто был в этом доме от силы раза три? — вздохнул Аято. — Ты издеваешься? С Тоуго Сакамаки мы виделись каждую гребаную неделю, до того, как мать умерла, — Субару остановился и посуровел. — Наведывался каждый раз с какой-то очередной хренью, лез к матери со своими тупыми разговорами, делал вид, что нас с ним связывает что-то кроме этих встреч… Ненавижу это вспоминать. Аято тоже остановился. — Странно, — почесал он в затылке. — Я почему-то всегда думал, что раз уж мы с тобой оба постоянно сбегали из дома, то и ситуации у нас плюс-минус похожие. Типа, отец, который как бы есть, но его как бы нет, учеба, истеричная, деспотичная и совершенно психованная мать… — Ты че счас про мать мою сказал?! — Моя тоже не подарок, — пожал плечами Аято. — Это уж точно, — хмыкнул Субару. — А вот моя была адекватной. Я ведь прекрасно знаю, как так вышло, что она оказалась повязана с отцом и что родился я. С такой жизнью свихнуться — как нехрен делать, а она не свихнулась. И меня учила, как делать не надо. Чтобы я не вырос таким же уебком, как отец. Блять, — Субару стиснул руку в кулак. — Так бесит, что он пытался выставить нас нормальной семьей, хотя это вообще не так! Че ему вообще от нас было нужно?! Ему было мало того, что он уже сделал?! Блять, если он действительно здесь — раскрашу ему морду, как только увижу! Аято было очень неловко слушать монолог обычно молчаливого Субару. Возможно, он бы мог поддержать младшего брата, вот только где ж найти нужные слова, когда у самого ситуация паршивая? Сказать «Держись»? Так он и так, вроде, держится. Аято осмотрелся по сторонам. Сейчас они проходили по третьему этажу, рассматривая отцовскую коллекцию картин. Скучнейшее место на земле изменилось. Картины вроде как поменялись местами. А еще… потрет маменьки почему-то стоит на полу, измазанный чьей-то кровью. А под ним лежит что-то черное. Аято подошел к портрету. Маменька здесь хорошо получилась, впрочем, как и везде. А вот черная ткань… — …Здесь точно что-то не так, — вынес вердикт Аято сжимая в руках плащ Рихтера. До нужной комнаты оставалось совсем немного. И, едва выйдя на широкий балкон, которым соединялось несколько окон, Аято и Субару почувствовали запах крови. Демонической крови.

***

…Как же сильно что-то давит на виски и грудь. Просто невыносимо. А веки будто придавило булыжниками — ни в какую не хотят открываться. Остается только хватать носом и ртом воздух, надеясь набраться сил для пробуждения… …Почему этой ночью так ярко? Или же она слишком широко распахнула глаза? Почему голова так кружится? Почему тело так ломит? Неужели так будет всегда? …Она беззащитна. Беспомощна. Она не может контролировать собственное тело, ситуацию вокруг. Сейчас, в этом жутком состоянии анемии, она не может ничего противопоставить творящемуся вокруг, не может защититься. Сердце на мгновение зашлось в беспокойстве. Она сделала глубокий вдох и выдох. Ей нечего бояться. — Моя госпожа. Корделия попробовала приподняться и осмотреться, но перед глазами была лишь туманная муть. — Руки… — позвала она, наугад протягивая руку вперед. По звуку шагов она поняла, что Руки слева от нее. — Как… дела снаружи? — спросила Корделия, когда ее обессиленная тяжелая рука упала рядом с ней на кровать. — Битва с Охотниками продолжается. Их всего лишь трое, но они сильны, — сказал Руки. — Они не убивают, но лишают сознания… Мы не знаем, для чего. — А… Карл? — Ваш муж оставил меня приглядывать за Вами, а сам ушел вниз вместе с Юмой и Коу. Судя по голосам, доносящимся снизу, сейчас он говорит с сыновьями. — Нужно будет… дать ему еще… крови… — Корделия закрыла глаза, прекратив попытки что-либо увидеть. — Вы истощены. Вам необходимо восстановление. Выпейте это. Корделия распахнула глаза, потому что ей в нос ударил резкий и противный запах. — Я не буду это пить, — резко сказала она. — Ни одно существо в мире не заставит меня выпить это… эту… — Ферлатум — препарат железа и кальция фолината, — учтиво закончил Руки. Нечто в стакане даже по цвету было странным и неприятным. — Это совершенно точно мне не нужно. Ферлатум восполняет уровень железа в организме, мама. Очень помогает от анемии. — Хм. Оба решили на меня накинуться? — пробормотала Корделия, поглядывая на Руки со стаканом в руках. — Убери это от меня. Я желаю немного полежать вот так. — Вам настолько не нравится этот запах, что вы предпочтете рискнуть своим здоровьем? — Дело не в этом, Руки. — Тогда в чем? Корделия, театрально положив руку на лоб, вздохнула. — Неужели ты и в человеческом обличье был таким занудой? — она хмыкнула. — Женщине иногда очень полезно находиться в беспомощном положении, ибо тогда сразу становится видно, под защитой какого надежного мужчины она находится. Ты понимаешь меня, Руки? — Нет. Я все еще не понял причину, по которой Вы не хотите избавляться от недуга. — Тебя что-то принципиально не устраивает? — Меня волнует Ваше здоровье. — Здоровье мое или ЕЕ? — вопрос сам сорвался с губ Корделии. Это поразило ее. В ее чистой, идеально выверенной речи очень давно не было ничего подобного. — Я не понимаю, о чем Вы говорите, — Руки отвел взгляд. — Терпеть не могу, когда мне говорят неправду, — Корделия схватила своего обращенного за руку и посмотрела прямо ему в глаза. — Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Руки сглотнул. Но не отвел взгляда. — Всегда мечтала увидеть тебя в растерянности, — усмехнулась она с придыханием, беря в руки его лицо; ей ужасно захотелось немного над ним поиздеваться. — Оказывается, ты можешь быть не только равнодушно-спокойным. Как же сильно на тебя влияет Юи Комори — просто удивительно, что она делает со всеми вокруг. Интересно, а если я… Корделия потянулась к нему губами. Нет! — Нет, — Руки отстранил ее от себя и уложил обратно. — Какой ты скучный, — фыркнула Корделия. — Юи Комори не оказывает никакого влияния на меня. — Мне надоело твое вранье, — Корделия подняла руку вверх и щелкнула пальцами. — Приказываю тебе, Руки Муками, говорить мне только правду и ничего кроме правды. Он недовольно потер место укуса. Корделия ухмыльнулась. — Так что ты думаешь о Юи Комори? — вкрадчиво спросила она. — …Она должна жить во что бы то ни стало. Я искренне хочу, чтобы она жила, но не так, как я, а полноценно, по-настоящему, — ответил Руки нехотя, сопротивляясь. — Я… никогда не испытывал ничего подобного. Корделия услышала тихий шелестящий вздох. Она вздернула брови. — Хорошо… А обо мне… что ты думаешь? — больная голова мешала соображать и говорить ясно. — Вы гадкая отвратительная женщина; если бы мне выпал шанс вернуться назад во времени, я бы предпочел смерть от туберкулеза служению Вам. Лишь Ваш первый приказ — запрет убивать Вас, своих братьев и себя — держит меня в узде, — выдохнул Руки. — Но хуже Вас или Рихтера может быть только Ваш муж… Он замолчал, стиснув зубы. Корделия мотнула головой. — Продолжай. — Самое отвратительное существо, какое мне только доводилось встречать, — Руки говорил ровно, и в его голосе слышался металл. — Он фанатик, помешавшийся на своей идее, не любящий никого, кроме себя. Вы говорили, что умеете читать мужчин, как открытые книги, но почему Вы до сих пор не разглядели, что он не даст Вам то, что Вам нужно, — для меня загадка. Создается ощущение, будто бы Вы не хотите замечать некоторых очевидных вещей, попросту игнорируете их существование. Вы ходите за ним по пятам, хотя то, что он желает построить, не имеет для Вас никакого значения. Будто бы Вы тоже — фанатичка, помешавшаяся на идее, что однажды он полюбит Вас. Вот только этого же не случится. Никогда. Корделия хихикнула. — Конечно этого не случится снова. Я ведь уже — его самое ценное и любимое сокровище. Все это время он занимался созданием нашего королевства. Уже скоро у нас будет целая вечность свободного времени… До тех пор, пока не появится новая отговорка. Болезненный укол прямо в сердце. Это не душевные переживания Юи. Ее собственные. Они копились, копились и копились неделями, месяцами, десятками лет. Корделия запрещала себе думать о них. Потому что знала, что, как только они вырвутся наружу, случится катастрофа. Боже, не прошло и недели ее нового, только начавшего зарождаться счастья! Сегодня явно не ее день. Думаю, для влюбленных не проблема уделять время друг другу, даже если грядет строительство королевства. Ничто не мешает влюбленным справляться о здоровье друг друга, беспокоиться друг о друге, знать о целях и желаниях друг друга… Так я это вижу. Мерзкая девчонка, почему ты раз за разом озвучиваешь все потаенные мысли Корделии, словно только что прочла их?! Корделия хотела на нее разозлиться, но вместо этого ощутила новый укол в сердце. Еще более болезненный, чем первый. Голые плечи пробил озноб. Корделия прижала руки к груди и слегка подтянула ноги к себе. — Моя госпожа? Что с Вами? «Холодно. Как мне холодно. Без тебя. Я истосковалась. Я высыхаю по тебе. Приди ко мне, согрей меня, поцелуй меня — будь рядом, не отпускай меня. Я вся — твоя. Навеки. А ты — мой? Весь — мой?» — шептала Корделия, не до конца понимая, кому. — Руки, — сказала она вслух слабо; голова загудела сильнее. — Ты… должен меня понять… Ты ведь и сам прекрасно знаешь, что, сделав в темноту лишь шаг, из нее ты вряд ли выберешься. А я… со мной — сложнее. Я родилась в темноте. И, шагая в ней, я проваливалась в нее только глубже и глубже. И теперь мне нет пути назад. Мне легче достичь дна, чем подняться наверх. Даже если я знаю, что… Ты действительно хочешь умереть, Руки? — вдруг переключилась Корделия; сейчас она слабо улавливала линию поведения своего сознания. — То, что есть у меня сейчас, нельзя назвать жизнью. Я ошибся, согласившись на сделку с Вами, ответил Руки. — И Вам тоже следовало умереть тогда, восемнадцать лет назад. — …Ты так считаешь? — голос Корделии слабел, а глаза закрывались. — Что же… возможно это и правда… было бы… лучше… Снова мрак и беспамятство.

***

Напряженное чаепитие продолжалось. — …Он просто сказал, что теперь будет жить здесь. На тот момент мы не смогли ничего противопоставить ни ему, ни обращенным, которых он привел с собой, — рассказывал Рейджи. Канато был поглощен поеданием сладостей, Райто играл на рояле в стороне. Карлхайнц сидел в кресле, совершенно неподвижный. — Мы смирились с их присутствием, — продолжал Рейджи, — пока однажды Рихтер просто не вытравил нас отсюда. Их было больше, и они были сильнее, потому что каждый день пили настоящую кровь. Нам пришлось подчиниться им и начать строить все для себя заново. — Вот оно что, — Тоуго Сакамаки слегка нахмурился. — Удивительно. За жалкие восемнадцать лет все успело так поменяться… Вы тоже повзрослели за это время, мальчики. Рейджи стал еще больше похож на Рихтера, а Канато и Райто — на свою мать, — он вздохнул. — Вы вернулись, чтобы отомстить и вернуть свой дом, но по пути были схвачены Охотниками? Я понимаю, это досадно. Хорошо, что вы все же сумели добраться сюда. Вы и ваша главная сила — Аято. Райто сфальшивил при игре. Канато шумно сглотнул. — Я не совсем понял, что Вы имеете в виду, отец, — сказал за всех Рейджи, стараясь держаться как можно спокойнее. — Аято ведь единственный из вас, кто пил демоническую кровь? — улыбка Тоуго Сакамаки была непринужденной. — Я наслышан об этой истории. Неужели эта кровь настолько вскружила ему голову, что он действительно пал перед ногами человеческой девушки? — Он говорил, что это не из-за крови, — тихо сказал Канато. — Я всецело его понимаю: перед таким лакомым куском и ценным ресурсом очень трудно устоять. В какой-то степени я даже горжусь им: далеко не каждому вампиру удастся подчинить своей воле обладателя демонической крови. Аято — истинно мой сын. Канато стиснул в руках Тедди и хрипло выдохнул сквозь зубы. Карлхайнц встал со своего места и подошел к роялю. Райто продолжал играть, усиленно делая вид, что не замечает ничего вокруг себя. — Ты прекрасно играешь, Райто. Где ты успел этому научиться? Райто не ответил. — Когда-то я тоже учился играть, но у меня это выходило крайне дурно. Наверное, из-за того, что музицированием я хотел лишь привлекать женщин. Видя, какой популярностью пользуется мой брат-поэт, я тоже хотел чего-то подобного. Пока не прибыл во Францию и не повстречал твою матушку. Тогда я понял, что моя сильная сторона — не способность к творчеству, а острый ум, — радушно продолжал рассуждать Тоуго Сакамаки. — Важно уметь осознавать свои сильные и слабые стороны, ты так не считаешь? Интересно, чем Аято смог покорить ту человеческую девушку? Наверняка тоже острым умом, ты согласен со мной? Иначе дала бы она ему выпить своей крови? Райто напряженно молчал, продолжая сосредоточенно играть. — Острый ум, сообразительность, хитрость, харизма — все эти качества есть в вашем брате, — Тоуго Сакамаки говорил спокойно, размеренно, с легкой ухмылкой. — Это качества будущего правителя… — Она сама дала ему свою кровь, когда он был голоден! — воскликнул Канато и вскочил из-за стола. — Он подчинился ей, а не она ему! Он хочет измениться ради нее и ничего без нее не может — братик Аято сам говорил! Он даже спасти ее не может без нашей помощи — так какой из него…?! Райто прервал игру на полуслове. Канато закрыл рот руками. Но было уже поздно. — Очаровательно, — ухмылка Карлхайнца стала шире. — И кто же придумал этот план? Ты, Рейджи? Ни секунды не сомневался. Знаешь, твой острый ум мог бы вознести тебя на самую верхушку вампирской власти. Если бы не твой астигматизм, конечно. Прежде невозмутимый Рейджи вздрогнул. Тоуго Сакамаки ничуть не изменился в лице. — А теперь прошу меня извинить, — сказал он. — Сейчас я должен преподать вашему брату урок. Как бы я ни гордился им, он все же посмел посягнуть на то, что было предназначено мне, — а такого я не привык прощать. Он поднялся вверх по лестнице и на мгновение обернулся. То было совершенно другое лицо. Маска добродушной улыбки была сброшена. Ныне глаза короля вампиров горели хищным блеском, а губы были сжаты в тонкую линию. Дверь хлопнула. Крышка рояля — тоже. Чашка с чаем упала на пол и разбилась вдребезги. Канато все еще стоял с закрытым ртом и чуть ли не плакал. Коу, Юма и Сая стояли по разным углам гостиной с грозными лицами не потому что хотели, а потому что должны были. Так им было приказано.

***

«Я приказываю тебе, Руки Муками, оставаться здесь и охранять ЕЕ». «Почему именно я? Разве я не буду полезнее снаружи?» «…Тобой, Руки, как и ЕЮ я не могу рисковать. Твои братья поведали мне, что ты был главным советником покойного Рихтера и что все планы захватов и оккупирования территорий были разработаны именно тобой. Ты — настоящая находка, Руки. Так же как и ОНА, ты — ценное приобретение. Невероятно ценное.» Руки затошнило от воспоминания об этом. Он резко направился к двери. Как и ожидалось: тело сковывает и ломит, стоит ему только подумать о том, чтобы уйти. Приказ хозяйки действует. Ей не становилось лучше. Она лежала неподвижно и тяжело дышала. Она — это Корделия или Юи Комори? Руки знал, что внутри хрупкого женского тела сейчас идет самая настоящая борьба. Он постарается никогда не озвучить, какого исхода он ждет. Внизу раздавались звуки фортепиано. Король вовсю развлекается в то время, как снаружи борются с Охотниками обращенные и братья Руки. От нарастающего гнева он стиснул кулаки. Как же глуп он был, когда соглашался на обращение! Чего стоит вся та сила, какую он получил, когда из человека он стал «ценным приобретением»?! От этого аж в дрожь бросает. Вот бы это быстрее кончилось — лучше всего прямо сейчас. Тело Юи Комори поморщилось во сне. Если сердце Корделии внутри нее умрет, Руки и его братья также прекратят свое существование. Но умрет ли Юи Комори? Наверняка да. «Сделав в темноту лишь шаг, из нее уже невозможно выбраться», значит? Но неужели совершенно ничего нельзя сделать? Неужели действительно нет пути назад? …Руки слышал Его шаги по балкону. Он знал, зачем Он пришел. Юный принц пришел спасти маленькую принцессу. Рихтер говорил о нем, как о гнилом яблоке с еще более гнилого и сухого дерева. Но правда ли это? Юи Комори часто шептала его имя — значит ли это, что он хоть немного лучше своего отца? Слишком мало времени, чтобы распознать. Аято Сакамаки медлил — он явно видел, что Руки здесь. «Сделав в темноту лишь шаг, из нее уже невозможно выбраться». Нет. Возможно. Среди черного тумана можно отыскать путь на свет — не для себя, так для другого. Если для Руки Муками пути назад нет — пусть. Но ОНА не должна быть во тьме. Руки открыл дверь — балконную. Он впервые не рассчитал, на счастье он это делает или на свою беду. Сейчас для него это не имело значения. — Заходи, — сказал он пораженному Аято Сакамаки. — Заходи, не медли. Не бойся. Я ничего тебе не сделаю. Он, подозрительно глядя на Руки, медленно зашел. Руки кинулся к кровати. Он увидел, как юный принц остановился и прерывисто выдохнул при взгляде на серое тело Юи Комори. — Бери ее и уходи, — сказал Руки, тяжело дыша и цепляясь за столб. — Уезжайте как можно дальше и никогда не возвращайтесь сюда. Заставь ЕЕ забыть о том, что здесь произошло. ЕЕ губы приоткрылись, когда Аято Сакамаки осторожно подошел к кровати. Он дотронулся рукой до серой шеи и светлых волос. Недавно выросшие когти Руки царапали столб. Он едва не закричал о том, чтобы юный принц быстрее уходил. Он пододвинул ЕЕ к себе. ОНА резко вдохнула, и ее грудная клетка приподнялась. Руки пришел в бешенство. Нет, то был не он. То была его бессознательная, сильная, отвратительная часть, связанная приказом, которой он едва мог сопротивляться. — Рань меня кинжалом, живо! — прошипел Руки, когда его когти были в миллиметре от лица Аято Сакамаки. — Все должно выглядеть так, словно я не смог!.. Я не могу себе навредить! Быстрее! Юный принц стоял в полной растерянности. — Чувак, только потому что ты попросил, — сказал появившийся в дверях балкона второй вампир, выхватив у Аято Сакамаки кинжал. Он весьма метко ранил Руки в ногу. Резкая острая боль отрезвила его. Он упал на пол. — Уходим, — сказал вампир Юному принцу с НЕЙ на руках и развернулся, когда… — Так-так-так, — протянул Карлхайнц, стоя на пороге комнаты. — Что я вижу: Руки, ты был сражен моими сыновьями? Аято, Субару, рад вас видеть. Надо же, почти вся семья в сборе. Осталось только вытащить Шу из беседки. Он подошел ближе. Аято сделал шаг назад. — Давно не виделись, — фыркнул Субару и с гневными глазами набросился на отца. Карлхайнц перехватил его кулак и резко скрутил, не поведя и бровью. Субару опустился на пол, потирая ушибленную руку. — Аято, ты соскучился по матери? — спросил Карлхайнц радушно и в то же время грозно. — Это, конечно, очень мило, но не мог бы ты уступить мне мою жену? — Милый, — сколько было радости в этом голосе. Проснувшаяся Корделия, казалось, даже не замечала происходящего вокруг.