***
И к чему эта помпезность? Нет, понятно, для чего нужно связывать руки и почему обращенные должны стоять сзади и угрожающе шипеть, но вот зачем для этого стоять на коленях в банкетном зале и чего-то ждать — решительно непонятно. — Головой не верти, — раздался над ухом Аято голос Коу Муками. — У меня шея затекла, — пробурчал он в ответ. — Король приказал никому не шевелиться, — Коу сказал это, почти не шевеля губами. — Ну вот вы и стойте себе неподвижно. Плевать я хотел на этого ублюдка и его приказы. — Слушай, я резко тебя зауважал, — сказал Субару, разминая плечи. — Друг, не сильно руки стянул? — спросил у него Юма. — Могу ослабить, но не слишком сильно. — Нормально, сойдет. — Я б вообще не связывал, но приказ… Не могу не слушаться. — Не парься. Я понимаю. — Господа, ну может кто-нибудь все-таки сходит и поднимет мою шляпу около особняка? — жалобно спросил Райто. — Перестань шуметь. Возле особняка нет твоей… шляпы. Ее либо затоптали… либо забрали… Охотники, — отозвался Шу, который, видимо, по максимуму получал удовольствие от сложившейся ситуации, ведь сейчас ему не нужно было шевелиться и что-то делать. — Блять, и почему все, что могло пойти не так, сука, пошло не так? — сказал Субару, и после его слов Канато сглотнул. — У нас было слишком мало времени на разработку и отработку плана, — ответил Рейджи. — Многие аспекты не были должным образом отпепетированы, не были учтены многие внештатные ситуации, да и исполнение некоторых частей… подкачало. Канато снова сглотнул. — Мальчики, вы уже здесь, — сука, а где еще мальчики должны быть, если ты сам приказал их связать, уважаемый папаша? Карлхайнц переоделся в дорогой парадный костюм, которым, видимо, очень гордился. Его рука в белой перчатке держала руку Ю… то есть, уже маменьки. В любом случае, Аято это не нравилось. Юи жива, но явно нездорова — бледная кожа и вздрагивания время от времени тому подтверждение. Ей наверное жутко холодно в этом платье с открытыми плечами. Блин, у нее такие красивые плечи. Она вообще вся такая красивая… так, не отвлекаться. «Ну давай, держи ее за руку, — думал Аято, глядя на своего, прости, Господи, отца. — Все равно отправишься туда же, куда и дядюшка… Вы посмотрите, какой херов джентльмен нашелся — помогает даме сесть на диванчик. Лучше б снял с себя этот уродский фрак и накинул бы ей на плечи — она ж вся дрожит! Так, он что… руку ей целует?! Специально меня провоцируешь?! Ну все — ты труп!» — Не трогай ее, слышишь?! — закричал Аято, пытаясь встать, но его тут же схватили сзади трое, а то и четверо обращенных. — Я рад, что сегодня мы все собрались здесь, однако нашу счастливую встречу я вынужден омрачить разбирательством одного насущного дела, — Карлхайнц, сидящий на диване в центре зала, закинул ногу на ногу. — Руки, подойди сюда. От стены отделился молчаливый и удрученный Руки и прошел к дивану, прихрамывая на левую ногу. Бедолага. Глядя на него, Аято чувствовал, что виноват. Прежде всего в том, что позволил всему этому случиться.***
Аято! «Замолчи. Это бесполезно — он тебя не слышит.» Аято! Я здесь! Посмотри на меня! «Он и так с твоего тельца глаз не сводит. О, посмотри, как рвется в бой. Я едва узнаю его. Он никогда таким не был.» Почему он связан, мама? Почему все они связаны?! Им всем больно! Это ведь ОН сделал, да? Скажи ЕМУ, чтобы их развязали! Ты же можешь! Пожалуйста, мама! «Замолчи, кому говорю! Хватит вести себя, как маленькая девочка. Ничего страшного пока не произошло — просто мальчики нахулиганили, и их отец должен отчитать их исключительно в воспитательных целях.» Они пришли за мной! Они пришли спасти меня! Я должна выбраться! «Хм. Попробуй.» И Юи попробовала. Корделия это ощутила с помощью очередного резкого приступа боли во всем теле. Вот ведь! Стоило этой девчонке увидеть Аято, как она снова стала вести себя просто отвратительно. Наивная. Неужели она думает, что Корделия действительно позволила бы им быть вместе? Конечно, в Юи было вложено не меньше труда, чем в Аято, но они все же на разных уровнях. Аято все-таки будущий правитель — в качестве спутницы жизни ему подойдет только девушка, обладающая острым умом, утонченными манерами, вкусом, умением держать себя и расположить к себе, твердой осанкой, изящными жестами и плавной походкой и способная не только быть его украшением, но и верной советницей и защитницей как в горе, так и в радости. Корделия хмыкнула про себя. Будь фигура Юи выразительнее, она бы вполне подходила — все-таки Корделия хорошо ее воспитала. Немного жаль, что все так обернулось. Корделия любовалась на профиль ее любимого Карла, едва сдерживая себя в желании поцеловать его прямо здесь, на глазах у всех. Это его любимый костюм. Он так ему идет. Карл сидит так величественно и очень похож на короля. Он и есть король. Король вампиров. Будущий король всего мира. Ее король. — Ты знаешь, что нужно делать, Руки, — сказал Карлхайнц, когда Корделия обвила руками его локоть. — Да, — покорно сказал он, опускаясь на колени. Он кинул взгляд на Корделию. Вернее — на тело Юи Комори. Несчастный мальчишка. Несчастный влюбленный мальчишка, так и не осознавший это ввиду своего все еще мальчишеского мышления. Что же ты желаешь найти в этом лице? А главное — что за глупость ты сотворил? Ты, всегда холодный и рассудительный? Захотелось взбунтоваться, напакостить или же…? Руки опустил голову к ноге Карлхайнца и первый раз поцеловал ее. Так ему нужно сделать еще девять раз. Это — справедливое наказание за ослушание приказа короля. Не могу смотреть на это… «Так не смотри. Никто не заставляет тебя.» Корделия услышала всхлип Юи. Он больно резанул по ушам. Пусть сэр Руки встанет. Он не виноват! Попроси ЕГО прекратить это! «Боже, какая ты надоедливая!» Как ты можешь спокойно на это смотреть?! Неужели у тебя нет сердца?! Юи резко замолчала, будто поняв, что перегнула палку. Корделия нахмурилась. «Ошибаешься, дорогуша. Только сердце у меня и осталось,» — с отвращением и злостью подумала она. Руки поднял голову от пола, но взгляд его все еще был направлен куда-то на ножки дивана. Карлхайнц быстро исправил эту ситуацию: носком ботинка он приподнял голову Руки. Сердце будто сжало в тиски. Опять Юи бушует? — Клянешься ли ты, Руки Муками, в верности мне? — спросил ее Карл. Корделия незаметно щелкнула пальцами. «Приказываю тебе сказать, что клянешься,» — одними губами произнесла она, видя, что Руки собирается сказать совсем не то, что порадовало бы ее мужа. — Я клянусь в верности Вам, мой король, — хрипло и вымученно сказал Руки. — Будешь ли ты, Руки Муками, выполнять наши приказы безоговорочно? — спросила Корделия только для того, чтобы он на нее обернулся. Как и ожидалось — на него очень больно смотреть. Неужели он и его братья действительно хотят умереть? Корделия никогда не прислушивалась к их потаенным мечтам. — Я буду исполнять Ваши приказы до тех пор, пока являюсь Вашим обращенным, моя госпожа, — сказал Руки. — То есть до самой моей смерти. Корделия посмотрела на него. И на его братьев, стоящих вдали. Что они думают о смерти? Неужели они считают свое обращение ошибкой? Глупцы. Неужели не осознали, какое благо сделала им Корделия, спася от смерти? Благо ли?.. — Это чудесно, — улыбнулся Карл. — Встань, Руки. Настало время тебе доказать свою преданность мне. Он достал из ножен, висящих на стене, меч. Корделия сразу узнала его и отвлеклась от мыслей. — Этот серебряный клинок имеет большое значение для нашей семьи, — сказал ее король. — Это последний подарок моего отца. И именно им Корделия некогда убила своего отца. — Да. И Рихтера тоже, — ухмыльнулась Корделия. Ее Карл улыбнулся. — Сейчас он тоже понадобится нам, — сказал он. — Приведите нарушителя. Мама! Зачем Аято ведут сюда?! Ему… его сейчас…! Останови это, мама, прошу тебя! Я больше не скажу ни слова, только пусть это кончится! «Тише! Еще ничего не произошло.» Аято смотрел на отца злобно и дерзко, словно в любой момент был готов плюнуть ему в лицо. В его оскале, хищном блеске глаз, сурово насупленных бровях Корделия видела себя. В женственных движениях Канато, в манерности Райто — во всем этом она видела себя. В душе воцарилось легкое облегчение. Пусть от самой Корделии не осталось почти ничего, ее частички продолжают жить в них троих. Аято вырывался. Кинжал у него не отбрали, но он висел на поясе, докуда связанные за спиной руки не могли дотянуться. — Этот нарушитель, Аято Сакамаки, вознамерился лишить нас твоей госпожи, ты ведь понимаешь это, Руки? — спросил Карлхайнц, протягивая ему клинок. — За это его стоит подвергнуть высшей мере наказания, — Руки взял клинок. — Я приказываю тебе, Руки Муками: убей его и докажи свою преданность королю. «Что?!» — раздалось в голове Корделии два одновременных возгласа — Юи и ее внутренний. Но внешне она оставалась спокойной. — Карл, — вкрадчиво произнесла она, встав рядом с мужем и обвив его руку. — Мальчик просто немного заигрался и вовремя не осознал рамки допустимого — нужно сделать скидку на его возраст. Ты уверен, что… — Чего ты ждешь, Руки? — ее король, к огромному сожалению, сейчас был совсем не готов ее слушать. Все его мысли, верно, занимал лишь Руки, изо всех сил сопротивляющийся силе его приказа. Это бывает с Карлом — иногда он слишком увлекается. — Совсем крыша поехала, — пробормотал Аято, сумев разорвать веревки. Но обращенные все равно крепко держали его. Этому он уже не мог противостоять — прошло уже очень много времени с тех пор, как он пил демоническую кровь. Ну что, дорогой, жалеешь теперь о том, что отказался пользоваться Юи больше и чаще? Как вообще можно отказаться от демонической крови только потому что у ее сосуда один раз случилась анемия? Руки медлил. На его лице отражалось страшное мучение. Корделия незаметно щелкнула пальцами. «Приказываю тебе, Руки Муками, остановиться и повторять за мной,» — прошептала она одними губами, зная, что Руки услышит ее. Потому что обращенных и их хозяина связывает большее, чем рабский контракт и общая смерть. Клинок остановился в паре миллиметров от груди Аято. — …Я не могу навредить наследнику короля. Таков был первый приказ моей госпожи, — произнес Руки с явным облегчением и опустил клинок. Громко выдохнула Юи. Корделия тоже позволила себе незаметно перевести дыхание. Лязг металла прервал этот краткий миг спокойствия. Это Карлхайнц забрал клинок. — Наследнику? — пробормотал он. — Наследнику короля? — Аято готовился к этой роли с самого детства, — не без гордости сказала Корделия. — Несмотря на его импульсивность и вспыльчивость, он превосходный лидер. Он способен вести за собой. Он готов стать королем. Аято цокнул языком. Он, видимо, никогда не устанет отрицать очевидное. Но от судьбы не уйдешь, как от нее ни открещивайся. Пришли бы за Юи так быстро, если бы не Аято? Вряд ли. — «Готов стать королем»? — в следующий момент Карлхайнц издал очень странный звук. Услышав его, Корделия застыла, как вкопанная. Только потом она поняла, что это был смех. — Твоя мать так хвалит тебя — должно быть, ты действительно очень способный, — сказал он Аято, поднимая клинок. — Возможно, твое дарование и могло бы послужить на пользу, вот только… Второй «король» мне не нужен. Он замахнулся на Аято, но тот остановил его кинжалом. — Вот и замечательно, — сказал Аято. — Мне, честно говоря, и первый особо без надобности. — За словом в карман не лезешь — совсем как я в лучшие годы, — маска легкого равнодушия окончательно спала с лица Карлхайнца — теперь в его глазах горел азарт, а вместо рта был оскал. — Завались. Лучше сдохнуть, чем стать в чем-то на тебя похожим. — Ты прав. Один из нас сегодня должен умереть. Карлхайнц снова замахнулся, и снова клинок с кинжалом встретились. Этот отвратительный звук отозвался в ушах Корделии, сердце, коже, голове — во всем теле. — Карл, — подалась она вперед и сказала ломаным голосом. — Успокойся. Оставь его. Это не стоит… — Корделия, не мешай мне. Мимолетный взгляд янтарных глаз, брошенный на нее, ввел ее в ступор. Сколько в нем гнева, сколько злости… Неужели это из-за нее? Ее слова оскорбили его? Сможет ли он ее простить? А если не простит, то…? Корделия смотрела, как обороняется ее сын от ее мужа. Они не равны по силе — исход предрешен. «Не нужен второй король». «Не нужен второй король»? Что это значит? Что все ее труды, вложенные в обучение этого неугомонного ребенка, бесконечная ревность к Беатрикс, которая родила ему сына раньше ее, спасение Аято из озера, от пневмонии, от плохого окружения — все это было неважно, ненужно? Потому что ему никогда и не нужен был наследник? Сердце сжалось в тиски. Захотелось смеяться и плакать одновременно. Если бы у нее не было сыновей, она бы не умерла. Она до сих пор была бы самой собой. Кинжал с громким звуком упал на пол. Аято был прижат к стене. Судя по всему, он ударился головой. Его зеленые глаза посмотрели прямо на Корделию. Ее глаза, ее нос, ее подбородок, ее губы — все это ее. Ее плоть, ее кровь, ее Аято — ее надежда, ее спасение, ее главный инструмент в жизненной борьбе. Если бы не было его и его братьев, было бы у Корделии столько своего? Снова сердце сковало в тиски. И это не Юи. Корделия поняла, что это. Это вина — ее вина. — Это твой сын, Карл. Это мой сын. Отойди от него. Не трогай его, — она не может сказать это громче, чем ломаным бормотанием. Потому что слишком любит Карла, потому что очень болит голова из-за анемии. АЯТО! Это прозвучало очень громко. Корделия схватилась за голову, которая резко закружилась. Очередной приступ боли пронзил все тело. Чертова анемия! Чертова девчонка! …Не до конца придя в себя, Юи бросилась к Аято.***
Аято не планировал умирать сегодня. Да и вообще в ближайшее время. Тем более — от рук внезапно объявившегося отца. И вообще, мысли о собственной смерти — это уже давным-давно пройденный этап. — Прекратите это немедленно! Юи, видимо, была того же мнения. Погодите. Юи? И правда она! Встала и загородила Аято собой, направив грудь прямо под клинок папаши. Она едва стояла на ногах — Аято видел, как она дрожала. Еще и спина голая, да что же это такое! — Так ты и есть Юи Комори — девочка, всю жизнь прожившая с демоническим сердцем, — Карлхайнц направил клинок ей на грудь; разгневанный Аято начал рыскать по полу в поисках кинжала. — Давно мечтал поговорить с тобой по душам: судя по отзывам, ты весьма благоразумна. И, судя по тому, что я могу видеть сейчас, еще и бесстрашна. — Вы ошибаетесь — я вовсе не бесстрашна, — ответила ему Юи. — Просто я знаю, что Вы ничего мне не сделаете. Не сможете сделать. В противном случае Вы потеряете свою основную силу — армию обращенных, собранную Вашей женой. — И после этого ты говоришь, что не бесстрашна? Хотя ты действительно весьма сообразительна, Юи… Аято оттянул Юи от него и, заслонив ее собой, выставил вперед кинжал. — Не смей называть ее по имени, слышишь? И трогать ее я тебе тоже не позволю. Сделав еще один взмах рукой, Аято смог выбить клинок из рук Карлхайнца. Он приподнял брови. — Бежим, — скомандовал Аято, потянув Юи за руку. Неудобно ей наверное бегать в таком длинном платье и на таких каблуках. Нужно будет поднять ее и дальше нести на руках, как только представится возможность. Только Аято успел об этом подумать, как заметил, что все выходы перекрыты очень враждебно настроенными обращенными. И когда только Муками успевают их призывать с разных уголков Токио? Вообще неясно. С такой толпой ему одному не справиться. Аято услышал, как Карлхайнц щелкнул пальцами и скомандовал: — Взять их. Дерьмо. — А-а-аято, — дрожащим голосом сказала Юи, оглядываясь на Муками и их обращенных, которые медленно надвигались на них. — Знаю, — ответил он, притягивая ее к себе. — Значит так: ты направляешь, я бью, поняла? — Есть, сэр. Так точно, сэр, — кивнула Юи, продолжая смотреть по сторонам. Господь, как он по ней соскучился! В порыве чувств Аято быстро поцеловал ее в макушку. — Возьмут они тебя, как же, — пробормотал он. — Только через мой труп. Они двинулись одновременно. И на этот раз абсолютно синхронно. Неудобная одежда нисколько не помешала Юи ловко и быстро двигаться и направлять его. Тем более, сейчас они были не одни. — Ну наконец-то! — воскликнул Субару, которому вместе с остальными удалось выбраться. — Настроение как раз разбить кому-то рожу. — Я с тобой. Вот у того бородатого моя шляпа. Она ему даже не идет! — судя по интонации Райто, пощады обращенным ждать не предвидится. — Нам нужно выбраться отсюда живыми, Тедди, — сказал Канато. — Нужно дойти до нашей комнаты и спрятаться под кроватью. Сейчас пройдем через толпу обращенных — и будем почти на месте. Мы ведь справимся, правда?.. А-А-А, МЕРЗКАЯ ТВАРЬ, ОТСТАНЬ ОТ МЕНЯ!!! — Аято не сомневался, что он справится. Неожиданным образом проявил себя Рейджи. Долго бормоча себе под нос, он скептически осматривал обращенных, пока не кинулся в самый центр основного места действия с оставшейся веревкой наперевес. В результате этого взаимодействия получилась прямо-таки выставочная композиция: обращенные и морские узлы. Любители, наверное, оценят. Шу занимался тем же, чем и всегда: спокойно дремал на полу, повторяя, как тут шумно. И этим, как ни странно, он тоже весьма помогал делу: некоторые обращенные просто спотыкались об него. Юи, естественно, тоже видела все это. И была рада — даже лицо, кажется, перестало быть таким серым. — Спасибо, что пришли за мной! — вдруг воскликнула она. — Правда! Спасибо! — Не за что, сучечка! — ответил Райто, который вновь обрел уверенность в себе, то есть свою шляпу, разумеется. — Если бы мы не согласились, братец Аято точно сошел бы с ума! Ну вот обязательно это было при ней говорить?! Аято планировал чувствовать себя героем еще немного. Но Юи улыбнулась. — Ты волновался за меня? — спросила она. — Ты еще спрашиваешь! Юи улыбнулась шире. — Я рада. Я очень-очень рада, — прошептала она, когда поморщилась. Ее голова упала Аято на грудь. — Ты чего? Тебе плохо? — тут же забеспокоился он. — Голова болит, — призналась Юи. — Это, должно быть, из-за анемии. Еще и мама… сопротивляется. Я в порядке. Это скоро пройдет. — Не-а, так не пойдет, — сказал Аято, глядя поверх толпы. — Рейджи, Райто! Уведите ее подальше и последите за ней. — Аято, а как же…? — сказала Юи, когда подоспевшие Рейджи и Райто взяли ее под руки. — Молчи, блинчик. Не мешай геройствовать. Юи увели. Нужно кончать с этим. Неизвестно, сколько она еще протянет, а Аято ее еще отцу возвращать. Кстати, а где его так называемый отец? Куда запропастился? Откуда он вообще здесь взялся? Столько вопросов, а ясности вообще не прибавляется. Справа от Аято Субару снова вдавил чье-то лицо в дорогой паркетный пол. — Это было круто, друг, — оказывается, это был Юма Муками. Ведомый приказом он снова поднялся и продолжил биться с младшим братом Аято. Все же ему не понять сложную динамику их отношений. С другой стороны от Аято оказался Руки Муками. Аято тут же развернулся в другую сторону: все же ему казалось правильным по возможности не бить по этому несчастному, и так уже искалеченному обращенному его маменьки. Но если он начнет нападать… Тогда Аято Сакамаки за себя не отвечает. — Пустите! Аято обернулся. А вот и отец — возле своего любимого дивана, на котором лежит Юи. А возле стоит Коу Муками с новыми очками и шляпой. Очень знакомыми очками и шляпой. Блять. — Все-таки ты действительно бесстрашная, Юи Комори, — Карлхайнц взял ее подбородок двумя пальцами. — НЕ ТРОЖЬ ЕЕ!!! — воскликнули хором три голоса: Аято, Субару и… Аято обернулся на Руки. Серьезно?! И он тоже?! Какая, однако, большая конкуренция. Но нет времени думать об этом. Аято рванул вперед, но обращенные преградили ему путь. Дерьмо, дерьмо, дерьмо!!! — Ты права, Юи: я действительно не намерен причинить тебе вреда, — продолжал тем временем Карлхайнц. — Более того — я искренне хочу изучить тебя. Досконально. Ты очень интересна мне. — Как «Ценное приобретение»? — спросила Юи. — В том числе, — кивнул Карлхайнц, трогая ее волосы, что Юи явно не нравилось. — Ты действительно обладаешь огромной ценностью, Юи, даже если сама этого не осознаешь. Ты — уникальный гибрид, венец всех моих изучений и экспериментов. Ты — основоположница моей армии, и именно тебе суждено положить начало новому роду, что станет во главе этого мира вслед за мной. — Вы видите себя главой всего мира? — произнесла Юи. — Это очень почетный титул. Чтобы стать достойным его, нужно сделать очень многое. — Да. И я уже перечислил много всего… — Но ведь это сделали не Вы. Ничего из этого Вы не сделали сами, своими руками. «Венец» Ваших экспериментов был создан Охотниками, армию собрала Ваша жена и ее обращенные, а нашел и привел меня сюда Рихтер. Где же тогда Вы? Получается, главой мира достоин стать кто угодно, но только не Вы. Карлхайнц рассмеялся во весь голос. — Я начинаю понимать, что нашел в тебе Аято, — сказал он. — Хорошо. Если тебе угодно, ты можешь считать, что исход дела зависит от простых работников, а не от организатора. Однако есть одна не менее значимая вещь, которую я точно создам своими руками. Мы создадим ее вместе. Мы положим начало новой жизни, новому роду, новому миру. — Нет, — резко отрезала Юи. — …Нет? — Карлхайнц, казалось, удивился. — Нет, — уверенно повторила Юи. — Этому не бывать. — Почему же? — Потому что я не согласна. Я не хочу этого. Карлхайнц усмехнулся. — Ты напомнила мне мою кузину Мэгуми, хотя общественности она была больше известна как Криста, — сказал он. — Она тоже не хотела подчиняться мне. Не хотела принимать того, что в своем положении она абсолютно беспомощна. Она очень плохо кончила, Юи, и поэтому я настоятельно советую тебе принять новый мир и стать со мной в его главе. — Но ведь нет никакого нового мира и новой морали, — сказала Юи. — Мир, который Вы хотите создать, — это всего лишь культ имени Вас самого. Вы пытаетесь найти себе оправдание, прикрываясь идеей о прекращении страданий людей, но на самом же деле Вы жаждете власти, жаждете признания, жаждете ощутить собственную значимость. Именно поэтому Вы не терпите «вторых королей». Вы боитесь, что Аято может оказаться лучше и способнее Вас. Разве я не права? Аято был уже почти возле них, поэтому отчетливо услышал, как у его отца скрипнули зубы. — Как смеешь ты говорить подобное своему королю?! — его голос понизился др свистящего шепота, когда он дернул Юи за волосы. — Ты не бесстрашна, ты безрассудно глупа, раз считаешь, что подобное сойдет тебе с рук! Мне не составит труда сделать так, что ты безропотно выполнишь все, о чем бы я тебя ни попросил. Но я ведь прошу от тебя совсем немногого, Юи: всего лишь родить мне ребенка, в котором смешается кровь вампирская, демоническая и человеческая. — Этого никогда не случится. Потому что я никогда не подчинюсь Вам, — сказала Юи. — Ни сейчас, ни когда-либо еще! Она резко выставила руки вперед, но тут же была схвачена за шею. — Какая упрямая, — пробормотал Карлхайнц. — Меня не заботит твое мнение. Потому что ты уже моя! С того самого момента, как на твоей шее появился мой укус, ты принадлежишь мне! — Нет! — Ты смеешь сомневаться?! — прошипел Карлхайнц, наклонив ее голову. — Ах, я понял. Укус моего сына заставляет тебя отрицать очевидное. Видимо, настало время перекрыть и его. — Нет! — Юи попыталась прикрыть шею руками, но руки Карлхайнца чуть не сломали ей запястья. — Отвянул от нее!!! — воскликнул Аято, наконец добравшись, и полоснул отца по щеке кинжалом. Тот оторвал свое лицо от шеи Юи, и Аято прижал ее снова задрожавшее от боли тело к себе. Карлхайнц вытер большим пальцем кровь со своей щеки, брезгливо поморщился. От прежнего спокойствия не осталось и следа. Волосы растрепались, а фрак помялся. Жалкое зрелище. — Как же ты надоел, — прошептал он. Аято не успел сообразить, что произошло. Он лишь успел увидеть, как отец снова схватился за клинок, и повернуться так, чтобы удар не пришелся по Юи. — АЯТО!!! — любимая, зачем кричать прямо в ухо? Аято не забыл свое имя. Боль пришла с осознанием того, что его плечо стало идеальными ножнами для отцовского клинка. Аято стиснул зубы. Карлхайнц всадил клинок глубже. Аято не вскрикнул — лишь сильнее прижал Юи, схватившуюся за сердце, к себе. — Какой же ты все-таки упрямый, сын мой, — сказал Карлхайнц. — Это качество одновременно помогает и мешает тебе. Если бы ты просто отдал девочку, я, быть может, отпустил бы тебя. И каждый из нас остался бы доволен. — Заткнись. Не заговаривай мне зубы — все равно ничего не выйдет, — Аято хотел сказать это круто, но почему-то получилось очень хрипло. — Мне плевать на тебя, на твои желания и на то, как ты планируешь жить. Но вот на нее, — он посмотрел на Юи, закрывшую глаза, — мне не плевать. И ради нее я сделаю так, чтобы ты и тебе подобные больше никогда не смогли приблизиться к ней. — Какая рьяность, злость и ревность. Весь в матушку, с головы до пят, — Карлхайнц улыбнулся. — Заткнись. Карлхайнц резко вынул клинок из плеча Аято, отчего он упал на пол. Боль резко отдавалась у него в голове. Юи, потерявшую сознание, Карлхайнц схватил за локоть, а клинок приставил к горлу Аято. — Знаешь, Аято, я даже в какой-то степени обязан тебе, — мерзкая улыбка не сползала с лица отца. — Спасибо тебе и твоим братьям за то, что так изящно расправились со своей матушкой. Начисто изуродовали тело, но сердце оставили нетронутым — поистине ювелирная работа. Я долгое время не хотел приниматься за это: не всякий наемный убийца даже за высокую плату сделал бы это так осторожно, как вы. — Чего? — не понял Аято. — Восемнадцать лет назад я все же решился сделать это. Но, к счастью, мои сыновья опередили моего наемника, — Карлхайнц усмехнулся. — Честно говоря, в глубине души я предполагал, что все именно так и будет. Как только Корделия сообщила мне, что беременна, я подумал, что ее дитя погубит ее, так похожую на собственного отца, короля демонов. Такая женщина, как она, просто не способна стать хорошей матерью. — …Что? Корделия открыла глаза и встала на ноги, пошатываясь. Дело дрянь. — Что? — ее голос дрожал. — Что это значит, Карл? — Корделия, не нужно притворяться дурой — тебе это совсем не к лицу, — Карлхайнц посмотрел на нее с неким раздражением. — Мы ведь оба понимали, что для создания нового рода будет мало гибрида человека и вампира, человека и демона или вампира и демона. Для этого нужно было нечто принципиально новое. Ради этого мы стольким пожертвовали, Корделия. Ради этого ребенка. Ради нового мира и новой морали. Более нам не нужен никто и ничто. Сейчас мы близки к нашей цели как никогда. Нужно лишь устранить оставшиеся помехи. Карлхайнц занес клинок над грудью Аято, когда в его голову прилетела туфля на высоком каблуке. В плечо ему прилетела вторая. — Корделия? — он обернулся на нее. Маменька стояла, сложив губы в ту самую улыбку, которой она всегда показывала, что доминирует над ситуацией. Но по тому, что вся она до сих пор дрожала, этого нельзя было сказать. — Ох, прости, дорогой, просто теперь, когда мы так близки к «нашей» цели, обувь мне явно больше не нужна, — сказала она, подняв глаза. Все ясно — она на грани истерики. — Да мне, по большому счету, и перчатки теперь не нужны. Она подошла к мужу и демонстративно сорвала одну перчатку. — Кор… — начал он. — Этот клинок тоже тебе теперь не нужен, милый. Избавься от него, — она вырвала у Карлхайнца из руки клинок и бросила на пол. — Почему ты смотришь так удивленно? — продолжала она с нервным смехом. — Ты ведь сам только что сказал, что нам больше ничего не нужно, только ребенок — начало нового рода. Так чего же мы ждем, Карл? Давай сделаем это прямо сейчас! Я полностью готова. — Корделия… — Вот только знаешь, милый, не мог бы ты объяснить своей жене, которая так любит притворяться дурой, еще одну вещь. Когда и это дитя меня убьет, что непременно случится, потому что я дочь своего отца, а значит по определению отвратительная мать, куда ты подсадишь мое сердце, Карл? А если новый ребенок сделает это не так «изящно»? В таком случае, тебе нужно будет обучать его искусству убивать свою мать с самого детства… — Корделия! — воскликнул Карлхайнц. — Ах, да! Я так хорошо притворилась дурой, что даже забыла, что этого ребенка буду воспитывать не я, а Юи Комори! Она громко рассмеялась. Получилось совсем не натурально. Аято почувствовал мимолетное прикосновение ее руки к своей голове. — Ты, должно быть, очень устала, Корделия, — ее муж протянул ей руку. — Тебе нужно отдохнуть. Маменька быстро посмотрела на Аято и отвернулась. — Да, ты прав. Я устала, — пробормотала она, подняв руку вверх и щелкнув пальцами. — Муками, я приказываю: взять его, — сказала Корделия дрожащим голосом и указала на Карлхайнца. Так быстро приказ обращенные не исполняли, наверное, еще никогда. Уже через несколько мгновений король вампиров оказался совершенно обездвижен. — Что это значит, Корделия? — возмутился он, пытаясь вырваться. Корделия подошла к нему совершенно молча. Схватив его за воротник, стремительно поцеловала в губы — Аято подавил в себе приступ ревности и рвотный рефлекс. Корделия так же стремительно оторвалась от губ отца и отвернулась, обхватив плечи руками. Их с Юи тело на двоих явно держалось на последнем издыхании. — Корделия, я… — начал ее муж. — Руки, лови, — сказала она, подняв с пола клинок и бросив его. Щелкнула пальцами. Руки тут же приставил его к груди Карлхайнца. — Если хочешь жить — не шевелись и молчи, — процедила Корделия. — Все замолчите. Все разом. Она щелкнула пальцами. Муками сделали то же самое. Обращенные замерли. Все замерло и затихло. — Так намного лучше, — прошептала Корделия, продолжая идти по банкетному залу, качаясь, будто от ветра. Пройдя еще несколько шагов, она остановилась. — Чертова анемия, — сказала она и упала.***
Бедное неразумное дитя, только из-за крови своей ты ему и нужна. Не будешь ты с ним счастлива никогда. Ходить к тебе будет лишь когда проголодается, а ты будешь проклинать его последними словами… Когда-нибудь ты вспомнишь мои слова. Черное облако из этих слов уже долго висело здесь. В их общем сознании. Юи услышала хриплый смех. — Как в воду глядел, старый мерзавец. Действительно вспомнила. Юи чувствовала себя просто ужасно. Она была разбита, сломлена, истерзана. Тем не менее, она нашла в себе силы оглянуться. Корделия лежала на спине, сложив руки на груди. Ее подбородок дрожал, а глаза странно блестели. — Ну что, дорогуша, счастлива? — повернула она голову в сторону Юи. — Из нас двоих мой муж выбрал тебя. Поздравляю с очередным завоеванным мужчиной в твоем списке побед. Их у тебя уже накопилось наверное даже больше, чем у меня. — Мама, — начала Юи. — Аято поцарапал его щеку. Серебряным кинжалом! Родного отца! — Твой муж чуть не убил его. Родного сына, — угрюмо заметила Юи. Корделия хмыкнула. — Аято выглядел таким решительным. Так отважно держался в попытках спасти тебя. Настоящий рыцарь! — сказала она, посмеиваясь. — Никогда его таким не видела. Что ты с ним сделала? — Ничего. Он был таким с самого начала. Он всегда помогал мне и спасал меня. — Боже, какая ты… Неужели всех окрестных мужчин ты подкупаешь именно этим? — Мама. — Что? Перестань так смотреть на меня, слышишь?! — Мое тело лежит без сознания. Аято все еще ранен, снаружи особняка Охотники. Среди них папа, сэр Сейджи и госпожа Рэм. Мы не можем все так оставить! — сказала Юи. — Не терпится приступить к исполнению плана Карла?! — Корделия приподнялась; ее глаза заблестели еще сильнее. — Вперед! Иди! Только хочу тебя предупредить, что беременность была худшим временем в моей жизни. Хотя что я говорю! Я же дочь своего отца, отвратительная мать от начала и до конца! — Я не собираюсь этого делать, мама. — Ну и дура, — Корделия горько усмехнулась. — Лучший мужчина во всем мире сказал, что хочет от тебя ребенка, что только ты сможешь подарить ему наивысшее блаженство — достижение желанной цели. Будь я на твоем месте, я бы тут же согласилась. Она шумно вдохнула. — Я ведь могу полностью подавить тебя и стать полноправной хозяйкой этого тела. Родить Карлу ребенка и думать, что он действительно мой. Если Карл будет счастлив, то я вполне готова это вынести. Жена ведь всегда счастлива, когда счастлив ее муж, правда? — Юи наконец поняла, что она не вздыхает, а всхлипывает. — Несмотря на то, что он только что сказал, что весь мой многолетний труд по воспитанию наших детей был пустой тратой времени. Несмотря на то, что он хотел убить меня. Несмотря на то, что он сейчас искалечил моего сына и сильно усугубил твое и без того слабое здоровье. Я бы проглотила все это. Мне настолько плевать на его «новый мир», что даже тошно, но… Если я в очередной раз ему угожу, рано или поздно он ведь поймет, что самое большое его счастье — это быть со мной… Черное облако становилось все гуще и гуще. Корделия шмыгнула носом — совсем не кокетливо и не жеманно. — Боже, какая я дура, — прошептала она, и ее щеки и нос покраснели. По ее щекам заструились слезы, но она пока не замечала этого. — Юи, я ведь на самом деле завидую тебе. Всегда завидовала, с самого твоего рождения, — Корделия вдруг повернулась к ней. — Ты ведь даже не осознаешь, как тебе повезло. Ты мечтала о свободе, как и я, но наши положения слишком разные. Один только твой отец, который горы ради тебя свернет, чего стоит. А Аято? Всю его жизнь я тщетно пыталась вылепить из него короля, рассчитывая на огромные почести и благодарности, но лишь за несколько месяцев, проведенных с тобой, он изменился до неузнаваемости: он стал настоящим лидером, а ты стала главной женщиной в его жизни. — Но это ведь не совсем… — И сейчас, будучи сильно раненым, он зовет тебя. Он хочет, чтобы проснулась ты, а не я. Они обе не могли не слышать голоса Аято, не могли не чувствовать, как он трясет бездыханное тело за плечи. — Тебе всегда все удавалось так легко, — продолжила Корделия. — Ты не шла по головам, не боролась за место под солнцем, но расположение людей и вампиров, симпатия мужчин, признание тебя человеком, а не экспериментом, примирение с отцом — все это как будто с неба на тебя падало. А я боролась. Всю жизнь боролась за счастье — и где я теперь? Я лишилась собственного красивого тела, любовника, долгих лет жизни, которые я могла потратить не на ожидание чего-то — и все ради того, чтобы Карл сказал мне, что хочет ребенка, который не будет ~моим~. Он будет похож на тебя, а не на меня. Неужели это то, чего я заслуживаю? Неужели отец был прав?! А что мне тогда следовало сделать?!!! Последнюю фразу она прокричала… и заметила, что плачет. Теперь у Корделии покраснела еще и шея. Она попыталась прикрыться руками и волосами. — Мама, — у Юи в глазах тоже стояли слезы. Она прошептала это очень тихо и раскинула руки, чтобы сделать то, о чем грезила очень давно. Было видно, что Корделии ужасно стыдно представать перед кем-либо в таком виде, пусть это всего лишь их общее сознание. Юи обнимала ее и понимала, что эти слезы она копила в себе уже очень долго. Каждая обида, каждое предательство, каждая тоска очередным одиноким вечером — все было в этих слезах. — Черт!.. Это все из-за тебя!.. Я терпеть не могу слезы!.. Как только очнулась в твоем теле, сразу стала такой сентименальной! — рука Корделии вдруг погладила ее по голове. — Ладно, я это скажу, все равно хуже уже не будет, — она всхлипнула. — Юи, моя маленькая принцесса из церкви, ты действительно очень умная и добрая. Ты, должно быть… намного лучше меня. Я не твоя родная мать и никогда ей не стану, но… Я так тобой горжусь. Ты, Аято, Канато и Райто — вы все моя… гордость. Они обе одновременно всхлипнули. «Юи! Ты слышишь меня? Если слышишь, сделай хоть что-нибудь! Юи! Очнись!» — снова услышали они голос Аято. — Нужно очнуться, — сказала Юи, — и покончить с этим раз и навсегда. Король вампиров помешался на своей идее. Если ты не пресечешь это, мама, то ни к чему хорошему это точно не приведет… — Нет! — воскликнула Корделия. — Юи, я… не смогу. На протяжении всех этих лет я считала, что он единственный любит меня не за внешность, не за кровь, а за что-то еще… Видимо, в этом проблема. Меня не за что больше любить, — она вздохнула. — Я слишком люблю его, Юи. Похоже, это не лечится. Она хотела хмыкнуть, но лишь скрестила руки на груди. Она выглядела растрепанно и жалко. — Что же тогда делать? — спросила Юи. — Дьявол, я не знаю! — воскликнула Корделия в отчаянии. — Я ничего не знаю и не понимаю! Никогда не понимала! — …Юи, помоги мне, — прошептала она едва слышно. — Помоги мне все исправить, вернуть все как было. — Боюсь, в полной мере это невозможно, — пробормотала Юи. — Ты совершила много зла, мама, и это будет очень трудно искупить… — Я знаю. Я не жду прощения, — тихо сказала Корделия. — Я лишь хочу, чтобы это кончилось. Если за столько лет я так и не дождалась счастья, оно уже и не появится. Я больше не хочу жить в чужом теле, как паразит. — Не говори так. Ты не паразит. Совсем нет. Ты… моя мама. Пусть не идеальная, но… другой мне не нужно, — Юи почувствовала, как снова начинает плакать. — Ты… ты ведь спасла мне жизнь. Без тебя я была бы мертва. По большому счету… получается, мы обе паразиты. — Точно. Если умру я, умрешь и ты, — прошептала Корделия. — Значит… Я вынуждена остаться здесь до самой твоей смерти. А может и дольше. Извини, но больше я не буду говорить с тобой. Я мертва уже давным-давно. Пора мне уйти в мир иной окончательно. — Но это ведь… неправильно, — Юи погрузилась в раздумья. — Я знаю, что мы должны сделать. Нельзя забирать чужое тело или сердце. Пусть же каждая останется при своем. — …Ты уверена? — Корделия уже догадалась. — Выбора нет. Душа демона привязана к сердцу, а душа человека к телу, верно же? — Верно. Кроме того, душа демона или вампира покидает сердце почти сразу после его умертвления, а вот душа человека тело — только через сорок дней. Юи сглотнула. — …Я сделаю это, мама. Пожелай мне удачи. — Удачи, моя девочка, — Корделия хмыкнула. — Знаешь, Юи, о чем я подумала только что? — О чем же? — Ты, пожалуй, единственная женщина, кого я могу назвать достойной Аято. Все-таки я очень хорошо тебя воспитала. Юи грустно улыбнулась. Глубоко вдохнула. …Юи открыла глаза. Голова стала еще более неподъемной. Как же тяжко. Как невыносима эта боль. — Юи? — Аято выглядел обеспокоенным, но вполне здоровым. — Юи, слышишь меня? Как себя чувствуешь? Сколько пальцев показываю? — …Ни одного, — ответила Юи, слегка улыбаясь. — Аято… Она захотела посмотреть, как там его плечо, но Аято обхватил ее голову руками. — Не смотри ниже шеи. Там… тебе не понравится, — сказал он. — Ты как? Встать и пойти сможешь? Ему явно больно шевелить рукой. Он так серьезно ранен, но в первую очередь думает о Юи. У девушки защипало в носу. — Я в порядке, Аято. Правда, — сказала она, держа себя в узде. Если Аято узнает о том, что она собирается сделать, то… ему это точно не понравится. — Пойдем отсюда, — сказал он, хватая ее за за руку. — С остальными потом разберемся… — Нет. Мы не можем, Аято. Я не могу, — Юи сглотнула. — Ты не мог бы дать мне кинжал? Аято придерживал рукой левое плечо. Юи было больно на это смотреть. Она не должна была подобного допустить. — Зачем он тебе? — недоверчиво спросил Аято. — У меня есть… дело, — Юи ужасно не хотела врать ему в такой момент, но сказать всю правду она не могла. — Прошу, доверься мне. Аято медлил. Он догадался? Стоило Юи подумать об этом, как ее прошиб холодный пот. Но она незаметно перевела дыхание. Как там учила мама? «Ослабить бдительность»? Юи подошла к Аято и обняла его. Она должна была сделать это. — Прости меня, — прошептала она и, почувствовав, как Аято ущипнул ее по спине, чуть не расплакалась. Но нужно было заняться делом. Юи потянулась губами к его уху и быстро зашептала. У нее было крайне мало времени. В конце она, расчувствовавшись, коротко поцеловала Аято в висок. — Чего? — спросил Аято. Юи отошла от него. Уже с кинжалом в руках. Хорошо, что он висел у Аято на поясе. — Спасибо тебе, Аято. За все спасибо, — грустно улыбнулась она и отошла в центр зала. — Блинчик, что ты вытворяешь? — Сэр Карлхайнц… нет, сэр Тоуго Сакамаки, — сказала Юи все еще безмолвному королю вампиров. — Ваш брат сказал мне, что у меня не получится вернуть все на круги своя. Возможно он и прав, и создание «нового мира» и «новой морали» неизбежно. Но я от лица своего и Вашей супруги заявляю: мы не желаем, чтобы новый мир был таким, как вы хотите, и чтобы Ваш «новый мир» был построен нашими руками. Если Вы действительно достойны звания мирового главы, то Вам не составит труда начать все заново. Юи отвернулась и от него тоже. Вдруг ей подумалось о Voyage. Он был ее мечтой. Если подумать, она узнала Кофу получше, изучила почти весь Токио… Наверное это тоже можно назвать маленьким Voyage. Юи глубоко вдохнула и занесла кинжал над собой. Была глубокая ночь, и зал был освещен лишь полумраком неярких ламп. — Юи, что ты творишь?! — воскликнул Аято. Он голоден, ранен и обессилен. Все его братья — тоже. — Я не позволю, чтобы еще хоть кто-нибудь пострадал, — проговорила Юи, вспоминая всех людей, что встретила за эти пять месяцев. Пять месяцев счастливой, настоящей жизни. Несмотря на то, что творилось на улицах. Она нацелилась прямо на сердце — она знала анатомию слишком хорошо. Осталось только воспроизвести удар. Но руки не хотели слушаться. А если это больно? А если она промахнется? А если этим она ничего не добьется? И множество разных «если». Юи принялась считать про себя по-французски. Это не больно и не страшно. Она не промахнется. Юи зажмурилась. Темнота. Движение. Боль — то ли от шока, то ли от самого ранения. Падение. Крик Аято. …Нет. Это больно. Это страшно. Воздух кончается в легких, а новый не поступает. Жар. Холод. Бред. Последние мгновения — самые мучительные. И тут — звуки множества иных падений. У нее получилось! Она не промахнулась, не прогадала! Эйфория. Забытье.***
Она вонзила в себя кинжал. Руки прошиб холодный пот. Клинок упал на пол — приказ больше не действует. Он свободен. Падая вслед за клинком, Руки чувствует, как сквозь след от укуса его покидает неволя, а вместе с ней — и сама жизнь. Он падает на пол. Ему хочется смеяться, плакать, кричать, негодовать, бояться — всего одновременно. Он снова жив! Последние мгновения своего кошмарного столетнего сна он жив. А вот ОНА — мертва. И уже никогда не будет жива. Стоила ли ЕЕ смерть того? Даже демоническое сердце однажды перестанет биться само собой — примерно на четыреста пятидесятом году жизни. Так нужно ли было это? Волна отчаяния захлестывала Руки. Три секунды. Его последние три секунды. Она вонзила в себя кинжал? Неожиданно. Коу скептично усмехнулся. Лет тридцать назад он понял, что сделал все, чего только мог хотеть. Осознав, что боле стремиться и торопиться ему некуда, он был готов к смерти в любой день, в любую минуту и в любую секунду. Так он думал. А оказалось — еще как не готов. На послезавтра у него было назначено свидание, через неделю он планировал назначить себе спа-процедуры, а через две недели… Впрочем, какая сейчас уже разница? «Теперь точно все», — подумал Коу, закрыв единственный настоящий глаз. Она вонзила в себя кинжал! Юма пристально смотрел на Саю, которая все еще стояла. Осознав, что происходит, она со слезами на глазах бросилась к нему. Он сопротивлялся как мог. Столько всего еще нужно было сделать! Худощавая мелочь вообще не вовремя решила устроить это светопредставление! — …А как же наши дети.? — услышал он отрывок причитаний Саи, хотел разозлиться и вскочить, но ни руки, ни ноги уже не слушались. Сая продолжала рыдать у него на груди. Юма пытался хватать носом воздух, чтобы продлить жизнь не себе, а ей. Жаль, что Ми нет здесь. «Блять, так и знал, что плохая это была идея — их обращать», — успел подумать Юма перед тем, как стало совсем темно.***
Подкрепление задерживалось. Транквилизаторы, чтобы раз за разом усыплять обращенных, заканчивались. Аи в животном обличье прыгала вокруг Ичиру, скаля зубы, хотя боялась обращенных намного больше, чем они ее. Она твердо вознамерилась защитить от чудовищ дедушку. Но по большому счету ее работу за нее выполняли Шин и Карла, которые отгоняли от нее всех, в том числе и Охотников. Наступило самое темное время, какое обычно бывает перед рассветом. И тогда все обращенные одновременно упали. Все кончилось. Возле особняка повисла тишина. Это было настолько странно, что Аи даже не решалась перекидываться обратно. — Они все… развоплощаются, — сказал кто-то. — С обращенными покончено! — воскликнули Охотники с поля боя. И только тогда все три оборотня перекинулись обратно. — Ура! Ура-ура-ура, мы победили! — воскликнула Аи и запрыгала, хлопая в ладоши. — Мы одолели всех чудовищ голыми руками! Вот так! Мы молодцы, правда, де…? Она обернулась на Ичиру. На нем просто не было лица. Он продолжал сидеть, глядя в пустоту. Он совсем не выглядел счастливым. Вдруг он уронил голову на дрожащие руки. — Дедушка! — воскликнула Аи, бросаясь к нему. — Что с тобой, дедушка? Тебе плохо? Я могу тебе чем-нибудь помочь? Дедушка! Ты меня пугаешь. — Ичиру! — воскликнула Рэм издалека и подбежала к нему, обнимая. — Я… Мне так жаль. Я понимаю, что любые слова тут будут лишними… Если тебе нужна помощь, мы всегда рядом. Подошедший Сейджи положил руку на плечо друга. — Это не конец, — сказал он. — Все образуется. Все обязательно образуется. — Что образуется? О чем вы говорите? Я не понимаю! — воскликнула Аи. — Мы ведь выиграли! Все же хорошо! — Все обращенные могли вот так, разом, освободиться лишь по одной причине, — прошептал Ичиру. — Сердца Корделии больше нет, а значит Юи… она… Он замолчал, еще сильнее хватаясь за голову. Рэм обняла его сильнее. Ее подбородок задрожал. — Как? Мама…? — у Аи перехватило дыхание от осознания. — Нет! Этого не может быть! Это невозможно! Мама не могла умереть! Не могла! — Аи, — Ичиру ласково позвал ее. — Иди ко мне, милая. Аи бросилась ему на шею, рыдая. Ичиру гладил ее по волосам, тоже едва не плача. — Когда Юи… была маленькой, она тоже часто сидела у меня на коленях, когда я работал. Или сидела рядом и рисовала или читала. Она сама рисовала мне открытки на дни рождения — я до сих пор храню их, — сказал он. Аи шмыгнула носом. — Дедушка, — сказала она. — Я ведь хорошо тебя слушалась? — Конечно. Очень хорошо, Аи. — Тогда… я ведь могу загадать желание Фее Послушания? Мы вместе можем. Если мы вместе чего-то очень-очень сильно пожелаем, оно ведь сбудется, правда? — Аи, это немного не то желание, какое… — Сбудется! Главное — верить всем сердцем, ты сам говорил! — воскликнула Аи. — Тетенька, дяденька, вы тоже загадывайте желание вместе с нами! — сказала она Рэм и Сейджи. — Шин и Карла, вы тоже! Тогда Фея обязательно исполнит наше желание! — Да, Аи, ты права. Нужно верить, — сказала Рэм, беря ее за руку. Ичиру тоже подключился. Аи зажмурилась и загадала: «Фея Послушания, пожалуйста, сделай так, чтобы мамочка была жива».***
Обращенные падали ровными столбами, один за другим, как по команде. Армии зла, терроризирующей людей Токио, больше нет. Но какое дело теперь до людей?! — ЮИ!!! Аято не слышал собственного крика. А может, он и не кричал, а едва слышно шептал. Кожа Юи белела на глазах. Вот она стала такой же, как у Аято, а вот — еще белее. Температура ее тела понижалась так же быстро. Багровое пятно на груди росло в геометрической прогрессии. Аято тщетно пытался закрыть его руками, но до него быстро дошло, что это бесполезно. Юи поморщилась и выдохнула. Ее лицо расслабилось. Аято понял, что это — край. Рефлекторно он поднял ее на руки, невзирая на то, что левое плечо, похоже, скоро должно было отвалиться, куда-то понес. — Моя… Моя мессия… Венец моих творений, — то бормотал отец. Но к нему подошли Канато и Райто. Последний взял в руки клинок. Аято не смотрел туда. Для Райто и Канато это звездный час. Так будет справедливо. Да и Аято сейчас совсем не заботил отец. «Дура, дура, дура! Чокнутая! Психованная! Натуральная шизичка!» — успело пронестись у него в голове, пока он не вспомнил себя в самом начале их знакомства. «Черт бы побрал этих мамкиных экспериментаторов! Если сдохла — значит сдохла. Естественный отбор — не, не слышали?! Что за одержимость такая танцами с бубном над трупиком?!» Одно слово — кретин. Это же блинчик — она с легкостью могла воспринять это на свой счет! Сука, кто ж мог знать, что между ними все так обернется?! Аято положил Юи на диван, а сам попытался лихорадочно вспомнить, что же такого она ему сказала перед тем как выкинула ВОТ ЭТО. Черт, она сказала это слишком быстро — Аято и половины не понял! А от волнения она могла еще и на французский переключиться — тогда вообще зашибись! — Что за хрень только что произошла?! — воскликнул Субару, подходя к Юи. — А то ты, блять, не разглядел!!! — из-за нервов Аято себя не контролировал. — Она это серьезно?! — Субару вытащил кинжал у Юи из груди. — А ты думал, что это она смехопанораму такую устроить решила?! Охренеть у тебя чувство юмора! — И что теперь делать? — Сука, да не знаю я! Пытаюсь вспомнить! Завали хлебальник! — Аято сделал глубокий вдох. Выдох. Юи не могла сделать это на полном серьезе. Это наверняка какой-то хитрый план. Аято приложил руки к голове и попытался быстро погрузиться в чертоги разума. — РЕЙДЖИ! — воскликнул он через пять секунд, которые показались ему вечностью. — Она говорила что-то про тебя! — Что именно? — спросил Рейджи спокойно и прагматично. — Я не понял! Но что-то про тебя! Что-то про зелье! Сращиваешь, что это может значить, нет? — …Кажется, я понял, — кивнул Рейджи. — То, что нам нужно, у меня в комнате. — Так дуй туда! — воскликнул Аято. — И быстрее неси эту хрень сюда, чем бы это ни было! Субару! Помоги ему! Субару потянул Рейджи за собой. Аято наклонился к Юи и потрогал ее щеку. Дело дрянь — холодная и твердая. Руки, даже в перчатках, такие же. Может, их нужно согреть? Аято надел туфли обратно на ноги Юи, принялся растирать ее конечности. Не выходит. ГДЕ ИХ ВСЕХ НОСИТ?! Аято был без понятия, сколько у Юи времени, но догадывался, что на счету каждая секунда. — Ты только держись. Я все решу. Ты только держись, — бормотал он, держа Юи за руку, когда вбежали Рейджи, Субару и Канато с ними заодно. Только сейчас Аято заметил, что Райто с отцом нигде не было. Значит, младшие братья решили не убивать его, а выслужиться перед Охотниками? Их право. — Ну и? — спросил Аято у Рейджи, принесшего какой-то деревянный футляр. Он открыл его. Внутри была одна-единственная бутылка с зеленоватой жидкостью внутри. — Это сделанное мной давным-давно Зелье Воскрешения, — сказал Рейджи. — Если мы дадим Юи Комори выпить его, она, в теории, оживет. Ее сердце станет человеческим, и Корделия навсегда покинет ее тело. — «В теории»?! — воскликнул Аято. — Насколько я знаю, это ее единственный шанс на выживание, — грозно сказал Рейджи. — Но мне нужно будет еще кое-что. Так как сердце Юи Комори принадлежит Корделии, для его восстановления мне понадобится какая-нибудь частица ее тела. Прежнего тела. — Блять! Да где мы ее сейчас возьмем?!!! — у Аято началась тахикардия. Он начинал терять всякую надежду. — Эх, — вздохнул Канато и оторвал голову своему медведю. — Это подойдет? Он вынул из плюшевых внутренностей небольшую скляночку с серым порошком. — Ты что… все это время носил ее прах в своем медведе? — изогнул бровь Аято. — Я думал, ты его выбросил. — Она все-таки моя мама! — воскликнул Канато будто бы обиженно. — Я бы не отдавал, но… Тедди будет очень скучать без сестренки Юи… — Мой любимый младший братик Канато, — расчувствовался Аято. — Хочешь, я тебя обниму? — А-а-а-а, не трогайте меня, кем бы вы ни были! Вызывайте экзорцистов — кто-то вселился в моего брата! — воскликнул Канато, отдавая склянку Рейджи. Тот насыпал прах в зелье и взболтал. Посмотрел на цвет получившейся смеси. Кивнул. — Готово, — сказал он. — Отлично, — сказал Аято, выхватывая зелье и садясь рядом с Юи. Ее губы раскрывались все еще легко. Значит, еще не все потеряно? Аято хотелось в это верить. Почему-то дрожащими руками он залил зелье себе в рот. Зачем-то зажмурившись, наклонился к губам Юи и передал зелье ей. Ужаснулся оттого, насколько она холодная. Оторвался. Взял за руку. Все затихли и замерли. «Пожалуйста, пусть это сработает. Пусть сработает, — думал он. — Она не шевелится. Это значит — не сработало? Или нужно подождать подольше? А вдруг она совсем не про Рейджи сказала? А если не сработает? А если…?» Аято надоело думать, но тревожные мысли сами лезли к нему в голову. А если он ждет напрасно, и Юи никогда не проснется? Что будет с ним? Что сказать ее отцу? Как теперь дальше жить с осознанием того, что она умерла у него на глазах, а он ничем не смог помочь? В итоге она действительно решила все в одиночку, а он, как всегда, болтался где-то в стороне. Обращенные, обратно ставшие людьми, постепенно вставали и озирались по сторонам. Желание Юи осуществилось. Но, сука, какой ценой! Эти людишки наверняка даже не догадываются, что это она их всех спасла. Как несправедливо! У Аято неприятно защипало в носу. Он поджал губы. Он все еще держал неподвижную руку Юи, когда заметил, что теперь их кожа одинакового цвета. А нет, не одинакового! У Юи уже темнее! Намного темнее! И волосы у нее темнее, и губы розовее, и руки… они теплые! Прям почти горячие! Аято посмотрел на ее лицо. У Юи появилась маленькая складка на лбу, ресницы затрепетали. Ее губы раскрылись еще сильнее и сделали глубокий вдох. Юи слегка закашляла и открыла глаза. Карие. Из них вытекла пара слезинок. Юи повернула голову. Слегка улыбнулась. — Привет, Аято, — слабо сказала она. Аято почувствовал, как ее пальцы встали между его. Он даже не понял, что до сих пор держит ее за руку. — Привет, — почти прошептал он, мигом забыв все то, что хотел ей сказать. Юи слегка приподнялась на локтях. — Ах! Аято, это просто ужасно! — воскликнула она. — Твое плечо… Тебя нужно показать врачу! Тебе наверняка очень больно сейчас! Пойдем. Если тебе тяжело, я помогу! Она попыталась встать и потянуть Аято за руку. Конечно у нее ничего не получилось. Аято продолжал сидеть, как истукан, и смотреть на Юи, которая минуту назад неподвижно лежала на диване. Она двигается, она говорит. Она жива. Она жива! — Аято! Нам нужно идти! Ты такой бледный… Ты серьезно ранен! — продолжала Юи. — Я так волновалась за тебя, Аято… Тут Аято «очнулся». В носу защипало еще сильнее. Он дернул Юи за руку — она села на диван. — Волновалась?! За меня?! Зашибись, блинчик, спасибо большое! — воскликнул он. — А о себе поволноваться не судьба была?! Ну не знаю, пару секундочек хотя бы попереживать о том, что ты САМУ СЕБЯ ПЫРНУЛА КИНЖАЛОМ И СДОХЛА?!!! На это у тебя времени не было?! Господь, вечно с тобой так: волнуешься за все, кроме того, за что, блять, нужно!!! Зачем ты вообще это сделала?!!! — Нужно было покончить с этим. Раз и навсегда. И быстро, — ответила Юи. — Я знала, что ты меня спасешь. — Да что вы говорите?! Знала она! Ты б еще быстрее и путаннее все объяснила! Я ж сам чуть рядом с тобой не лег и не помер! — Но ведь все… получилось, — Юи провела рукой по груди и сама удивилась тому, что рана полностью затянулась. — Прости, что заставила тебя так волноваться. В следующий раз я обязательно все подробно тебе расскажу… — Какой, сука, следующий раз?! Блинчик, я реально начинаю думать, что привязывание тебя к батарее — не такая плохая идея! — окончательно разозлился Аято. — За тобой вообще круглыми сутками следить надо! А если бы я не успел?! Если бы ты и правда…? Аято понял, что что-то горячее течет по его щекам. В носу и глазах невыносимо щипало. — Я с тобой чокнусь скоро, серьезно… — попытка остановить утечку влаги из своего организма с треском провалилась. Тогда Аято порывисто спрятал лицо на коленях у Юи и обнял ее за талию. — Ты можешь не сдерживать себя, — сказала она. — Плакать — это норм… — Молчи, ничего не говори, — Аято не мог говорить без всхлипываний, и его это раздражало. — Чтоб ты знала, я ненавижу, когда это со мной происходит! Видишь, до чего ты меня довела! Юи молча гладила его по голове и слушала. — А еще тебе так идет это платье… Выглядишь просто потрясающе! Все-таки маменька умеет подбирать наряды! Так хорошо умеет, что даже мой отец оценил! Это так бесит! Какого черта им всем что-то от тебя надо?! Юи подняла глаза и осмотрелась вокруг. Братья Сакамаки стояли растерянно и неподвижно. Она улыбнулась. — Как здорово, что у нас все получилось. Честно говоря, я сама до конца не верила в это, — прошептала она по-французски по привычке. — Теперь все будет хорошо. Правда же, мама? Никто не ответил ей. В голове была какая-то непривычная и пугающая пустота. Сердцу стало очень больно. Юи закинула голову назад, чтобы не заплакать. «Она была счастлива, когда уходила, — вспомнила она. — Теперь она свободна. Не нужно грустить.»***
Небо и землю осветил рассвет. Юи вышла из особняка. Аято держал ее за руку. Его глаза все еще были красными и блестящими. Область вокруг них также покраснела. Он явно стеснялся этого, но Юи считала это очень красивым. Навстречу им шел Райто. — О? Так ты все-таки жива, сучечка? — спросил он, ухмыляясь. — Жива, полна сил и… новый образ? Юи рефлекторно посмотрела на свои волосы, ставшие золотистыми. Как у Юрики Комори. Она видела обновленную себя лишь мельком в отражении в окне. Это вызвало в ней противоречивые чувства. — Тоуго Сакамаки заключен под стражу. Его еще будут допрашивать, но, думаю, если его признают виновным в произошедшем, так просто с рук ему это не сойдет, — сказал Райто, смотря на Аято. — Сэр Райто, — Юи отпустила руку Аято, подошла к нему и обняла. Райто не удивился. — Ну-ну, не стоит благодарности, — сказал он. — По правде говоря, я сделал это совсем не для тебя, сучечка. — Это от… Корделии, — сказала Юи, отстраняясь. — Когда она… уходила, то попросила обнять вас троих за нее и передать, чтобы вы вели себя так, чтобы ей «не пришлось за вас краснеть». — Слышал? Объятия — разовая акция, — зачем-то сказал Аято. — Остался один ты. Меня и Канато она уже обняла. — Не переживай, братец Аято. Объятия нашей сучечки теперь слишком горячие для меня. — Горячие? — удивилась Юи. — Такие же, как у всех людей, — пожал плечами Райто. — Ты стала самым обыкновенным человеком, сучечка. Не знаю, хорошо это или плохо. Он подошел к Аято, и они начали о чем-то разговаривать. — Юи! — девушка обернулась. Из особняка выбежал Субару. — Ты забыла кинжал, — сказал он, протягивая его ей. Юи молча приняла его. — Как… ты себя чувствуешь? — спросил Субару. — А… нормально, — Юи вдруг стушевалась. — Только голова немного болит, и… в горле пересохло. — Да? Ясно, — Субару почесал в затылке. — Прости меня. За то… что сорвался. — Нет, это ты меня прости, — Юи замахала руками. — Я… должна была лучше подбирать слова. Я правда не хотела обидеть тебя, Субару. — Брось. Ты ни в чем не виновата. — Субару, — Юи вдохнула. — Должно быть, я ранила твои чувства тогда. Если это действительно так, то… извини. Я хочу, чтобы ты знал: я искренне считаю тебя своим другом и очень дорожу дружбой с тобой. Но Аято тоже дорог мне. Очень. И я не расстанусь с ним, если ты скажешь, что тебе это не нравится, потому что я действительно люблю его. Но… Если это возможно, я бы очень хотела сохранить нашу дружбу. — Все нормально. Я понимаю, — ответил Субару, сжав кулаки. — Я бы тоже хотел… сохранить. Продолжай встречаться с Аято, и… если он тебя обидит, можешь положиться на меня. — Хорошо. Я это учту, — улыбнулась Юи. — Ну что, пошли? — спросил Аято. — Угу, — кивнула Юи и помахала рукой. — Пока, Субару. Субару неловко поднял ладонь в ответ. На улице дул ветер, и все голые плечи Юи покрылись гусиной кожей. Как же давно она не была на улице. Увидев беседку, где возродилась Корделия, она невольно сглотнула: в ней все выглядело так, будто ничего и не было. Но Юи ведь знает, что было. И она никогда не сможет этого забыть. За все это время она даже толком не успела осмотреть особняк. А здесь был красивый цветник, почти такой же красивый, как в церкви. Было, однако, между ними различие: здесь росло очень много алых роз. — ПАПА! МАМА! — раздался голос Аи. Юи не успела понять, когда Аи оказалась возле них, прыгая и хлопая в ладоши. — Вы живы! Живы! Желание сбылось! — кричала она. — Ты такая красивая, мамочка! У тебя такое платье! И глаза! И волосы! Ты стала еще красивее, чем была! Папа, правда же мама красивая? Она попыталась запрыгнуть к Аято на руки, но Юи одернула ее: — Нельзя, Аи! Он ранен! У него больное плечо! — Плечо? — Аи с ужасом посмотрела на рану Аято. — Как же так? Папочка, тебе сильно больно? — Ничего, до свадьбы заживет, — сказал Аято, закатив глаза. — До свадьбы? Значит, свадьба все-таки будет? — вдруг оживилась девочка. — Ура! Ура-ура-ура! Дедушка! Ты слышал? Свадьба скоро будет! Юи и Аято удивленно переглянулись. Она пожала плечами. Он вздохнул. Под выученный Аи «Отче наш» Юи смотрела на обращенных, которые стали людьми. Среди них, к сожалению, не было Муками. Обращенным, осознавшим себя, уже никогда не стать людьми. Для них нет пути назад. Осознавать это немного грустно. — «…Ибо твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь», — закончила девочка. — У меня получилось! Без единой запинки! — Ты молодец, — улыбнулась Юи. — Мне жаль, что я потеряла твою заколку. — Ничего. Я подарю тебе новую. На свадьбу, — сказала Аи. — Я рада, что ты жива, мама. Жаль, что мне уже пора идти. — Мы еще встретимся. Обязательно встретимся, — сказала Юи. Аи почесала подбородок. — А! Поняла! Хорошо, увидимся на свадьбе, мама, папа! — воскликнула она, отбегая к Шину и Карле, нетерпеливо ждавших ее у леса. — А после вас я тоже выйду замуж! Правда, пока еще не решила, за кого! Но вы все равно приходите! — Да кто вбил тебе в голову этот бред про свадьбу?! — воскликнул Аято. Но оборотни уже перекинулись и скрылись в тени деревьев. — Кстати, чуть не забыл, — Аято вытащил что-то из кармана джинсов и протянул Юи. — Твой крестик. — …Спасибо, — пробормотала Юи, не глядя на свою руку, потому что встретилась взглядом с отцом, стоящим вдалеке. Внутри все сжалось, захотелось сорваться с места и побежать. — Ну, до людей я тебя довел, — сказал Аято. — Получается, пора прощаться. — Что? — Юи обернулась на него. — Почему прощаться? А как же ты? — Я пока побуду здесь. Дел здесь куча, которые надо уладить. Мы с твоим отцом с самого начала так и договорились, — Аято погладил ее по плечу. — А тебе надо к людям. Подлечиться, восстановиться, с отцом пообщаться. — Тебе тоже нужно лечиться! Клинок был серебряным! Так просто рана не заживет! — Говорю же тебе, не парься, — Аято отвернулся. — Уже даже кровь не идет. Почти… Рейджи все сделает — он же умный до хрена! Юи вздохнула. — Обязательно займись этим, слышишь? — она поцеловала его в щеку. — Нельзя пренебрегать своим здоровьем. — Хм. Кто бы говорил. Папа был уже совсем близко. Юи была бесспорно рада его видеть, но… — Я не представляю, что будет дальше, — прошептала она. — Я не знаю, как я буду… без тебя… вне церкви. Так странно… — Это бывает, когда освобождаешься. Потом привыкнешь, — пожал плечами Аято. — И чего это без меня? Со мной! Я ж не говорю, что мы расстаемся! Мы просто немного… поживем отдельно друг от друга… Да, ты права, это странно… — Юи, доченька, — позвал Юи отец со слезами на глазах. — Ты жива… — Иди быстрее, пока мне не стукнула в голову дебильная идея тебя похитить, — Аято убрал руку с ее плеча. Юи кивнула и бросилась к отцу в объятия. В них было очень тепло и уютно. — Слава богу, ты в порядке… Слава богу, — шептал Ичиру. — Ты, наверное, замерзла? На плечах Юи тут же оказалась его куртка. Девушка прижалась к нему сильнее. — Я скучала, папа, — прошептала она. — Я тоже, Юи. Я тоже очень скучал, — отец поднял глаза на Аято. «Спасибо,» — одними губами прошептал он. Аято кивнул. Обняв дочь за плечи, Ичиру повел ее к машине. — Увидимся, Юи, — вдруг прокричал Аято. Юи повернула голову. — Да. Увидимся, — сказала она почему-то надломленным голосом. …За тонированным стеклом мелькало множество деревьев. Юи везли на медицинский осмотр. Помимо нее и отца в машине сидело еще четверо Охотников. Все они о чем-то говорили. Юи молча смотрела в окно. — …Это моя дочь, Юи Комори, — услышала она голос отца. — Ваша дочь? — сказала еще совсем молодая девушка, видимо, стажерка. — Неужели… и вправду «Юиделия»? — Нет, — несколько резко ответила Юи. — Теперь просто Юи Комори. Корделии больше нет. — Теперь, с волосами этого цвета, Юи стала так похожа на свою маму, правда же? — решила сгладить неловкость Рэм. «Маму». Только услышав это слово, Юи была готова снова заплакать. — Ах. Извини, тебе неприятна эта тема? — забеспокоилась Рэм. — Просто… Твоя мама ведь ушла из жизни очень давно, и я подумала, что ты… не помнишь ее. — …Юрику Комори я действительно не помню, — все же решила сказать Юи, — но сегодня умерла другая моя мама. Она сама этого захотела. Всю жизнь я слышала ее голос, но не могла ее коснуться. Она научила меня французскому, этикету и множеству других вещей. Всю свою жизнь она боролась за счастье — за любовь того, кто больше всех на свете любил себя. Она совершила много зла и непростительных поступков, но под конец жизни… раскаялась. Я, наверное, не могу назвать ее хорошей женщиной, но… я всегда считала ее своей матерью. И, думаю, она так и останется единственной, кого я буду так называть. Прости, пап. — Юи, — Ичиру дотронулся до ее руки. — На нас всех сегодня очень много навалилось. Если тебе тяжело, я помогу тебе, чем смогу. Юи шмыгнула носом. Она пообещала себе не плакать по этому поводу. Поэтому, чтобы отвлечься, она наконец разжала руку, где лежал крестик. Он действительно был здесь. Но помимо него — сложенная вдвое бумажка. Развернув ее, Юи все же не удержалась и расплакалась. — Юи? Милая, что с тобой? Тебе плохо? Ты можешь поделиться со мной, — тут же сказал отец. — Все хорошо, папа, — Юи искренне улыбнулась. — Я буду в порядке. Уже очень скоро я буду в порядке. На бумажке был записан номер телефона Аято.***
Первым делом после обрабатывания, накладывания швов и перевязки Аято направился на чердак, в Ту Самую комнату. Его братья уже были там. — Ну и хлама же тут, — присвистнул он. Канато и Райто продолжили угрюмо стоять. — Что такое? — Аято подошел к ним. Райто протянул ему небольшую стопку тетрадных листов. — Нашли в одном из сундуков, — коротко пояснил он. — …Это же мои тесты по экономике и политологии. Пятерочные, — сказал Аято, бегло просмотрев листы. — И диплом. За первое место в школьном матче по баскетболу. — А еще тут моя нотная тетрадь. И волосы со стрижки, — сказал Райто. — И засушенные цветы, которые я дарил на день матери, — вставил Канато. — Я думал, мама выкинула их… — Она б, может, и выкинула, да руки не доходили, — сказал Аято после минуты молчания. — Вы ж знаете: она любила безделушки, и весь хлам, который ей дарили, всегда тащила домой и сохраняла. Поэтому здесь такой беспорядок… Прошла еще одна минута. — …Как мать она была просто ужасна, — сказал Райто. — Но ей всегда нравилось, как я играл. — И как я пел, — Канато прижал Тедди к себе. — Она правда умерла? Уже окончательно? И больше никогда не вернется? — Да. Теперь, кажется, точно все, — Аято сложил руки в карманы и пнул ногой стену. — Черт, мы ведь планировали сжечь эту гребаную комнату! А тут блинчик со своими обнимашками от маменьки! Все мысли спутала. — Угу, — Райто подошел к шкатулке с драгоценностями. — Но вообще тут есть и вполне симпатичные вещи. Кроме того платья, — он указал пальцем на манекен. — Кому пришло в голову хранить его? Его бы я спалил в первую очередь. — Я тоже, — насупился Канато. — Но остальное я бы не стал трогать. В конце концов, мама… от нее же должно остаться хоть что-то. Даже прах — и тот истратили! Они оба посмотрели на Аято. — Чего? — спросил он. — Я больше не наследник семьи Сакамаки! Какого черта я должен принимать решения?! — От этого ты не перестал быть самым старшим из нас, братец, — ухмыльнулся Райто. — И даже после всего произошедшего мы никогда не перестанем называть тебя наследником семьи Сакамаки. Просто смирись с этим. Аято набрал в грудь побольше воздуха. Вдруг он вспомнил, как маменька в теле Юи заслонила его от своего нерадивого муженька и погладила его по голове. Как перед каждым матчем желала ему сломать ногу. Как заботилась о нем во время пневмонии. Господи, какая непонятная женщина его мать! Как хорошо, что все это говно кончилось и ему больше никогда не придется общаться ни с ней, ни с отцом. Аято шумно выдохнул. — Давайте оставим все как есть. Пока, — сказал он братьям. — Запрем наглухо, а ключ отдадим… Кинем в озеро. Если будет время и силы, потом к этому вернемся. — Хорошо, — тут же согласился Канато, явно обрадованный. — Да, пожалуй, так будет лучше всего, — кивнул Райто. И они, все трое, ушли с чердака. Потрет Корделии, отнесенный туда, и кучу других вещей, принадлежавших последней демонице, осветило летнее июньское солнце.