Пустыня

Jim taught me that, Loving him was never enough. This is ultraviolence, Ultraviolence, I can hear sirens, sirens. Lana Del Rey — Ultraviolence 23 декабря Гермиона вернулась домой заполночь. Уставшая. Разбитая. Голодная. Начавшееся во второй половине дня заседание сильно затянулось, и, когда пожилой глава Сектора борьбы с неправомерным использованием магии закончил свой доклад, на часах было уже без десяти минут двенадцать. В квартире ее встретили кромешная темнота и звенящая тишина. Рон уже спал. Утомленно скинув с себя все вещи кроме белья прямо в коридоре, Гермиона на ощупь шаткой походкой направилась в спальню — сил зажечь свет не нашлось. Каждый шаг совершался с огромным трудом, отдавая жгучей пульсацией в одеревеневшие мышцы ног. День на каблуках стал для Гермионы настоящим испытанием, несмотря на то, что чарами она придала обуви более удобную форму. Ступни прострелил очередной болезненный спазм, и, глухо простонав, она замерла в дверном проеме. Вторые сутки без сна и Бодрящий напиток вместо еды истощили резервы ее организма. Бесшумно проскользнув к кровати, она присела на самый край. Сильные руки внезапно дернули ее за плечи, и Гермиона, вскрикнув от неожиданности, угодила в крепкие объятия мужа. Рональд жарко прижал ее к себе, и Гермиона выдохнула сквозь стиснутые зубы. Жесткие волосы на его груди впились в нежную кожу спины, вызывая ощущения на грани боли. — Мионочка, ты устала? — он томно прошептал вопрос ей на ухо и с влажным звуком лизнул мочку. Щетина неприятно кололась, и Гермиона мягко отстранилась. Она до одури хотела спать и, подперев рукой подушку, с блаженством расслабила тело. — Ты не представляешь насколько! Мне тяжело даже лежать, — она отозвалась еле слышно, моментально начав погружаться в обволакивающую полудрему. Ее дыхание с каждой секундой становилось все более размеренным. Рональд весомо провел рукой по спине Гермионы, оставляя после себя следы от влажных ладоней. Он остановил движение на ягодицах и, ощутимо сжав их, резко прочистил горло. Шумом он вырвал Гермиону из состояния между сном и явью. — Я знаю, что тебе сейчас поможет, — низким шепотом проговорил Рональд и похотливо простонал в обнаженное плечо жены, стянув с него бретельку лифчика. — Что? — интерес, переплетенный с раздражением, прорвался сквозь мутную пелену. Она коснулась руки Уизли, представляя, что он заботливо сделает легкий массаж измученных ступней или будет гладить по голове, пока она снова не заснет. Эти картины выжгли негодование, сменив его на мягкое чувство благодарности. Рон издал очень странный звук, похожий на страстный всхлип с придыханием, и гортанно прошептал: — Тебя отвлечет оральный секс, — кончиками пальцев Уизли пробрался под резинку трусиков. Его желание доставить ей удовольствие вызвало новую волну тепла в груди, потому что Гермиона привыкла, что в сексе Рональд относился к типу потребителей. Он никогда не ставил цели удовлетворить ее, и редкие оргазмы являлись скорее счастливой случайностью, чем результатом поставленной задачи. В любой другой день его предложение могло вызвать возбуждение молниеносно. В любой другой. Но не сейчас. — Я, правда, отключаюсь, Рон. Давай завтра? — она приподнялась на локте и погладила его по щеке, очертив контур нижней губы. Рон шумно выдохнул, будто выталкивал из себя возникшее недовольство. — Ну же, Герми, сделай мне глубокий минет? Тебе что, сложно? Это был удар невидимым хлыстом. Прямо по сердцу. — Ч-что? — нижняя губа затряслась, но Гермиона все еще надеялась, что ослышалась. Ведь это не могло быть правдой. Но было. — Я так ждал тебя из Министерства. Представлял, как мы будем заниматься этим, — последнее слово он сказал с выразительной игривой интонацией и снова простонал, коснувшись груди Гермионы, слегка сжав сосок сквозь тонкое кружево. Ее внутренний мир взорвался тысячью горящих искр обиды, и испепеляющее пламя негодования волнами накрыло тело. Магия закипела в ней и начала вибрировать под кожей, неотвратимо концентрируясь на кончиках пальцев и желая получить выход. В этот момент она чувствовала, что способна на сотню Убивающих заклятий. И ей не было стыдно за свои мысли. «Выдыхай! Считай! Раз… Выдох… Два… Вдох… Молодец, дальше! Три… Выдох… Четыре… Вдох… Пять…» Гермиона старательно подавляла эмоции, концентрируясь на работе легких, и внезапно гнев выгорел. Осыпался пеплом холодного разочарования на дно души, и не осталось даже тлеющих углей. Ничего не осталось. Пустота Волопаса. Гермиона устала бороться. Она почувствовала, что именно сейчас в груди сломалось то, что много лет исправно отвечало за терпение. Механизм вышел из строя и больше не подлежал восстановлению. Гермиона твердо решила подать на развод после рождественских каникул. Это был конец. — Я спать, — ее голос был пустым, лишенным эмоций. Она резко откинулась на подушку и отвернулась от Рона. — Гермиона, ну как же так? — он стремительно терял надежду получить удовольствие и слегка потрепал ее по плечу. — А минет? Так и не дождавшись ответа, он с глухим кряхтением повернулся на другой бок и раздраженно ударил кулаком по одеялу, полностью перетянув его на себя. Подступили слезы, которые, казалось, будут литься вечно. Гермиона бесшумно оплакивала часть своей жизни, которая только что умерла. В дикой агонии. Но ни один мускул не дрогнул на ее лице. Просто вся горечь капля за каплей стекала по щекам, впитываясь в постель, которая стала теперь чужой.

***

Гермиона встала на два часа раньше положенного времени, только чтобы покинуть квартиру до того момента, как Рональд проснется и начнет требовать завтрак. Она решила избежать встречи с ним, потому что боялась потерять контроль и бросить ему в лицо слова о разводе раньше, чем планировала. Она чувствовала, что разочарование в Роне не подвергнуть обратному ходу. И если он опять попросит сделать ему минет или приготовить суп с утиными потрохами по маминому рецепту, как было три дня назад, Гермиона точно не сможет сдержаться и обрушит на него свое решение. Терпение. Бросив горький взгляд на Рона, раскинувшегося на постели в позе морской звезды, она уверенно вышла из спальни под его громкий храп. Собравшись в стремительном темпе и выпив на ходу раскаленный кофе, Гермиона отправилась на работу. Атриум Министерства магии встретил ее звенящей тишиной и непривычным безлюдьем. Даже охранник отсутствовал на посту. Очертив взглядом просторное помещение, она ощутила, как в недрах живота завибрировало странное предчувствие. Абсолютно не связанное с семейной жизнью, но касающееся ее напрямую. Стараясь абстрагироваться от неприятных ощущений, она прошла к лифтам. Ожидая медленно движущуюся кабину, Гермиона залюбовалась рождественской елью. Живое дерево установили еще неделю назад, но ей не удавалось выкроить время на то, чтобы спокойно разглядеть декор. Волшебный искрящийся снег обильно лежал на пушистых ветвях и не таял. Свисающие с них сосульки отражали свет десятка хрустальных люстр, подвешенных к потолку, и это придавало убранству дополнительное очарование. Вызывая где-то под ребрами колебания детского восторга. Красные и золотые шары украшали густо обмотанные гирляндой ветви. Гермиона не сдержала улыбки, вспомнив школьный факультет, и тревога мягко отступила. Гул приближающегося лифта становился все громче, нарушая размеренность момента, и спустя секунду его двери отворились. Не желая отрывать взгляд от дерева и все еще предаваясь ностальгии, Гермиона медленно зашла в кабину спиной вперед. Через несколько шагов она наткнулась на неожиданное препятствие, и в нос Гермионы проник знакомый аромат. Древесина, кожа и цитрус. Даже не оборачиваясь, она точно знала, что этим препятствием был Драко Малфой. — Грейнджер, в Министерстве началась вспышка слепоты? — едко спросил он. Гермиона медленно повернулась и впервые за долгое время встретилась с ним взглядом. Серая радужка излучала пронизывающий холод, подпитывая вчерашние предположения Гермионы касательно его отношения к маглорожденным. И ей стало очень некомфортно под прицелом колючего взора. — И тебе доброе утро, Малфой! Ты цел? — сделав вид, что ее совсем не удивляет вторая встреча за сутки. — Не льсти себе. Ты в весовой категории домового эльфа, — наклонив голову, с хитрым прищуром ответил он, осматривая ее с высоты своего роста. — Кнопку нужного этажа нажимать не собираешься? Малфой продолжал изучающе разглядывать ее, и натянутость молниеносно повисла в воздухе. — Да, спасибо, — мягко надавив на четвертый уровень, в ответ поблагодарила она и разорвала зрительный контакт. Лифт неторопливо тронулся. Испытывая дикую неловкость, Гермиона встала сбоку от Драко и начала разглядывать Малфоя в глянцевое отражение обшивки стены. Атмосфера угнетала. Желая разрядить обстановку, Гермиона призналась: — Я просто растерялась. Не думала, что можно встретить в Министерстве еще кого-нибудь в такую рань. Малфой неопределенно хмыкнул, будто не ожидал от нее подобной реплики, и поправил лацканы пиджака. Рабочую мантию он не носил принципиально. Склонив голову, Гермиона из-под опущенных ресниц осмотрела брюки и обувь Малфоя. В деловых костюмах он выглядел импозантно. Но вместо блистательной обертки в памяти Гермионы всплыли иные картины, где Малфой смотрелся иначе. В заношенной несвежей тюремной робе. Со спутанными грязными волосами. С потухшим взглядом. Визенгамот. После войны начались массовые суды над Пожирателями смерти. Рассмотрение громкого дела над членами семьи Малфоев заняло восемь месяцев, и все это время они пребывали в Азкабане. Гарри и Гермиона стали свидетелями защиты в ходе расследования и дали показания в пользу Нарциссы и Драко. Их оправдали. Но Люциус Малфой получил пожизненный срок в Азкабане без права обжаловать вердикт. После вступления приговора в силу Гермиона какое-то время ничего не слышала о Драко. Она и не хотела ничего слышать. Концентрировалась только на своей жизни. Пока однажды не прочитала статью в «Ежедневном пророке» про то, что Драко сделал пожертвование в размере тридцати тысяч галлеонов в фонд помощи пострадавшим во время Второй магической войны и спонсировал установку мемориала на главной площади Хогсмида в память обо всех погибших в Битве за Хогвартс. После неприятной паузы Малфой все-таки решил ответить: — Как видишь. Были дела в Отделе тайн, — он замолчал, и уклончивая фраза создала впечатление, что разговор окончен, но спустя мгновение Малфой добавил: — А тебя что привело сюда так рано? Организуешь очередной фонд с прекрасным названием «С.Р.А.К.Э.»? Голос звучал провокативно, но Гермиона не слышала в нем пассивной агрессии, отчего у нее складывалось слишком противоречивое впечатление об их разговоре. — Мне нужно срочно придумать, что дарить родным, — она проигнорировала едкую шутку. — Из-за нагрузки в Министерстве я не успела сделать этого раньше. Он равнодушно кивнул. Снова повисла тишина, порождая напряжение. С нетерпением ожидая конца мучительной поездки, Гермиона глубоко вдохнула. Легкие наполнились воздухом, пропитанным запахом, исходящим от Малфоя. Повернувшись к нему всем корпусом, она раздосадованно нахмурилась и неожиданно для себя выпалила: — Подскажи, пожалуйста, какой у тебя парфюм? Она не хотела задавать этот вопрос. Однако все же сделала это. Гермиона не любила нарушать личные границы и, потеряв самообладание, ненамеренно поступила так. Мысленно ругая себя за несдержанность и закусывая нижнюю губу, будто наказывая их за оплошность, Гермиона наблюдала, как Малфой удивленно посмотрел на нее, словно оценивая, и под его пристальным взглядом она почувствовала, что щеки начали краснеть. Смятение разлилось по всему телу, и она попробовала исправить ситуацию. — Извини за бестактность. Просто мне нравится твой аромат. Я… — она запнулась, потому что собиралась в тот миг произнести неправду, а это всегда давалось ей тяжело. — Я хочу подарить Рону новый аромат. «Мерлин, что за проклятие? Идиотка». Гермиона вымученно приподняла уголки губ, стараясь придать лицу непринужденный вид. В версию подарка для Рона легко можно поверить. Это проще, чем объяснять, что она интересуется для себя. Маленькое пространство лифта наполнилось громким, но мелодичным смехом Драко. Гермиона, не ожидавшая настолько бурной реакции, в растерянности молча взирала на него, ругая себя всеми известными бранными словами. — Грейнджер, твоему упитанному мужу не подойдет мой парфюм, — его слова были пропитаны ядом. — Он называется «Олигарх». Лифт остановился и прервал Малфоя. Драко твердо вышел в открывшиеся двери, но спустя мгновение обернулся. В его глазах на долю секунды появилась странная эмоция, но тут же исчезла. — Я пришлю тебе завтра флакон. Будет моим подарком на Рождество. Гермиона пораженно замерла и растерянно смотрела на Малфоя, лицо которого было абсолютно нечитаемым. Эта сцена в лифте вывела ее из душевного равновесия, лишив фирменного едкого красноречия. Потому что его слова были слишком нелогичными. Противоречивыми. Не укладывающимися в привычные рамки их взаимодействия, основанного на его пренебрежительном игнорировании. Двери плавно закрылись. Малфой скрылся из виду. Лифт поехал дальше.