Под покровом листвы

Кисть плавно скользила по бумаге. Завиток потолще – пальцы плотней прижали деревянную ручку. А здесь хвостик совсем тонюсенький, изящный – ладонь изогнулась, и вершинка кисточки еле коснулась белого листа. Красивый получился иероглиф. Жаль лишь, что чернила у них одного цвета. Гаара посмотрел вперёд на пустую парту. И следующую за ней. Взгляд его не остановился, побежал дальше – ещё две такие же. На втором ряду он сидел один. Снова Гаара засмотрелся на неровно выпирающий камень из стены, и чернильная клякса растеклась по листу, добралась до его красивого иероглифа и испортила всю работу. Досадно. Он опять позабыл отложить кисть на подставку. Рука потянулась к белоснежной стопке. Ничего страшного, других желающих марать бумагу осталось слишком мало. Помимо Гаары в классе сидели ещё четыре человека. Сперва шли разговоры, чтобы объединить их с ребятами постарше – он подслушивал домашнюю болтовню родителей, – но никто не выразил особого желания и осторожные предложения остались всего лишь слухами. Наверное, взрослые посчитали их слабым звеном, главными пострадавшими. Гаара криво мазнул кистью. Какая разница в каком классе сидеть, где четыре человека или шесть? Ему было всё равно. Главное что у них теперь есть парты, и больше никто не заставляет учиться на полу. — Гаара-кун, всё же у нас урок каллиграфии, а не рисунка, — над плечом склонился учитель и забрал стопку неудавшихся иероглифов. Пока Гаара продолжал вырисовывать завитки, под пальцами учителя зашелестела бумага. — Тебя что-то беспокоит? — спросил он. Гаара покачал головой. — Если хочешь, можешь идти домой, — участливо предложил учитель и вернул помаранные листы на место. — Урок ещё не кончился, я хочу доделать задание, — кончик кисточки дёрнулся – очередной испорченный лист. — Учитель, я справлюсь сам. Воздух дрогнул, и коричневая роба мелькнула в другом конце класса. Каллиграфия закончилась, и теперь Гаара собирался домой. Аккуратно сложив кисточку на подставке и баночку чернил в ящик стола, он вручил учителю неисписанные листы и вышел в коридор. И если бы не скрипящие под ногами неровные половицы, Гаара бы назвал школьную тишину замогильной. Ему больше нравился старый пол – квадратные плиточки ярких брызг, выложенные в цветочные орнаменты. И стены раньше были красочней. Его любимые цвета: голубой и зелёный. Гаара скользил ладонью по перилам, аккуратно переступал по кайме ковра, стараясь не заходить на основную часть. Теперь повсюду лежали ковры. И они же висели на стенах. Зато лестницы стали шире – после того взрыва вообще многое изменилось. Гаара стянул с полки голубой шарф. Рядом с ним, присев на лавочку, уже обматывалась одноклассница – она укуталась по самый нос и на голову нацепила тонкую шапочку. Канкуро носил похожую. А с тёмными волосами по-другому никак. Гаара же научился заворачиваться шарфом так искусно, что кроме глаз всё лицо пряталось под тканью. В безмолвии они вышли на улицу. Все ждали, что к обеду распогодится, ведь сезон песчаных бурь ещё не наступил. Но ветер не унимался – надрывался, вихрем крутился в узких улочках. А почему барьер не справлялся, Гаара не знал. Спросить было не у кого: папа уже несколько дней не появлялся дома – пропадал в резиденции, а мама лишь пожимала плечами. Он подтянул шарф повыше к глазам и припустил вперёд. Его окликнули, когда Гаара пробегал мимо школьных полигонов. Он едва различил голос брата сквозь рвущийся в уши ветер. Канкуро спешил к нему, махал рукой и рвал голос, неразборчиво крича. Знал, что Гаара может не заметить его. Или сделать вид. И будь это кто-то другой, он обязательно бы так и поступил – уж больно хотел домой. — Гаара, ты подожди нас с Темари! — закричал Канкуро ему в ухо. — Мы тоже закончили, вместе пойдём. Сейчас лучше с чакрой не бегать, — ещё ближе наклонился он. Гаара прикрыл ухо ладонью. — Сенсей предупредил. Третьего в деревне нет! Канкуро стоял перед ним беззащитный к колючему песку – без накидки и шарфа, без его любимой шапочки. И Гаара неохотно кивнул. Сестра подошла первой и уселась рядышком на скамейку. Обычно она не заматывалась в шарф, так как прекрасно умела защищать себя чакрой от внезапно налетавшего песка, но сейчас её наспех перемотанная голова не вызывала у Гаары ничего кроме улыбки. — Мне даже видеть не надо, я чувствую, что ты смеёшься надо мной! — она уставилась ему в глаза и хищно прищурилась. — Хотя, впрочем, мне всё равно, — отклонилась она в сторону, уперевшись в лавочку ладонью. — Лучше я недолго попозорюсь, чем потом буду вытаскивать песок из волос. Темари перекинула ногу на ногу. Гаара снова улыбнулся и покосился на полигоны – Канкуро задерживал всех. — Да где же этот балбес Канкуро? — не унималась Темари. — Громче всех кричал, позже всех пришёл. — Ещё не пришёл, — поправил её Гаара. — Да, ты прав, — она всплеснула рукой. — Он даже не пришёл! Тёмный, спешащий к ним силуэт Гаара заметил первым. Длиннющий балахон, который мама не успела подшить, нелепо болтался у Канкуро в ногах. Одной рукой он придерживал чёрную ткань робы, другой натягивал повыше сползающий шарф. — Вам самим нельзя покупать вещи, — Темари грозно разглядывала запыхавшегося Канкуро. — Ну что ты купил! Не по размеру, чёрное. А ты Гаара? — она покосилась на него. — Не отличить женский шарф от мужского? — Так мы не сами, мы с папой, — Канкуро подхватил Гаару под руку с одной стороны, и Темари, действуя по привычке, поймала его локоть с другой. И он, проворно оттолкнувшись от земли, повис между ними. — Так папа сам как младенец в этих делах! Не умеет ничего выбирать, — продолжала возмущаться Темари. Они завернули на одну из главных дорог деревни. И слишком уж оживлённой она показалась. — А знаешь почему мама вам ничего не сказала? Да потому что вы безнадёжны! Гаара, ну ты то из них самый адекватный. Она заглянула ему в глаза. А Гаара никак не понимал, что не так с его шарфом. Ему понравился цвет, в него приятно уткнуться лицом – он мягкий, и ткань у него гладенькая. — Чувствуете? — внезапно воскликнула Темари. И даже Канкуро, старательно разглядывающий землю под ногами, покосился на сестру. — Мама фенхель просила купить, пошлите скорей. Гаара и не заметил, как они очутились в узеньком, набитом людьми, переулке. Идти во всю ширину дороги у них никак бы не получилось, поэтому пришлось передвигаться гуськом. Во главе вышагивала важная Темари, периодически подтягивая к себе отстающего Гаару и путающегося в одежде Канкуро. Наверное, она знала, куда шла. Со всех сторон орали торговцы, заманивали случайных прохожих посмотреть на их товар: — Голуби, покупайте странствующих голубей! — Ковёр! Ручная работа – недорого! Прямиком из Рорана! — Самые вкусные лепёшки в стране! Обмотанная в тонкую ткань женщина сунула Гааре под нос мешочек с измельчённой травой. Тут же его дёрнула за ладонь Темари, и он шумно чихнул, скривившись лицом. Что ему предлагала женщина: специи, чай? Но теперь весь её товар парил в воздухе, плавно оседая на плечи. — Простите… — пробормотал Гаара, но женщина бы его всё равно не услышала – Темари утащила их далеко вперёд. Они шли и шли, блуждали между переулков, заходили в магазинчики и, проходя их насквозь, выходили на параллельные улицы. Под ногами мелькали разного цвета камни: жёлтые, красноватые. Стены, выкрашенные белым, голубым, зелёным. Когда они выскочили из очередного магазинчика, на Канкуро грохнулся чей-то ковёр с балкона, и им пришлось расцепиться. Такое происходило часто – ковёрный дождь заменял Суне настоящий. Однажды Гаара даже нарисовал такой рисунок – деревню вместо песка накрыло огромным расписным ковром. Папа долго смеялся, гладил его по голове, – а Гаара и не понимал, чем именно так развеселил его. Потом он унёс картинку в резиденцию. Сказал, что повесил в кабинете. Они упёрлись в стеклянную витрину. — Темари, — из-за спины показалось лицо Канкуро, — но здесь очень дорого. Мы проходили мимо неплохих лавок… — Гаара кивнул. Он был согласен с доводами брата. — Ты потом своей жене так не скажи, — поправила она шарф и толкнула дверь. — Не разбираешься в этих делах, так и не лезь. Гаара и хотел бы возразить сестре, подсказать, что мама вовсе не здесь покупает приправы, но она с такой гордостью переубеждала Канкуро, что влезать в их разговор не стал. Магазинчик оказался волшебным. Помимо специй на аккуратных подносах лежали всевозможные вкусности: орехи в застывшем сиропе, халва и сладкие сахарные рулетики. Гаара положил в рот одну леденцовую карамельку и блаженно прикрыл глаза. — Может, вас интересует новая приправа? Только продавец полез под прилавок, как Гаара загрёб горсть леденцов, а чуть поодаль Канкуро ссыпал сладкие орехи себе в карманы. Они столкнулись взглядами, и пальцы заторопились набрать побольше сладостей. И когда продавец вытащил мешок, они уже стояли подле сестры. — Приправа добавляет кушанью ощущение пикантной свежести. Её выращивают в Стране Воды, уж больно… — мужчина склонился перед Темари в льстивом поклоне. — Нас такое не интересует, нам нужен фенхель, — отрезала она. Её пальцы перебором застучали по прилавку. Денег Темари выложила за крохотный пакетик немало. Гаара смотрел на её искривлённые губы, слушал раздосадованные вздохи и думал, что зря не посоветовал ей пойти в другое место. Они как раз тащились мимо одной из таких лавок, где мама была частым гостем. Темари шла последней, тряся в ладони пригоршню монет. Она даже на полные карманы сладостей ругаться не стала, только поделиться с ней попросила. До дома оставалось не так уж и далеко: выйти на главную дорогу, и ближе к резиденции свернуть в проулок. На петляние и толкучки они потратили до невозможности много времени. И даже сейчас попасть на основную улицу им мешал плотный людской строй: жители жались друг к другу, дышали в затылки впереди стоящим, и вся эта вереница тянулась далеко вдоль дороги. Некоторые, особо хитрые, повскакивали на крыши, позалезали на заборы. Грохотало повсюду. Оглушающий шум нёсся меж узких улочек и, эхом усиливаясь, смешивался в неразборчивую кашу из криков, смеха и топота ног. Гаара вывернулся из цепкой хватки Темари, Канкуро его практически не держал – запихивал в рот орехи, и начал протискиваться между людьми. К первому ряду он пробился легко. Мимо неслись толпы шиноби. И главная улица обернулась сплошным песчаным ручьём: охра, корица, какао – тусклые пятна смешивались в потоке, цвета размывались друг в друге. Зато выделялся стук сандалий о каменную кладку. Некоторых шиноби Гаара выцеплял взглядом из текучего строя, впивался глазами в серьёзные лица и провожал их спины до выхода из деревни. Хоть и самих ворот он отсюда не видел. — В какое смутное время живём, чего от завтра-то ждать? Гаара прислушался к старческому голосу за спиной. — Хорошо, что воду теперь можно ежедневно получать. Я каждый день благодарю Богов, что не бросают нас в сложный час, — отвечал ей второй, не менее старый голос. Гаара обернулся к ним и заглянул, сквозь разрез шарфа, в морщинистые лица. Горящие их глаза взволновано блуждали по замыкающим строй шиноби. — Не Боги вам воду дали, это советники… — договорить Гаара не успел. Одна из старух, заметив его, заохала и залепетала: — Какой милый ребёнок, как хорошо, что хоть кто-то выжил после того ужаса. — Тише, зачем ты при нём вспоминаешь? Расстроишь ещё. — Меня там не было, — спокойно начал пояснять им Гаара, — вы не правы. Но женщины уже не слушали. Принялись вспоминать тот день, как они пошли за покупками с утра, и как стёкла магазинчика выбило взрывной волной. Крики, стоны, затем ещё череда взрывов. Гаара ненавидел, когда жители думали, что тогда он был в школе. И что ему повезло выжить. Ему действительно повезло: Гаара за несколько дней поругался с родителями и убежал на окраину. Объявил голодовку и спал в ужасной песчаной развалине. Будь всё иначе – он бы непременно взорвался, как и почти все его ровесники. Грохот стих. Форменный поток давно иссяк, а люди только сейчас двинулись по своим делам, освобождая дорогу. Две старухи ушли, а Гаара всё стоял и вглядывался вдаль. Ждал, когда сестра с братом найдут его. *** Они спустились по ступенькам во двор. За спиной Канкуро хлопнул дверью и, тихо выругавшись, чтобы Темари не услышала, догнал Гаару. От сестры досталось им обоим. Гааре – за то что вырвался и убежал в толпу, а Канкуро выслушал какой он растяпа и что думает только о себе. Но маме Темари рассказывать о случившемся не собиралась. И Гаара прекрасно понимал почему. С братом они прошли мимо пыльного пожелтевшего бассейна, подсохшей вытянутой клумбы возле дома и, разувшись на ковре, вошли внутрь. Канкуро стянул с себя чёрный балахон, небрежно зашвырнул шарф на полку и умчался на второй этаж. Гаара наблюдал, как скользит ткань вниз и как скручивается змеёй на полу. Накидка тоже сорвалась с крючка и упала тёмной бесформенной лужей. Да и Темари была не лучше: хоть и сложила одежду, но скомкано, и теперь та торчала во все стороны, мешая дверце шкафчика закрыться. Всё как и всегда. Не хватало лишь папы. Иногда он вообще забывал где следует разуться и забегал в дом в пыльных сандалиях. И пачкал белый каменный пол. Гаара печально вздохнул и наклонился за шарфом. Лучше пусть в грязной обуви, но хоть на обед заглянет домой. Гаара стоял возле умывальной чаши и намыливал предплечья, когда со стороны кухни послышался обеспокоенный голос: — У тебя всё в порядке? Долго не идёшь, — в арочный проём высунулась мама. Она вытерла яркой тряпочкой пальцы и перекинула её через плечо. — Возьми лучше чистое, я их ещё не разложила, — мама кивнула на белую мраморную этажерку, где лежали скрученные в рулоны полотенца. Покончив с умыванием, Гаара вошёл следом за мамой на кухню и на столе обнаружил мешочек с дорогой приправой. Ему понравилось крутить в руках бархатную ткань. Он аккуратно потянул за позолоченную тесьму и, помахав над горловиной ладонью, принюхался: сперва сладко, затем горько. За большим столом хлопотала мама – выкладывала из шкафчика овощи в глубокую фарфоровую тарелку. Она всегда готовила в самой красивой посуде. Гааре было с чем сравнить – в школьной столовой им накладывали в коричневые глиняные миски, пили они из несуразных кривых чашек и часто ели руками. — Давай я тебе помогу? — спросил у мамы Гаара, когда она прихватила горячую кастрюльку полотенцем. — Тебе ещё много осталось? — Осталось только салат сделать, — из-за плеча показалась её улыбка. — Порежь лимоны и помидорки, пожалуйста. Гаара кивнул и принялся счищать кожуру с лимонов. По веранде носилась Темари: она пряталась от мамы за колышущимся тюлем, иногда заглядывала в окна, но зайти на кухню не решалась. — Мам? — позвал её Гаара. — Что, дорогой? — Ты же не сердишься? — она не поняла вопроса – перестала мешать и покосилась на Гаару. — Ну, я Темари не сказал, чтобы она не покупала в том дорогом магазине. И теперь она не заходит, — он ссыпал лимонные квадратики в салатницу. Мама покачала головой. — Мне кажется, что нам стоит уважать выбор твоей сестры, — громко проговорила она. — А ты как считаешь? — и мама подмигнула ему. — Да, я тоже так считаю! — кивнул Гаара и пустился ещё быстрей нарезать лимоны. И вот когда последний стакан был начисто протёрт, тарелки расставлены – с мамой они решили, что сегодня пообедают за домашним столом, уж больно ветер гулял на улице – Гаара повесил на крючок полотенце и спросил: — А папа когда вернётся? И стоило ей пожать плечами, как хлопнула входная дверь. — Жена! Я не ел два дня! — громыхало из коридора. — Еды мне! Гаара переглянулся с мамой и схватил наполненный графин – начал разливать сладкую воду по стаканам. Пока он бегал вокруг стола, мама сложила несколько печатей, и рядом с ней сформировалась точная её копия – земляной клон. Они не сговаривались, клон тут же поспешил на второй этаж звать брата с сестрой за стол. — Привет, сынок, соскучился? — папа возник рядом и ловко выхватил кувшин. — Иди руки мой, садимся за стол. Папа потрепал его грубой ладонью по волосам, и Гаара не сдержал улыбку. Он бросился в умывальную комнату и наперерез Канкуро первым подбежал к наполненной водой чаше. Темари зашла с другой стороны. И всё время пока Гаара намыливал руки, она угрюмо вздыхала. Они расселись за столом – каждый на своём месте: Гаара рядом с папой на диванчике, правей крутился Канкуро – тянулся за салатом, а мама с Темари сидели напротив. Кушали молча. Гаара очень хотел расспросить папу про сегодняшнее происшествие: куда бежали те шиноби. Но пока не решался заговорить. Он ждал, когда кто-то первый нарушит тишину, и лучше бы это сделать самому папе. А тот лишь тяжело дышал, задумчиво вглядывался в еду и иногда сильно сжимал стакан. Гаара откусил кусочек лепёшки. И вдруг рядом на стол обрушился папин кулак. И стукнул он с такой силой, что брякнули приборы и подпрыгнул полупустой стакан. — Этот склизкий жук Сасори… — еле слышно забормотал папа. И сидел бы Гаара чуть дальше, не сумел бы разобрать, о чём тот нашёптывает. — Не к добру… Опять учудит невесть что! — закончил он громко и уставился прямо на маму, будто ожидая от неё ответа. — За столом давай без политики. И при детях думай, что говоришь, — мама наколола кусочек мяса на вилку. Папа неразборчиво хмыкнул и принялся накладывать жаренные баклажаны. И эта забавная ситуация на руку сыграла Гааре. Он слегка потянул папу за рукав, и когда тот отвлёкся, спросил: — Пап, а куда сегодня шиноби бежали? И людей так много было. Краем глаза Гаара заметил, как скривилась Темари, напряглась. И даже Канкуро обернулся к ним, жуя. Папино лицо танцевало: брови дёргались, губы кривись под разными углами – он слишком ярко думал. За столом все ждали его ответа. Наконец, он вдохнул побольше воздуха, отпил сладкой воды и на выдохе произнёс: — Сасори, — и яростно зажевал. — Всё ясно, — фыркнул Канкуро и отвернулся. — Разговорчики! — рявкнул папа на него. Но его лицо быстро разгладилось, и он заинтересованно покосился на Гаару. — Сынок, ты что-то спрашивал? Я не расслышал. Гаара почувствовал, как брат рядом надулся – втянул голову в плечи и, подперев щёку ладонью, завозил вилкой по тарелке. Почему-то папа иногда не сдерживался, мог наругаться на Канкуро просто так. Для Гаары это казалось странным, ведь на него он никогда не повышал голос. Да и на маму с Темари тоже. Гаара жалостливо похлопал брата по ноге. Пытался поддержать, чтобы тот не расстраивался. Когда он повернулся к папе, то хотел снова повторить вопрос, но увидев мамин суровый взгляд, промолчал. — Ты ешь, Гаара, ешь. Потом спросишь, а то остынет. Гаара не успел откусить – с улицы загрохотало. Ещё бы немного и стены дома затряслись. Они переглянулись; папа подскочил из-за стола и, бросив невнятное: «Опять без еды», — помчался в коридор. Гаара, Канкуро и даже растерянная Темари побежали следом. Вчетвером они выскочили на улицу. Без шарфов и накидок. И большинство горожан были одеты также. Гаара видел – некоторые даже сандалии не надели, стояли в домашних тапках. Дул ветер, песок залеплял глаза, но они двигались вместе с толпой – ближе и ближе к резиденции. И когда Гаара, встав на носочки, различил впереди дворец Казекаге, папа грубо выругался. Сложил одну ладонь в печать и исчез. Он обернулся на брата с сестрой. Те понимали не больше остальных. Делать было нечего, и Гаара решил снова юркнуть меж людей – протиснуться вперёд. Темари что-то крикнула ему вслед, но он не вслушивался. Его несло потоком к резиденции. Гаара как мог опережал разрастающуюся за спиной давку. Ему казалось, что он слышит рёв каких-то инструментов, барабанную дробь; плач женщин и крики мужчин. А может всё это рисовало ему воображение? Гаара поглубже вздохнул и рванул быстрей. Запутался в чьей-то волочащийся по земле робе и носом вперёд вылетел из толпы. И грохнулся бы, не подцепи его кто-то за воротник. Он стоял почти у самой резиденции, пары шагов до неё не хватало. И именно туда тянулась вереница шиноби. Они шли не спеша, не так как бежали днём. А со спины всё напирали. Кричали. Требовали объяснений. Гаара вертелся: вглядывался в резиденцию, надеялся увидеть папу, щурился против солнца – на непрекращающийся поток шиноби. Хоть бы одно знакомое лицо. Он и забыл, что в деревне живёт столько много людей. И его вглядывания дали результат: среди вереницы неизвестных шиноби шёл Сасори-сан. Он смотрел под ноги, иногда прикасаясь пальцами к подбородку. Гаара совершенно случайно заметил его – если бы не яркие волосы, напоминающие копчённую паприку, то в обычной коричневой форме Сасори-сан запросто слился бы с остальными. И, наверное, он этого и добивался. Но не один Гаара оказался таким глазастым – толпа вздыбилась волной и хлынула к Сасори-сану. Кричали уже только ему. — Что случилось? — Где Казекаге? Он остановился, и вся вереница шиноби замерла вместе с ним. Стук и грохот стихли. Воздух задрожал от напряжённой тишины. Гаара, не отрываясь, смотрел на Сасори-сана, на его лёгкий взмах ладонью. Шиноби вновь ожили и потекли к резиденции. А он остался. Мельком скосился на Гаару, пробежался по затихшей толпе задумчивым взглядом и громко ответил: — Я Казекаге, — и пошёл с остальными к резиденции. А Гаару тотчас же поглотила ликующая, бушующая толпа.