Под покровом листвы

Сегодня умерла Ханаби. Снова. Хината лежала на боку в тёмной спальне и напряжённо всматривалась в щель между раздвинутыми дверями. Теперь каждую ночь кто-то погибал, бывало, что и не один раз. Когда она увидела мёртвую сестру впервые, когда дрожащими руками переворачивала холодное тело – подушка вымокла от слёз. Ежедневно сны набирались красок, ощущались реалистичней, но Хинату больше не пугали. Лишь сплошная усталость, будто и вовсе не спала. Прикрыв пересушенные от непрерывного вглядывания глаза, она напряжённо вздохнула: нечего больше себя мучить – пора вставать. По ледяному деревянному полу шлёпала босыми ногами – шла на кухню. Полы домашнего кимоно волочились и шуршали сзади, концы незавязанного пояса задевали ладони, но Хината будто не замечала. Привыкла быть равнодушной к мелочам. С появившимися навязчивыми кошмарами она начала забывать расчёсывать волосы, путалась в числах, днях, иногда не брала с собой нужные учебники. Когда же всё началось? Наверное, с середины июля. Впереди по коридору, вроде донеслось из кухни, скрипнула несмазанная дверца и звонко стукнулись стаканы – кто-то тоже не спал. Дверь Хината приоткрыла тихонько, хотела подглядеть за возившимся ночным гостем, и сквозь крошечную щёлочку осмотрела комнату. Ханаби, взобравшись на столешницу, стояла на коленях и ковырялась рукой на самой верхней полке. Хината догадывалась, что ищет сестра, но шоколадные конфеты Нацу перепрятала ещё пару дней назад, когда недосчиталась десятка. Беззвучно посмеявшись над нелепой позой Ханаби и немного взбодрившись, она рывком раздвинула двери и впрыгнула на кухню. В свете уличных фонарей, тускло пробивающихся внутрь, глаза сестры испуганно блеснули и дверца медленно, с протяжным визгом прикрылась. — Это всё сон, — начала повторять монотонно Ханаби, водя ладонями перед собой, — ты спишь, тебе снится сон. Хината покачала головой и включила свет. Оказалось, что сестре тоже не спится – с новыми правилами, запрещающими покидать клан всем, кроме Хинаты, она не успевала за день растратить скопившуюся энергию. Из дома ей не разрешил выходить папа, и Ханаби чахла от скуки: ежедневное расписание свелось к самостоятельным тренировкам, смотрению в потолок. Она ещё пыталась учиться, но без других соклановцев ей было скучно. Хината предложила читать приключенческие книги – к романтике сестра бы точно не притронулась – но на них её долго не хватало. На вопрос, почему ей не интересно, та ответила, что этого всё равно с ней никогда не случится, поэтому лучше забивать голову настоящими вещами. — Почему ты так рано встала? — налив себе чаю, спросила Ханаби. — Сегодня же воскресенье, можешь валяться. Хината перестала разглядывать угол стола и покосилась на сестру, пожала плечами. О том, что проснулась из-за неё, захлебнувшейся в реке, посчитала правильным умолчать. — У нас с папой должна быть тренировка с утра, я решила встать пораньше, — равнодушно ответила. — Ну не настолько же… — еле слышно шепнула сестра. Она приложила ладони к фарфоровому чайничку и заговорила снова, уже громче: — Мне так интересно смотреть за вами! У тебя так здорово получается выпускать чакру из тела, — ещё подлила чая. — У меня почему-то не так. Что ей ответить Хината не знала – снова пожала плечами и щёлкнула по тонкому ободку чашки. Они ждали папу во внутреннем дворике. Каждое воскресенье это стало маленькой традицией: Ханаби валяется на энгаве, подставив загорелое лицо под солнечные лучи, а Хината перекладывает камни у заросшего пруда. Хотелось сделать поухоженней, но как не изворачивайся – вода всё равно зацветшая. Голову прикрывал платок, наезжал ей на глаза. В отличие от сестры, Хинату загар вниманием не баловал, любые попытки постоять дольше положенного под солнцем оканчивались красными уродливыми пятнами. Сегодня же палило по-особенному свирепо, хотя казалось бы – почти середина августа. Посильней натянув рукав хаори на оголённое запястье, Хината подняла скруглённый булыжник и покачала в ладони. С одного края пруда у неё получилась кривоватая башенка, которой она добавила последний штрих – взгромоздила на верхушку каменную лепёшку. Конструкция покачнулась, но выдержала. Хината вздёрнула брови и победно улыбнулась, как вдруг с энгавы услышала тревожное пыхтение. Ханаби подползла к дверям и настороженно прислушалась. — Сестрица, Хизаши-сан пришёл, — испуганно обернулась на Хинату. Как выяснилось за лето, дядя пугал их обеих. Было странно видеть его здесь, ведь в последние недели он не баловал их своим драгоценным вниманием. — С ним и Неджи-сан, — пискнула Ханаби и шарахнулась в сторону от дверей. Губы задрожали, исказились в хмурой гримасе – Хината даже не попыталась сдержать рвущиеся эмоции. Она по-прежнему стояла возле пруда, когда двери разъехались. Стук камней, шумный плеск – её маленькая постройка скатилась в зелёную муть и окатила болотистой жижей ноги. От Неджи последовало незамедлительное замечание: — Рад видеть, что ты хоть иногда поступаешь мудро, — Хината нахмурилась ещё сильней, а он, видимо, заметив это, изогнул в небрежной ухмылке губы, — ведь твой удел – заниматься домом, а не лезть в мужские дела. Она стиснула зубы. Неджи ведь специально подначивал её и каждый раз при встрече пытался вывести. Наверное, хотел доказать, что она не способна себя контролировать. Лицо расслабилось, тонкая нить улыбки растянулась на губах – ему не победить. С ровной спиной Хината поклонилась. — Что ты такое говоришь? — вскочила Ханаби и, громко прошагав к Неджи, ткнула пальцем ему в грудь. — Ты же наш брат! Мы же все в одной лодке, почему ты так говоришь? Хината присела на корточки и стала подбирать рассыпавшиеся по траве камни, шарить рукой по дну пруда. Краем глаза она следила за скривившимся лицом Неджи, как тот потерял к пышущей гневом Ханаби всякий интерес и вновь уставился на неё. — Сестра, оставь нашего дорого кузена в покое, — от того, что она собиралась сказать, должно было стать смешно, но у Хинаты затряслись руки. Откуда только взялось столько своеволия. — У него какие-то проблемы с лицом, ему, наверное, защемило шею. Может, кузену стоит обратиться к врачу? В саду всё ещё было тихо, когда последний камень лёг обсыхать на солнце. Закончив на сегодня с прудом, Хината выпрямилась и стала тереть перепачканные в тине, мокрые ладони о брючины. Ей хотелось, чтобы Неджи поскорей оставил их в покое. Вздумалось же ему притащиться. — Мы не в одной лодке. Всё же он справился с лицом – на первый взгляд оно могло показаться равнодушным, холодным, но Хината видела по глазам – в них бушует неприкрытая злоба. Только почему? Что они… нет, что она ему сделала? Виновата просто за то, что попала в академию? Или преступление в том, что соклановцы жалуют её больше, что именно её хотят видеть следующим главой? Так хотелось выплюнуть ему в лицо обвинения, но Хината всего лишь натужно улыбнулась. — О чём ты? — Ханаби отстранилась от него и заглянула в лицо. Неджи усмехнулся: — Ваша семейка – пройденный этап, — он прожигал Хинату взглядом, — но в этом нет твоей вины. Снова это жгучее желание ударить. Хината нервно прикрыла веки, представила, как Неджи корчится на коленях от боли, и протяжно вздохнула. Всё что он наговорил – провокация. И ей бы хотелось в это верить, она мечтала, чтобы всё на самом деле оказалось именно так: кузен просто её злит. Но где-то в груди ползала тревожная уверенность – его слова не ветер, он что-то знает. Знает, но не говорит. Рядом сопела обиженная Ханаби. Запертая почти всю неделю в доме, доведённая до исступления в четырёх стенах, было ожидаемо, что сестра сорвётся. Хината бы не удивилась, если бы та разоралась, полезла драться, но Ханаби заплакала. Надрывно зарыдала. Икая и всхлипывая, взвыла подбитой псиной. Её затравленный, перепуганный взгляд метнулся на Хинату, губы затряслись в извинениях, и сестра, самая любимая маленькая сестричка, запнувшись о собственную ногу, забежала внутрь. И тут же из Неджи потёк яд: — И что же, ты не побежишь за ней следом? Убогие ведь должны держаться вместе. Хината не шевелилась, смотрела туда, где только что стояла Ханаби. Сбоку зашуршала ткань, кузен шагнул ближе к ней. — Мне так жаль тебя, брат, — глянула из-за плеча. Неджи она ненавидела. — В том, что тебя никто не любил – нет твоей вины, — и Хината пошла к сестре в дом. Всё время пока дядя торчал у папы в кабинете, она провела с Ханаби. Сидела на футоне и ласково гладила по ноге, пока та мучалась в истерике. Сестра не плакала, она лежала на спине и хрипло втягивала ртом воздух, иногда заходясь сиплым кашлем. Снотворные капли, которые Нацу развела в сладком чае, начали действовать только сейчас: дыхание постепенно выравнивалось, и Ханаби всё глубже проваливалась в сон. Что же со всем этим делать? Хината в отчаянии уткнулась лбом в ладони, провела ими по волосам. Как посмел мерзкий Неджи довести до такого сестру? Клан наглухо закрыли, везде шныряет полиция, и в это ужасное время в их семье разлад. Щека коснулась мягкого футона, и Хината свернулась калачиком возле сестры. А может это всё заблуждение, и на самом деле дядя уже давно от них отвернулся? И Неджи надоумил. Но зачем? Под боком стихла Ханаби – наконец уснула. И ведь ни с кем не посоветуешься. Хината вспомнила вездесущего Наруто, с каким рвением тот каждый день пытается вызнать у неё про клан, и печально улыбнулась. Не будет она втягивать его в эту смутную дурную историю – ведь и ей многое не ясно. Если бы папа хоть что-то рассказал… Хлопнули двери. Череда шагов по коридору и сердитый голос дяди – они с кузеном уходили. Отсчитав про себя примерно минуту, Хината поднялась и вышла из комнаты. Решила спросить обо всём папу. Он сидел за столиком, скрюченный и словно иссохший. Облокотившись о деревянную столешницу, уткнулся лицом в широкие ладони. Хината замерла в дверном проёме – никогда прежде она не видела папу в таком жалобном виде. Где же горделивая осанка, собранный прямой взгляд? Поднятая рука замерла – она не решилась постучать. О чём он сейчас думает? Хината закусила щёку изнутри – наверное, она пришла не вовремя. Серая ткань зашевелилась, и папа приподнял голову. — Сегодня у нас не будет тренировки, — на мгновение показалось, что его голос задрожал. Несколькими быстрыми движениями он расправил складки на кимоно, откинул за спину свалившиеся к лицу волосы. Во рту стало сухо и вязко. Как ей начать с ним разговор? — Я не про тренировку пришла спросить, — Хината шагнула в кабинет и прикрыла за собой дверь. На предложение присесть она качнула головой, осталась стоять и нервно потирать пальцы. Папа молчал. — Что происходит в клане? — выпалила Хината. А ведь собиралась говорить спокойно. Она надеялась увидеть хоть какую-нибудь реакцию – раздражение, удивление, но не получила ничего. Папа коротко взглянул на неё и снова уставился в стол. — Почему ты никогда не отвечаешь мне? Почему Неджи смеет так разговаривать с нами? Из-за него Ханаби билась в истерике, так почему… Хината захлопнула рот – даже не заметила, как её понесло. Если нужно добиться чего-либо, то такой подход заведомо провальный. Она поглубже вздохнула и снова спросила: — Я же вижу, что всё ужасно, но не понимаю из-за чего, и к чему всё идёт. Папа, объясни, прошу, — прижала руки к груди и шагнула к нему. Он не шевельнулся: застыл каменным истуканом и даже взглядом не повёл. — Мне нечего тебе рассказать, дочка. Это пока не для твоего ума. Когда рот растерянно приоткрылся, и глаза выпучились, папа смерил её жёстким, прибивающим к полу взглядом. — Твоя первоочерёдная цель – много тренироваться, учиться не покладая рук, — продолжал он смотреть, не моргая. — Ты должна быть одновременно мудрой и хитрой, тогда сможешь добиться в этой жизни многого, — и он отвернулся, как ни в чём не бывало потянулся к скрученному свитку. В груди клокотало. Что это было: обида, злость? Хината не понимала, просто чувствовала, как тяжелеет тело, опускаются плечи. Сплошное разочарование. Родной человек с такой лёгкостью предлагает ей не обращать внимание на творящийся вокруг произвол, просто потому что она недостаточно умна. Это же папа имел в виду? Кулаки сжались – она должна уйти. Уйти, пока не наговорила лишнего. Но ноги вросли в деревянные доски. — Может, тебе просто всё равно? — воскликнула Хината, но его лицо осталось таким же безмятежным. Папа продолжал разворачивать свиток. — Может, тебе нет дела до нас? Как не было дела до мамы? — голос сорвался. Она стиснула челюсть, лицо перекосило от досады. Снова этот безразличный взгляд! Как же злило, как раздражало, как хотелось… Хината рывком развернулась, гневно рванула дверь в сторону. Загрохотало так, что из соседней комнаты выскочила перепуганная Нацу. Она что-то беспрерывно лепетала, просила остановиться, не уходить из дома, но Хината твёрдо шла вперёд. Её знобило, руки дрожали, а в голове назойливо крутилось: «Он врёт, он всё врал. Зачем предложил стать главой? Лжец, лжец». На улицу она выбежала так же: под яростный дверной удар и громкий топот. Под палящим солнцем тут же стало жарко, и Хината стянула с себя хаори, швырнула на разросшийся возле дома куст. Ещё и раздражающий платок на голове! Серая ткань полетела следом, но не зацепилась за торчащие ветки, сразу скатилась в пыль. По главной дороге она шагала размашисто, смотря только перед собой. Прокручивала прошедший разговор и негодовала: могла же сказать по-другому, привести разумные доводы. Передала бы угрозы кузена дословно и, может, убедила бы папу преподать тому урок. Как же Хината хотела, чтобы Неджи наказали. Как описывают в книгах – больно и жёстко. Но ведь так нельзя! Стиснула зубы – чем она тогда лучше? Ком грязи полетел вперёд по дороге, но ей хотелось пнуть что-нибудь потяжелей. Хината видела, как немногочисленные соклановцы косятся на неё, хмурят брови и отступают в сторону. И это злило ещё сильней. И пугало не меньше. Что они все таращатся? Они хоть знают, что здесь творится? Очередной ошарашенный взгляд и Хината рванула к соклановцу – худощавому мужчине, примерно, пятидесяти лет. — Добрый день, — поклонилась. Мужчина непонимающе моргнул, покрутил головой по сторонам, но ответил ещё более глубоким поклоном. — Скажите, пожалуйста, вы знаете, почему всем запретили покидать клан даже с пропуском? — она стояла прямо, вытянув руки вдоль тела. Мужчина покачал головой. Неужели правда не знает? Хината сощурила глаза. А что, если и этот врёт? Но спросить о чём-либо ещё ей не удалось – дальше по улице закричали. Голоса звучали разные: мужские и женские. Драка что ли? Она переглянулась с прохожим, и они вместе побежали в сторону шума. Картина предстала живописная: перепачканный, валяющийся в своём товаре продавец, и склонившиеся над ним полицейские. Они как падальщики кружили вокруг него, тянули шеи и кривили рты в диковатом оскале. Мужчина предпринял попытку подняться, но неудачно ухватился за коробку, и та перевернулась ему на голову. Под протяжный стон во все стороны разлетелись огурцы. Издевательский гогот, испуганные перешёптывания соклановцев. О ногу Хинаты стукнулся овощ, и она подняла его, протёрла о футболку. За что такая жестокость? Чем этот мужчина провинился перед полицией? Хината сжала огурец в кулаке. А чем она перед Неджи? Они все думают, что сильней, когда нападают на одного. Но если вас двое? Её что-то тянуло вперёд – взяло за руку и потащило к этому кряхтящему продавцу. По-другому Хината бы просто не смогла объяснить свой поступок. В животе будто горсть камней болтается, липкие ладони и дрожащий огурец в кулаке, но вот Хината уже стоит возле мужчины и помогает ему подняться. Тот в последний раз скользит в помидорной каше и наконец встаёт. И снова хочет опуститься на землю, но только чтобы поклониться, поблагодарить. Но она его останавливает. Наконец стих лающий хохот. По всей дороге люди поднимали раскатившиеся овощи, собирали их в оставшиеся целые коробки. Уже знакомый Хинате мужчина подошёл к продавцу, стал расспрашивать его о самочувствие. А она осталась стоять с полицейскими. Сердце колотилось, перед глазами плыла тёмно-серая форма, овощи смешались радугой. Хотелось закрыть глаза, открыть, и она дома – сидит на энгаве во внутреннем дворике, и ничего этого нет. А если зажмурится посильней, то вернётся в далёкое детство, когда Ханаби только родилась, и мама чувствовала себя хорошо. Беззаботное детство. Хината прикусила щёки – жизнь не повернуть вспять, хватит, пора возвращаться в реальность. А настоящее таково – она стоит напротив трёх полицейских, которые устроили погром в её квартале. Именно ей пришлось помочь соклановцу, не дяде, не кузену – ей. Хината разжала кулак, и огурец шлёпнулся в красную гущу. Теперь помимо болотной грязи, на ней была и овощная. — И что ты, девочка, влезла? — спросил её один из полицейских. Хината приподняла глаза и, поджав губы, несмело взглянула на них, и сразу узнала девушку Яманака – её необычную кепку на светлых коротких волосах. Та посмотрела в ответ и прищурилась. — Вы же должны защищать, а не нападать, — прозвучало тихо, но голос не затрясся. — А мы и защищаем, девочка, — склонился к ней мужчина-полицейский. — Этот человек опасен – он начал спорить с нами, обвинять в своих проблемах, — ехидная ухмылка заплясала на губах. Вдруг его хлопнула по руке Яманака и, наклонившись поближе, зашептала. Хината старалась не напрягать лицо, чтобы случайно не выдать, насколько внимательно пытается разобрать её слова. — …представляет интерес… не лезь… — вроде Яманака говорила о ней, но слова казались бессвязными, никак не складывающимися в цельное предложение. Третий полицейский вообще не принимал участие в их разговоре, стоял и растерянно осматривался по сторонам. Как Хината поняла, он и к продавцу не лез. Наконец двое нашептались, и мужчина выпрямился, засунул руки в карманы. — Ладно-ладно, может, мы и погорячились, с кем не бывает, — пожал плечами. — Пойдёмте дальше. Они пошли вниз по улице, оставив Хинату стоять в недоумении и разглядывать их медленно скрывающиеся формы. Запал злости схлынул резко, стоило им повернуть на соседнюю улицу. Затряслись ноги, руки, когда Хината поплелась к клановым воротам. Она чуть не забыла, что собиралась выйти на свободу. С ней пытались заговорить, продавец какое-то время не отставая семенил следом, что-то невнятное бормотал. А Хината всё кивала и кивала. На пропускном её задержали две новые белые формы. И когда их только успели сюда поставить? Хината вглядывалась в чёрные строгие глаза и думала, что все Учиха на одно лицо. Хотя Хьюга такие же, не удивительно, что её не отличили. А повязку она забыла дома. Поэтому ей пришлось терпеливо ждать. Недавно стихнувшая злость постепенно возвращалась – Хината закусывала щёки, старалась не смотреть на копошение полицейских, боялась, что может нелестно высказаться об их работе, о них самих, и тогда её точно не выпустят. От длительного стояния под солнцем на предплечьях появились красные пятна, напекло макушку. Тогда ей и разрешили выйти из клана. Хината брела вдоль забора Акимичи, пинала подворачивающиеся под ноги камни и жалела, что сняла с себя хаори и платок. На каждый сделанный шаг она рассеянно считала и так добрела до перекрёстка. Куда идти теперь? Можно завернуть налево и пройтись мимо клана Хатаке, там тоже всегда безлюдно – их же совсем мало осталось – и она никого знакомого точно не встретит, а потом прогуляться вдоль речки. Наверное, так и поступит. И только Хината собралась идти дальше, как почувствовала быстро приближающуюся знакомую чакру. Неужели Саске? Губы нервно поджались – какое неудачливое совпадение. Он всегда ходил на деревенские полигоны этой дорогой, но сейчас уже не раннее утро, и Хината не рассчитывала его повстречать. Надеялась, что они не пересекутся. Саске подскочил быстро, она даже улыбнуться не успела. Поздоровались. Со стороны, должно быть, выглядело нелепо. Хината чувствовала, что он смотрит на неё, но старалась избегать его взгляда. О чём им сейчас разговаривать? Если Наруто и приставал к ней с ежедневными расспросами, то делал это ненавязчиво и на любой недовольный взгляд реагировал тотчас – извинялся и уходил по своим делам, а вот Саске так не умел. Самое забавное, что он почти всегда молчал. Но делал это так красноречиво, что Хинате иногда казалось – она не вытерпит, сорвётся и наговорит гадостей: о дяде с кузеном, о скрытном папе, об Учиха и вездесущей полиции. Но Саске же ни в чём не виноват. Сейчас он смотрел также. Почему бы ему не пойти дальше по своим делам? Хината медленно развернулась и поплелась вдоль клана Хатаке. — Ты сейчас куда? — Саске шёл с ней рядом и смотрел под ноги. — Никуда, — вяло отозвалась она, — просто хожу. Они замолчали. Хината закусила щёку – почему она не может просто попросить его уйти, оставить её одну. С Наруто таких проблем не возникало. — А ты ещё не опоздал на тренировку? Ты же рано ходишь по воскресеньям, — провела ладонью по нагретым волосам. — Опоздал, — усмехнулся Саске. — Но Узумаки сам постоянно опаздывает, так что пусть ждёт. — На него не похоже, — задумчиво сказала Хината. — Саске, — тот заинтересованно промычал, — а ты ему ничего про мой клан не рассказывал? — Нет, зачем мне? Если ты про его надоедливые вопросы, то он ещё с июля начал. Наверное, кто-то рассказал. Хината скривила губы и искоса взглянула на него: надоедливые вопросы – проблема не одного Наруто. До самой реки они шли в тишине. Здесь никто не следил за травой, не ухаживал за ягодными кустами – с обеих сторон торчали сорняки по самую голову, извивались разросшиеся ветви тоненьких деревьев. Большой лопух, от которого все штаны были утыканы розоватыми соцветиями, крапива, растёкшаяся поляна белых одуванчиков – из-за всего этого растительного безобразия дорога казалась совсем узкой. Ещё и вывороченная каменная кладка, об которую с лёгкостью можно запнуться. Саске вышел из зарослей первый и сразу спустился к реке. Его одежда осталась такой же чистой, ни одна веточка к нему не прицепилась, наверное, сорняки сговорились, и все вмести напали на Хинату. Даже из волос, пока догоняла Саске, она вытащила с десяток колючек репейника и скинула настырного паука. — Почему ваш клан закрыли? — спросил Саске, когда Хината подошла к нему. Всё ещё освобождаясь от остатков растений, она пожала плечами. Не врёт же. — Почему ты молчишь? Какой знакомый вопрос – она о том же спрашивала недавно папу. — А ты бы, будь на моём месте, рассказал? — заглянула ему в лицо. Саске отвёл глаза. — Может быть… — он немного помолчал, — …тебе рассказал. Теперь отвернулась Хината. А вдруг и вправду стоит поделиться? Если она расскажет о своих подозрениях, то ничего же не случится? Саске ведь её друг. Покусав губу, она решила высказать опасения: — Мне кажется, папа что-то задумал.