Под покровом листвы

— Прости меня, — Хината стояла перед серой монолитной плитой. — Никогда прежде я к тебе не приходила. Папа ходил часто, знаю, а я нет. Прости. Она взглянула вдоль узкой дорожки кладбища. Полицейский, что привёл её сюда не изменил положения, по-прежнему стоял к ней спиной. Хината безразлично скосилась на плиту, на выбитые иероглифы «Хьюга Мива». Немного дальше стояло надгробие чуть проще, там лежал прах с мамой Неджи. Подул прохладный ветерок, и одна непослушная прядь выскользнула из высокой причёски, свалилась перед глазами. — Скоро ты будешь не одна, мам, — положила она руку на холодный камень. — Я не знаю, существует ли душа, но надеюсь, что вы с папой уже сегодня встретитесь. Слёзы подкрадывались к глазам, и хотелось провести по ним кулаком, но утром Нацу намаза ей лицо белой пудрой и подвела чёрной краской веки. Хината вяло протестовала, но та грубо всунула ей в руки зеркало и заставила хорошенько рассмотреть полопавшиеся сосуды и фиолетовые круги. Хоть она и проспала непрерывно больше суток, не чувствовала себя бодрой. А стоило ей сладко потянуться и подумать, что всё просто жуткий кошмар, в комнату зашла бледная, как дух, Нацу и объявила о готовящейся казни. Сегодня суббота и сегодня папы не станет. Хината закусила щёку. Стоит тут разрядившаяся в дорогое кимоно, с подколотыми изящными заколками волосами и пытается слёз не лить. Пусть плачет Ханаби, а она старшая, значит должна всё выстоять и никому не показать свою слабость. Протяжно шмыгнув, Хината втянула побольше воздуха и пальцем вытерла скопившуюся под веком влагу. Зашумела пересушенная листва, понеслись жёлтые лепестки по земле, и она подставила лицо под охлаждающий порыв. — Мама, как мне быть? Как же мне жить дальше? Мама, мне так страшно… Хината упёрлась рукой о холодную плиту и, согнувшись над табличкой с добрыми словами о маме, отчаянно заплакала. От горькой безысходности рот безвольно распахивался и судорожно хватал крохи воздуха. Изнутри раздирало от боли. Тряслись колени. Ничего не осталось, только отчаяние и ненависть. Она схватилась за край кимоно возле груди и с силой потянула ткань. Ноги подогнулись, и, дрожа всем телом, Хината упала на колени. Широко разинув рот, она беззвучно закричала, завопила. За что? За что ей это всё? На языке чувствовалась соль, о землю разбивались капли. Рукавом кимоно Хината резко провела под носом, вытерла стекающие сопли. Новый порыв ветра взметнул пыль с дорожек, зашептались ветви. Уже две прядки затрепыхались перед глазами. Насекомые всё также ползли, опавшие листья продолжали крутиться по земле, а тучи мчаться по небу. Осознание вонзилось в разум чистым ярким светом – она просто продолжит жить дальше. Сейчас не её время умирать. Хината захлопнула рот и на трясущихся ногах поднялась, посмотрела в последний раз на серую плиту. — Спасибо, мама, я обязательно приду сюда попозже, только когда вы будете вместе. Вероятно, её внешний вид сейчас выглядел гадко. Она похлопала пальцами по лицу, постаралась убрать разводы, которые наверняка появились от слёз, и подошла к полицейскому. Можно идти обратно. Нацу сказала утром, пока завязывала пояс кимоно, что Хокаге проявил великую милость и позволил попрощаться с папой. Ловким движением обе прядки отправились обратно в причёску. Неужели ей теперь стоит броситься ему в ноги? Вероятно, да. Ведь отца не повесят, как нескольких его помощников – ближайших заговорщиков-соклановцев – а он сам лишит себя жизни. Хината не сразу догадалась, почему на неё, ошарашенными глазами, пялится полицейский, а когда поняла, что ухмыляется краешком губ, улыбка растянулась шире. Это же такая романтическая смерть – она столько раз читала об этом в книгах. Как это мужественно, что каждый достойный воин только и мечтает закончить свой путь так – вспороть себе живот. Наверное – это правда. Наверное. Она скосилась в сторону. Интересно как себя ощущает папа? Конечно же спокойно, ведь он шиноби. Шиноби должен быть готов расстаться с жизнью за деревню или из-за деревни в любой момент, ей это стало понятно ещё из детских книг. Но всё же, почему именно их семью постигла такая участь? Толпящихся возле дома людей Хината заметила мгновенно, стоило им повернуть на главную дорогу. Похоже весь клан пришёл проститься со своим главой. Но к папе их не пустят. Разрешено только ей и сестре. Они и на казнь не попадут – там будут только родственники и важные люди деревни, например, главы других кланов. Хината не знала, придёт ли сам Хокаге или пошлёт приближённых. А будет ли Рин-сенсей? Из тягучих раздумий её выдернули соклановцы. Они тянулись к ней вереницами и говорили, говорили. Сперва полицейский попробовал отогнать их, но некоторые активировали Бьякуганы, и тот потерянно замотал головой, весь сжался. Хината мельком порадовалась, что хоть кому-то из них стало страшно. На такую искреннюю, тёплую поддержку она не знала что отвечать, как вести себя. Старики обнимали её, гладили по голове, дети хватали за руки. Но большинство соклановцев стояли спокойно и, склонив головы в уважительном поклоне, молчали. Взгляд метался между ними – Хината догадывалась, что сейчас происходит. Клан открыто высказывал предпочтение следующему главе. Только ли учтут их пожелание? Идя сквозь толпу, она скосилась на дом дяди. Со стороны внутреннего сада Хината слышала громкие разговоры, иногда перетекающие в смешки, возню шиноби. Подготавливалось место казни. Остальных повесят на клановых полигонах – это произойдёт чуть позже. Сначала папа, затем его ближайшие помощники. Хината раздвинула двери, почему-то ей казалось, что заговорщиков будет больше. И хорошо ли, что всё обошлось пятью виновными? Вроде бы папа имел дела с гораздо большим числом соклановцев. Задвинув за собой двери, она тихо пошла по коридору. Тут же рядом появилась Нацу и печально оглядела её лицо. — Брось это, пожалуйста, — Хината попыталась тепло улыбнуться, — мне всё равно, как я выгляжу. Она свернула по коридору и возле папиной спальни увидела нескольких шиноби в звериных масках. С самого раннего утра, а Хината проснулась до рассвета, они не шелохнулись. В комнате было тихо. Сквозь бумажные двери оттуда не доносилось ни единого шороха или звука, хотя Ханаби наверняка сейчас сидит с папой. Хината прошла мимо шиноби и занесла кулак для удара. Тогда, в воскресенье, она повела себя неправильно – сорвалась и накричала, а потом убежала из дома. Когда же вернулась, с папой разговаривать не стала, а уже ночью его увели. Они так и не объяснились, он так ничего ей не рассказал. Изменится ли сейчас хоть что-то? Ногти впились в кожу ладони. О чём она думает? Какой же это эгоизм – беспокоиться о таких мелочах. Удар по двери. Но если Хината не добьётся от него информации, то как сможет помочь клану? Двери разъехались, и она прошла внутрь. Папа сидел на футоне, а на нём, обхватив за шею и уткнувшись в белое кимоно, висела Ханаби. Плечи её сотрясались мелкой дрожью, и Хината, с противоположного конца комнаты, слышала тихие протяжные всхлипы. Сестра находилась здесь не один час, а она только пришла. — Оставишь нас? — спокойно спросил папа, прикоснувшись к локтю сестры. Ханаби отреагировала не сразу: ещё несколько секунд судорожно хваталась за него. От горечи у Хинаты всё сжималось в груди. Она шагнула вдоль стены и потупилась в пол. Зачем только проснулась сегодня? Если бы продолжила спать, то никто бы её не разбудил, и она прибывала бы в сладком неведении. Ей бы не пришлось сейчас страдать от жалости за себя, за сестру. Скрипнула деревянная доска. Ханаби оторвалась от папы, поднялась и, согнувшись, поплелась к двери. Её лицо даже при тусклом естественном освещении выглядело ужасно: красные пятна на щеках, распухшие глаза и нос. Волосы спутались. — Ханаби, — тихо окликнула её Хината, — подойди, пожалуйста, к Нацу. Пусть она тебя умоет. Когда сестра вышла, она взглянула на папу: ровная спина и спокойное лицо – словно и не он вовсе через час расстанется с жизнью. Хотелось подойти к нему поближе, обнять, но Хината упорно не шевелилась. Не будет сегодня больше плакать. Она так решила. Хотя потом наверняка пожалеет. Папа смотрел понимающе, не подзывал к себе. — Я помню, как ты говорил, что дочь главы не должна трястись от страха, — она опустилась на жёсткий пол, села на колени. — Я постараюсь не подвести тебя. — Спасибо, Хината, — с нежностью ответил он. — Ты повзрослела. Я сожалею, что так поздно начал с тобой заниматься. Папа запрокинул голову, его взгляд рассеяно блуждал по потолку. Надо было расспросить его прямо сейчас, но Хината оттягивала момент, смотрела на лежащие на коленях ладони. — Я допустил грубейшую ошибку и сегодня буду за неё отвечать, — еле различимый шёпот. Хината приподняла глаза. — Пап, это правда, что ты пошёл против деревни? Он кивнул. — Зачем, папа, зачем? — Хината подалась вперёд, упёрлась ладонями о пол. — Мы же нормально жили, мы жили вместе! — последнее слово сорвалось на крик. Пальцами она впилась в деревянную поверхность. — Как нам теперь жить без тебя? Что мне теперь делать? — перешла на шёпот. — Если ты предполагал такой исход, почему всё равно поступил по-своему? В глазах защипало – ей снова захотелось плакать. До боли Хината закусила щёки. Нет, нет, не сметь, она не должна! — Тогда я не думал о себе или о вас с Ханаби. Я думал о клане, — он сказал это так спокойно, так беззаботно. — Пора уже менять сложившийся уклад. Мама попыталась, я попытался, возможно у тебя получится. Неужели он сейчас продолжает думать о заговоре? Перед казнью? Хината села ровно на коленях. А причём здесь мама? Неужели она тоже пыталась что-то изменить? В памяти всплыла тайная коробка с посланиями. — О какой ошибке ты говорил? Ей придётся разобраться во всех хитросплетениях клана, но это потом, когда папы не станет, когда пройдёт траур. — Я доверился не тому человеку, — его губы изогнулись в презрительной усмешке. — Понимаю, у тебя накопились вопросы. Я постараюсь всё объяснить, пока у нас есть время. Они проговорили долго. Точнее, говорил в основном папа, а Хината вслушивалась в каждое слово. Рассказывал про заговор, что планировалось всё очень давно, тщательно. Главную проблему он видел, как сперва показалось Хинате, не в официальной верхушке деревни, а в других, не бросающихся в глазах людях. Что те с самого основания деревни держат в руках власть, а Хокаге всего лишь красивая ширма, как и главы кланов. Ещё у этих тайных правителей повсюду сидят шпионы: в каждом клане, на каждом собрании они слушают и докладывают. Об этом было удивительно слышать, это не укладывалось в голове. Папа предположил, что даже бесклановых строго контролируют, и могут, в случае серьёзного неповиновения, воздействовать ментальными техниками Яманака. Хината ничего не возразила – правды она всё равно не знала. — Ты избегал любой мой вопрос про времена основателей, почему? Папа замолчал и стал внимательно рассматривать её лицо. Неужели и сейчас не хочет говорить? Хината поджала губу. — Не суждено двум кланам с великими техниками глаз ужиться под одной крышей. Учиха оказались расторопней. — Откуда ты знаешь, что невозможно? — Хината скосилась на пол. — Может, наоборот, — уже совсем тихо проговорила она. — Почему ты даже сейчас не хочешь рассказать? Он улыбнулся. — А нечего рассказывать: Хьюга оклеветали и подставили. Первый, насколько мне известно, в то время уже был болен, и за титул Второго боролись его брат и Учиха Мадара. Кто победил – известно. Нашим старейшинам не нравилось происходящее, и они пожелали выйти из состава деревни, — послышался тяжёлый вздох. — Но Хьюга не выпустили, обыграв всё перед остальными кланами как попытку свержения Первого Хокаге. Снова повисла томительная тишина. Хината нервно взглянула на часы – время близилось к десяти. В животе неприятно затянуло, ладони мгновенно вспотели, осталось совсем немного. Папа заговорил снова, и Хината отвлеклась от нарастающей тревоги. — В записях того времени указывалось, что Первый Хокаге был очень популярен в народе. И его прогрессирующая неизвестная болезнь будоражила умы. Тогда всё свалилось в кучу – предательство союзников и его жены, усиление влияния Учиха, волнение у Сенджу. Он нахмурился и замолчал, а Хината не посмела влезать. Как же здесь было тихо: с улицы не слышалась подготовка к казни, и, если прикрыть глаза, могло показаться, что сегодня самый обычный день. — Им надо было найти виноватых, а старейшины не захотели сотрудничать с Учиха, в этом и была их ошибка. Хьюга всегда чрезмерно гордые. Думаю, нам всем это послужило хорошим уроком, — его взгляд стал жёстким и требовательным. Хината втянула голову в плечи. — Никогда не действуй в лоб, дочка. Всегда будь начеку, не жди помощи даже от самых близких – лучше делай всё сама. Люди готовы предать тебя даже за более вкусную, как им кажется, миску бульона. Хината судорожно проглотила скопившуюся слюну. О ком он сейчас? Есть кто-то конкретный, кому не стоит доверять? Опять короткий взгляд на часы. Хотелось столько всего спросить, но обо всём она не успеет. Придётся выбирать. — Скажи, пожалуйста, почему ты ничего мне не рассказывал? Сколько бы я не спрашивала, ты всегда уходил от разговора. Возможно – это совершенно не тот вопрос, и Хината только зря потратила время. Нет, она хотя бы поговорит с папой. — Я боялся, что ты будешь болтать обо всём, что Учиха воспользуются тобой и вытащат по крупицам непредназначенную для них информацию. Прости, что испугался выдуманного и отстранился, — на его губах снова проступила лёгкая улыбка. Зубы больно впились в щёку, и солоноватая кровь растеклась по языку. Папа ведь не знает, сколько лишнего она наговорила про клан, про их закрытую жизнь. Вспомнился Саске, и его расспросы. Как тот волновался. Хината ещё сильней надавила на сочащуюся ранку – он был искренен, когда говорил, он бы не стал распространятся всем и каждому. Ведь она просила. Червячок тревоги закрутился в груди. А что если… Нет, нет! Хината мотнула головой, Саске её друг, он бы не стал, не стал. — Хината, — от спокойного ласкового голоса она дрогнула и приподняла глаза. — Я прошу тебя позаботиться о Ханаби, Нацу, о клане. Пообещай, — интонация резко изменилась, стала жёстче, — стать главой любой ценой. Ничего другого не оставалось, и она поклялась Бьякуганом. Но слова вырывались с трудом, запинались о зубы, а разум кричал, что это какая-то нелепица, злая шуточка. Папа будто не понимал всего трагизма. Через тридцать минут он умрёт, а как ей-то дальше жить? Что вообще будет через эти злосчастные полчаса? А завтра, а в понедельник? Просто как ни в чём не бывало прийти на уроки? Смеяться вместе с Кибой, обсуждать учёбу вместе с Шино? А потом вернуться сюда, в дом, где умерли её оба родителя? Какая же ерунда. Она спит, да, должно быть до сих пор спит, и снится ей кошмар. На часах стукнуло десять, и раздвинулись двери – шиноби в маске тихим голосом сказал ей покинуть комнату. На негнущихся ногах Хината долго ковыляла к коридору и оглядывалась. Смотрела на папину улыбку и кривила губы, сжимала зубы. Когда за спиной задвинулась дверь, не переставая, колотилось сердце. Она рукой опёрлась на стену и вдохнула посильней, поплелась в сторону сада. На каждый шаг приходилось проглатывать вязкую слюну и глубоко дышать. Перед тем как выйти на улицу, Хината остановилась и приложила руки к горячему лицу. Если думать, что это всё сон, то становится легче. Другого способа стойко перенести предстоящий ужас, не опозорив папу и клан, она не знала. В конце концов, этот день закончится, стоит только потерпеть. Хоть ветерок и охлаждал щёки, Хината стояла как в дурмане. Она не знала, где ей полагается находиться, но ноги привели её к зацветшему пруду. Так и хотелось опустить в зелёную воду руку, а потом провести по лицу, но смазанные силуэты суетящихся неподалёку шиноби останавливали от необдуманного поступка. Постепенно сад наполнялся людьми, на земле уже лежали расстеленные белые ткани – скоро начнётся казнь. Хината дёрнулась, когда прикоснулись к спине: шиноби в маске попросил её пройти к семье. Она медленно развернулась, посмотрела на них. Там уже стояла Нацу и прижимающаяся к ней Ханаби, расслабленный дядя и хмурый Неджи. Хината провела взглядом по собравшимся, но сколько бы не вглядывалась, видела лишь размазанную кашу из форм и волос. Кто все эти люди? Они пришли по своему желанию? Стоило подойти к Ханаби, как та отстранилась от Нацу и вцепилась уже в Хинату, стиснула ладони. Глаза – полные ужаса. — Я не хочу на это смотреть, я не смогу, — жалобно забормотала она. Тут же к ним повернулся дядя, но Хината опередила его. Провела рукой по волосам Ханаби и сказала: — Придётся, сестрёнка, это ведь наш папа. Они стояли в первом ряду, и Хината отметила, что весь процесс им не увидеть. Когда остриё вонзится в живот, папа будет смотреть на пруд. Взгляд устремился на противоположную сторону, и глаза распахнулись – там стоял Саске. Стоял и смотрел прямо на неё. Его рот еле заметно приоткрылся и тут же захлопнулся. А у Хинаты снова всё поплыло перед глазами. Она скосилась на белую ткань. Сейчас не до Саске, сейчас не стоит думать о нём. Двери раздвинулись. Белая ткань не шумела, когда папа спускался с энгавы. Даже ветер затих, тишина куполом накрыла весь сад. Он прошёл мимо, и Хината затаила дыхание, прижала поближе сестру. Папа не взглянул на них. Опустился на колени, плавно снял верхнюю часть кимоно и взял заранее заготовленный ритуальный нож. Рядом с ним стоял шиноби в маске и держал катану. Ханаби рывком развернулась и уткнулась Хинате в плечо. — Нет, нет, — сотрясалась она. — Нельзя отворачиваться от того чего боишься, мы должны смотреть, — прошептала Хината, не отрывая взгляда от занесённой руки с ножом. Ханаби повернулась, и Хината вцепилась ей в плечи. Всё что сейчас существовало – это солнечный блик на металле. Его рука не дрогнула. Вонзилась в тело легко. Ханаби взвизгнула, но Хината положила ладонь ей на рот и заглушила последующий вопль. Сестру заколотило, и её пришлось крепче прижимать, удерживать за плечи. Папа провёл один раз ножом, чуть медленнее провёл второй. Белая ткань насыщалась красным. Взмах катаны. Голова аккуратно упала в руки, повисла на тонкой полоске кожи. Всё наконец закончилось.