***
Спустя четыре месяца после предложения и подачи заявления в ЗАГС Рената собирает в охапку будущего мужа, его свидетеля (по просьбе будущего мужа) и парня свидетеля (по требованию свидетеля) и объявляет цель поездки: выбор костюма. Рината и не была против того, чтобы Лëша с Вовой целый день мотались с ними по бутикам, но искренне не понимает, почему они на это согласились. Это, всë-таки, поездка не на курорт и не в парк развлечений: будет душно, максимально скучно и энергозатратно. Зная, как Губанов быстро устаëт от походов по магазинам, Рината сказала Валере практически сразу: «Не думаю, что он продержится до самого вечера, он не любит такие длительные походы». — Зато Вова это любит, и если он скажет остаться, то Лëша останется. Тем более, пока мы ходим, Губанов найдëт чем заняться. Он ведь болен до рубашек, — Валера, играется поворотниками, время от времени поглядывая на нужный подъезд. — И вообще, я в надеждах, что мы быстро всë найдëм. Вот ты на следующей неделе с утра до вечера точно просидишь с этими платьями. — Просижу, — утвердительно кивает Рината. — Я хочу найти такое платье, чтобы у всех и с твоей, и с моей стороны искры из глаз посыпались. И у тебя тоже. — Да ты хоть в спортивках приди, у меня всегда искры из глаз сыпятся. — Вот ты хвост, Валер, — фырчит смущëнно Рената, пихая его кулаком в бок. — Ну что, где эта парочка? — Лëха, наверное, штаны выбрать не может, как всегда, — Валера ставит локоть на открытое стекло и подпирает подбородок кулаком. Но Лëша уже давно выбрал, в чëм ехать. И Вова давно выбрал. И вообще они были полностью готовы ещë полчаса назад, но что-то пошло не так. Губанов мысленно просит прощения перед Валерой за их опоздание, пока кухонный стол ритмично бъëтся об стенку, и пока Вова, крепко держась за его руку, шипит и мычит как можно тише. Утренний бытовой конфликт по поводу брошенной в раковину немытой посуды обернулся утренним развратом, перед которым оба не смогли устоять. Последний раз они трахались почти две недели назад, и для них это достаточно большой случайный перерыв. В это утро они будто с цепи сорвались, причëм одновременно. Никогда не пробуя секс вне постели, они вдруг с удивлением осознали, насколько это может разнообразить половую жизнь. Мысль о том, что буквально час назад они вдвоëм сидели за этим столом и завтракали, а сейчас Вова полулежит на нëм абсолютно голый и выстанывает маты, мягко говоря, ебашит по мозгам. Особенно Губанову, который безумным взглядом сжирал чужие черты лица и двигался дерзко-мягко. Такое странное сочетание доводило Вову до вскриков. Входя глубоко, Губанов тут же быстро вынимал, сжимал чужую талию и снова входил медленно и тягуче. А потом резко ускорялся, не давая опомниться, двигался так быстро, что стол начинал всë чаще биться о стенку. Слава богу, что это внутренняя стена и соседям они не мешают. Ну, почти. Соседи снизу и сверху прекрасно всë слышат, но за долгие четыре месяца, видимо, привыкли или просто заставили себя закрыть на это глаза. А может, им просто лень жаловаться в полицию. — Лëш, опаздываем, — сквозь вздохи шипит Вова, исподлобья глядя в озверевшие глаза. — Нас простят. — Какой же ты эгоист х… — Вова не успевает закончить, как Лëша вновь срывается на энергичный темп и заглушает слова Вовы ударами стола о стену и его громким прерывистым и довольным стоном. В ответ Вова получает только лисью ухмылку, а затем лицо Губанова искажается. Он, не сбавляя темп, тянет Вову на себя, целует с языком, крепко держа затылок, и резко останавливается, продолжая двигаться рывками. Всë его тело загорелось, глаза зажмурились. Он кончает, сопя, не разрывая поцелуй, и кладëт свою горячую и чуть вспотевшую ладонь на член Вовы, сначала сжимая у основания, а затем быстро двигая вверх и вниз, уделяя особое внимание головке. Мгновение, и Вова, не пытаясь сдерживаться, стонет прямо в поцелуй, ощущая, как от остановившегося внутри члена, от чужих губ и от выбившего из сил после оргазма Губанова окончательно сносит крышу.***
— С опозданием на пятнадцать минут! — Валера недовольно стучит пальцами по рулю, глядя в зеркало заднего вида. Губанов в ответ только невинно и слащаво улыбается, пожимая плечами. Вова молчит, закрывая глаза и пытаясь восстановить дыхание. — Натрахались? — Какой натрахались? Проспали мы, не пизди-ка на нас тут, — Губанов мгновенно огрызается, защищая себя и Вову, который мгновенно покрылся краской и отвернулся к окну. Валера вздохнул, поверив лишь благодаря уверенной и возмущëнной интонации друга, а Рената, мимолëтно взглянув в зеркало заднего вида, тихонько фыркнула и усмехнулась. Она просто не могла не догадаться, ведь оба выглядели далеко не заспанными, а такими взбудораженными, такими взъерошенными, что причиной опоздания тут был далеко не сон. Она не стала ничего говорить, только улыбнулась Губанову и перевела разговор в нужное русло: куда ехать и что именно они ищут? Губанов наравне с Ренатой принимал участие в выборе костюма, ведь он не просто левый хуй с горы, а свидетель! Друг жениха! Это очень даже достойно! Хотелось, конечно спать, тело ощущалось через раз, но он упорно стоял у примерочной, сложив руки на груди и советовался с девушкой-консультантом, которая всë время подсовывала такого себе фасона пиджаки. А что в это время делал Вова? Он то посидел, то постоял, то походил по бутику, поразглядывал дорогущие ценники на рубашках, успел сунуть в рот две сосательные конфеты с кассы и сейчас бездельно болтался у вешалок с пиджаками, не понимая, за что они столько стоят. — Смотри, — над ухом возникает чья-то голова и нежный усталый голос, — симпатичная какая. — Губанов вытянул с вешалок белую хлопковую рубашку в мелкий крестик. — Ага, а симпатичную цену на неë ты видел? — Вова перехватывает бирку, переворачивает еë и почти тычет ею в лицо филолога. — Я когда в первый раз увидел — ахуел. — Ты здесь уже был? — Я за последние два часа здесь всë по пять раз обошëл. Уже выучил, что сколько стоит. — Так тебе нравится? — Губанов будто пропустил слова Вовы мимо ушей. — Ну прикольная, но мне не по статусу, — Вова взялся за манжет рубашки и оттянул рукав, рассматривая еë получше. — А тебе в самый раз была бы. — Мне белое не очень идëт, — морщится Лëша, качая головой. — А вот тебе идëт. — Звучит так, будто ты еë купить хочешь. Причëм не себе, а мне. Заканчивай, мы после такой покупки жрать неделю не будем. — Ну, если хочешь, то не ешь, — Лëша пожимает плечами, прижимая рубашку к Вовиной груди. А на лице младшего появляется недоумение смешанное с возмущением. Почему здесь только он трясëтся за «семейный» бюджет? Почему Губанов никогда этого не делает? Да потому что Вова привык жить в жëсткой экономии и до сих пор не привык к тому, что Губанов живëт на широкую руку. Хочет — закажет богатый ужин, хочет — купит себе совершенно бесполезную вещь, а захочет — потратит деньги на починку чужой машины, чем, собственно, и занялся неделю назад. Хотя, починка машины — хороший, даже отличный вклад в будущее. Всяко удобнее передвигаться на своëм (Вовином) авто, чем на такси, в котором то пахнет удушающе, то салон оставляет желать лучшего. — Ты и так бабки в машину вложил, остановись, — хмурит брови Семенюк, но в глубине души понимает, что рубашка ему реально идëт. Ну так, на первый взгляд. — И что? Деньги не должны лежать, они должны тратиться. Нахуя тогда работать с восьми до восьми, если ты не позволяешь себе лишний раз взять кофе? — Да потому что я привык к этому. А ты деньгами швыряешься, как обезьяна говном. — Так, учитель первой категории, ты учти, что я на повышении квалификации был, у меня оклад побольше будет, я могу себе позволить, — Губанов строит лицо, разводит руками и отворачивается, утягивая Вову за собой. — Вот знаешь, у меня был препод в универе, который постоянно хвалился тем, что он доктор каких-то там наук. Я, вроде, окончил универ, а до сих пор слышу что-то подобное, только уже от тебя. — А я не хвалюсь, я тебе доказываю, что у нас деньги есть даже на эту рубашку. — Блять, упëртый ты баран, — возмущается Вова, заходит в свободную примерочную и забирает из рук Губанова эту треклятую рубашку, из-за цены на которую они чуть не поцапались. А консультант смотрела на них круглыми глазами, стараясь не подавать вида. Рената молча покачала головой, с усмешкой цыкнув на Губанова. — О какой! — Валера выходит из примерочной всë в том же приподнятом настроении, разводит руки в стороны и строит хмурое серьëзное лицо, демонстрируя, как на нëм сидит очередной пиджак. — Здесь по талии лучше и по рукавам вообще зашибись. — Ну вот, этот лучше намного, — Рената опустила руки со своей груди, сделала несколько шагов к Валере и поправила рубашку. — И эта рубашка уже смотрится получше, у неë воротник по-массивнее. Вот побреешься и будет вообще, отвал всего. — Ну жених! — Губанов вдруг с усмешкой заговорил, но когда Валера повернул на него голову, то обнаружил восхищение не его новым пиджаком, который наконец идеально сел, а Вовой, который, насупившись, выполз из соседней примерочной в белой рубашке в мелкий крестик. Он растерянно смотрел на Лëшу, всем своим видом показывая своë великое сомнение, но в глубине души признавал свою ошибку. Рубашка и правда выглядела на нëм шикарно, но принять он это попросту не мог. Зачем он тогда спорил с Губановым? Чтобы потом согласиться с ним и получить насмешливую надменную улыбку? Нет уж, он будет стоять на своей неправде до самого конца лишь для виду, а Губанову даст возможность победить. — Если с теми штанами наденешь, которые к низу заужены, то вообще супер. — Во всëм-то ты разбираешься: и в литературе, и в алкоголе, и в моде. Такой ты разносторонний, — Семенюк в ответ покачивает головой, цыкая, и оборачивается на примерочную, разглядывая своë отражение. Ну эта рубашка действительно хороша, она даже вытянула его визуально и он больше не ощущает себя чересчур низким даже на фоне Валеры, который вальяжно ходил на фоне и уже собирался брать именно этот пиджак и именно эти брюки. — Очень. Считай, я тебя одел на их свадьбу, — Губанов вынимает из портфеля карту и с самодовольной улыбкой складывает руки на груди. — Ну скажи, что она реально крутая и тебе реально идëт. Хочу убедиться, что твоя кислая морда — это всего лишь попытка мне перечить. — Ладно, она неплохая. Но цена от этого не изменится — она до сих пор ебануто большая, Лëх. — Потом спасибо скажешь, — Губанов продолжает улыбаться и поглядывать на расправившиеся плечи Вовы, — вечером, к примеру. — Дорого нынче секс стоит, да? Губанов фыркнул, закатил глаза и отвернулся, толкая младшего в примерочную.***
За день до свадьбы Лëша не мог оторвать голову от подушки. Нет, она не болела, просто всë тело было настолько тяжëлым и больным, что и голова заодно с ним неимоверно тяжелела. Так плохо ему не было с Питера. А Вова и вовсе умирал, не имея возможности даже глаз открыть. Ему было так плохо после мальчишника Валеры, что он готов был клясться, что больше никогда даже не взглянет на алкоголь. Но впереди маленькая передышка длиною в сутки, а потом ещë два очень тяжëлых дня, наполненных пятью ящиками разного алкоголя и дополнительным ящиком водки. Вова как вспомнит, так у него сразу срабатывает рвотный рефлекс и его выворачивает от одного лишь воспоминания «аромата» водки, которую они цедили сегодня уже ближе к утру, часа в три ночи, валяясь на забронированных диванчиках. Оклемавшись, на следующий день они стояли у порога квартиры и оба чётко понимали: сегодня они навряд ли вернутся домой. Всю дорогу до дворца бракосочетания Вова ныл, что рыжий остался один на хер знает сколько времени, но уверенно жал на педаль починенной машины. Дыхание перехватывало от одного лишь осознания того факта, что спустя столько лет его самый близкий друг женится. Ещё пару лет назад это было что-то из ряда фантастики, а сейчас это уже не кажется таким удивительным. Лёша начал привыкать к тому факту, что Валера и Рената теперь не просто в отношениях. Они без пяти минут в браке, причём в прямом смысле. Скоро у них может появиться ребёнок, скоро Валера будет рассказывать, как мелкий сказал первое слово, как сделал первый шаг, будет показывать ему, какой он принёс рисунок с детского сада. И Лёша уже не будет просто другом с работы, а станет другом семьи, впрочем, как и Вова. Жизнь, блять, так удивительна! Ещё пару лет, и о нынешних днях они будут вспоминать с ностальгической улыбкой, не в силах вернуть это время хотя бы на пару часов, хотя очень будет хотеться. Вове так удивительно осознавать одну вещь, пока он тормозит в очередной пробке: сначала он был один, с редко появляющейся на горизонте Олей, потом появились проблемы с Губановым, потом сам Губанов, а с его появлением в жизнь ворвалась ещё и парочка, которая сегодня венчается. Как один день, одно решение пойти в «злосчастный» клуб обернулось тем, что сейчас он имеет таких людей в своём окружении? Жизнь крутится так, что не успеваешь поймать момент, а ты уже в такой заварухе, что глаза открыть страшно, потом ещё одно вращение, и ты уже стоишь среди людей, которым доверяешь даже больше, чем себе. — Мы когда первый раз с Валерой пили пару лет назад, когда не дружили особо и он только-только с Ренатой познакомился, — Губанов вдруг заговорил, поправляя ленточку свидетеля на плече, — я ему сказал, что на его свадьбе я буду орать «горько!» громче всех. А он сказал, что не будет жениться, если свидетелем буду не я. — Он своё условие выполнил, теперь твоя очередь, — Вова усмехнулся, отстёгивая ремень безопасности. — Конверт возьми, — напоминает он, внимательно глядя на то, как Лёша застыл с ностальгической полуулыбкой на лице.