марафон по чувствам

      У Ильи все выходные прошли в приятной трясучке. Они вдвоëм с Ксюшей всë-таки провернули хитроумный план, целью которого было прикрыть жопу Ильи от родителей. Ксюша идеально отыграла, улыбалась, будто и правда состояла в отношениях с Ильëй и была счастлива на все сто и один процент. Так заигралась, что вечером, когда Илья вышел проводить еë до метро, призналась, что забыла, что это всë игра. Коряков в ответ только усмехнулся, опустил глаза и обнял еë, без конца благодаря за помощь.       Денис всё ещë ничего не знал. Он целый вечер писал Илье, ждал ответа, но его всë никак не поступало. Его будто нарочно игнорировали. От скуки тот поплëлся в беседу к друзьям и начал выносить мозг там, пока Арина, не забив тревогу по поводу бесследного исчезновения Ксюши на несколько часов, не написала ему в личку. Причëм, как выяснилось, вышли из сети они, Ксюша и Илья, примерно в одно время. Тут и началось расследование без свидетелей и улик длинною в целый вечер. Арине что-то подсказывало, что здесь всë не так просто.       — Ты к самостоятельной готовился? Я просто нет, — Илья падает на стул рядом с Денисом, но никакого ответа от него не получает. Ни ответа, ни привета. — Ден?       — Готовился. У меня куча времени было, в отличие от тебя, — он поправляет очки, фырчит на Илью и совершенно на него не смотрит.       — В смысле? Ден, шëл бы ты нахуй с такими приколами, — Илья сбрасывает на пол свой рюкзак, складывает руки на груди и откидывается на спинку стула. Хоть его вид и выражал невозмутимость, однако внутри всë странно затряслось и зажглось.       — Ты вчера чем занимался? — Денис всë-таки перестал дуться, приняв роль нападающего. Вот дайте ему минуту, и он разнесëт Илью в пух и прах.       — Я? Я спал, — уверенно отвечает Коряков, хмуря брови, чтобы придать своему виду уверенности и невозмутимости.       — И Ксюша тоже вот именно в это время спала? Минута в минуту прямо, — Денис начал огрызаться, но тут же прикусил язык, понимая, что вокруг слишком много ушей. Одноклассники — последние люди, которые должны знать об их ссорах на личном фронте.       — Ты нормальный? — Коряков приподнимается с места и фырчит озлобленно на Коломийца.       Денис, глянув на парня, выходит из класса, по одному лишь поведению парня поняв, что не зря рылся вчера в своих подозрениях, а Илья спешит за ним, понимая всë с одного только взгляда. У них есть ещë десять минут, и эти десять минут пройдут в разборе полëтов. Вот именно в эту минуту, в которую они идут до лестницы, Коряков вдруг понимает: зря он не сказал это всë Денису, утаил, посчитав, что так будет лучше. Всë тайное становится явным. Абсолютно всегда. Без исключений. Но в тот момент, когда этот план «грамотно» и «тщательно» выстраивался у него в голове, он был уверен в одном: Денис только наведëт панику и собьëт Илью с верного пути. Почему-то думалось именно так. Сейчас же казалось, что поставить Дениса в известность всë-таки надо было. Но ведь всë разрешилось хорошо! Но вот незадача: теперь придётся рассказывать Денису абсолютно всë в мельчайших деталях, убеждать его и доказывать, что его недоревность — это полная хуйня. Коряков по дыханию и телодвижениям видит, как Дениса медленно охватывает ревность, причëм чувство для него совершенно не новое. Будто он уже остыл, а теперь снова разгорелся, как пожарище.       — Ты не думай, что я с пустого места тут театр устраиваю, — Денис садится на старую скамейку под лестницей, которая пошатнулась и недовольно скрипнула. — Я ещë с самого первого дня Ксюши видел, что у вас какая-то своя химия, ещë с Нового года.       — Ден, давай ты не будешь щас обвинения озвучивать, распаляться, а я тебе всë объясню, окей? — Илья начал пугаться этой дикой ревности, что вылезала на каждом слове плевком и ядом. — Ты напридумывал себе хуйни.       — Напридумывал? Сначала ты говоришь, что у нас какие-то проблемы в отношениях, которых я не вижу, мне ничего не объясняют и через пару дней — хуяк! пропадаем где-то с Ксюшей. Знаешь, я тебя никогда не контролировал, типа, где ты, с кем ты, но вот раз стоило мне это сделать, и я попал точно в цель, да?       — Да она мне помогала, Ден, меня мать спалила, — Илья выпаливает это на одном дыхании то ли жалобно, то ли обиженно. Он так был ранен словами Коломийца, что еле пересилил себя и открыл рот.       — Нормальную отговорку вы придумали. Я в ахуе от вашей фантазии, — Денис вскочил со скамейки, как только зазвенел звонок с первого этажа, но ему не дали даже шагу сделать.       Коряков, не жалея сил, толкнул его в плечо. Он пытался сказать, он начал рассказывать правду, но его не слышат и уходят, при этом оскорбив не только Илью, но и бедную, ни в чëм невиновную Ксюшу. Обида взяла верх. Насупившись, Илья остался стоять на месте, пока Денис обернувшись, сверкнул глазами. Он обижен не меньше. Он совершенно не понимает, что творится в голове Ильи. Он что-то выдумывает, прикрывает и себя, и Ксюшу, толкается и несëт полный бред. Иногда Денис, вставая на рога, не хочет слышать то, что ему говорят прямо в лоб.       — Если ты хочешь, чтобы всë наладилось, просто меня выслушай, — Илья стискивает челюсти, смотрит исподлобья и ждëт, когда Денис хотя бы мимически покажет согласие. Но он только вздыхает, обращая внимание Ильи на звонок, оповещающий о начале математики.       Владимир Сергеевич, последнее время обычно пропадающий в коридоре или в учительской, сегодня со звонком сидел в кабинете без намëка на уже привычное опоздание. Он был хмур и почему-то зол, как, впрочем, и Алексей Александрович. Взаимосвязь эмоций и чувств математика и филолога уже давно стала видна каждому. Бывало иногда, что оба светились от радости, бывало, что один злой, второй обиженный, бывало, что оба в хандре, а бывало как сегодня. Оба злые до чёртиков, что страшно даже мимо их кабинетов проходить, что уж говорить о целых долгих уроках?       — Три минуты от звонка. Где были? — Владимир Сергеевич гаркает на них, как только видит. У него уже появился учительский безжалостный характер, который включается исключительно тогда, когда он не в настроении.       — У Алексея Александровича, — выпаливает Денис.       — Я только что там был, но вас не видел, — рыкает снова он, даже не взглянув на опоздавших.       «Тогда понятно, почему ты злой, Володька, — думает Коломиец, у которого тут же ушла всякая ревность к Илье и всякая злоба. Появился страх перед математиком, — снова поцапались из-за чего-то».       — Раздайте, — Владимир Сергеевич бросил на первую парту кипу листочков с заданиями и грозно взглянул на опоздавших. Илья без промедления вошëл в кабинет, схватил эти листочки и пошëл по рядам, опустив голову.       Ксюша с Ариной, усевшись на вторую парту, отвернули друг от друга головы. Вина огромным шаром покатилась по душе Ильи. Прямо сейчас хотелось воскликнуть на весь кабинет: «да что вы обижаетесь, как дети малые?!». Стало ещë хуже от осознания, как на самом деле сильно он подставил Ксюшу, которая решила ничего не говорить Арине по заверению Ильи, что та сто процентов расскажет всë Денису и начнëтся всë та же пьянка с волнением. Захотелось бросить эти листки на пол, затоптать и уйти из кабинета, а лучше из школы, сесть, закурить и закрыть глаза, представив, что ничего не произошло. «Ещë и Володя злой. Все карты сложились, всë хуëво», — думает Илья, оставляя последний листочек на парте Кашина и возвращаясь на своë место со жгучей мыслью в голове: к самостоятельной он не особо готов.       А что касается злобы Вовы… там, честно говоря, ничего нового. Нет новых виноватых. В тонусе его держит только работа и Губанов. И если первого в выходные не было, то второе просто выбесило. На свадьбе Валеры и Ренаты ящик водки уходил довольно быстро, хоть и гостей было не так много. Над его опустошением больше всего старались отцы молодожёнов и, как ни странно для Валеры, Вовы и Ренаты, Губанов. Он пил наравне с пятидесятилетними, а к середине первого дня умудрился их перегнать. Семенюк каждый раз вздыхал, чокался с Лëшей и делал небольшой глоток, пока Губанов опрокидывал целую стопку без зазрения совести. Вове, честно говоря, было крайне неудобно. Хоть и никто, кроме молодожëнов, не знал об их отношениях, Вова всë равно чувствовал себя отвратно, будто он не контролирует Губанова и не может ему перечить, пока тот творит что попало. Но, на удивление, вëл он себя как абсолютно трезвый человек. Придирок к этому не было. Только под конец, ближе к часу ночи, он вдруг вспомнил, что пьяный, и совсем расслабился, начиная кидать на Вову неоднозначные взгляды. Не будь здесь столько народу, то Вову бы уже съели не только глазами. Семенюк знал: если он сдвинется с места, пойдëт, например, покурить или в туалет, то там же его и выебут. Пьяный Губанов — похотливый Губанов. Это Вова выучил, как дважды два. Валера говорил, что в дупель пьяный филолог совершенно не представляет опасности, но наедине с Вовой или просто находясь с ним в одном помещении у него срывает крышу. Вот и тогда почти срывало, как в баре июньской ночью.       Это так выбесило Вову, что он, извинившись перед Валерой, на второй день свадьбы решил остаться дома, прикрывшись бешеным похмельем. На самом же деле, дождавшись, пока Губанов с больной головой уедет догуливать, собрался и уехал к Оле. И вот уже вторые сутки он дует губы на филолога, смотря на него косо. И Губанов это, конечно же, видел и понимал. Помнится, букет цветов прокатил первый и последний раз, а сейчас нужно придумывать что-то новое. Однако, у него есть ещë целый рабочий день, чтобы сообразить, как же вернуть Вовино утерянное доверие.       — Сдаëм, — командует Владимир Сергеевич, сложив руки на груди и поднявшись из-за стола.       В кабинете возросла паника: кто-то не успел списать последний номер, кто-то его посчитать, а кто-то только заканчивал первое задание.       Илья поджал губы, сдав полупустой листок. Он принципиально не подглядывал к Денису, который всë ещë был охвачен злобой, но листок не закрывал и давал возможность скатать хотя бы по примеру решения заданий.

***

      — Денис злой. Арина тоже, — Ксюша падает на скамейку, бросает на подоконник свой чëрный рюкзак и хмурит брови.       — Да мне уже вставили пропиздонов, — бурчит Илья, опуская глаза. — Надо было ему всë-таки сказать обо всëм.       — Наверное, да, — Кобан вздохнула тягостно, взглянув на Арину, которая с дутыми губами стояла у другого подоконника и ждала, пока Денис перепишет у неë упражнение по русскому.       — Прости меня, я тупанул, — Илья ведëт бровью, признавая полное поражение. Ещë он думает о том, что подсевшая к нему Ксюша вызывает у Дениса ещë больше подозрений.       — Да расслабься, я поговорю вечером с Ариной, объясню ситуацию по-хорошему, а она скажет Денису. Они всë равно каждый наш с тобой шаг обсуждают, — Ксюша фыркает с усмешкой, но тут же становится серьëзной. Всë-таки ей не до смеха, хоть и хотелось поднять Илье настроение и придать уверенности.       А Денис в это время не просто бездумно переписывал упражнение из тетради Арины в свою. Быть может, он совершал ошибки в словах, быть может, пропускал целые строчки, но у него есть весомая отговорка: его голова забита этой тупой ситуацией, которая вот уже больше суток не даëт ему покоя, впрочем, как и Арине. «Мать спалила, — думает Денис, мысленно закатывая глаза, — интересно, как. Это мы, видимо, не продумали, раз не сказали, да, Илиль?» Он тут же глянул на Корякова, который всë поглядывал на него через раз глазами, в которых так и читалось: «и какого хуя ты мне не веришь? что я должен сделать, чтобы ты поверил мне?».       Коломиец вздохнул и отвернулся, ставя точку в последнем списанном предложении. Не общаться с Ильëй, но невольно держать его в поле зрения практически всë время — тяжело. Морально тяжело. Хочется подойти, заговорить, пошутить, подколоть его за какой-нибудь пустяк, а обида жжëтся и не даëт и шагу в его сторону сделать. Хотя, если пораскинуть мозгами, на что он обижается? Денис выпрямился, расправил плечи и упëр свой взгляд в стену, начиная глубоко анализировать каждый свой и чужой шаг. Он, Денис, пару дней назад услышал от Ильи, что в их отношениях что-то не так, что-то Корякову не нравится, но что именно?.. разъяснений он не получил, но ведь и сам не просил. Через пару дней он пропадает вместе с Ксюшей со всех радаров, не появляясь в сети. Всë вполне логично, учитывая, что Илья в первый же день заимел с Ксюшей такой коннект, что Денис, друживший с ним всю школу, начал завидовать и даже ревновать. В общем, он убеждал себя, что он поделом обиделся, поделом устроил скандал, однако сердце ясно осознавало: какая-то хуйня. Похоже, Коломиец где-то не прав.       — Я опоздаю буквально на пять минут, — Алексей Александрович вышел из кабинета, запрятал телефон в карман и уставился на Дениса. — Чего такой грустный?       — Я не грустный, — мотает головой Коломиец, следом фальшиво улыбаясь.       — Твой друг тебя покинул и ушëл к новенькой?       Щëки Дениса мгновенно заполыхали, зарозовели невесть от чего: от стыда за то, что эта фраза слишком многозначная и как назло подходящая, то ли от того, что внутри проснулась паранойя: а вдруг он как-то узнал о ситуации, узнал всю правду о ней? Так ещë и глаголит об этом на весь коридор, при всëм классе своим поставленным голосом. Он взглянул в сторону Ильи, который тут же навострил уши и повернул на Алексея Александровича и Дениса голову.       — Да встречаются они, — Кашин, пережëвывая булку, тупит на Дениса взгляд, — а он остался без друга, один. Братву на…       — А с чего ты решил, что я остался один? У меня Арина есть, — фырчит нервозно Денис, кивая головой на девушку, которая сначала выпучила глаза, а затем, подумав буквально секунду, решила подыграть. Зная об отношениях Дениса и Ильи, но не из их уст, а из наблюдений, она решает не бросать Дениса в тяжëлой ситуации, в которой, впрочем, теперь невольно завязана и она сама. Кашин откуда-то с небес взял тот факт, что Илья с Ксюшей встречаются. Выдумал ли, или что, или сказал факт, но она обязана защитить Дениса, у которого, похоже, созрел какой-то план.       — У вас опять какая-то Санта-Барбара происходит между собой, — устало вздыхает Губанов, отворачивается и мелко улыбается себе под нос. Хотел пойти к Вове извиниться и чуть-чуть поныть на то, что у него болит голова, а в итоге принесëт ему отборные и самые свежие сплетни. С каждым днëм он всë больше осознаëт, насколько же интересно порой бывает пообсуждать чужие судьбы. — Заяц, угадай что?       — Что? — Всë ещë обиженно бурчит Вова, не отрывая взгляд от самостоятельных работ одиннадцатого «Б».       — Ты меня простишь, если я тебе скажу, что мне птичка только что напела о Илье и Денисе?       — Интересное предложение, — Вова мгновенно откладывает ручку с красной пастой, вскидывает голову вверх и натыкается на чужое лицо, смотрящее на него в упор. — Смотря насколько сплетни интересные.       — Выхожу сейчас из кабинета, — Губанов, видя в чужих глазах интерес, поджимает губы от удовольствия и наваливается бедром на стол математика, который наконец полностью отвлëкся от проверки работ и хмуро смотрел на филолога. — А там Коломиец. Грустны-ый, сейчас расплачется. Я спрашиваю: «что нос повесил?». Он говорит: «ничего, всë нормально». Думаю, зашибись у тебя «нормально», а Илья от него чуть ли не в километре сидит. Походу, поругались или что, не знаю…       — Они вдвоëм опоздали на урок сейчас, — Вова оживился, позабыв об обиде на Губанова.       — Во-о-от, значит ругались. А Коряков сидит угадай с кем? С Кобан, с новенькой. Думаю: «о, ревность, обиды, ругань» и всë такое подобное. Потом Кашин приходит, говорит, что Илья с Ксюшей, оказывается, встречаются. Представь себе? Денис занервничал, потом выдаëт, что он с Ариной встречается. Представь, какие там треугольники мутятся без нашего с тобой ведома.       — А у нас что мутилось без их ведома? Губанов, ты, сплетница, хуже всей учительской вместе взятой стал, — Вова фыркает от смеха, а затем замолкает, подставив кулак под нос, над чем-то усердно рассуждая. — Это, получается, наша любимая парочка разошлась?       — Не знаю, похоже, что да, — Губанов ведëт бровью, поджимая губы. — Надо Валеру оповестить о новых страстях. Он выяснит, что там произошло.       — Сыщик ëбаный, — снова смеëтся Вова, по-лисьи глядя на Губанова. — Ладно, сплетня реально интересная, только грустная.       — Значит, я прощëн?       — В очередной раз, Лëх, в очередной. Пора задуматься, — Вова вновь становится серьëзным, намекая Губанову, что он не железный, что терпение у него не резиновое. И Лëша это понимает, опуская глаза в пол.       — Я знаю, что я пьяная мудила, — он выдыхает рвано, после этого нервно улыбаясь. — В следующий раз вмажь мне по ебалу со всей силы.       — Ебало жалко, красивое уродилось, а вот по яйцам въебу, — выразительно кивает головой Семенюк, складывая руки на груди.       — Ну или по ним. А, пока не забыл: надо зайти рыжему купить корма, он голодает вторые сутки, — Губанов уже хотел уходить, блистая широкой улыбкой на полмира, но вдруг остановился, сделав всего несколько шагов до двери.       — Нихуя он не голодает. Ты его нашим холодильником только так закармливаешь, он столько колбасы в жизни не ел, как за эти два дня.       Губанов хихикает под нос, уходя из кабинета математика со звонком. Он слишком залюбил рыжего, и сейчас это прекрасно понимает: он выиграл в негласной гонке любимчиков кота, правда, не полностью. Если дело касалось поваляться и получить ласку, то он непременно шëл к Лëше, заваливаясь на свой линяющий бок, точно так же и с едой. А спал он теперь только на подушке Вовы, лишь изредка вытягивая лапу на подушку Губанова. Встречает он только Вову, продолжая виться у его ног ещë с полчаса. Вова всë ещë остаëтся для него хозяином номер один, как бы Губанов ни старался завоевать кошачье внимание.

***

      — Что за цирк? Что за «у меня есть Арина?» — Илья бросает портфель на лавочку абсолютно пустого коридора. Из его ушей и ноздрей чуть ли не шëл жгучий пар.       — У меня к тебе встречный вопрос, — Денис тут же поднимается, возвышаясь на целую голову над Коряковым. — Что за «да встречаются они» от Кашина?       — А, это типа месть? Ден, я тебе русским языком пытался объяснить всю ситуацию, но ты не понял и перебил меня своими ебануто тупыми догадками. Давай, если ты не понимаешь русский и только поэтому меня перебил, я объясню на языке двоичного кода? Или на «си-си плюс»? Что ты лучше понимаешь? Может, мне воспользоваться азбукой Морзе? Ден, ни с какой Ксюшей я романы не мучу и никогда не мутил. Она мне помогла. Просто, блять, и банально. Помогла мне прикрыть мою и твою, кстати, жопу. А ты устраиваешь концерт, да такой, что посвящаешь в него даже Алексаныча. Ты ëбнутый, Денис, — Коряков толкает его в плечо и сквозь пелену разыгравшейся ярости видит, как глаза Дениса тускнеют. — Твоя задача была просто выслушать, и ты, решив, что абсолютно прав и тебе не нужно ничего объяснять, натворил хуйни, вместо того, чтобы выслушать меня.       Денис поджимал губы, но не прекращал смотреть в чужие глаза.       — Если ты и сейчас не понял, — Илья делает полшага от Дениса, поднимает свой портфель со скамейки и закидывает его на плечо, — то расход. Ревнуй меня дальше к тому человеку, с которым я в жизни ничего не завязал бы, потому что у меня был, и, надеюсь, есть ты. Я никогда даже не думал тебе изменять, но ты себе напридумывал, нафантазировал что-то, так вот теперь живи с этим. Я пошел.       — Илюх, стой, всë, — Денис хватает его за плечо, — я понял, хватит, прекрати, завязывай. Я верю тебе, давай нормально, на мирных и спокойных.       Коломиец никак не ожидал, что Илью прорвëт настолько, до угрозы расставания. Только уловив на это намëк, сердце заколотилось и всë внутри зажглось, будто бы его самого неожиданно окунули в кипяток. Он готов согласиться с Ильëй, отбросить все свои уверенности, лишь бы не расставание.       — Почему ты начал думать головой только тогда, когда речь зашла о расставании?       — Это называется шантаж, — кто-то хлопнул дверью позади Ильи и встал в позу, скрипнув подошвой кроссовок о линолеум. Прозвучал тяжёлый и недовольный вздох. — Шагайте уже домой, по пути свои проблемы обсудите, не мешайте уроки вести, — Валерий Юрьевич раздражëнно зыркнул на них, вскинул брови в непонятной гримасе и вернулся в свой кабинет, пока у обоих парней сходил холод со спины.       Илья молча вернул взгляд на Дениса и ошарашенно раскрыл рот, желая что-то сказать, однако изо рта не вырвалось и звука.       — Пошли в курилку.       Илья согласно закивал.       В школе стояла давящая тишина. Сейчас она была острее, чем раньше, да и на душе тяжëлое чувство вины и даже стыда. Дорога до курилки была сложна морально. Илье хотелось что-нибудь разбить, а Денису хотелось заплакать. Так погано ему не было давно: всë висит на ниточке, а их ещë и палят, причëм так тупо, что даже обидно.       — Когда ты говорил, что у нас проблемы в отношениях, что ты имел в виду?       — Что мы из крайности в крайность бросаемся: то не отлипаем друг от друга, то почти не общаемся, так, переписываемся. Иногда заëбываем друг друга, иногда нормально. Это хуёво.       — Хочешь сказать, конфетно-букетный кончился и теперь всë не выглядит так радужно?       — Именно, — Илья рухнул на скамейку в их любимом дворе, закурив. — У тебя нет такого ощущения?       — Немного, — соглашается Коломиец. — Я думал, что ты этим намекаешь на что-то другое. А потом эта ситуация с Ксюшей. Что мне ещë было думать?       — Надо было спросить, а не ходить и гадать, — Илья сделал тягу и опустил взгляд на асфальт.       — А почему ты мне ничего не сказал про то, что тебя мать спалила? С чем спалила? Я почему не знал?       — Потому что ты навëл бы паники, — Коряков бросил бычок в мусорный бак и поджëг новую сигарету, — Я тебя знаю. Я спросил у Ксюши, сможет ли она мне помочь по-тихому, она дала согласие. Правда, она теперь знает, что мы ебëмся.       — Как?       — Мать с презервативами спалила, пришлось делать вид, что мы с Ксюшей того самого.       — Долбоëб ты, Илюх, — Денис вздыхает, съезжая по скамейке вниз и укладываясь поудобнее, вытягивая ноги. — И я, вообще-то, не паникëр.       — Ещë какой паникëр.       Денис неожиданно бьëт в плечо, возмущаясь, но потом улыбается куда-то в сторону.       Пока Илья молча смаковал свои сигареты, Денис буравил взглядом дворовую кошку и думал о том, что конфетно-букетный у них и правда кончился. После долгой дружбы отношения были свежим глотком воздуха, который перевернул и взаимоотношения с ног на голову, однако сейчас всë медленно возвращается в статус дружбы, но только уже с привилегиями. Единственное еë отличие от дружбы до отношений — это серьëзность ссор. Одно дело, когда конфликты и ссоры появлялись редко и разрешались в секунду с появлением первой улыбки, а другое — это когда дело доходит чуть ли не до расставаний и драк. Отношения сделали их намного внимательнее друг к другу.       — Так что? — Илья повертел бычок перед своим лицом, поразглядывал его с пару секунд, а затем повернул на парня голову, уперев усталый взгляд прямо в его лицо. — Всё ещё ревнуешь?       — Нет, — Денис мотнул головой, закинув ногу на ногу, сложив руки на груди и вжав голову в плечи. — Прости.       Илья промолчал, но пересел к нему поближе и навалился плечом на чужое. Он искренне надеялся, что после этого недоразумения они начнут слушать друг друга в подобных ситуациях. Денис точно понял свою ошибку, а Илья взял на заметку посвящать Дениса во все свои проблемы, а не мучить голову в одиночестве. Ещё никогда так остро не чувствовалось умение обсуждать все проблемы, а не молчать и молча оставлять их в прошлом.

***

      Валера дëргает ручку кабинета русского и литературы, матерится под нос, стучит в дверь ногой, но не получает никакого ответа: внутри тихо, дверь заперта. Он дëргает ещë раз, чтобы в последний раз убедиться, что его здесь не ждут, и разворачивается, собираясь уходить, как ключ в замке поворачивается и перед ним появляется перепуганно-серьëзное лицо Губанова с огромными глазами и поджатыми губами. Валера явно отвлёк его от чего-то слишком важного. Лишь по одному его виду было понятно, что внутри он не один, там точно есть Вова. Тут даже два и два складывать не надо. Валера коротко усмехнулся, мотнув головой.       — Заходи, — Лëша проводит рукой по своим волосам, стараясь вернуть их в прежнее положение. Он чувствовал, как его уже чуть отросшие патлы щекотали лоб и даже лезли в глаза. Вова изрядно постарался испортить все его утренние труды.       Валера делает шаг в кабинет и тут же ловит взглядом такого же взъерошенного Вову, застëгивающего верхнюю пуговицу рубашки. Тот воробьём поглядывал исподлобья и глубоко вдыхал, задерживая дыхание на максимальном вдохе.       — На рабочем месте, как не стыдно!       — А ты чего в закрытые кабинеты ломишься? — Агрессирует в ответ Губанов, глядя на друга через плечо. — Чего хотел?       — Да сплетни вам принëс, теперь думаю, после твоего такого тëплого приëма рассказывать или нет.       — Ой, не манди, рассказывай, — Губанов оставил своë кресло для до сих пор молчавшего Вовы, уселся за первую парту и закинул ногу на ногу, с интересом в глазах уставившись на друга. Он, конечно, взбешëн, что их с Вовой прервали, но решил, что лучше оставить свои недовольства при себе.       — Коро-оче, — Валера вытаскивает стул к доске, плюхается на него и с жестикуляцией начинает свой рассказ, — веду я сегодня восьмой урок, заëбаный — жуть, всем бы глотки перегрыз, и тут слышу разговоры с коридора. Голоса знакомые, мата много, думаю, твои, — он кивает на внимательно глядящего на него Лëшу и продолжает рассказывать в глаза. — Стоят срутся посреди коридора, выясняют свои отношения. Расстаться собираются похоже, потому что Илья что-то такое сказал, что-то в этом роде. Как я понял, Денис его ревнует.       — О, продолжение, — Вова, наконец ожив, сложил руки на груди и начал рассуждать вслух. — Они весь день сегодня срутся, с самого утра. Если Денис его ревнует, значит, — он вдруг бросил взгляд на сосредоточенного Лëшу и заговорил медленнее, — все эти разговоры про отношения Ильи и Кобан, Дениса и Арины — полный пиздëж. Может, мстят друг другу за что-то?       — Что за «месть»? Что за отношения? Что за любовный треугольник?       — Да там квадрат почти, — поджимает губы Лëша.       — А подробнее можно?       Кто бы мог подумать, что вместо работы в вечер понедельника он будет не тетради проверять, а сначала лапать Вову, а потом слушать сплетни и рассуждать над отношениями подростков. Ещë полгода назад он и подумать о таком не мог, а тут уже и представлять не надо.       Поведав Валере всë, что они знали сами, выдвинув несколько гипотез, они разъехались по домам: Валера к себе, к жене, а Лëша с Вовой домой.       Где и когда Губанов успел устать — загадка, однако по дороге домой он вырубился и спал практически мертвым сном. Он проснулся только тогда, когда Вова заглушил машину и отстегнул свой и чужой ремень.       — Вов, проверь за меня самостоятельные, я сейчас спать завалюсь, — бурчит Губанов, кое-как открывая дверь машины ослабленными от сна руками.       — А ночью ты чем занимался? — Вова выходит следом, ставит машину на сигнализацию и для уверенности и больше по привычке дëргает водительскую дверь.       — Ночью не спалось, — отмахивается Губанов.       Вова буравит его взглядом, еле заметно улыбаясь. Понятно почему он не спал: Вова ночует где-то у какой-то Оли, так ещë обижен. Вове бы тоже не спалось.       — Не, давай сам, я в русском не силëн, — Вова посмеивается, юркая в закрывающуюся дверь подъезда. — Если хочешь, чтобы у всего класса стоял столбец двоек, то давай, а так лучше не рискуй.       — Будто мне не похуй, какие там будут оценки. Не одиннадцатый «Б» и ладно.       — Блять, ты мне напомнил, — Вова вздохнул, качнув головой, — я забыл взять работы твоего класса.       — Хуй с ним, подождут, — Губанов отмахивается. Он сонно уставился в двери лифта, сгорбившись. Во рту стоял неприятный привкус после короткого сна, глаза слипались.       От мысли о предстоящей проверки работ хотелось повеситься прямо в лифте. Безумно хотелось рухнуть на кровать лицом в подушку и вырубиться до самого утра. Но таким заниматься сейчас будет некогда. Впереди целый год не просто набора оценок учеников и проставления их в журнал, впереди экзамены у его класса, и это можно считать испытанием на выносливость. Не спать придëтся вместе с учениками. Если предыдущий выпуск по большей части был ему безразличен, то нынешние выпускники называются его детьми и имеют право забрать у Губанова сон и все силы, чтобы сдать экзамены на высокие баллы. Вове тоже предстоит не спать сутками. Особенно из-за тех, кто решил выбрать профильную математику для сдачи экзаменов. Сам Вова знал еë на отлично, мог прорешать вариант на высший балл, но вот вдолбить в чужие головы верные шаги решения второй части — это целое испытание. Он это понимал и морально готовился к сущему аду. Прошлый год мало кто сдавал профильную математику, а в этом придëтся готовить в разы больше, и что самое страшно-смешное, придëтся готовить Кашина. Тот изъявил своë желание неделю назад и виновато поджал губы, когда Вова уверенно заявил: «ты сильно рискуешь». Даня только кивнул, зашипел «я знаю» и вышел из кабинета. Через два дня он пришëл и уверенно, глядя учителю в глаза, произнëс: «я рискну». Рискует он, а мучиться придëтся Вове. Губанов пытался отговорить Кашина от этой затеи, чтобы спасти и его, и Вову, но тот встал бараном и отказался менять цель. Кашин был упрям и целеустремлëн, это, может быть, спасëт его, но классный руководитель и учитель математики всë ещë сомневаются в этом, вымученно вздыхая.       — Если он перейдёт порог, то я уйду в запой от радости, — Вова уронил голову на стол, укрыл затылок руками и лежал, не двигаясь.       — Порог, может, и перейдëт, но навряд ли наберëт сорок, а значит, зря сдавал — Губанов отвлëкся от проверки, качнув головой. — Вот Илья с Денисом баллов семьдесят наберут, вот в них я уверен.       — Бери выше. Они уже на сорок-пятьдесят пишут, к маю восемьдесят будет.       — Очень надеюсь, что у тебя хватит терпения вытянуть их на восемьдесят, параллельно уча Кашина складывать числа.       — Я тоже надеюсь, — Вова поднимается, включает вытяжку и закуривает, потирая глаза. — Намекни ему, что репетитор нужен.       — Уже, — Губанов откладывает проверенный листок в сторону и пересчитывает кипу большим пальцем. Он всё ещё безумно хочет спать, голова его гудит и никак не хочет включаться последние полчаса. Если бы не Вова, постоянно будящий его очередными короткими фразами, на которые Лёша обязательно должен дать ответ, то он бы уснул лицом в этих листах.