————————————————
Шагая рядом с Лань Сичэнем, Вэй Ин зевнул. Впереди них молча шел Лань Ванцзи. Казалось, муж все еще пребывал в плохом настроении. Время их пробуждения оказалось столь ранним, что Вэй Ин, одеваясь, все еще не до конца проснулся. Когда он наконец был готов, то обнаружил, что Лань Чжань сидит за столом и молча размышляет. Его осанка, как всегда, оставалась прекрасной, но пустое выражение лица и колючая аура производили впечатление глубоко обиженного кота. Вэй Ин покачал головой. Он понимал, в чем дело, но в это все равно слабо верилось. Накануне они были так заняты, помогая пятикурсникам готовиться к их первому заданию, что у них не оставалось времени предаться ночному отдыху. Они даже утром не успели повеселиться, поскольку Вэй Ин, судя по всему, уже давно прозябал в мире снов. Что ж, ничего не поделаешь, подумал он, с нежностью глядя на Лань Чжаня. Похоже, этой ночью им придется откланяться пораньше. Если его заднице и придется страдать, то все было только впереди. Он не мог поверить, что его глупый муж способен так сильно дуться, когда они и так постоянно этим занимаются. Неужели все в ордене Лань такие же, как он? Если да, то это просто… подождите минутку. — Сичэнь-гэ, — медленно произнес Вэй Усянь. — Когда ты в последний раз виделся с Цзян Чэном? Лань Сичэнь приостановился и с любопытством посмотрел на него. — Кажется, в тот раз, когда и ты там был? — Э-это было месяц назад! Лань Сичэнь изогнул бровь. — Именно. Разве ты не знаешь? Мы с Цзян Чэном договорились встречаться раз в месяц. Вэй Усянь воскликнул. — Нет… — Это правда, — подтвердил заклинатель. — Было бы замечательно, встречайся мы чаще, но, боюсь, нам придется довольствоваться тем, что есть. Мой бедный А-Чэн! с ужасом подумал Вэй Усянь. Как же ты страдаешь! Все знали, что Лань Сичэнь и его брат похожи почти во всем. И если младший был столь агрессивен в постели, то каким же должен быть старший? Вэй Усянь содрогнулся в неверии. Если Лань Чжань так отчаянно желал его, пропустив всего одну ночь, то Лань Сичэнь, очевидно, сходил с ума, ограничиваясь ежемесячными свиданиями. На самом деле, будь на месте Сичэня-гэ Лань Чжань, Вэй Ин, вероятно, не смог бы встать с постели три дня и три ночи после того, как они закончат! Да, он все еще морщился от мысли, что каждый день — это каждый день, но по сравнению с подобным — делать это на более регулярной основе было определенно лучше! — И он сказал, что двух-трех часов будет достаточно, — закончил Лань Сичэнь. Что? Вэй Ин не находил слов. Конечно, он сам начал этот разговор, но ни один старший брат никогда бы не хотел знать подробности сексуальных свершений своих младших братьев и сестер! Это месть за ту ночь, когда ханьши оставили на ремонт, а Лань Сичэнь поселился в их свободной комнате? Он ведь уже извинился и обещал впредь ставить талисманы, разве нет? В любом случае, не странно ли, что и Сичэнь-гэ, и Цзян Чэн были довольны таким раскладом? Сам Вэй Ин не заботился о сплетнях старых придурков из других орденов, и уж точно он не был приверженцем моральных норм, но такого бесцеремонного отношения от Сичэня-гэ он ожидал меньше всего. Кроме того, как главы орденов, разве эти двое не должны были больше заботиться о поддержании своего имиджа? Разве они не беспокоились о том, что другие узнают об их отношениях? Пускай Вэй Ин первым узнал об их любовной связи благодаря своему острому чутью, но сколько времени, по их мнению, у них осталось до того, как об этом разузнает весь мир заклинателей? — Сичэнь-гэ, ты когда-нибудь говорил Цзян Чэну, что хочешь большего? — спросил Вэй Ин. — Я счастлив ждать его, — мягко улыбнулся Лань Сичэнь. — Цзян Чэн обещал мне, что придет, когда будет готов. У него тоже есть обязанности. — Сичэнь-гэ, ты же не думаешь жертвовать своим счастьем ради орденов Лань и Цзян? Мы не о пустяках тут говорим! Это касается радости на всю жизнь, как твоей, так и моего брата! — расстроенно воскликнул Вэй Ин. — Но это все не столь уж важно! Иногда мы должны ставить нужды других выше своих собственных. Сегодня у нас с Цзян Чэном появится несколько часов, которые мы проведем вместе. Я доволен.————————————————
Вэй Ин хотел кого-нибудь ударить. Как мог Лань Сичэнь думать, что его собственное счастье не считается важным делом? Вэй Усянь не знал, как до такого дошло, но ставил, что в таком печальном положении дел виноват его безмозглый идиот-брат. Лани считались преданными романтиками, которые любили только раз в жизни, а Лань Сичэнь был типичным Ланем во всех отношениях. Он не сомневался, что это Цзян Чэн вел себя как упрямый дурак, вновь стыдясь проиграть брату, оказавшись вторым обрезанным рукавом в семье. Но стоило ли из-за этого соревноваться?! Вэй Ина изнутри одолело возмущение. Не лучше ли жениться как следует, чтобы оборвать вероятность сплетен? Ведь как же свезло последователям их орденов заиметь сразу двух глав по цене одного! Как же он мечтал облегчить душу перед кем-нибудь. Но кому можно рассказать обо всем? О младших не могло идти и речи. Все они считали Цзэу-цзюня иконой праведности и добродетели. Рассказать им, что их достойный глава ежемесячно занимается запрещенными делами с другим мужчиной, равнялось тому, чтобы попросить их представить Лань Цижэня тайным фетишистом, одевающимся в женские платья. Их юные впечатлительные умы могут сломаться под давлением попыток удержать две такие противоречивые идеи одновременно. Вэй Усянь яростно тряхнул головой, физически отгоняя эти ужасные мысли. Лань Чжань? Еще хуже. Он выслушает Вэй Ина, пока тот не закончит, а потом, не произнеся ни единого слова, улетит в Юньмэн, чтобы убить его братишку за то, что тот посмел осквернить чистоту Лань Сичэня. Цзян Чэн даже не успеет понять, что его поразило. Вот глупый братец с ворчанием поедает семена лотоса и командует бедными адептами, а затем — его голова покачивается в унисон с цветами. Ранее, попрощавшись с деверем, Вэй Усянь тут же отправился обратно в Гусу, разрываясь от желания поделиться с Лань Чжанем новым открытием. Однако обратный перелет позволил ему остыть и все хорошенько обдумать. Вэй Усянь перебрал в уме сотни сценариев, в которых он раскрывал мужу ужасную правду, и ни один из них не преминул закончиться бесславной смертью Цзян Чэна. Добравшись до Гусу, он понял, что ему не так уж и хочется сообщать Лань Чжаню о новом статусе отношений его брата. Напряженно обдумывая ситуацию, Вэй Усянь яростно постукивал ногой о землю. Он не обращал внимания на Близнецов-Нефритов, что уже ушли довольно далеко и с любопытством смотрели на него. Что ж, в голову пришел, по крайней мере, один человек, что так же, как и он, был заинтересован в успешном завершении романа между обоими…————————————————
— А-Юань! Как ты, мой маленький милый Лань? Все хорошо? Призраки послушно выстраиваются в очередь пошептать тебе на ушко? Хорошо, хорошо! В любом случае, послушай, я хочу тебя кое о чем спросить. — О чем, старший Вэй? — Возможно, ты переписывался с Цзинь Лином? — А! Эм… ну, да… но, пожалуйста, не беспокойтесь об этом, я стараюсь не делать это слишком часто! Я бы не хотел беспокоить его и вынуждать пренебрегать своими обязанностями. — Боже, что ты так разволновался? Я лишь хотел узнать, не мог бы ты упомянуть кое-что для него в своем следующем письме? — О, эм, что именно? — Спроси его, не планирует ли он что-нибудь на Праздник середины осени. Скажи ему, что это время лучше всего провести с семьей. Подчеркни «с семьей». Убедись, что действительно выделил это и жирно вывел кистью, ладно? — Ах, хорошо, старший Вэй! — И давай сохраним все в секрете, только между нами двумя. Не нужно упоминать об этом Цзэу-цзюню. И главе ордена Цзяну тоже. И Ханьгуан-цзюню. И уж точно… — …адептам Лань, особенно Цзинъи? — А-Юань! Я говорил тебе, какой ты милый? Как ты только знаешь меня настолько хорошо? — Старший Вэй, ты и правда очень похож на Ханьгуан-цзюня…————————————————
Ближе к вечеру небо окрасилось в цвет индиго. Над головой одна за другой стали появляться звезды. — Ты поэтому стремился прибыть сегодня вечером? — тихо спросил Лань Сичэнь. Слегка покраснев, Цзян Чэн кивнул. Они сидели на одном из больших речных камней, надежно скрытые густой листвой с обеих сторон. Несмотря на то, что им было трудно ориентироваться в темноте, Лань Сичэнь хорошо знал это место. Еще в детстве он играл здесь в воде и среди деревьев. Цзян Чэн, выросший около бесчисленных озер и рек Юньмэна, также без труда пробирался по скользким камням. Не решаясь заговорить, Лань Сичэнь смотрел на готовый фонарь, который держал на коленях. Его пальцы поглаживали изящные лотосообразные лепестки. — Слишком много не получилось принести, но я подумал, что, возможно… возможно, семи будет достаточно, — запнулся Цзян Чэн. — Для моей семьи и твоей? — наконец произнес Лань Сичэнь, проглотив ком в горле. Цзян Чэн вновь кивнул. Лань Сичэнь слышал о такой практике, но никогда раньше не наблюдал ее. Считалось, что лотосовые фонари, плавающие в эту ночь на поверхности реки, указывали умершим путь в загробный мир. Его родители уже давно умерли, а названные братья все еще лежали в гробу, и никто не мог сказать, что стало с их душами. И Цзян Чэн, что помнил о них и отнесся к ним так же, как к своей семье… На глазах Лань Сичэня навернулись слезы. Никто другой не позволил бы ему так открыто скорбеть, не поинтересовавшись, какое на то он имеет право. Рядом с ним Цзян Чэн принялся за другой фонарь. Его пальцы направляли лепестки цветка лотоса вверх, расправляя их с привычной легкостью. Согнув бумагу, он придал листьям нужную форму и вскоре сформировал основу для цветка. Вместе они работали в тишине, пока все семь бумажных фонарей не были готовы. — Кое-кто однажды сказал мне, что ритуалы, что мы проводим, предназначены для живых, а не для мертвых, — тихо сказал Цзян Чэн, зажигая первую свечу. — Он сказал, что бумажные деньги, которые мы сжигаем для мертвых, не более чем мзда нашей совести, и что даже благовония не приносят духам практически никакой пользы… Пусть он и видел только профиль Цзян Чэна, Лань Сичэнь мог наблюдать пламя свечи, мерцающее в знакомых миндалевидных глазах. — Поэтому я делаю это не только для тебя, но и для себя, — закончил он, наконец, усталым голосом. — Потому что мне кажется, что уже достаточно просто знать, что мы их когда-то любили. И после столь долгого времени, вероятно, пришло время их отпустить. В тишине Лань Сичэнь потянулся опустить руку ему на плечо. Глаза Цзян Чэна встретились с его глазами. Тот выглядел уставшим, однако подаренная улыбка была пусть и небольшой, но искренней. Постепенно они зажгли оставшиеся фонари и осторожно опустили каждый в воду. Сцепив пальцы, они смотрели, как фонари плывут по спокойной воде, пока, наконец, их теплое свечение не превратилось в точки света вдали.