Pilots

- После Германии мы должны в прямом смысле сидеть у океана и потягивать коктейль. Всем отдыхать... Неделю. Я проверю, чтобы каждый... - Мари обводит взглядом присутствующих. - Каждый! Всю неделю даже не приближался к инструментам и болиду! Мне неважно, куда вы поедете, с кем и чем будете заниматься. Надо отдохнуть. - И тебе... - Всем, - Мари пожимает плечами. Самый большой перерыв стоит использовать для возобновления личных ресурсов. С болидом разберутся, на это не нужно больше двух недель. А вот банально выспаться и просто погулять неспешным шагом - жизненно необходимо каждому члену команды. Мари честно несколько дней размышляет о том, куда бы поехать, но потом решает, что лучше он посидит все это время в Монте-Карло. Паскаль щелкает пультом по каналам, не обращая внимания на смысл передач и фильмов. Его голова забита другим. Рядом дремлет, положив свою большую голову ему на колени, Новый Год. В номере пахнет ванилью. Мари жжет аромасвечи. Вдруг пламя свечей колыхнулось. Комната наполняется ароматом карамели. Сладкий, тягучий запах полностью перебивает ваниль. Тянет со стороны балкона. Сквозняк? Мари думал, что закрыл балконную дверь, оставив приоткрытым окно, так почему от порыва ветра даже шторы двинулись? Паскаль почесал Нового Года за ухом и, осторожно переложив его голову с колен на подушку, поднялся. Тишина. Диктор секунду назад что-то вещал, а теперь номер погрузился в тишину, наполненную карамелью. Мари подходит к балконной двери и едва удерживает вскрик: за шторами, закрывавшими выход на балкон, стоит Аарон. - Когда я успел уснуть? - А ты уверен, что это сон? - Разве нет? - спрашивает Мари, но уже неважно. Прикосновения реальны до дрожи. От поцелуев кружится голова. Мари тянет Аарона на себя, пытается раздеть, но руки дрожат, и пальцы соскальзывают. - Я скучаю... - И поэтому я здесь. - Такой красивый, - восторженно шепчет Мари, оглаживая широкие плечи Аарона, гладя ладонями напряженные руки, выступавшие мускулы. - Самый лучший... Совершенный... Аарон не понимает, как вообще можно жить, не испытав ни разу ничего подобного! Твое прикосновение тут же возвращается, твоя нежность оборачивается в сто раз большей, ты вдыхаешь, чтобы выдохнул другой, ты отдаешь, обретая что-то во много раз лучше. Аарон проводит губами по ходящей ходуном груди Мари, ловит сосок и, лизнув его, дует. Мари всхлипывает, зарываясь пальцами в волосы любовника и притягивая его голову ближе. Вниз по подрагивающему и пытающему избежать щекотных поцелуев животу Аарон добирается до кромки белья. Оттягивает зубами, стягивает, помогая себе руками. Мари задерживает дыхание на целую вечность, чувствуя, как его бедра оглаживают и целуют. Прикосновения пальцев к дырочке заставляют прогнуться и начать сучить ногами в нетерпении. Аарон гладит Мари по голове, целует в щеку и утыкается носом в шею. Паскаль ловит его руку, переплетает пальцы, целует и начинает облизывать и свои, и его, забирает в рот. Аарон чувствует, как Мари гладит языком подушечки его пальцев, водит по костяшкам губами. Затем опускает руки вниз, разводит ноги шире, сгибает в коленях и приподнимается. Аарон тяжелый, Мари толкает его пяткой, вынуждая помочь и скатиться. Непонятно, чьи пальцы и сколько их Мари принимает в себя. Судорожно втягивает воздух сквозь зубы и двигает бедрами. Аарон начинает засаживать пальцы глубже, кусает Мари за плечо, целует в шею. Только Паскаль тянет Аарона на себя, обхватив его ногами и почувствовал давление головки на... Раздается лай. - Твою мать! Новый Год!!! Не мог потерпеть?! Как оказалось, пришли гости. А у Мари стояк, хоть дверь подпирай! Тот самый неловкий момент... Приходится повязаться каким-то свитером и открыть. На пороге стоит брат Аарона. - Привет... Эм-м-м, проходи. - Привет. Я не вовремя? - Все в порядке. Я уснул перед телевизором, - объясняет свой растрепанный вид Мари. Поздний гость, оказывается, прямиком из аэропорта. Родители ввиду преклонного возраста снова приехать к сыну не смогли, так что от семьи да Сильва представителем прибыл на этот раз старший сын. - Как там все? - Переживают за Аарона, болеют за тебя. Ты молодец... - немного помялся и продолжил: - Спасибо. - За что? - удивляется Мари, вкатывая столик с едой в номер на середину комнаты, двигает поближе к кушетке, на которой они расположились. - Приятного аппетита! - А ты? И спасибо за то, что не бросил команду. И Аарона. - Я не хочу... - Мари начинает разливать чай. - А благодарить не надо. Это и моя команда тоже. И... Я бросил Аарона. - В смысле? - звякает чашка, ударившись о тарелку с печеньем. - Он не рассказывал? - Аарон как-то обмолвился, что ты на похоронах матери. А он не поехал из-за гонки. И все. - Мы расстались. Не думаю, что навсегда... - Мари прикусывает губу, сжимает руки в замок. - Но незадолго перед аварией мы разошлись. А на самой гонке... Повисает молчание. Никто не решается его нарушить. Даже Новый Год затих, улегшись рядом с Мари. - Аарон просил отозвать его. А я не позволил сойти с трассы. Он выехал неготовым. И последнее, что он от меня услышал, - это веление сдохнуть, если потребуется. Мари ожидает удара, криков, скандала, возможно слез и обвинений. Но не молчаливого... понимания. - Я не удивлен. Приходит черед Мари удивляться и обжигаться чаем. - Ты хоть раз замечал, как он на тебя смотрит? - Вряд ли он смотрел по-особенному... Но когда мы начали жить вместе... Да, тогда изменилось все... возможно, он и смотрел иначе, чем другие. С любовью? - С обожанием! Он видел в тебе начало и конец всего. Никто из нашей семьи в толк не возьмет, что же такого удивительного и восхитительного в тебе разглядел Аарон, но он что-то такое видел, что заставляло и других оборачиваться тебе вслед. Аарон смотрел на тебя так, словно ты и есть вся истина мира. Абсолютное знание... Совершенство! Невозможно было этого не почувствовать. И все тоже это замечали, будто заражались обожанием и восхищением. Таскались за тобой, ловили каждое слово и готовы были умереть, если тебе это потребуется! - говоривший усмехается, откусывает кусочек бисквита, запивает чаем. А Мари поражённо молчит. - Мой брат как-то сказал, что ты даже не подозреваешь о власти, которой обладаешь. О власти, которую имеешь над окружающими. Это не харизма и не обаяние. Что-то другое. Безжалостное и сокрушительное. Я не удивлён, что мой брат предпочел смертельный риск, чем твое пренебрежение, твое молчание. Он был согласен на все: злость, ненависть, нежность, ярость, отвращение, похоть, любовь. Только не равнодушие. И это не началось, когда вы начали жить вместе. Это началось в ту же секунду, когда он тебя увидел. Черт его знает почему! Мама все плакала, что его погубит такая страсть. А мы и не подозревали, насколько все серьезно, пока Аарон не привел тебя знакомиться... И я своими глазами увидел, что все эти слухи и сплетни - правда. Он на тебя едва не молился! И невозможно было не поддаться его настроению. И сейчас я смотрю на тебя и ничего примечательного не вижу. А тогда... В ту новогоднюю ночь я не мог на тебя насмотреться! Вот веришь или нет, но я женатый человек, убежденный натурал, думал о том, как бы тебя оторвать от брата и вытащить хотя бы на пару минут в другую комнату, где ты был бы только моим. Мари встряхивает головой. С трудом, но справляется с дрожью в руках. Глубоко выдыхает. - Вот значит как... В последнее время я все больше убеждаюсь, что без него... Без него я никто. Команда слушается меня только из уважения к Аарону. А раньше не перечили, потому что Аарон был рядом и убеждал всех, что я прав. Пресса, как оказалось, меня вообще не трогала, потому что рядом опять же был Аарон, будто закрывая от всей этой беспощадной грязи. Он решал все вопросы с владельцами и инвесторами команды. Я мог тратить любые средства! Воплощать любые капризы... А теперь... Теперь каждый цент - это мои нервы. Мое влияние в этом мире пошатнулось. Я больше не великий и ужасный Мари Паскаль. Я всего лишь гонщик, который хорошо делает свою работу и получает за это гонорар. Все было иначе, пока Аарон был рядом. Знаешь, мой авторитет на нуле. Да, я выигрываю. Да, я вроде на коне. Но... За кулисами «большого цирка»... - Мари вздохнул. Ему не хочется в этом признаваться никому, говорить об этом вслух - значит, признавать реальность, зачеркнуть все отговорки. Но сейчас ему нужно выговориться. - Каждый заезд - это споры с организаторами, предложения от пройтись по треку вместе до встретиться вечером... Подтекст, конечно, один и тот же: отсосать-оттрахать. А пресса? Все эти раздутые скандалы! Все эти липовые заявления... Я устал опровергать, ругаться, спорить. Но я должен вариться во всем этом. Гонки - это не только «выехал из бокса - вернулся после заезда», победа еще и обременена обязательной встречей с журналистами, рекламой, ток-шоу и разными официальными приемами и вечерами. И все они для меня один сплошной кошмар! Не знаю... Я больше люблю или ненавижу. Когда рядом был Аарон, я выбирал между ним и гонками, не понимая, что между двумя частями себя не выбирают. Теперь когда я один, решаю дилемму: люблю или ненавижу? Люблю так, что хоть сейчас ложись и помирай. Ненавижу так, что назло продолжаю жить и бороться. Твой брат отнял у меня все. Всего меня забрал себе. - Но и ты всю его душу и жизнь забрал себе. - Он вернется. Он вернется, и все будет отлично... - Уверен? Всю оставшуюся ночь Мари думает над последним вопросом гостя: уверен? Уверен, что вернувшись из комы, Аарон решит все проблемы? Нет. Не решит. Он сделает их еще больше! Но Мари точно знает, что Аарон вернет смысл во все это... Значит, будет, за что бороться и зачем вообще жить. На следующий день вместе с братом Аарона Мари едет в больницу. Но первым пропускает приехавшего навестить, а сам направляется к автомату с напитками. В книгах, в фильмах, в разных передачах найти того самого человека, ту самую половинку, когда «одна душа в двух телах» всегда кажется таким возвышенным и светлым. Но на деле... Мари открывает банку газировки и присаживается на скамью у стены. На деле такое «единение душ» болезненно и страшно. Мари чувствует тяжесть и непонятное томление в груди. Скучает отчаянно. Не может спать и есть. Скулит по ночам, заставляя этим Нового Года по-волчьи выть. Он ведет бесконечные внутренние диалоги. Чувствует себя уставшим и разбитым. Шизофрения? Возможно. Тянется вверх, хватая рукой лишь воздух. Внутри образовалась огромная рана от вырванного куска души. Его целостность как личности нарушена. Сны, странные выпадения из реальности, потеря себя в пространстве... Мари сходит с ума. Определенно. Аарон хотел отдохнуть. Отдохнуть от всего этого и даже любви. Но часть его была все еще на этом свете и умирать не собиралась. А половинкам душ нечего делать на той стороне. - Привет... Что тебе наговорил братец? - Мари присаживается рядом. Затем, воровато оглянувшись, ложится на койку и вытягивается, растекшись вдоль тела Аарона, вцепляется в его руку. - Я люблю тебя. И это нечестно - вот так меня бросать! Тут очень мерзко без тебя... «Фер» без тебя раздавят. Меня без тебя раздавят! И мне страшно... Постоянно. Страшно, что ты умрешь. Страшно, что проиграю. Страшно, что ославят так, что не отмыться. Страшно, что объявят негодным. Банкротом. Ненужным. Не оправдавшим надежд. Но больше всего я боюсь, что тебя не станет. Вернись ко мне. Мне тебя не хватает. Всем тебя не хватает. Тут входит медсестра и прогоняет Мари. Время процедур. А время для Мари потянулось тягучей патокой. Он гулял с Новым Годом, обошел все кофейни и кондитерские. Со скуки набросал пару чертежей, но так и не довел их до конца. Торчал над симуляторами, навещал Аарона, спал. Так и прошла неделя. Брат Аарона пробыл в городе дня три и вновь уехал. - Когда я в последний раз говорил с мамой, она уговаривала меня пойти учиться на бухгалтера. Отца у меня нет, если ты не знал... Может и не знал. Я ведь тебе никогда о семье не говорил. Удивительно, как ты мою сестру нашел! До последнего времени она была единственным лояльным ко мне человеком. Мама так и не приняла моего решения стать пилотом болида. Она все ждала, когда я облажаюсь. Раньше по крайней мере точно... Я пытался наладить общение, когда начал выигрывать. Думал, увидит, что я умею гонять и делаю это хорошо, простит. Но нет... Чуда не произошло. А я вырос. Мне уже не нужно было одобрение... Так что ниточка оборвалась - мы перестали общаться. Сестра еще писала и слала электронные открытки. Но потом и это прекратилось. Мы просто поставили таймер на электронном ящике, чтобы, не заморачиваясь, поздравлять друг друга с рождеством и днем рождения, - Мари хмыкает. Удобнее устраивается рядом с Аароном, гладит его по лицу. Синяки сошли, бинтов стало чуть-чуть меньше. Но все еще половина тела закована в гипс и перевязочный материал. - Потом мамы не стало... Ты знаешь о смерти с рождения. Неуловимо, внутренним звериным, первобытным чутьем знаешь о смерти. Но детям всегда, в любом возрасте, кажется, что их родители вечны. Что они всегда будут чьими-то детьми. И вот... Мамы не стало. Я... просто не мог разделить это с тобой, понимаешь? Ты хочешь демонстрации чувств и переживаний, я так не могу. Но я передал тебе часть своей боли... ты не понял. А я не умел по-другому. Формула слишком важна, слишком много отняла у меня сил и эмоций, чтобы я позволил тебе все бросить. А маму не вернуть все равно. Я попытался сохранить тебя и Формулу в своей жизни... понимаешь? Ты самое важное, что у меня есть, и я не мог... Просто не мог тебя впутывать в то, что могу и сам решить. Маму не вернуть. А ты здесь, рядом, живой и теплый. Был. На тот момент. Но все пошло не так... Мари внезапно даже для себя всхлипывает. Вцепляется в руку Аарона и начинает скулить. Он долго не может остановиться. - Сестра встретила меня заявлением, что это я мать в могилу свел. Ослушался, разбил сердце... потом спутался с мужчиной! Ну и все в таком духе. Самое ужасное: она считала, что я зажал денег для лечения больного сердца мамы! Но это не так! Я не знал... Я вообще не знал обо всех их проблемах. Но... Я виноват. Не знал, но ведь они моя семья! Я должен был знать и помочь. Неважные детские обиды настолько застилали глаза, что я позволил случиться всему этому. Столько вины... Столько ошибок, Аарон. Ты мне нужен. Тебя я не отпущу. Слышишь? Не отпущу. И тогда не должен был! А я отпустил. Но ты ведь остался? - Мари шепчет. - Я чувствую. Ты здесь... Прямо во мне. Ты мой тот самый двадцать первый грамм души. Одному это не вынести! Но я знаю... Ты здесь. Мари прижимает руку к груди, туда, где мерно бьется его сердце. - И если это так, то я могу запустить и твое сердце. Твою душу. Ты все утверждал, что я твой. Так и есть... Я твой. Только твой... Мари заметил, как уснул. Мы всегда замечаем, когда реальность сменяется сном, но проще не обращать на это внимание. - Ты мой. - Твой. Мари раздвигает ноги шире, прогибается, подставляясь. Жмурится, впуская. Нежные стеночки раздвигает твердая плоть, которая согреет и заставит снова дышать. Это пугающе хорошо... Мерный неспешный ритм и поцелуи сменяются сильными толчками и укусами. Мари дышит ртом, слюна намочила подушку. Аарон тяжелый, горячий навалился сверху, вжимая в постель, сбивая с ног, царапая короткими ногтями то руки, то бедра. Внутри все дрожит, Мари жалостливо стонет, вскидывая попку вверх и впечатываясь в бедра Аарона, забирая его член весь по самые яйца. - Черт!!! Мари просыпается от собственного поскуливания. Хорошо, что никто не зашел. Он весь потный, трясущийся от возбуждения. Будем молиться, что родился под счастливой звездой и акт мастурбации в палате останется безнаказанным. Мари расстегивает джинсы, спускает их, сует руку в трусы. О да! Мало и не то, но за неимением ничего лучшего сойдет. Паскаль разводит ноги, проводит по стволу вверх, оттягивает крайнюю плоть, размазывает выступившую смазку, облизывает пальцы и заводит руку назад. Гладит влажными пальцами себя между ягодиц. Надавливает на колечко мышц, впускает один палец, охает и двигает рукой на члене быстрее, обхватывает ладонью головку, крутит, добавляет еще один палец, теребит дырочку на члене, аккуратно двигает пальцами в попке. Поддает бедрами, рвано двигает рукой и начинает яростно насаживаться на собственные пальцы, вздрагивая от кайфа. Кончает, стараясь хрипеть, а не стонать в голос. - Вот же ж пиздец... И как это убирать? Приходится изловчиться и все вычистить. Затолкать Аарона обратно, - дергаясь в совершенно аморальной дрочке рядом с больным, едва не спихнул с койки этого самого больного! - Возвращайся! А то ты многое пропускаешь... - Мари улыбается, но тут его взгляд цепляется за собственное отражении в зеркале. - Какого?! Чуть выше ключицы алеет засос. Засос держится аж до самой квалификации. Жара стоит жуткая. Асфальт нагрелся до пятидесяти градусов. Пыль с песчаных холмов застилает всю трассу. Каждый порыв ветра раскачивает густой зной, пропитанный мельчайшим песком. - Мало используешь тормоза... Но они все равно горят на этой жаре! Перегрев тотальный! - Мари вытирает пот со лба, расстегивает и тянет ворот комбинезона. Неудачно: в него вперивается тяжелым взглядом бригадир. - Быстро ты утешился... - Это не то! Чертовщина какая-то, но я не знаю, откуда засос! - сдавленно шепчет Мари, оправдываясь. - Сам себе там бы поставить не смог. Свалишь на пылесос? Или на пса? - Да нет же! Нет у меня никого и не будет. Дьявол! Этого только не хватало! Мало ему крайне непристойных и однозначных предложений, так еще и команда, не дай бог, решит, что он согласился! Пыльно, жарко, скользко, и на душе паршиво. Мари взял поул. - Ну что ж... Обещания Вы сдержали. Мы довольны. Выиграйте чемпионат и покиньте действующий состав, - владелец команды протягивает Мари стакан сока. Сам наливает себе в бокал джина. - Многие жалуются на Вас. Говорят, Вы не честны, а Ваши разработки противоречат техническому регламенту. - Вы им верите? - Мари смотрит в панорамное окно. Вечерний Будапешт весьма красив. - Разумеется, нет! Но... Будьте осторожны. Команда не сможет Вас защитить, и в первую очередь мы будем думать о своих позициях... - Я понимаю. Спасибо. Трасса в Венгрии выматывает. Это борьба физической подготовки гонщиков, а не их мастерства. Кто сдастся, а кто найдет в себе силы доехать до финиша? - Меня заносит. Теряю управление. - Сворачивай... Это каприз трассы и херовой балансировки болида. А кто виноват? Мари. Не смог вчера довести дело до конца. Один единственный разговор выбил его из колеи полностью. - Мари? Можно тебя на минутку? - Заканчивайте без меня. Приду, разберем антикрылья... Чего тебе? - Мари вытер руки от тормозной жидкости, попытался сдуть прилипшую ко лбу чёлку, лезущую на глаза. Позвавший его парень осторожно убрал мешающие волосы. - Мари, у тебя проблемы... - Говори. Зачем ходить вокруг да около. Таких приходящих к его боксу людей с каждой гонкой без Аарона все больше. - Тебя хотят подставить. Подрежут, подстроят сход с дистанции. - Кто рискнет? - Ну... А что мне будет за информацию? - Сколько и в какой валюте? Парень, стюард местной трассы, улыбнулся. - Ужин. - Ладно, тогда выеду на трек и там узнаю. - Тебе жалко? - Нет, в принципе. Ужина не жалко. Жалко время на тебя терять. И откуда ты это знаешь? Кто слил, что готовится? Разумеется, тот ничего не ответил. Значит, либо брехня, либо подвязались и организаторы на то, чтобы вытеснить Мари из гонок. Ну мы это еще посмотрим... Мари вернулся к болиду, но так и не смог абстрагироваться от разговора. Голова кругом. Садясь в болид и готовясь к старту, Мари гладит уже бледное пятнышко засоса. - Прям, как стигматы... Ну что ж... Ломать и жечь? Аарон чувствует, как раскаленный воздух трека проникает в легкие, как пальцы в перчатках оглаживают руль. Сидишь в этой форме прямо, как в сауне паришься! Пыль забьется в радиатор круге на сороковом. Но заносить начинает уже на двадцать шестом круге. Мари заезжает на пит-стоп. Переобувается. Значит, его загонит на отбойники болид «Уильямса», а победу получит, судя по всему, «Ларен». Сначала догоните... Ярко-оранжевый болид «Фер» рискует на поворотах и сажает свои тормоза вкупе с мотором. Семьдесят кругов, больше двух часов в условиях зноя, пыли, плохой видимости и без возможности для обгона или манёвра. Тут решает выдержка и крепость нервов. Мари не видит с одной стороны ни черта и старается прижаться поближе к краю, чтобы не дать возможности спихнуть себя именно атакой сбоку. Зато полным обзором обладает Аарон... И он копит силы для рывка. Прорыв «Уильямса» не состоялся. Зато терпение на пятидесятом круге теряет пилот «Ларена», вынудив Мари газовать на неисправном болиде. От рывка и резкого набора скорости при выходе из поворота, мотор задымился. Правое заднее колесо теряет сцепление, болид дергает в сторону. Мари вмазывается всем боком в болид решившего прорваться в просвет гонщика «Рено». Их крутит и выкидывает на зону безопасности, в песчаные ловушки. Из-под авто Мари валит черный дым, что-то трещит. Он стягивает с себя шлем, маску, отцепляется и вылезает. - Ты как? - В норме, как сам? - отзывается второй участник аварии. - Все окей. Давай подтолкну. Поезжай дальше. - А ты? - А мой сгорел. Подожду эвакуатор. Пилот «Рено» кивает и заводит мотор. Мари помогает ему вернуться на трассу и остается возле своего болида. Он не приехал к финишу, но гонку выиграл. Лучший показатель по очкам... Судьи ничего не могли поделать. Против цифр не попрешь. «Ларен» заявляет, что будет оспаривать победу Мари в суде. - Пожалуйста. Мы готовы. Но я советую команде «Ларена» задуматься, пройдет ли их маневр проверку экспертизы. Ведь именно из-за их поведения на треке, я сошел с дистанции, спалив двигатель, - отвечает Мари, удобно устроившись на стуле во время пресс-конференции. Мари входит в палату, ставит цветы в принесенную вазу (зачем цветы захватил? Непонятно... Захотелось вдруг) и взволнованно произносит: - Аарон, на нас подали в суд! Хватит валяться, помоги мне!