Никто не должен знать, что ты чувствуешь (с)
– … Драко Малфой. Услышав свое имя, юноша вскинул голову, останавливая скоростной состав мыслей, проносящихся в его сознании. – Лавгуд? Ты работаешь здесь? Луна кивнула. – Угу. Гермиона предложила помочь, а я как раз была в поиске какого-то дела по душе. Ты пришел к ней? «Разве это и так не ясно? В этой приемной всего один кабинет. И я сижу почти впритык к его двери», – хотел было огрызнуться он. Последнее время он часто это делал. Огрызался. Для него такая манера общения стала почти нормой. Он огрызался по поводу и без. В разговорах с малознакомыми людьми, вроде официантов, но и с самыми близкими тоже. Пару дней назад он огрызнулся на безобидный вопрос мамы о том, успел ли он позавтракать. Это ужасно. Его жизнь превратилась в непрекращающийся стресс. И это сказывалось на его отношении к окружающим. Когда же это все кончится...? – Да, – ответил он, после чего снова опустил голову. Он был не в настроении вести светские беседы сейчас. Наконец, дверь кабинета открылась и из него вышла стройная длинноногая девушка, держа в руках огромную гору свитков. – Мисс Грейнджер готова Вас принять, мистер Малфой, – бодро проговорила она. – О-о, привет, Луна, – добавила девушка, заметив Лавгуд. Та мягко улыбнулась в ответ. Юноша стремительно поднялся на ноги и с готовностью шагнул к кабинету. – Все будет хорошо, Драко, – этим своим потусторонним голосом сказала ему вслед Лавгуд. Для тебя, может, и хорошо. Но точно не для таких, как я. Он ничего не ответил, лишь на секунду его рука дрогнула, зависнув над дверной ручкой. Набравшись смелости, он открыл дверь.***
Где-то очень далеко раздался едва уловимый крик, который разрезал гул морских волн, мерно ударяющихся о каменные стены. Крики здесь, конечно, были делом привычным, но что-то рановато сегодня охранники начали свое ежедневное развлечение. Обычно они приходили пытать заключенных группками по трое-четверо ближе к вечеру. Или, может, уже вечер? Когда в тарелке появилась утренняя похлебка – час, два назад или прошло больше? В этом проклятом месте время будто идет по своим законам. Словно тягучая нуга, оно текло мучительно медленно. А, может, этот крик прозвучал лишь в его голове? В те долгие пятнадцать лет заключения рядом были Руди и Белла. В этот раз был только брат. И разговоры с соседями, что тогда, что сейчас помогали не сойти с ума. Но теперь, когда Руди скончался под пытками от остановки сердца, Рабастан остался один. Ему еще и с камерой не повезло – их с братом клетки располагалась в маленькой башенке, в отдалении от остальных камер этажа, и пообщаться с другими заключенными возможности не было. Когда Родольфуса не стало, Рабастан испытал целую гамму разношерстных чувств. Сначала были боль от потери и гнев на ублюдков, убивших старшего брата. Затем – пустота, гнетущая и всепоглощающая. А потом вдруг появилось облегчение и позже даже радость. Он больше не был прикован к брату, он больше не обязан подчиняться. Ему больше не надо бояться. Даже будучи в заточении Рабастан Лейстрейндж никогда не ощущал себя настолько свободным. Поэтому какое-то время одиночество было терпимым. Он сидел и молча пялился в стену, изредка переводя взгляд на решетчатое окошко. Но в один момент тишина вдруг стала давящей, она будто приводила серые стены камеры в движение, и те начинали надвигаться на него под оглушающий шум шторма. Иногда это становилось настолько невыносимым, что хотелось орать во все горло, лишь бы услышать что-то еще. В эти мгновения он сползал по стене и, свернувшись калачиком на холодном полу, затыкал уши руками и пел колыбельную – единственную песню, которую он знал наизусть, песню, которую пела ему в детстве эльфийка Тосси. Слова, пусть и звучавшие из его собственного рта, помогали Рабастану отвлечься и даже заснуть. К несчастью, когда он просыпался, все повторялось снова.***
В дверном проеме показался Малфой, и Гермиона внутренне напряглась. Сейчас у нее вся власть, но она все равно не могла расслабиться, будто подсознательно ожидая какого-то неприятного сюрприза от школьного недруга. Они с Драко не общались со дня битвы за Хогвартс. Конечно, она видела его много раз – на заседаниях Визенгамота, в коридорах Министерства, недавно они едва не столкнулись в столовой около столика с кофейниками. Но они не перекидывались и парой слов, лишь кивали друг другу, когда встречались глазами. – Грейнджер, – сдержанно поприветствовал он. За эти полгода Драко не поменялся внешне, но вот его взгляд стал другим. Лучшее слово, которое Гермиона могла подобрать, чтобы охарактеризовать его, было «изнуренный». Да, именно таким был взгляд Малфоя – чертовски измученным. И она понимала почему. По этой причине она поспешила хоть немного облегчить давящую на него моральную ношу, в которой были намешаны чувство вины, страх и боль. – Пожалуйста, проходи. Присаживайся. – Девушка указала на кресло, стоящее напротив ее рабочего стола. – Могу я что-нибудь предложить тебе? Может, чаю, кофе? Воды? Ее голос звучал мягко, почти ласково. Будто они были старыми друзьями. И Драко растерялся. – Ээ, нет, спасибо, – все также сухо произнес он. – Что ж… Хорошо. Тогда… чем я могу помочь? – Гермиона почувствовала, как кончики ее ушей начали гореть, наверняка они сейчас были пунцовыми, к счастью, их скрывали распущенные волосы. Девушка только надеялась, что ее смущение не выдали щеки. Малфой сильно сдавил челюсти и обхватил правой рукой подлокотник кресла. Напряженно он буравил глазами лицо Гермионы, будто пытаясь оценить степень опасности, которая может исходить от нее. Затем он сглотнул и, наконец, начал говорить. – Грейнджер… Последнее время в Министерстве… Да и, признаться, за его стенами, ходят слухи по поводу, – рука отпустила подлокотник и поднялась к галстуку. Юноша чуть ослабил узел, – нового списка кандидатов на программу реабилитации. Гермиона сглотнула и ощутила закрутившийся внутри вихрь, к горлу подкатила тошнота. Благодаря Хиггингсу и подхватившим вброс журналистам вся Англия знает об этом злосчастном «третьем списке». И что теперь? Когда-то закончится этот поток просящих (или даже требующих) за своих родственников, друзей, знакомых? Ведь если самому жестокому Пожирателю Смерти готовы предоставить второй шанс, то остальные «уж точно его заслуживают». За кого, интересно, Драко пришел просить? – Да… – с настороженностью проговорила Гермиона. – Ты хотел узнать что-то конкретное? Боже… Пожалуйста, только не за кого-нибудь вроде Макнейра или Селвина… Это же просто разрушит все… – Ээ, да… – Малфой прочистил горло, после чего продолжил: – Я хотел уточнить… насчет отца. Гермиона лишь моргнула пару раз. Затем она нахмурилась, казалось, она пыталась что-то усиленно сообразить, а потом спросила: – Чьего отца? Теперь уже Малфой несколько раз удивленно моргнул. Однако, в отличие от Гермионы, Драко испытал смущение и гнев одновременно, посчитав, что заучка издевается над ним. Но он не мог сказать ей все это в лицо, не мог огрызнуться, потому что был в привычном для него сейчас положении просящего, а не диктующего свои условия, как было до битвы за Хогвартс. Поэтому он только с силой сдавил кулаки и, проглотив ругательства, крутящиеся на языке, произнес: – Моего…. Люциуса Малфоя. Драко мог поклясться, что видел, как гриффиндорка облегченно выдохнула, сам же он оставался в напряжении, ожидая ее дальнейшей реакции. – Аа, ты по поводу документов? – Девушка улыбнулась, и Малфой окончательно опешил. – Здесь все так медленно. Я пытаюсь ускорить процесс… Но… довольно проблематично ломать систему, работающую столетиями. Официальное письмо должно прийти через пару дней. – Письмо? – Ну да, письмо с решением комиссии. Его должны прислать в Мэнор совой. Я спрашивала, почему бы не передать его тебе лично в руки, ведь ты же работаешь здесь… Но регламент есть регламент, и согласно ему, такие документы отправляются только по месту жительства адресата. – Я… – Юноша заерзал в кресле. – Кажется… я не совсем… О какой «комиссии» ты говоришь? – Ой, прости, я думала ты знаешь… Решение по кандидатам на включение в программу реабилитации принимает специальная комиссия из высших чиновников Министерства. – Хочешь сказать, отец был среди кандидатов на участие в программе? Но кто внес его в список? – Я, конечно, кто же еще? – смущенно проговорила Гермиона. – Поначалу я вообще все делала одна. Теперь по крайней мере у меня есть Луна и Жаклин. Нюансов становится все больше и одна я едва ли справилась бы. – Лицо Драко выдавало крайнюю степень удивления, и девушка встрепенулась. – Так, подожди. Ты что не знал, что твоего отца включили в программу?***
Похоже, осталось недолго. Разумеется, это было прогнозируемо – тут все уходят раньше срока. Но неужели ему суждено умереть от банальной, такой маггловской болезни? Впрочем, не так важно, как все закончится, лишь бы скорее. Он не знал, сколько ещё выдержит здесь – в клетке, где только и остаётся, что сожалеть… О том, что потерял, и о мечтах, которым никогда не сбыться. Но хватит! Жалости ты не заслуживаешь. Зато заслуживаешь все эти муки совести, которые испытываешь. И все эти пытки, конечно. Таким, как ты, в этой смрадной дыре самое место. Потому что, окончив одну из лучших магических школ с отличием, ты нашёл самое омерзительное применение тем знаниям, которые там получил. Нет никаких оправданий тому, что ты делал. Ты – ничтожество. И такой никчёмный конец – сдохнуть от воспаления лёгких в сырой темнице, в которой каждый камень источает запах гнили вперемешку с запахами пота и крови, – это самый подходящий конец твоей истории. Торфинн в очередной раз зашёлся изматывающим кашлем.***
– Лучше прекрати кричать. Они этого не любят. – Кто «они»? Где мы вообще? – девушка повернулась к собеседнице. – Ты разве еще не поняла? Все ведь очевидно, – голос был совершенно безэмоциональный и безумно уставший. – Мы больше не принадлежим себе. Теперь мы лишь товар. – Нет! Нет, я не хочу! – девушка начала что было сил трясти прутья клетки руками. – Выпустите меня отсюда! Истеричные крики, сопровождаемые безудержным плачем и ударами по железной решетке, привлекли внимание остальных девушек, большинство из которых пытались поспать хоть немного, пока была возможность. – Эй, заткнись уже, дура! Из-за тебя нам всем достанется, – послышалось со стороны одной из дальних клеток. – Да ладно тебе, Сандра. Она же новенькая. Помнится, ты в свой первый день орала как резаная. – Пошла ты, Ева, – огрызнулась Сандра. – Мне хватает оплеух от клиентов. И Жалящее из-за новенькой, которая не может держать себя в руках, мне точно не нужно. Пэнси закатила глаза. – Не делай вид, что страдаешь одна. Мы все тут не на курорте. Кажется, собеседница хотела что-то ответить, но вдруг послышался щелчок. Дверь распахнулась. Возникший в проеме мужчина взмахнул волшебной палочкой, и в помещении разом загорелись все лампы, закрепленные на потолке над проходом между клетками, где сидели пленницы. Мужчина вошел внутрь, за ним проследовали еще двое. В воздухе висело напряжение. Даже новенькая притихла, затравленно смотря на приближающихся неизвестных. Первый вошедший остановился напротив Пэнси. – Пора поработать, Ева. Тебя ждет наш постоянный клиент, – сказал он, отпирая клетку заклинанием. Как только замок открылся, Пэнси почувствовала слабый укол в области шеи – тонкий чокер-подавитель сработал, заблокировав ее магию. Девушка покорно поднялась на ноги и вышла из клетки. Обхватив ее за предплечье, мужчина повернулся к двум другим. – Займитесь новоприбывшей. А-то уж больно громко она орет. Пэнси на пару секунд прикрыла глаза, стараясь абстрагироваться от криков, которые слышались за спиной, пока Брэд, администратор заведения, вел ее к выходу. – Мне нужна пара минут привести себя в порядок, – бесцветно проговорила Пэнси, исследуя взглядом плитку под ногами. – Мистер Миллз любит яркий макияж. Администратор усмехнулся. – С чего ты взяла, что это Миллз? Забыла уже, что он приходит только по вечерам? – Ты же сказал, что это наш постоянный? – Да. Постоянный клиент нашего отделения в Амстердаме. Он в Британии по делам. Захотел посмотреть что-то новое. Ему понравилась ты. И он любит естественность. Пальцы рук задрожали, и Пэнси поспешила сжать кулаки.***
Драко был в таком шоке, что чуть было не покинул кабинет Грейнджер не попрощавшись. Вовремя опомнившись, уже будучи у двери, он повернулся и, бросив «Всего доброго, Грейнджер», вышел, не дожидаясь ответа. Все еще пытаясь осознать полученную информацию, погруженный в собственные мысли, он едва не налетел на стоящую в приемной невысокую девушку в аврорской мантии. Поспешно извинившись, Малфой, не поднимая головы, удалился. – Подождите одну минутку, пожалуйста. Я только сообщу мисс Грейнджер о Вашем приходе, – произнесла секретарша, после чего скрылась в кабинете. – Гермиона, к тебе аврор Стоун. – Аврор? А он не сказал, по какому вопросу? – спросила Гермиона. – Она, – поправила Жаклин. – И нет, она ничего не сказала. А я, если честно, не рискнула спросить. – Ладно. Пригласи ее, конечно, – ответила гриффиндорка, надеясь, что это не касается ее дела. Разумеется, она хотела, чтобы виновников нашли, но прямо сейчас Гермиона мечтала хоть немного пожить нормальной жизнью, не вспоминая о недавних ужасах. Жаклин вышла за дверь и через несколько секунд в кабинет зашла посетительница – невысокая, худенькая женщина. – Аврор Стоун, – поприветствовала ее Гермиона, поднимаясь с места. – Чем могу быть полезна? – Добрый день, мисс Грейнджер, – мягко улыбнувшись, произнесла посетительница. Она явно не ощущала уверенности, Гермиона поняла это по тому, как женщина уже дважды за эти пару десятков секунд заправила за ухо прядь, выбивающуюся из копны длинных прямых волос. – Признаться, сейчас я здесь не как аврор, а как гражданское лицо. Гермиона опустилась обратно в кресло. – Мм, конечно, хорошо. Может, присядете, мисс Стоун? – Прошу Вас, зовите меня Марисса.***
Антонин проснулся, услышав разговор по ту сторону глухой двери его камеры. Он устало выдохнул – его экзекуторы пришли. Он бросил взгляд в окно – кажется, еще день. Обычно они приходили ближе к вечеру. Интересно, что заставило их изменить свои привычки? – Уверен, что готов к этому? Голос надзирателя Гэнри Паттерсона он знал хорошо. Ублюдок часто приходил попрактиковать на нем заклятья и, в отличие от большинства прочих посетителей, не скрывал лицо. Похоже, надзиратель получал удовольствие от того, что Долохову известно, что именно он его мучает. Правда, смысла в этом особого не было, потому что Антонин не имел ни малейшего представления, в связи с чем у Паттерсона появилась потребность в этой личной вендетте. Впрочем, его это и не волновало. – Ты должен меня понять, – раздался второй голос. – Возможно, совсем скоро ни у кого из нас больше не будет такой возможности. Мне это нужно, пусть и напоследок. – Ладно, дело твое. По времени не ограничиваю. Но помни, что, хоть он и заключенный, за лишение жизни наказание будет соответствующим, со всеми отягощающими. – Знаю я. Просто хочу выпустить пар. Ничего больше. – Тогда дерзай. Антонин услышал удаляющиеся шаги, а потом замок его клетки со скрипом открылся, дверь распахнулась и в комнатушку зашел сутуловатый мужчина среднего роста. Его лицо было скрыто за маской, в правой руке была зажата палочка. Долохов и сказать ничего не успел – почти сразу его поразило проклятье средней силы, но все равно вполне ощутимое, правую руку чуть выше запястья обожгло синим пламенем. Следом, без передышки, по шее мазануло Режущее, оставляя неглубокую рану. Антонин провел рукой в месте пореза, размазывая кровь. Усмехнувшись, он бросил снисходительный взгляд на посетителя. – Слабовато бьешь. Первый раз, да? Кто ты такой? – Это не важно, Пожиратель. Сегодня я – твой ночной кошмар, – раздался неуверенный голос из-под маски. – Ой, брось. Меня пытал Темный Лорд. Думаешь, хоть одно твое проклятье сможет сравниться по силе с его? – Я все же попробую. Круцио! Боль была терпимой, пожалуй, даже для школьника, что ясно дало Антонину понять, что противник применял это Пыточное впервые в жизни. Пожиратель хрипло рассмеялся. – Неужели не хочешь хотя бы сообщить мне, за что меня наказывают? Ведь это что-то личное, так? Предположу, я убил кого-то… Твою мать? Отца? Сестренку? – Антонин делал паузу после каждого предположения, внимательно следя за реакцией собеседника. – Девушку? Соперник резко вскинул палочку, Долохов заметил, что рука у того дрогнула. – Круцио! Удар был таким слабым, что он даже покорчиться на полу особо не успел. Магия отступила, и Долохов приподнялся, оказавшись на коленях. – Значит, я убил твою девушку? Он старался, чтобы его голос звучал как можно более издевательски, надеясь вывести соперника из равновесия. – Ты… убил моих дядей! Следующий Круциатус был сильнее, но все равно не шел ни в какое сравнение с теми проклятьями, что сыпались из палочки Повелителя. – Дядей, значит? – проговорил Антонин, вскинув голову. – И кого ты пытаешься обмануть? Не стану отрицать, дядей твоих, может, я тоже убил, конечно. Но вижу, что пришел ты именно из-за девушки. Скажи, это было просто убийство или сначала я ее как следует оттрахал? Вот! Это уже что-то посерьезнее, более-менее приличный Круциатус. Пожалуй, такой силы проклятье он сам накладывал, когда только присоединился к Пожирателям. – Ты…! – дрожащим от гнева голосом вскрикнул волшебник. – Тебе было мало убить моих близких и друзей! Долохов был готов к очередной порции Непротительного, но вдруг под воздействием разбушевавшихся эмоций противник кинулся на него с кулаками. Первый удар пришелся в щеку, следующий – в подбородок. Глупец не знал, что это именно то, чего Антонин так ждал. Дать отпор гавнюкам, возомнившим себя хозяевами положения, было просто необходимо. Для морального самоуспокоения. У него крайне редко появлялась возможность отделать кого-то из экзекуторов. По правде говоря, за время его нынешнего заключения он смог сделать это лишь дважды, с теми, кто оказался настолько опрометчив, чтобы приблизиться к нему на расстояние вытянутой руки. Конечно, мечтал он отомстить не этим разово приходящим гостям, а тем, кто пытал его ежедневно – охранникам и пришлым аврорам, – но они были умнее и всегда держали его под прицелом палочки. Однако на безрыбье, как говорится, и рак – рыба. Поэтому те двое новичков успели получить от него свою порцию знатных тумаков. – Из-за тебя я потерял любимую! – прокричал волшебник аккурат перед тем, как Антонин повалил его на пол и придавил рукой шею. Удерживая в панике извивающегося противника, Пожиратель заметил рыжие пряди, показавшиеся из-под маски. Пруэтт? Да, это логично. Племянник Фабиана и Гидеона Пруэттов. Хотя, сейчас эти рыжие, кажется, носят другую фамилию. Уизли. Так, стоп! Но с этой семейкой, по большому счету, его связывают только те два близнеца и… – Она что, мертва? – заорал он, сдавив шею соперника пальцами. – Грязнокровка мертва? Отвечай мне! – Н..нет, – просипел тот. Маска развеялась, и они встретились глазами – холодные каштановые против испуганных голубых. – Она жива. Антонин облегченно выдохнул и тут же ослабил хватку. Он отстранился, и Рон смог отползти в сторону, судорожно кашляя. – Тогда какого хрена ты тут распинаешься, что потерял ее? И вообще, причем здесь я? – Долохов откинулся к стене, подтянул к туловищу одно колено и оперся о него рукой. И тут безумная, но, надо сказать, весьма приятная мысль промелькнула вспышкой сквозь его сознание. В Азкабане все воспринимаешь через призму неизбежности смерти. Поэтому первое его предположение относительно грязнокровки после услышанного предсказуемо было о ее безвременной кончине. Однако, очевидно, рыжий имел в виду совсем другое… Полный ненависти взгляд противника, которым тот одарил его, заставил Долохова задумчиво прищуриться. – Ты… все разрушил, – тихо проговорил рыжий, в голосе клокотал гнев. Антонин был бы искренне рад услышать детали, ведь в последний день в том лесу маленькая грязнокровка отшила его именно потому, что встречалась с другим. То есть у них вроде как все было хорошо. Хотя.. Тот факт, что они почти поцеловались (девочка тогда не сопротивлялась до последней секунды), был намеком на обратное. К сожалению, мальчишка на продолжение беседы настроен не был – он медленно поднялся на ноги и, не проронив ни слова, пошатываясь, вышел из камеры. Дверь захлопнулась. Долохов поправил оковы вокруг шеи, чтобы они не задевали кадык, и задумчиво запрокинул голову. – Эй, Финн, слышал? – окликнул он напарника. – Что думаешь? Ему никто не ответил. Порадовавшись, что Торфинн, похоже, смог наконец-то уснуть, Антонин не стал беспокоить его. Они могут обсудить произошедшее и позже. Это было интересно…***
Гермиона снова открыла папку с личным делом Амикуса Кэрроу и пробежалась глазами по сводке. «Пожиратель Смерти, ближайший соратник Того-Кого-Нельзя-Называть. <…> Обвинение: Многочисленные пытки и издевательства над волшебниками и магглами. Многократное применение Непростительных <…> Жестокое обращение с детьми <…> Предположительно совершил четыре убийства. Доподлинно факты установить не удалось». Гриффиндорка вспомнила характеристики, которые давали Амикусу Кэрроу ученики Хогвартса – грубый, беспринципный, тупой, злобный, садист. Неужели это тот самый человек, за которого просила недавняя посетительница? – Эй, Герм, – из-за приоткрывшейся двери показалась Жаклин, – я в столовку. Принести тебе что-нибудь? – Ээ… Разве что соевый батончик с тыквой. – Один из немногих предлагаемых местной столовой продуктов, который пока что не вызвал у нее несварения. – Жаки, а ты знакома лично с Мариссой Стоун? Жаклин зашла в кабинет и прикрыла дверь, предвкушая интересный разговор. – Нет. А что? Гермиона бросила быстрый взгляд на личное дело Кэрроу и снова посмотрела на девушку. – Да захотелось понять, что она за человек. Ее просьба меня, мягко говоря, удивила. – Она просила за какого-то Пожирателя, да? – Как ты поняла? – Шутишь что ли? После того знаменитого «третьего списка кандидатов» к тебе только с такими просьбами и приходят. Только не говори, что она просила за твоего брутального красавчика. – Во-первых, нет, за другого. Во-вторых, он вовсе не мой. И в конце концов, у меня есть парень. – Д-а-а-а, именно таким тоном о своем партнере говорят счастливые девушки, практически невесты, – с ехидством отметила собеседница. – Жаки, не начинай, а? И ты, кажется, собиралась в столовую? Жаклин всплеснула руками, губы растянулись в улыбке. – Ухожу, ухожу! – В дверях она через плечо бросила: – Я наведу справки насчет аврора Стоун. Марисса Стоун производила приятное впечатление – милая, доброжелательная женщина, скромная и несомненно умная. К тому же магглорожденная, по ее собственному утверждению. А Гермиона не понаслышке знала, как относятся к «грязнокровкам» представители отдельных чистокровных семей. Амикус Кэрроу определенно был именно из такой семьи – ненавидящей все маггловское и особенно «маггловских выродков». Аврор вскользь упомянула, что Кэрроу спас ее однажды, а впоследствии обегал и защищал. Достаточно ли этого, чтобы полюбить человека, забыв обо всех его прегрешениях? Непроизвольно рука потянулась к папке, лежащей на краю стола. Гермиона открыла ее. С первой страницы на нее смотрело хмурое уставшее лицо, покрытое пятидневной щетиной, холодные глаза будто заглядывали прямо в ее собственные. Более чем достаточно, Гермиона. Более чем достаточно.***
Пэнси стояла совершенно неподвижно, вперив глаза в пол. Лишь рефлекторно вздрогнула, когда позади захлопнулась дверь, оставляя ее наедине с новым клиентом. В комнате установилась тишина. Ощущая на себе внимательный взгляд, слизеринка сильнее сомкнула пальцы левой руки вокруг запястья правой. Незнакомец в пару широких шагов оказался около дрожащей девушки. Пэнси разглядывала его коричневые кожаные оксфорды, не осмеливаясь поднять голову. – В жизни ты еще прекраснее, чем на фото, – произнес он. Мужчина очертил пальцами ее левую скулу, после чего приподнял лицо девушки за подбородок, и глаза Пэнси расширились, столкнувшись с радужками цвета морской волны. – Боишься? Она не ответила, потому что это и не требовалось, все было очевидно. – Поводов для страха нет, – продолжил мужчина. – У тебя впереди только удовольствие. Да уж, удовольствие клиента, а вовсе не ее собственное. Ведь она здесь лишь для воплощения в реальность чужих фантазий. Конечно, даже будучи в лапах извращенцев, коими были абсолютно все посетители этого заведения, половой акт иногда заканчивался для нее оргазмом, однако это был какой-то неправильный оргазм, совершенно механический, больше животный, нечеловеческий. И этот оргазм был по-настоящему омерзителен. – Я понимаю, для тебя мои слова – пустой звук, – будто прочитав ее мысли, сказал клиент, начав приспускать обтягивающее ее фигуру платье-бандо. – Но ты вскоре убедишься, что я не лгу. Платье опускалось все ниже, обнажая грудь, талию, живот, а потом и вовсе соскользнуло на пол. Мужчина элегантно подал Пэнси руку, помогая выйти из обмотанного вокруг ног куска материи, после чего отшвырнул его в сторону словно обычную тряпку. Потянув Пэнси за руку, он подвел ее к кровати и заставил опуститься спиной на матрас. Девушка не сопротивлялась, когда он связывал ее, раскинув руки и ноги в стороны. Это не было для нее чем-то новым, другие клиенты тоже любили игры с веревками. Однако то, как этот человек посмотрел на нее, когда закончил с путами и отстранился, заставило ее испытать сильнейшую тревогу, почти панику. Мужчина расположился на кровати рядом и принялся едва уловимо водить рукой вдоль распластанного перед ним девичьего тела. Пэнси все ждала, когда он, как и прочие до него, взгромоздится сверху и начнет свое отвратительное дело, но это все не происходило. – Как тебя зовут? – спросил он вдруг. – Здесь меня зовут Ева. Но Вы можете сами дать мне имя, – тихо проговорила она фразу, которую повторяла десяток раз на дню. Мужчина поморщился. – Меня не интересует твоя кличка в этом борделе. И придумывать ничего я тоже не собираюсь. Назови свое настоящее имя. Пэнси не хотела отвечать. Имя оставалось единственным, что она не запятнала, находясь в этом проклятом месте. Все остальное, что у нее было, стало грязным – тело, помыслы, даже мечты. Но по какой-то, пока что непонятной ей причине она боялась этого человека, боялась настолько сильно, что даже не решалась разорвать зрительный контакт. Тем более она не могла ему соврать. Последствия, если ее ложь раскроется, были слишком туманными и до дрожи ужасающими в ее воображении. – Пэнси, – еле слышно ответила она. – Хм. Мне нравится, – удовлетворенно сказал мужчина, и девушка испытала облегчение. Довольный клиент – меньше шансов получить синяк или перелом, если, конечно, подобные побочки не входят в сферу его сексуальных интересов. – А теперь, Пэнси, мы с тобой поищем способ убрать то напряжение, которым ты сейчас скованна.***
О, кажется, он все-таки сошел с ума! Интересно, считаешься ли ты психом, если понимаешь, что спятил? Драккл подери, это бесит – голоса в голове реально слишком громкие. – Да завалите вы уже, дайте поспать! – пробурчал он, хоть и понимал всю бессмысленность этого «диалога». – Поогрызайся мне тут еще, выродок! – резко ответил ему мужской голос, чем ввел Рабастана в ступор. Нет, он, конечно, знал про особенность некоторых психов разговаривать с самими собой, но никогда не думал, что это настолько реалистично. Тем более, ни разу не слышал рассказов о том, чтобы внутренние голоса были недовольны фактом, что с ними ведут беседу. – Вот до чего доводят эти ваши реформы, – продолжил возмущенный голос. – Они вконец распоясались. Так, ну это уже точно ерунда. Он не эксперт, но это как-то совсем не похоже на голоса, раздающиеся в голове. Рабастан прислушался, но глаза пока открывать не стал. – Если Вы хотите обсудить принятое Министерством нововведение, рекомендую обратиться в соответствующий орган, и уж точно не на мне вымещать свое недовольство, – произнес мелодичный, но в то же время уверенный женский голос. – Я такой же исполнитель, как и Вы. И сейчас я просто действую согласно процедуре. – Чтобы забрать заключенного, у Вас на руках должно быть официальное решение комиссии, которое, как я понимаю, на данный момент еще не принято. Это, как Вы сами упомянули, согласно процедуре. – Верно. Но, по утвержденному регламенту, мы должны оказывать медицинскую помощь всем нуждающимся в ней заключенным, вне зависимости от того, будут они переведены в новую тюрьму или нет. И, само собой, если по завершении лечения комиссия еще не примет решение или если это решение будет не в пользу перевода, то заключенный вернется к Вам. – Надо же, радость-то какая! Даже не представляю свою жизнь без этого тенора. Он то орет, то песни горланит на весь этаж. Как завоет, мне самому тоскливо становится. – Тогда тем более я не понимаю Вашего протеста. Если Вам так уж невмоготу терпеть его… песни, то разве не будет для Вас облегчением, когда я избавлю Вас от этой обузы? Хотя бы на время. – Да я-то совершенно не против. Вопрос лишь в том, не аукнется ли мне это впоследствии? – Вам не стоит об этом переживать. Сейчас это вопрос исключительно моей ответственности как уполномоченного лица. Вы со своей стороны никаких пунктов инструкции не нарушаете. И, кстати говоря, по нашей информации у вас есть еще один заключенный с тяжелой формой заболевания легких. Его мы тоже сегодня заберем. – Что? Нет, ну это уже ни в какие ворота! Рабастан внезапно почувствовал, как кто-то навис над ним, а потом в одно мгновение его сознание погрузилось в непроглядную тьму.***
Сколько времени прошло? Антонин взглянул в окно, но мрачное небо не дало никакой информации относительно времени суток. По ощущениям был уже вечер. – Финн? – тихо позвал напарника Долохов. Ответа не было. Странно… Напарник уже очень давно во власти Морфея, если учесть, что Торфинн скорее всего спал, когда к нему пришел гость. Антонину стало не по себе. – Эй, Финн? Ты там как? – бросил он уже громче. Снова тишина. Пожиратель нахмурился. Вдруг раздался звук открывающегося замка. Потом послышалась возня – минимум двое или даже трое вошли в камеру Роули. Антонин вслушался. – Э-э, че-то я не пойму, спит что ли? – произнес молодой голос. Ботинки захрустели по каменной крошке, которая была всюду в этих клетках. – Эй ты, подъем! – громко приказал второй голос, чуть постарше. – Охренеть. Походу откинулся. Антонин крепко сдавил цепь, тянущуюся от оков на шее. – И че теперь делать? – Да по хрену. Не наша забота. Та дамочка что-то говорила про свою ответственность. Вот пусть и разбирается тут. Выносите. Нет… Финн! – Стойте! – крик раздался до того, как он успел сообразить, что делает. Антонин вскочил на ноги и стал барабанить по двери своей камеры. – Не трогайте его, уроды! Кто-то остановился напротив. Маленькая задвижка, расположенная в двери на уровне глаз, отъехала в сторону, и Антонин увидел первого заместителя начальника тюрьмы Аарона Коллинза. – Закрой пасть, Долохов. Иначе я лично ее тебе захлопну, – рыкнул Коллинз. – Что вы делаете с Роули? – таким же тоном проревел Антонин. – Не твое собачье дело, Пожиратель. Отошел от двери! – Войди сюда и заставь меня, мудила! Коллинз потянулся было к замку, ключ коснулся замочной скважины, но вдруг мужчина опустил руку. – У меня нет времени на это дерьмо. Потом с тобой разберусь. И Коллинз ушел, оставляя Долохова в полном одиночестве. В отчаянии он еще пару раз шарахнул кулаком по металлу. Что, черт подери, случилось с Финном? Неужели это… всё?***
Пэнси находилась в полной прострации, пока ее вели обратно в клетку. Еще ни разу за все эти несколько месяцев, что она находится здесь, с ней не случалось ничего подобного. Джонатан, так звали нового клиента, даже не взял ее ни разу. Целых три часа он просто касался и… смотрел. Сначала изучал ее тело, каждый его квадратик, каждую ложбинку, каждую родинку. И наблюдал за ее реакцией. Его прикосновения были мягкими, нежными, а еще невероятно возбуждающими. Своими пальцами он будто оголил все нервы в ее теле, даже сейчас она чувствует отголоски тех касаний. Потом он перешел к более активным действиям, и стал делать что-то вроде эротического массажа, затрагивая самые желанные ее телом точки – ключицу, соски, область под пупком, внутреннюю часть бедра, пальцы на ногах. Клитор он тоже не обошел вниманием, вырисовывая на нем завораживающие узоры, которые стремительно распалили ее, заставив истекать соками. Когда он проник в нее двумя пальцами, она уже так жаждала этого, что стон непроизвольно сорвался с ее губ. А за ним еще один и еще один. Он двигался медленно, дразня нежные стенки, но не допуская кульминации. Девушка сделала вывод, что этот человек зависим от власти, он упивается ею, и в лице Пэнси он нашел отличный способ удовлетворить свои потаенные потребности. К двум пальцам присоединился большой, опустившийся на клитор. Он стал грубее, однако она уже не замечала этого, мечтая лишь о завершении. Он что-то говорил, она находилась в таком состоянии, что улавливала фразы лишь урывками. Джонатан шептал про тело, собственность, жар… Что-то в этом роде. Да, жар был почти нестерпимым, но мужчина не собирался останавливаться. Он ускорился, одновременно прикусив кожу на ее плече. Потом он приподнял ее голову, заставляя смотреть, как его пальцы совершают возвратно-поступательные движения внутри нее. И это возбуждало еще сильнее. Пальцы на ногах сжались, и он это заметил. Еще парочка особо резких движений и стенки начали сокращаться, вызывая дрожь по всему телу. Когда она отдышалась, он повторил все снова, вызвав еще один яркий оргазм. А потом… Кажется, она отключилась, а когда открыла глаза, увидела перед собой улыбающегося Джонатана, который развязывал ее, благодаря за отлично проведенное время и пообещав прийти завтра. Кое-как она поднялась на ноги, и сама удивилась тому, что смогла дойти до двери без поддержки. Потому что она испытывала колоссальную усталость, почти такую же, как в тот раз, когда обслуживала вечеринку одного известного политика и эти старые извращенцы, его гости, не давали ей и секунды прийти в себя – проникали в нее поочередно и группами по трое, это была настоящая адская карусель, которая выжала ее без остатка. С Джонатаном же было иначе. По большому счету он почти ничего не сделал, оргазм был лишь дважды, но слабость была просто дичайшей, будто она кончала без перерыва в течение часа, а то и двух. А еще эта головная боль… Может, она надышалась его парфюмом? Или теми эфирными маслами, которыми провоняла вся комната? Впрочем, больше всего ее беспокоило не физическое состояние, а то, что было в промежутке между тем мощным вторым оргазмом и моментом, когда Джонатан закончил. Потому что она совсем ничего не помнила.