Просто потерпи. Это не будет длиться вечно (с)
– О, смотрите-ка кого занесло в нашу дыру! Грязнокровка и грязный предатель! – Флинт встал со стула и сделал в их сторону пару шагов, неуверенных, видимо, из-за количества выпитого алкоголя. – «Кто же он: тайный возлюбленный магглорожденной принцессы?» Так это о тебе, Нотт, газеты пишут? Хотя, грязнокровка, – Флинт повернулся к Гермионе, – ты же вроде еще с рыжим маменькиным сынком не разбежалась? Или они тебе по очереди подлизывают? – Не трогай ее, Флинт! – Тео выступил вперед, прикрыв собой Гермиону. – У тебя какие-то претензии ко мне? Так будь мужчиной: оставь девушку и выскажи все мне. – Ооо, я с удовольствием тебе все выскажу, – прошипел Флинт, уже готовый броситься на Нотта, но бармен вовремя встал между ними. – Это еще что за дерьмо? – рявкнул бармен, удерживая парней ладонями на расстоянии друг от друга. – Или расходитесь по разным углам, или валите оба отсюда. За пределами заведения хоть кулаками машите, хоть палочки скрещивайте, но здесь ваши пьяные дебоши не нужны, у меня приличный бар. А ты… – мужчина сцепил пальцы на мантии Флинта, – еще раз назовешь мое заведение дырой, пинками отсюда вышвырну, понял? Пробурчав что-то невнятное, Флинт стряхнул руку бармена и, бросив полный ярости взгляд на Нотта с Гермионой, вернулся к своему столику, где, наблюдая со стороны за происходящим, в тени сидели еще двое человек. – Тео! Те-е-о! Нотт вскинул голову, покидая омут памяти, и повернулся. – Дафна, давно ты пришла? – парень закрыл шкаф, где хранился омут, и чмокнул девушку в щеку. – Только что, – ответила Дафна, бросив взгляд на шкаф. – Ты не должен так себя изматывать. – Я просто не могу иначе. Утром, как проснулся, меня сюда ноги принесли. Раз за разом просматриваю события того вечера. Четко помню все до момента, как мы покинули бар. Вплоть до одежды и оттенка пойла, которое пили. А как вышли за двери – пара минут, и полный провал. Это точно не Путающее зелье. Слишком много времени прошло, я бы уже давно все вспомнил. Не знаю… – Нотт провел ладонью по нижней половине лица. – Может какая-то его модификация? Что-то дьявольски мощное. Вообще ничего не проявляется, ни вспышек, ни звуков. – Мне очень жаль, милый. – Дафна коснулась ладонью щеки парня. – Но боюсь, я тоже с плохими новостями. – Плохих новостей в моем положении все равно не избежать. Выкладывай, – обреченно упав в кресло, проговорил Нотт. – Я сегодня разговаривала со знакомой, которая работает в Св.Мунго. И она кое-что слышала о Грейнджер. Тео подался вперед, вцепившись пальцами в подлокотники. – Она что-то вспомнила? – Нет, – виновато покачав головой, произнесла Дафна. – Кажется она… Приостановила сеансы. Юноша прикрыл глаза и откинулся обратно на спинку кресла. – Это не точная информация, потому что такие вещи защищены врачебной тайной. Но знакомая сказала, что она постарается выяснить подробности. Ну или, как минимум, насколько этот слух вообще правдив. – Это плохо… – только и смог выдавить Нотт. – Грейнджер – чертова эгоистка. Думает только о своем комфорте. Конечно! Она-то на свободе… Дафна продолжала говорить, но Нотт уже не слушал, он запрокинул голову на подголовник и принялся изучать серебристый растительный рисунок, которыми был украшен темно-серый потолок малой гостиной. Если это правда, то он еще очень надолго может остаться под домашним арестом.***
Первое, что он почувствовал, когда проснулся, было тепло. Все тело будто укутывало пуховое одеяло. Наверное, у него жар. Следом он ощутил непривычный комфорт, его спина больше не ныла, как это бывало всегда после пробуждения на холодном железном настиле в камере. – Эй, ты там как? – привычный вопрос, который они задавали друг другу каждый раз, когда просыпались или приходили в себя после потери сознания от пыток. Ответа не последовало, и Торфинн открыл глаза. Вокруг было так светло, что он тут же прищурился. За несколько секунд привыкнув к местному освещению, он распахнул веки и принялся осматриваться. Интерьер комнаты, в которой он находился, был выполнен в мягких бежевых и молочных тонах. Тонфинн увидел, что лежит на кровати, у противоположной стены помещения стоял двустворчатый шкаф, рядом круглый журнальный столик со стопкой каких-то бумаг на нем. Около столика стояли два мягких кресла. Он повернулся влево – в паре метров от его кровати, стояла еще одна кушетка, напротив которой был второй двустворчатый шкаф. У каждой кровати также стояли стул и небольшая тумбочка. В дальнем углу комнаты была дверь. «Обычная, деревянная дверь», – промелькнуло в голове. Наверное, под кучей Запирающих. Внезапно дверь отворилась, в комнату вошла женщина в похожей на медсестринскую одежде. Ее взгляд от пола переместился на приподнявшегося на локтях Торфинна, и на губах появилась мягкая улыбка. – О, мистер Роули, Вы наконец-то пришли в себя, – радостно проговорила женщина, направившись в его сторону. – Как себя чувствуете? Вас что-нибудь беспокоит? Торфинн нахмурился. – Где... – горло резко сдавило от сухости, и он пару раз кашлянул. – Где я? – В больничном крыле. – В Азкабане есть больничное крыло? – спросил он удивленно. – Это не Азкабан. – Но тогда что… – Боюсь я не уполномочена давать какие-то пояснения. Вам лучше поговорить с кем-то из администрации. Но для начала позвольте мне провести диагностику. Это было последнее, что он услышал перед тем, как комната вдруг поплыла перед глазами, и он отключился.***
Эта зола… С каждым днем, проведенном на нижнем уровне, куда сбрасывалась магическая зола из каминов Министерства, она все глубже проникала между волокнами его одежды. Сегодня пришлось трижды применить Очищающее, чтобы убрать все серые песчинки, осевшие на форменном комбинезоне. В течение дня он должен был ходить в униформе, вычистить которую к обеду, перед походом в столовую, было тем еще испытанием. Вечером же, перед уходом домой он с невероятным облегчением переодевался в свою одежду, которая не пахла каминной пылью. Вынужденную работу, которую он обязан был выполнять еще целый год по решению Визенгамота, Драко, конечно, ненавидел, но был рад, что она позволяла ему меньше контактировать с другими сотрудниками Министерства. Каждый день в этом учреждении был для него маленькой пыткой. В этом пафосном клоповнике было полно тех, кто в былые времена постоянно лебезил перед его отцом, и даже перед ним, как наследником рода Малфоев, а после падения Волдеморта быстро переобулся и теперь не упускал возможности высмеять его или оскорбить. И конечно, много было просто ненавидящих его волшебников, в той или иной степени пострадавших от прежнего режима. Доброго слова же Драко ни от кого не слышал. Поэтому не видеть коллег было счастьем для него. По этой же причине он всегда приходил на работу одним из первых и уходил совсем уж поздно, когда основной поток сотрудников уже прошел. И сегодня он так же, как обычно, поднялся к Центральному Атриуму и, выходя из лифта, нос к носу столкнулся со старой знакомой, которую совершенно не ожидал увидеть здесь в такой поздний час. – Астория? Добрый вечер, – поприветствовал он. Девушка вздрогнула, подняв глаза от свитка, который все это время внимательно изучала, двигаясь к лифтам. – Д-драко… Добрый вечер, – ответила она. Малфой заметил, как напряглись ее руки, сминавшие свиток. – Ты… работаешь здесь? – предположил он. – Я? – как-то испуганно переспросила она. – Т-то есть… Да… Секретарем в Секторе борьбы с неправомерным использованием магии. – Это Сектор Кадмуса Пьюси, кажется? При упоминании этого имени, глаза Астории расширились, но она быстро справилась с эмоциями. – Да. Верно, – бесцветно ответила она. – Выходит, мы – коллеги, – слабо улыбнувшись, произнес он. – Я тоже здесь работаю. В Административном. – Да? Ясно. – Как ты… поживаешь, Астория? Как мама, сестра? – Держимся. Насколько можем. – Понимаю. – Едва ли, – ощетинившись, сказала Гринграсс. – Как я слышала, твоего отца включили в программу реабилитации и срок сократили? – Да, ему смягчили приговор из-за болезни. – Хм. Повезло, – все также резко произнесла девушка. – Пожалуй, – сдержанно поговорил он, стараясь игнорировать возникшее в воздухе напряжение. – Что ж. Раз мы работаем вместе, может, как-нибудь сходим пообедать? – Я не хожу на обед. Работы много. – Тогда может просто кофе выпьем в перерыве? Это ведь всего десять минут. – Может быть. Как-нибудь. Посмотрим. А теперь извини, мне еще нужно закончить работу на сегодня. – Д-да, конечно, – Драко отступил в сторону, осознав, что загораживает проход к лифту. Едва он отошел, Астория скользнула мимо и почти забежала в лифт. – Хорошего вечера, – пожелал он девушке, но она даже не взглянула на него, уже вернувшись к просмотру документа, который держала в руках.***
– Ну, то, что он приходил в себя, это уже хороший знак. Ему надо больше спать, нормально питаться. Будем отслеживать его состояние. – Но почему он потерял сознание? – Я думаю, это от шока. Надо было как-то более плавно обеспечить вхождение в эксперимент. Пока что не будите его, пусть отдыхает. Торфинн открыл глаза только когда убедился, что установилась полная тишина, свидетельствующая о том, что, вероятнее всего, эти люди, кто бы они ни были, ушли. Медленно он развернулся на кровати. – Эй, ты проснулся! – Басти? На соседней кровати, которая в прошлый раз была пуста, сидел младший Лестрейндж. Вид у него был более чем ухоженный. Некогда спутанные средней длины волосы теперь были коротко пострижены и блестели чистотой. Тюремную робу заменила молочного цвета пижама. Взгляд был спокойным и даже веселым. – Тебя с таким трудом откачивали все эти дни. Я уж думал, скопытишься. – Ты знаешь, что это за место? – спросил Торфинн, сев на кровати. – Больничное крыло. Это все, что мне сказали. Ходить разрешают только по этажу, и общаться можно только с целителями. Зато нас навещает такая миленькая медсестричка. Ножки длинные и… – Давно ты здесь? – Неделю уже. Как и ты. Нас забрали из Азкабана одновременно. Но в себя я пришел пару дней назад только. – Они говорили, зачем мы здесь? – Не-а, – беззаботно ответил Рабастан. – Я не понимаю… Почему ты так спокоен? – А что? – Нас притащили в какую-то больницу и непонятно, что собираются с нами делать. Тот человек, что был здесь только что, сказал про какой-то эксперимент. А ты ведешь себя так, будто это в порядке вещей. – Ну, все лучше, чем в Азкабане загибаться. – Я в этом не уверен, – Торфинн отвел взгляд и запрокинул голову к потолку. – Слушай… Это, конечно, хреново, что нам ничего не говорят, – лицо Рабастана сделалось серьезным, – но впервые за долгое время я прекрасно себя чувствую. Меня никто не пытает, я забыл, что такое холод и голод. Меня кормят три раза в день, и еда тут отличная. Со мной общаются вежливо и даже с улыбкой, будто я не заключенный, а клиент, отваливший им кучу золота. Мне тут на днях принесли ореховый суп. Я сказал, что у меня аллергия на орехи. И медсестричка долго извинялась передо мной за свою оплошность, как она сама сказала. И если выбирать между этим местом и Азкабаном, я готов тут до конца жизни сидеть, нежели еще полгода гнить в тюрьме. – Почему полгода? У нас же пожизненное, – отстраненно проговорил Торфинн, сверля глазами дверь палаты. – Да потому что больше я не протянул бы там. А тебе и того меньше оставалось. Ты в коме был, знаешь? – Роули повернулся к собеседнику. – Целитель сказал, что еще день-два, и скорее всего забирали бы они уже труп. Торфинн вздохнул и опустил голову на подушку. Он не был так оптимистичен, как его брат по оружию. Да, конечно, здесь мягкая кровать и теплое одеяло. И та медсестра была с ним очень вежлива. Но, по крайней мере, в Азкабане он точно знал, что его ждёт. Боль, много боли, физической и психологической. А потом неминуемая и, вероятнее всего, скорая смерть. А сейчас... Зачем он здесь и что с ним намерены делать? Раз это какая-то больница, возможно они тут в качестве подопытных. Над ними будут проводить опыты? Да, это было бы логично, потому что... Зачем ещё двое обречённых на гниение заключённых могут кому-то понадобиться? Да и слова того человека были лишним подтверждением этого предположения. В этот миг Роули осознал, что боится. Мужчина за сорок, который видел войну, сам убивал и пытал, сейчас испытывал сильнейший страх. Страх неизвестности. Тогда, в камере, он уже готов был пожать руку смерти. Конец был так близко, а за ним и вечное блаженство в забытьи. Но ему не дали уйти так легко. Они воскресили его, чтобы он помучился ещё.***
Он связывал ее каждый раз. Ему нравилось, что она не может воспротивиться его действиям. А еще он любил контролировать ее оргазм. Впрочем, он любил контролировать все, даже ее стоны перед очередной кульминацией – иногда он позволял ей кричать во все горло, иногда закрывал ее рот рукой и наслаждался мычанием. Но Пэнси знала, что ему всегда мало контроля, и сегодня он подтвердил ее мысли. Рука скользнула между покрасневших от интенсивного трения складок и с губ девушки сорвался новый стон. Она была на грани. Он довел ее до такого состояния, что ей хотелось молить его трахнуть ее, как-нибудь неистово, по-настоящему дико. Но она держалась. Стержень внутри нее за эти месяцы сильно накренился, но еще не сломался. Три пальца проникли между половых губ, Джонатан крутанул ими внутри, и Пэнси выгнулась вверх, насколько позволяли путы. – Ты невероятная. – Джонатан склонился к ее лицу, продолжая раздражать нежные стенки изнутри. – Столько неиссякаемой энергии. Я впервые такое встречаю. К трем пальцам присоединился четвертый, а большой принялся стимулировать жаждущий разрядки клитор. Несколько последних грубых движений – и Пэнси вскрикнула, наслаждаясь такой долгожданной кульминацией. Джонатан умел томить ожиданием, накаляя нервы до предела. Вытащив руку, он вытер пальцы прямо о волосы Пэнси – он всегда так делал, это был один из способов показать ей ее место. Всего лишь удобная игрушка – вот кем, как она думала, она была для него. Но все оказалось намного серьезнее. – Знаешь, мне не нравится, что ты выбрита между ног, – произнес Джонатан. – Ощущение будто ребенка трахаю. Так не пойдет. Больше ты не будешь удалять волосы там. – Но нас всех здесь заставляют полностью удалять волосы. Я не могу просто перестать это делать. Меня накажут. Джонатан усмехнулся. – Моя милая Пэнси, этого ты можешь не бояться. Завтра я приду сюда в последний раз. А уйдем мы уже вместе.***
Рабастан расположился на своей кушетке, по-турецки скрестив ноги, и безэмоционально наблюдал за тем кипишем, который творился в палате. – Только приблизься, и я тебе башку проломлю! – проревел Торфинн, сдавливая в руке деревянную ножку, отломленную с полчаса назад от стоявшего у его кровати стула. Целитель Брайс выставил вперед ладони в примирительном жесте. Медсестра в страхе поднесла сложенные ладони к лицу, прикрывая рот. – Мистер Роули, поверьте, у Вас нет повода переживать, – спокойно проговорил Брайс. – Вам ничего не угрожает. – Прямо сейчас Вы угрожаете мне сомнительным зельем, которое у Вас в шприце, – невозмутимо ответил Торфинн. – Это лечебная смесь. Она поможет Вам быстрее восстановиться. – Да-а, конечно. Будто я поверю, что Вы по доброте душевной заботитесь о моем физическом здоровье, – сузив глаза, произнес Роули. – Не совсем так, – все тем же спокойным тоном проговорил целитель. – Я просто следую утвержденному Регламенту о работе с заключенными. Но, уверяю Вас, никто из нас не желает Вам зла даже без этого регламента. Мы все здесь заинтересованы в Вашей скорейшей интеграции в… И тут он поплыл: в ушах зазвенело, перед глазами возникла пелена. Ноги подкосились, и он упал бы, если бы двое людей в форме охранников вовремя не подхватили его и не помогли лечь на кушетку. Сквозь немного ослабевший, но все еще раздающийся в ушах звон, Роули с трудом различал диалог одного из охранников с целителем, но ключевую информацию уловил и это подняло в нем панику. – Пришлось снять заглушку, – произнес охранник, убирая палочку в кобуру. Повернувшись к напарнику, он добавил: – Сходи на пост, скажи, чтобы включили блокировку обратно. Он будет в прострации еще несколько часов. А пока мы примем меры, чтобы подобное не повторилось. Что стало причиной такой реакции, целитель Брайс? – Он не захотел колоть лекарство, – ответил целитель. – Но это вполне обосновано. Нужно время, чтобы они начали нам доверять. – Я полностью доверяю Вам, господин целитель, – подал голос Рабастан. – Я очень рад, мистер Лестрейндж. Ведь в основе этой программы взаимное доверие всех участников. Вы намного быстрее сможете интегрироваться, если не будете в штыки принимать каждый наш шаг. – Конечно, сэр, как скажите. – Я даже не знаю, Сьюзен, – повернувшись к медсестре, произнес Брайс, – может, нашему новому пациенту не хватает покоя, чтобы расслабиться? Я подумываю о том, чтобы перевести его в одноместную палату. – Нет! Только не в одиночку! Пожалуйста. Не надо... – взмолился Роули. Унизительно, но ему плевать. Он больше не выдержит в четырёх стенах. Один со своими мыслями. – Прошу, не отправляйте меня в одиночку! В Азкабане он долго был один, а потом поймали и Тони. Его поместили в соседнюю камеру. Они говорили, так часто, как могли. Насколько хватало моральных сил после ежедневных длительных пыток и унижений. Но они не видели друг друга. Перед глазами была лишь серость – серые каменные стены и почти такой же серый с темно-синими переливами океан. А здесь рядом Рабастан. Он не только говорит с ним, но и видит его. Он видит что-то кроме сырых стен и унылых волн за окном. Одиночества его психика точно больше не потянет. Впрочем, сам этот страх, гиперболизированный до ненормальности, тоже не от здоровой психики появился. Мерлин, какой же он слабак! Будь здесь Тони, он бы презрительно посмеялся над своим трусливым напарником. – Тише, успокойтесь. Не будем Вас никуда переводить, если не хотите. Торфинн не оказывал сопротивления, когда Брайс делал укол. В этой битве ему не победить. Он сам раскрыл им свою слабость. Пусть делают, что хотят, лишь бы не умереть в одиночестве. Сон стал медленно обволакивать его. Последние мысли Роули, до того, как он погрузился в царство Морфея, были о друге. Тони... Ведь он до сих пор там. Один.***
Антонин не то чтобы любил одиночество. Скорее он терпеть не мог всех этих людей, которые его окружали – одному было лучше, чем среди них. Но эти две недели, с того дня, как Торфинна забрали, были для него истинным кошмаром настолько, что он даже стал скучать по пыткам. Все это время охранники не навещали его, что было крайне странно. Антонин несколько раз пытался вызвать в них хоть какую-то реакцию, выкрикивая всякий бред в их адрес, когда те проходили мимо, – но безрезультатно. Они будто забыли, что он вообще тут. В какой-то момент он предположил, что просто умер, но эту мысль он быстро отбросил, ведь призраков не кормят, а в его тарелке еда появлялась каждый день. В итоге Антонин стал просто ждать и размышлять. Он уже смирился, что Торфинн больше не вернется. Глупо было надеяться на иное. Жив ли он еще? Вряд ли. Из Азкабана у таких как они, обреченных на пожизненное без права на помилование, есть только два пути – казнь или рудник, что по факту является той же казнью, только медленной. Торфинн был тяжело болен и слишком слаб, чтобы работать, а значит… скорее всего… его уже нет в этом мире. Может, оно и к лучшему. Отмучился… Скоро настанет и его черед. Вопрос лишь в том, как он покинет Азкабан – смиренно приняв свою участь или унеся с собой парочку этих ублюдков? Второй вариант был ему больше по душе. Замок в двери скрипнул, и Антонин моментально упал на пол, притворившись спящим. Он услышал, как в его камеру зашли двое. – Долохов, подъем! – раздалось совсем рядом. Потом кто-то сапогом ударил его под ребра. Антонин держался, ни один мускул не дрогнул на его лице. – Твою мать, ты помер что ли? – охранник присел перед ним на корточки, и это было именно то, чего он ждал. Глаза резко распахнулись, цепь звякнула, и Долохов молниеносно обернул ее вокруг шеи шокированного охранника. Тот стал задыхаться, и второй охранник, совсем юнец, бросил в Пожирателя Круциатус. Антонин лишь усмехнулся, такое слабое проклятье для него как щекотка. Второе Пыточное было еще слабее, потому что молодой охранник не на шутку перепугался. – От-отпусти его! – отчаянно целясь в Пожирателя, дрожащим голосом пролепетал юноша. Антонин заливисто расхохотался, что в глазах парня сделало его безумцем, и сильнее сдавил цепь, его жертва стала оказывать все меньше сопротивления, мужчина боролся буквально на последнем издыхании. – Похоже, в тюрьме скоро появится новая вакансия, – издевательски произнес Долохов, широко улыбнувшись. – Что здесь за хрень творится? – в дверях появился старший надзиратель Смайт. Он перевел грозный взгляд с борющихся на полу мужчин на молодого охранника. – Ну и что ты замер, как под Петрификусом? – Я-я… П-пыточное на него не д-действует, – заикаясь, выговорил юноша, то и дело косясь на напарника, лицо которого было жуткого малинового цвета. – Ты, кроме Пыточных, других заклинаний не знаешь что ли, кретин? – произнес Смайт, не обращая внимания на вот-вот готового отойти в мир иной старшего охранника. – Мать твою, откуда вас всех только понабрали на мою голову? Отключись!***
Дверь распахнулась, и Астория, вздрогнув, отстранилась. – Ты слышал? Сегодня их переводят – этих ублюдков из третьего списка. Всех! – Как? – Пьюси поспешил убрать член и застегнуть ширинку. Астория вжалась в заднюю стенку стола и притихла. – А вот так! – Хиггнингс театрально развел руками. – Но они же собирались провести повторное заседание и… – Да просто нашим дорогим коллегам засветиться с яркой милосердной инициативой важнее, чем добиться справедливости. Они все были «за». Поэтому и решили повторно не собираться – смысла нет, только время потерять. Дерьмо! Какое же дерьмо! Хиггингс рвал и метал, Астория даже из-под стола чувствовала исходящую от него негативную энергию. – И что теперь делать? – Вообще без понятия. Нужно что-то придумать, Кадмус. Если мы не остановим это сейчас, потом все пойдет по инерции – будут приходить все новые и новые списки. И в конце концов, Азкабан вообще закроют, а эти подонки, после курортного отдыха в новой тюрьме, все выйдут на свободу. – Так. Не паникуй. Вечером сядем спокойно и разработаем план. – Ладно. Едва Хиггингс покинул кабинет, предварительно в отчаянии махнув рукой, Пьюси выхватил палочку и наложил заглушку, а потом Запирающее на дверь и окно. Медленно из-под стола вылезла Астория. – Вы же сказали, что хотите помочь, – тихо проговорила девушка. – Вы сказали, что… вытащите моего отца из тюрьмы. Он же ваш друг! – Друг? Да твой папаша постоянно держался со мной так, будто я грязь под его ногами. Хотя мы оба чистокровные, – зашипел Пьюси. – Я его презираю каждой частичкой тела. И поверь мне, детка, я безмерно рад, что он гниет сейчас в Азкабане. – Вы… сволочь! – выплюнула Астория. – Я все расскажу о Вас! – И что ты собираешься кому-то рассказывать? Что раздвигала ноги перед высшим чиновником, чтобы он повлиял на решение комиссии? Мы фактически сговорились, чтобы воспрепятствовать деятельности уполномоченного органа. Ты понимаешь, что это уголовно наказуемо? – Нет! Вы… насиловали меня! – Ах, насиловал, значит? – голос Пьюси стал пугающе тихим. – Похоже, ты не знаешь, что такое изнасилование, малышка. Но ничего. Сейчас я тебе покажу. В два быстрых шага Кадмус приблизился к Астории и влепил ей пощечину, отчего у нее на миг потемнело перед глазами. Пьюси любил шлепки, хотя еще ни разу он не бил ее по лицу. Девушка кинулась было к двери, но мужчина перехватил ее за талию и, заломив ей руки за спину, швырнул животом на стол. Резким движением он сдернул с нее юбку, трусики же просто разорвал, и ради смеха положил их на стол рядом с перепуганным девичьим лицом. Освободив член из штанов, без всякой подготовки он ворвался в судорожно сжатое влагалище Астории, и та вскрикнула от боли. Он сделал несколько мощных толчков, после чего, обхватив правую ногу девушки под коленом и закинув ее на стол, принялся вколачиваться уже с бόльшим остервенением. Через несколько минут этих мучений, после которых Астория уже перестала пытаться воспрепятствовать насильнику, он излился внутрь с протяжным стоном. Закончив, он отстранился и с упоением какое-то время смотрел на неподвижно лежащую на столе девушку. – Знаешь, я даже рад, что все вскрылось, – произнес он, потрепав ее по ягодице. – Больше не надо с тобой церемониться. Астория шевельнулась и попыталась встать, но Пьюси опередил ее, схватив за волосы и рывком подняв на ноги. Все еще удерживая руку в ее локонах, он приблизился к ней вплотную. – А теперь слушай меня, потаскуха. Если хочешь, чтобы твой папочка дожил до того дня, когда его включат в программу, будь послушной и раздвигай свои стройные ножки тогда, когда я тебе прикажу. Иначе я устрою ему такую жизнь в Азкабане, что он и недели не протянет. Поверь мне, детка, я это могу. Так что лучше не провоцируй меня. Поняла? Мужчина усилил хватку, и Астория скривилась от боли, но все же, едва сдерживая слезы, пролепетала: – Да, поняла. – Вот и хорошо, – отпустив ее, сказал Пьюси. Он поднял юбку с пола и подал девушке. Наблюдая за тем, как она одевается, мужчина добавил: – Сегодня, так уж и быть, можешь уйти пораньше. Отдохни, прими ванну. Но завтра в полдевятого чтобы была на рабочем месте, полная сил и готовая к новым свершениям. Да? Девушка молча кивнула. – Умничка. И, кстати… Если у тебя там ночью какие-то неправильные мысли в голову полезут, советую вспомнить, как мы славно развлеклись в «Перламутровой фее» на днях. А на случай провалов в памяти… Пьюси подошел к столу и, открыв нижний ящик, прошептал пароль – дно исчезло, открыв потайное хранилище, откуда он достал конверт, который затем подал Астории. Девушка открыла его дрожащими пальцами и вытащила стопку колдографий, главным действующим лицом которых была она – совершенно голая и по виду пьяная. Для Астории же было очевидно, что мужчина что-то подлил ей в напиток в тот вечер, введя ее в полубессознательное состояние, когда она не могла воспрепятствовать ему. – Представляю восторг журналистов. Юная аристократка в таком виде определенно стала бы девушкой с обложки. Но, конечно, они ничего не узнают. Оставим этот маленький грязный секрет строго между нами, согласна? Астория стиснула зубы. Она была полностью измотана физически и морально, и хотела сейчас только одного – поскорее вернуться домой, зарыться в самое теплое одеяло и плакать. Не проронив ни слова, девушка снова кивнула. Пьюси забрал у нее колдографии и отменил Запирающее. Не медля ни секунды, Астория поплелась к выходу, покачиваясь на каблуках. Проводив ее взглядом за дверь, мужчина сладко потянулся, довольный тем, как все сложилось. Он не сомневался, что напугал девчонку достаточно сильно, чтобы она не трепала языком. Пьюси вернулся к рабочему месту, и его внимание привлекли разорванные трусики, так и оставшиеся лежать на поверхности стола. Он смял материю и положил в тайное отделение нижнего ящика, туда же бросив конверт с колдографиями, после чего скрыл его заклинанием и блаженно улыбнулся, предвкушая будущие развлечения. Впереди маячили огромные перспективы для его нереализованных фантазий, которые он начнет воплощать завтра же. Пока девчонка верит, что он может навредить ее отцу, она будет делать все, что он захочет.***
Когда заклинание вернуло его в реальность, он пару секунд приходил в себя. Головокружение, тошнота и сдавливающая боль в висках – классические последствия Отключающего. Все еще не поднимая век, он провел рукой по лицу и… Какого дьявола? Глаза резко открылись, и Антонин сразу же пожалел об этом – непривычно яркий свет резанул будто ножом. – Дерьмо! – ругнулся он, прищурившись и вдобавок прикрыв верхнюю часть лица ладонью. – Мистер Долохов, как вы? – мягкий женский голос с нотками искреннего, как ему послышалось, беспокойства, прозвучал где-то сверху. Антонин снова распахнул глаза. Он лежал, а перед ним суетилась девушка, кто-то вроде медсестры, если судить по одежде. – Где я нахрен? – В больничном крыле. – Этого слишком мало, – все также резко, будто вбивал голосом сваи, произнес Долохов. Воспользовавшись замешательством собеседницы, Антонин молниеносно, несмотря на все еще хреновое самочувствие, вскочил на ноги и обхватил горло испуганной девушки, чуть сдавив пальцы. Несчастная была в полнейшем шоке и только жадно хватала ртом воздух, пока Долохов рыскал взглядом в поисках чего-то, что могло бы помочь ему сейчас. Мда… Выбор невелик – перо, свиток и пара карандашей. Хорошо наточенных карандашей. Он схватил со столика тот из них, что показался ему наиболее острым и, развернув девушку спиной к себе, приставил к ее горлу грифельный кончик. – Пошли, – скомандовал он и подтолкнул медсестру к двери. Когда они вышли из комнаты, Антонин на пару секунд замер, пораженный увиденным. Белые стены, молочного оттенка пол, несколько крупных растений в горшках, стоящих в углублениях стен… И все такое глянцевое, что почти ослепляет. Похоже, его новая знакомая не соврала – это и правда смахивает на больницу. Но где? Для Азкабана (если там вообще было больничное крыло) тут все слишком… белое. Да даже для Св.Мунго интерьер был каким-то чересчур вылизанным. – Сэр… Что Вы делаете? – услышал он за спиной. Развернувшись вместе со своей жертвой, он наткнулся еще на одну девушку в явно форменной одежде. Только ее форма, в отличие от медсестринского платья, состояла из серо-голубой рубашки и брюк более темного оттенка. На поясе была закреплена кобура с палочкой в ней. Девушка почему-то даже не попыталась выхватить древко. – Пожалуйста, опустите оружие. Если бы он сейчас не офигевал по полной от всего происходящего, то, наверное, рассмеялся бы. Оружие? Она только что назвала карандаш оружием? Тем временем девушка, которую он посчитал местной охранницей (каким бы сюрреалистичным это ни казалось), развела руки в стороны, всем своим видом показывая, что не собирается атаковать. – Прошу, сэр, Вам вовсе необязательно прибегать к насилию, поверьте. – Я сам решу, какие методы мне использовать, – бесцветно сказал Антонин. – А теперь развернулась и веди нас к выходу. – Боюсь, что не могу этого сделать, – спокойно, будто они вели беседу за чашкой чая, сказала охранница. – Ты тупая? Думаешь я с тобой тут в игрушки играю? Я сейчас этой девке горло проткну. Живо двинулась к выходу! Последние слова он почти прорычал, его голос эхом разнесся по пустому коридору. Но эффекта от сказанного Антонин так и не успел увидеть – что-то тяжелое шарахнуло его по затылку, едва он выкрикнул последнее слово. Пожиратель рухнул на пол без чувств.***
Астория смутно помнила, как добралась до поместья. В дверях ее по обыкновению встретили два эльфа, единственные домовики, которые остались у них после частичной конфискации имущества. Девушка не слушала, что они говорили, просто молча бросила им свой меховой жакет и в полузабытьи поплыла к лестнице, ведущей на второй этаж, к спальням. Миновав две гостевые комнаты, большой зал, столовую и библиотеку, она на некоторое время задержалась у двери родительской спальни. Девушка даже занесла было руку, готовясь постучать, но передумала. Мама ее не поддержит. Как и в прошлый раз. – Ты не понимаешь, мама, он хочет… Хочет, чтобы я… отдалась ему! – Ну и что? Он же не требует чего-то невероятного? Да, конечно, Пьюси – это не лучший вариант и безусловно не достойный женщин нашего рода. Но мы не в том положении. Нам придется чем-то пожертвовать, чтобы выжить. – Но, мама, как же… Я ведь невинна… – Твоя невинность не очистит доброе имя нашей семьи. Зато, возможно, вытащит твоего отца из Азкабана. – Меня же такую никто замуж не возьмет… – Об этом тебе стоит беспокоиться в последнюю очередь. Едва ли в ближайшие годы я смогу найти тебе достойную партию. О твоей сестре вообще говорить не хочу – связалась с этим предателем… А на перспективу… Я слышала, есть целители, которые могут восстановить невинность. Были бы деньги. С чем у нас сейчас большие проблемы. Научись расставлять приоритеты, Астория – сначала освободим отца, а потом соберем все, что у нас осталось, поместье это продадим и переселимся на материк. Начнем новую жизнь. И тогда подумаем о твоем замужестве. Астория двинулась дальше. Малая гостиная и… комната сестры. На этот раз девушка постучала. Дважды. Настойчиво. Как и ожидала, ей никто не ответил. Дафна была в паре шагов от того, чтобы окончательно обосноваться у Нотта, все реже она появлялась дома, предпочитая семье общество предателя. Медленно Астория дошла до следующей двери. Она закрыла замок со внутренней стороны и оказалась в гнетущей тишине своей огромной и некогда такой уютной и любимой спальни. Теперь же эта комната была дня нее скорее тюремной камерой. Девушка подошла к постели и просто рухнула на пушистое одеяло, будучи совершенно без сил.***
Гермиона поправила шерстяной плед, получше укутывая лежащего на кушетке мужчину, который мирно посапывал, повернувшись на бок. Девушка убрала несколько волнистых прядей с его лица и глубоко вздохнула. – Чувствую, у меня с тобой будет куча проблем. Будто услышав ее слова, Долохов широко улыбнулся во сне.