Чем многограннее и насыщеннее история, тем больше она вызывает вопросов и сомнений (с)
Проворочавшись какое-то время, но так и не сумев уснуть, Гермиона открыла глаза. За окном была кромешная тьма. Уличные фонари снова барахлят. Девушка потянулась рукой к электронному будильнику, стоящему на тумбочке у ее стороны кровати. Почти час ночи. Гермиона вздохнула и приподнялась, уперевшись спиной в изголовье. Какое-то время она просто смотрела прямо перед собой, ни во что конкретное особо не вглядываясь, а потом все же скосила глаза влево. Рядом, время от времени тихонько всхрапывая, крепко спал Рональд. Этим вечером Гермионе так и не удалось выпустить на волю все те гнев и обиду, которые скопились после общения с Джинни. Рональд вернулся домой чертовски довольный собой и с шокирующей новостью, которая полностью обескуражила Гермиону. – Ты не можешь… – Уже смог. И я не понимаю, почему ты так расстроилась? Честно говоря, я думал, ты обрадуешься… Мы наконец-то будем проводить достаточно времени вместе… – Достаточно для чего, Рональд? – Для пары, которая готовится к свадьбе. – Что…? Это ты так сейчас мне предложение сделал? – Разве в этом есть необходимость? Мне казалось, нам обоим очевидно, что мы к этому и движемся… – Так не делается, Рональд… – Только не говори мне, что ты ждала, что я встану на одно колено и все такое прочее… Ведь ты всегда выступала против устаревших традиций, разве нет? – Да, конечно, и дело вовсе не в желании следовать традициям… Просто это должно было быть наше совместное решение. А ты взял и решил за нас обоих. – Я тебя не понимаю… Ты что, не любишь меня? – К-конечно, люблю. – Тогда в чем дело? Когда люди любят друг друга, они женятся… – Да, но… Мы с тобой встречаемся всего полгода. Этого слишком мало… Нужно время, чтобы лучше узнать друг друга. – Миона, мы скитались вместе целый год. Мы прошли войну. Гребаный Салазар, да мы знакомы с первого курса! Куда уж больше времени на узнавание? Я вообще хотел предложить тебе пожениться еще в конце августа, но… Этот твой проект… Третий список… Да и наш с Джорджем магазин требовал много сил на раскачку… А сейчас все в нашей жизни вроде бы устаканилось… И мы можем, наконец-то, создать полноценную семью… – Допустим. Но я все равно в толк взять не могу, зачем тебе это волонтерство? Как выяснилось, сегодня Рональд был в Министерстве, где подал заявку на участие в программе реабилитации в качестве охранника-волонтера. И его утвердили тут же, даже не выдержав формальную паузу в пару дней. Потому что кто, если не герой войны и ближайший друг спасителя магического мира, является идеальным кандидатом? Какого-то более-менее внятного ответа, зачем это понадобилось Рональду, который ранее не проявлял особого интереса к ее проекту, Гермиона так и не добилась. Если не считать ответом высказанное им желание «быть рядом в течение дня, а не только вечерами и в выходные». Она не хотела думать, что дело в маниакальной ревности ее парня, с коей она столкнулась почти сразу, как они съехались. А еще каким-то образом Рон узнал о предстоящей вечеринке и спросил у нее, планировала ли она пойти туда завтра. Гермиона предположила, что проболтался кто-то из авроров, которые также присоединились к проекту на волонтерских началах. И, да, теоретически они вполне могли бы пойти вместе, тем более Рон теперь тоже имеет отношение к программе, но почему-то эта идея не вызывала у Гермионы энтузиазма. И это способствовало разрастанию чувства вины. Тихонько вздохнув, гриффиндорка легла на кровать и уставилась в потолок. Похоже, уснуть ей не удастся.***
Амикус несколько раз взбивал подушку, пытаясь поудобнее расположиться для сна. Но долбаная подушка все никак не хотела поддаваться. В конце концов, ругнувшись, мужчина отшвырнул ее в другой конец комнаты и рухнул на матрас. Едва только попал сюда, навязчивой идеей Амикуса было навестить Алекто. Увериться, что с ней все хорошо. И теперь, получив тому подтверждение, он ощущал себя каким-то потерянным. У него больше не было цели, он просто не понимал, что ему делать теперь. Приходить к Алекто больше не стоит. Очевидно, его присутствие только нервирует и пугает ее, мешая восстанавливаться. А кроме нее у него никого нет. Грязнокровка Поттера говорила что-то про второй шанс, но какой в этом смысл? Допустим, когда-нибудь его выпустят отсюда, и что потом? Если ему вернут доступ к фамильному счету, скорее всего он закроется дома и проживет жизнь затворника. Друзей у него нет, родни тоже. А значит и выходить из дома, чтобы навестить кого-то, необходимости не будет. Возможно, в какой-то момент он заберет к себе Алекто, чтобы заботиться о ней, хотя… это маловероятно, учитывая то, как она на него реагирует. А если средств к существованию у него не будет, то, что – пойти работать? Кем? Он же ничего не умеет. Если не считать пыток магглов и неугодных Повелителю волшебников, будучи в рядах Пожирателей, единственной его работой за всю жизнь была должность преподавателя в Хогвартсе, которая, безусловно, ему больше не светит. Да и вообще на более-менее приличную работу одного из ближайших сторонников Волдеморта вряд ли возьмут. Значит, придется соглашаться на самую черновую работеньку, чтобы добыть галлеонов на кусок хлеба и не умереть с голоду. И это та новая жизнь, перспективой которой ему в этой тюрьме машут перед носом, словно ослу морковкой? Кому она такая нахрен нужна? Однако, как ни странно, больше всего Амикуса пугала отнюдь не вероятность оказаться на дне, среди отбросов общества. Нет. Главным его страхом было провести остаток жизни никому не нужным. С самого детства рядом с ним была Алекто. И они всегда противопоставляли себя остальному миру. У них был свой, маленький и уютный, мирок. Потом в его жизни появилась Марисса, и мир Амикуса расширился, став поистине многогранным – иногда чарующим, иногда колючим, порой ярким, а когда-то омрачался внезапной ссорой из-за какой-то ерунды. Но, рано или поздно, они с Мариссой мирились и, пожалуй, это было его самым любимым периодом в их отношениях – страсть в эти моменты была настолько жгучей, что охватывала жаром все естество и даже воздух между ними. Марисса, наверняка, даже малейшего представления не имеет о том, как чертовски тяжело ему было позволить их отношениям разрушиться. Но он сделал то, что должен был. Для ее же блага. Он всегда был эгоистом, но Марисса Стоун была единственным человеком (кроме сестры), ради которого Амикус готов был броситься в адский котел бесконечных страданий, если это сделает ее жизнь лучше. А еще рядом с Мариссой он будто превращался в другого человека, и, что странно, этот новый Амикус ему нравился, потому что он был моральным идеалом – честным, добрым, смелым, самоотверженным. Таким, каким он не мог позволить себе быть в обычной жизни, за пределами их отношений. Для Мариссы он был самым лучшим мужчиной на земле – страстным, сильным, привлекательным (хотя, скорее, просто не вызывал отторжения. Амикус не особо верил, что может кому-то реально понравиться внешне). Великий Салазар! Как же он хочет, чтобы все было как прежде. Когда он мог прийти к своей милой магглорожденной ведьмочке за утешением, нежными объятиями, заглянуть в ее добрые глаза и увидеть там понимание и искреннюю теплоту. Впрочем, сегодня, Амикус мог поклясться, он видел эту теплоту, понимание, сожаление. Или, может, дело не в нем, а в самой Мариссе? Она настолько светлый человек, что жалеет всех подряд, даже бывшего, который так ее обидел? Да, рядом с Мариссой Амикус никогда не был эгоистом. Поэтому он позволил тщательно выстраиваемой башне их отношений рухнуть, разбившись на мелкие камешки, сам же утонув под завалами. Однако, обстоятельства поменялись, не так ли? Когда он «уходил насовсем», то думал, что будет гнить посреди океана, окруженный серыми грязными стенами своей пожизненной обители. И, конечно, он не мог допустить, чтобы Марисса оказалась к этому как-то причастной, ведь она стала бы навещать его так часто, как это было бы позволено правилами, пока жизнь проходила бы мимо. Но проект грязнокровки Поттера рассек непроглядную тьму. Новая тюрьма свела их снова. И Марисса не оказалась бы здесь, если бы не захотела – все сотрудники, включая охранников, сами подавали заявки на участие в проекте, о чем ему сообщил Басти, узнавший это от одной из этих своих медсестричек. Марисса стремилась быть рядом с ним, а значит… Возможно ли повернуть все вспять? Чтобы было, как прежде… Амикус подложил руки под голову, которая уже начинала тяжелеть от отсутствия мягкой подушки под ней. Как бы это было? Охранники, которые перевелись сюда из Аврората, работают три-четыре дня в неделю, один-два дня проводят на прежнем месте работы, плюс два выходных. То есть они с Мариссой могут видеться несколько раз в неделю. Это намного чаще, чем до битвы за Хогвартс, когда ему приходилось тщательно шифроваться, навещая любимую в маггловском мире. И пока находится здесь, Амикус будет вести себя примерно, выполнять все правила, чтобы доказать тем, кто решает его судьбу, что он готов вернуться в общество и жить по его законам, как добропорядочный гражданин. Тогда, возможно, он окажется на свободе совсем скоро, и сможет сделать Мариссе предложение…***
Часы в кабинете Пьюси показывали час двадцать, когда он закончил свое грязное дело, впервые не спустив внутрь, а кончив Астории на живот. Покорно девушка стерпела, когда горячая ладонь Пьюси прошлась по ее обнаженному телу, от груди к талии, потом скользнула между ног и болезненно прижалась к все еще припухшим после грубого акта половым губам. – Сегодня у нас с тобой еще кое-что в досуговой программе, – неожиданно сказал мужчина. – Одевайся. Девушка нервно сглотнула. Она надеялась, что теперь сможет пойти домой, но у Пьюси, очевидно, были совсем другие планы на эту ночь. Через двадцать минут они аппарировали в малознакомый Астории Эльфийский переулок. Улица выходила на Аллею стрекоз, где располагался любимый ювелирный девушки, частыми посетительницами которого они с сестрой были до войны. Гуляя по Аллее, Астория иногда бросала взгляд в сторону переулка, но быстро отводила его, потому что темная улочка была совершенно ничем не примечательна – пустая и узкая, практически без возможности разойтись на ней двоим. Сейчас же, оказавшись здесь, она увидела, что переулок все же не был пустым. Пьюси подошел к каменной стене и, достав палочку, совершил ею неуловимое движение, вырисовывая в воздухе какой-то знак. Мгновение – и в стене появилась бордовая деревянная дверь. Мужчина открыл ее и, наигранно галантно склонившись, пропустил Асторию вперед. Девушка шагнула во мрак помещения, который развеялся сразу же, как вошедший следом Пьюси распахнул тяжелые занавески, за которыми скрывался довольно просторный зал. Вдоль стен стояли бархатные бордовые диваны, на которых расположились мужчины и женщины, многие в совершенно неподобающих для приличных волшебников позах и одежде, в центре – стол для игры в кости, рядом – карточный, чуть дальше – бильярдный. Кое-где с потолка свисали обручи и шесты, на которых крутились, выписывая невообразимые пируэты, обнаженные девушки и юноши. В дальнем конце помещения была барная стойка, за которой сидели несколько мужчин, склонившись над своими напитками. Туда же, недолго думая, Пьюси потянул и Асторию. Подойдя к одному из почти лежавших на стойке посетителей, Пьюси толкнул его в бок, и тот встрепенулся. Астория слегка нахмурилась от отвращения, увидев раскрасневшееся лицо явно нетрезвого мужчины. Осознав, кто перед ним, тот скривил лицо, изобразив подобие улыбки. – Какие люди! – прохрипел он, и воздух вокруг наполнился стойким запахом перегара. – Пришел Аарона поздравить? – Ты уже напоздравлялся, я смотрю? – вместо ответа заметил Пьюси. Мужчина разразился грубым гоготом. – Ага. Грех отказываться от выпивки, когда именинник платит. – Ну-ну. Где он? Мужчина неопределенно махнул рукой в сторону приоткрытой позолоченной двери в трех метрах от них и снова повернулся к стоящим перед ним на стойке стакану с какой-то бордово-синей жидкостью. Ничего не сказав, Пьюси потянул Асторию к двери. Распахнув ее, на этот раз он вошел первым, девушка медленно просочилась следом. Это была маленькая комнатка около шести на шесть метров. В углу стоял широкий диван, такой же, как и в основном зале, перед диваном – журнальный столик, заполненный уже пустыми или полупустыми бутылками. Неоновые шары висели в воздухе по периметру помещения, окрашивая в фиолетовый цвет все вокруг, включая лица посетителей – троих мужчин. – Я уж думал, ты не придешь, – проговорил один из них, завидев Пьюси. – Обижаешь. Как я мог пропустить день рождения лучшего друга? Я с подарочком.***
– Доброе утро! – прозвучало совсем рядом, однако Антонин даже глаз от тарелки с омлетом не поднял. Торфинн, сидящий напротив, многозначительно кашлянул, и только после этого Долохов вскинул голову. Около их стола навис тот сопляк с «тяжелой рукой», который по какой-то совершенно непонятной причине из всех присутствующих в столовой заключенных решил заговорить именно с ним. – Доброе, – через силу, но все же буркнул Антонин. – Позволите к вам присоединиться? – Вообще-то… – Да, конечно, присаживайтесь, – оборвал Долохова Торфинн. Антонин только хмуро зыркнул в сторону напарника, но смолчал. Лиам сел на свободный стул, рядом с Антонином, и тот недовольно поерзал на месте. – Как Вы? Осваиваетесь? – спросил парень. И снова он обратился к нему, а не к кому-то из двоих сидящих напротив. – Типа того, – почти огрызнулся Антонин. – Вы что, знакомы? – удивленно спросил Торфинн. – Э-э… Ну… Эм… – невнятно пролепетал Лиам. – Это он меня вырубил в первый день, – зачем-то произнес Антонин. – Мистер «тяжелая рука», да? Парень смущенно улыбнулся. – Лиам, – он кивнул мужчинам напротив. – Я – Торфинн, а это Амикус. Должен сказать, вырубить Тони – это прямо «вау». Как тебе это удалось? – Со спины любого можно вырубить, – недовольно отметил Долохов. – Я-я.. Э-э… Старался свести физический урон к минимуму. А вообще, я не любитель насилия. Предпочитаю дипломатию. – Но пошел в охранники, основная задача которых – выбивать дурь из заключенных, – произнес Кэрроу. – Эм… Не могу согласиться с этим утверждением. Я убежден, что люди всегда могут договориться, главное – найти точки соприкосновения. – Угу. Видишь тех парней? – Антонин кивнул в угол помещения, где сидели новоприбывшие заключенные из США, которые, как и в первый их день здесь, были все одеты одинаково, только теперь на них были серые спортивные штаны и такие же серые толстовки с капюшоном. – Наиболее вероятное соприкосновение, которое тебе, охраннику, с ними светит – это их кулаки на твоем солнечном сплетении. И «тяжелая рука» тебя не спасет. Потому что у них руки куда более увесистые.***
Она лежала на спине. Голову будто сдавили тисками, боль была едва терпимой. Астория попыталась сменить позицию на более удобную, но как только она шевельнулась, мир закружился перед глазами. Сквозь гул бурлящей в висках крови, девушка услышала мужской голос, раздавшийся сверху. – Ну как тебе? – Хорошо, – ответил второй голос. – Даже отлично. Где ты нашел такую птичку? Чья-то рука прошлась по ее лицу, коснулась разметавшихся в стороны волос. – Это дочь моего... ахах… друга. – И что этот друг тебе сделал такого? – Слишком много выпендривался. – Допустим… Но кто он? Не боишься, что он тебе наваляет за такое? – Едва ли он дотянется из Азкабана. – А-а. Понимаю. Тогда у меня есть к тебе предложение. Даже, скорее, совет. – Какой? – Позже. Ночка была бурной, нужно отоспаться, чтобы мозги на место встали. Вечером приходи ко мне, часам к девяти. Обсудим. А пока… У нас еще полчаса до конца аренды комнаты… Может, еще по одной и по домам? – Меня уговаривать не надо. Астория не предприняла попыток к сопротивлению, когда, грубо обхватив ее за лодыжки, мужчина раздвинул ее ноги в стороны. Она понимала, что бороться бесполезно. Она старалась воспрепятствовать изнасилованию всю ночь, и всё было тщетно. Поэтому, окончательно отчаявшись, девушка лишь молилась, чтобы этот ужас скорее закончился, и она могла, наконец, уйти домой.***
– Эй, как там тебя? – Лиам. – По фигу. Знаешь аврора Стоун? – спросил Амикус, поравнявшись с юношей, который медленно двигался по коридору, совершая обход. – Э-э… Мариссу? Да. – Она сегодня в ночную? Не видел ее на утреннем обходе. – Эм… Насколько мне известно, она вернулась в Аврорат. – Сегодня же суббота. Она раньше никогда не работала в выходные, – скорее отмечая это для себя, нежели продолжая разговор с юношей, пробормотал Амикус. – Н-нет. Как я понял, она отказалась от участия в проекте. – Чего? – Амикус недоуменно скривился. – В смысле, она уволилась и, насколько я знаю, вернулась работать в Аврорат на полную ставку. Голова закружилась так резко, что Амикус едва смог удержаться на ногах. А потом все его тело будто в одночасье одеревенело. Почему… Почему он не попытался поговорить с ней вчера? Ведь у него было столько возможностей. Можно было сыграть на жалости, Марисса бы не проигнорировала это, она слишком отзывчивая. А теперь все потеряно. – Могу я чем-то еще помочь? Просто… мне нужно продолжить обход… – с виноватым видом проговорил Лиам. – Что? – Амикус на секунду вернулся в реальность. – А… Да. Проваливай. Лиам сказал что-то еще, но он уже не услышал. Она ушла… Сердце Амикуса камнем рухнуло к ногам, отдавшись тянущей болью по всему телу. Ушла…***
Рабочий день только начался, а Гермиона уже была жутко раздражена. – Ты так и будешь ходить со мной повсюду, Рональд? Уизли следовал за ней по пятам, как только они аппарировали в тюрьму, и Гермиона не могла воспринимать это никак иначе, кроме как попытку контроля. А она ненавидела, когда ее пытались контролировать. Тем более настолько явно. – А что не так-то? – с совершенно невинным выражением лица спросил Рон. – Ты же охранник. У тебя есть какие-то свои обязанности. Почему бы не начать их выполнять? – Но сегодня мой первый день, – обиженно проговорил парень. – Я думал, мы проведем его вместе, ты мне все покажешь… Гермиона демонстративно выдохнула, надеясь, что Рон поймет, что она начинает закипать. – Сегодня понедельник, Рональд. У меня первый день недели всегда сильно загруженный. Но сейчас особенно. Потому что у нас стартует волонтерский проект. – Это что-то по поводу меня и других новых охранников? Новых волонтеров? – Нет. Это касается заключенных. И, извини конечно, но у меня нет времени сегодня проводить экскурсии. Однако, я уверена, Грегори Уотс, старший надзиратель, обязательно все тебе покажет и расскажет. Его кабинет на втором этаже, лестница вон там, а дальше спросишь у других охранников. – Может ты сходишь со мной и… – Рональд! Это уже ни в какие… Казалось, еще секунда – и она просто взорвется. Но спасение пришло, откуда она не ждала. – Гермиона! Доброе утро. К ним подлетел Ник, как всегда сияющий широкой белоснежной улыбкой. – Доброе утро, – слегка растерянно проговорила Гермиона. – Мы, кажется, еще не знакомы? – парень повернулся к хмуро уставившемуся на него Рону. – Ник Старлайт, куратор от Соединенных Штатов. – Рональд Уизли, жених Гермионы. У гриффиндорки на мгновение перехватило дыхание. Самец обозначил свои права на самку перед другим самцом. Именно так это выглядело для нее. И этот собственнический порыв Рона выбесил Гермиону окончательно. – Не думаю, что это та информация, которая может быть интересна Нику, Рональд. – Отчего же? – все с той же улыбкой проговорил Ник. – Я рад познакомиться с мужчиной, которого такая удивительная девушка как Гермиона выбрала в спутники жизни. Гриффиндорка нервно сглотнула. Сейчас что-то будет. Но, вопреки ее самым страшным ожиданиям, ничего не произошло. Хотя лицо Рона налилось краской, вероятно от накативших недружелюбных эмоций, однако ему хватило ума не устраивать скандал, и он просто что-то невнятно пробурчал. – Рональд – новый волонтер, – пояснила Гермиона. – Он будет дежурить три дня в неделю. – Круто! Подмога никогда не помешает. Особенно сейчас, – бросил Ник, после чего с видимым беспокойством глянул на девушку. – Гермиона, мне очень не хочется тебя пугать, но у нас там проблема, которая требует твоего незамедлительного внимания. – О, Боже! Что еще? – обреченно простонала гриффиндорка. Утро понедельника как всегда «радует» ее. – Сейчас все расскажу, – с готовностью проговорил Ник. – Эй, Пит! У нас новый волонтер. Можешь проводить его к Уотсу на инструктаж? – Ага, без проблем! – откликнулся стоящий неподалеку охранник, с виду не старше их с Роном. – Супер! Рон, тогда иди с Питом, а нам с Герм в другую часть здания, – произнес Ник тоном, не предполагающим каких-либо дальнейших дискуссий. – Да-да, пойдем, – обеспокоенно проговорила Гермиона, лишь краем сознания отметив, что парень произнес сокращенную форму ее имени. – Надо скорее с этим разобраться, у меня сегодня еще куча дел. Увидимся, Рон! – До скорого! – бросил Старлайт, одарив обескураженного Уизли фирменной улыбкой напоследок. – Ладно, не томи, что там за проблема? – «предвкушая» что-то соизмеримое с новостью о начавшемся апокалипсисе, спросила Гермиона, когда они вышли из здания и двинулись по южной сводчатой галерее. – Мм? – Я так поняла, это что-то катастрофическое. К удивлению Гермионы, Ник вдруг замедлился, а затем и вовсе остановился. В его глазах играли озорные огоньки. Девушка опешила. – Главное, чтобы это понял твой парень, – сказал Старлайт. – Что? – Я когда вас двоих издалека увидел, мне показалось, что тебя надо спасать. – То есть… – Нет никакой проблемы. Или, может и есть, но мне ни о чем таком не известно, – Ник лукаво улыбнулся. – И, я так понял, именно Рональд стал причиной того, что ты не пришла на вечеринку в субботу? Щеки Гермионы вспыхнули румянцем. – Н-нет. То есть… – замялась она. – Я просто… Э-э… Я говорила, что не особо люблю такие вечеринки. – Ладно, это не мое дело, – спустя несколько секунд гнетущего молчания, произнес Ник. Затем улыбка снова расползлась по его губам, и он добавил: – У нас еще полчаса до твоей презентации. Как насчет кофе? И я был бы не прочь обсудить, куда ты готова определить моих подопечных.***
Войдя в окружении других заключенных в спортзал, Антонин окинул беглым взглядом помещение. Первое, что явно бросилось ему в глаза – по периметру стояли охранники. Человек тридцать, не меньше. Мужчина едва заметно ухмыльнулся. Они делают вид, что считают нас равноправными участниками проекта, но не забывают, с кем имеют дело. – И что это за волонтерство, нахрен? – с кислой миной Антонин рухнул на один из стульев, рядами стоящих перед возведенной впереди невысокой трибуной с кафедрой по центру, за которой, судя по всему, ожидалось появление спикера. И он смутно догадывался, кто будет этим выступающим. – Общественно-полезная работа, которая должна настроить нас на скорейшую интеграцию в социум, – пояснил Торфинн, присаживаясь на стул рядом. – Ну ты завернул, – произнес Рабастан, присвистнув. – Это не мои слова. Так мне объяснила Гермиона. – Гермиона… – нарочито пафосно повторил Антонин. – И как давно вы скорешились? – С тех пор, как я здесь. Она помогла мне… э-э-э… освоиться. И… скорешились – это громко сказано. Просто общаемся время от времени. – Угу, – неопределенно кивнул Долохов. И было в этом «угу» что-то такое, что заставило Роули несколько напрячься. Во избежание накала, он не стал уточнять, что же скрывалось за этой реакцией напарника. Едва ли что-то хорошее, подумалось ему. Неужели ревность? – П-прошу тишины! – раздался знакомый нежный голосок, усиленный маггловскими микрофонами, стоящими на кафедре и направленными в сторону говорящего. – Мы начинаем. Гул от переговаривающихся между собой заключенных, собравшихся в спортзале, затих. Антонин вперился в спикера острым взором. Маленькая грязнокровка цепко держалась обеими руками за бортики кафедры, медовые глаза бегали туда-сюда поверх голов присутствующих. По левую руку от Гермионы стоял начальник тюрьмы, рядом с ним – старший надзиратель Уотс. А справа от девушки стоял высокий молодой человек с черными как смоль волосами и большими, почти такими же черными глазами. Антонин не любил подмечать внешность, когда дело касалось мужчин, но отрицать, что юноша был весьма привлекателен, было бы глупо. И уж точно Антонину не нравилось, что этот мальчик держался чрезмерно уверенно, будто это он всем тут заправляет. А еще он время от времени с улыбкой косился на стоящую рядом грязнокровку. Его, черт подери, грязнокровку. – А это еще кто? – кивнул он в сторону парня, наклонившись к Роули. – Не помню, как его зовут. Он – куратор от США, – ответил Торфинн. Антонин только хмыкнул, после чего развалился на стуле и скрестил руки на груди. – Доброе утро! – продолжила Гермиона. – Надеюсь, вы все хорошо провели выходные и полные сил готовы вступить в новую неделю. Некоторые из вас уже знают, зачем мы сегодня собрались. Для тех же, кто не знает, я коротко поясню. В рамках нашей программы реабилитации в скором времени стартует волонтерский проект. Всех вас распределят по различным учреждениям, где вы будете работать два дня в неделю по пять часов. Распределение будет осуществляться на основе рекомендаций, составленных кураторами. То есть мною и Николасом. Но с учетом ваших пожеланий. В связи с этим, прошу вас до шести вечера среды подойти к вашему куратору… Соответственно, участникам из США необходимо обратиться к Николасу, всем остальным – ко мне. Мы будем ждать ваших предложений по желаемому месту работы. Очень надеюсь на сотрудничество с вашей стороны. Меткий взгляд медовых глаз, пронзивший Антонина, ясно дал ему понять, что последняя произнесенная фраза в большей степени относилась именно к нему. – А сейчас я хотела бы немного подробнее рассказать о вариантах волонтерства. – В Министерство можно пойти? – вопрос Амикуса, сидящего рядом с Рабастаном, заставил Антонина разорвать зрительный контакт с грязнокровкой и удивленно повернуться к Кэрроу. – Н-нет, – растерявшись, ответила Гермиона. – Эта работа будет осуществляться в маггловском мире. По залу прокатилась волна ярко выраженных недовольных шепотков. – Да она издевается, – себе под нос пробурчал Антонин. – Тишина! – рявкнул старший надзиратель, и шепот мгновенно прекратился. Грегори Уотс, который ранее занимал должность заместителя главы оперативно-разыскного отделения Аврората и после долгих уговоров стал постоянным участником программы реабилитации, явно не все ее принципы готов был принять. В частности, при общении с заключенными Уотс ни на секунду не давал им забыть, что они отбывают здесь наказание за совершенные «гнусные» (это слово он любил повторять) преступления, что полностью противоречило одному из основных правил программы, гласившему «Заключенные и надзиратели – равноценные участники программы и должны общаться друг с другом с равной степенью уважения». Однако Уотс никогда не переходил черту, наверное, поэтому его не особо дружелюбная манера разговора не стала поводом поставить под вопрос его дальнейшее нахождение в этой тюрьме. Около получаса занял у Гермионы рассказ о местах волонтерства, и все это время приструненные Уотсом заключенные молча делали вид, что слушают ее. Антонин был уверен, что на самом деле каждый из присутствующих думал сейчас о своем и вообще не воспринимал что там вещает эта юная особа. Сам же он пытался придумать хоть какую-то причину не участвовать в этом цирке под названием «волонтерство», одновременно понимая, что его маленькая грязнокровка слишком настырная и их противостояние не будет легким для него. Наверняка, после приведения многочисленных аргументов, которые, конечно, не сработают, она станет давить на жалость. А разве сможет он устоять при виде едва не плачущей его маленькой грязнокровки? – Есть ли у кого-то вопросы? – спросила девушка, завершая презентацию. В зале установилась гробовая тишина. – Полагаю, на этом можно закончить, Гермиона, – произнес Андреас. – Да, да, – согласилась девушка. – На выходе вам всем выдадут брошюры с подробным описанием проекта и более детальной информацией о всех возможных местах волонтерства. Если у вас будут вопросы, вы всегда можете подойти ко мне или Николасу и обсудить их. Спасибо за внимание. Хорошего вам дня!***
Сколько времени прошло? Около получаса, может больше. Да и разве это было важно? Сердце Пэнси все активнее разгонялось в груди, мысли хаотично роились в голове. Она не могла оторвать глаз от маленького кусочка ногтевой платины, лежащего на столе перед ней. Кусочка, который просто откололся, когда она подрезала отросшие ногти. Ноготок на указательном пальце надломился, а кончик стал крошиться так легко, будто был сделан из засохшего хлеба. С детства Пэнси обращалась к целителям крайне редко. Просто не было такой необходимости. Сначала за ее здоровьем следила мама, а став постарше Пэнси сама стала тщательно ухаживать за своим организмом от кончиков волос до ногтей на ногах. И, кстати, ногти у нее всегда были крепкими настолько, что их приходилось чуть размягчать в ванночке с маслами, прежде чем подрезать. Что же с ней происходит сейчас? Возможно, ее здоровье подкосили стимуляторы и всякая прочая гадость, которой ее пичкали в том борделе? Это могло бы стать ответом на мучающий вопрос. Но вкупе с колоссальной усталостью, которую она испытывала только после секса с Джонатаном, ответ не казался столь очевидным. Конечно, Джонатан был умелым любовником, легко находил нужные точки, правильные позы и идеальные моменты, что становилось причиной ее мощных оргазмов. Но, чтобы юная девушка с отменным здоровьем настолько уставала? В этом было что-то ненормальное. Пэнси взяла двумя пальцами полумесяц ногтевой пластинки и без усилий разломила его пополам. Да, с ней точно что-то не так. И в этом определенно замешан ее странный хозяин.***
Он пахнул кофе и карамелью. Интересный парфюм. И вкусный. Точнее, был бы вкусным, если бы приятное впечатление не разрушил человек, который использовал его. Хотя… Человек ли? Зверь пронзил ее в очередной раз. Излился внутрь. Гермиона простонала, когда он вышел. – Наверное, надеешься, что скоро это закончится? Что мы просто повеселимся и отпустим тебя? – холодный спокойный голос прозвучал над правым ухом. – Даже не мечтай. Ты будешь страдать еще очень долго. И умрешь в муках. Это я тебе обещаю, малышка. – За что? – едва слышно пролепетала Гермиона. – Хм. За что? Вряд ли ты способна до конца понять, во что вляпалась своими неосторожными действиями. Тебя при любом раскладе не ждало ничего хорошего, конечно. Но раз уж все случилось, как случилось, то я сам позабочусь о том, чтобы ты до конца дней сожалела о своем поступке. Из-за тебя мой… Мой кто? Отец? Брат? Друг? Соратник по оружию? Ну почему она не может вспомнить ничего конкретного? Ведь они точно называли имена. И какие-то яркие детали, за которые можно было бы зацепится, тоже звучали, когда они переговаривались между собой. Но попытки копнуть глубже всегда были тщетны. Что, черт подери, это было за заклятье? Или зелье? Что-то буквально вычистило ее память эффективнее самого идеального Обливиэйта. Какая, мать его, ирония! Гермиона закрыла лицо в ладонях. Возможно, Дафна права, и ей стоит продолжить сеансы? Конечно, Гринграсс беспокоилась о своем возлюбленном, а вовсе не о ее ментальном здоровье, но в одном она попала в точку – это чертова пытка. Сеансы закончились, но кошмары никуда не делись, разве что притупились, перестали быть такими яркими и длительными. Пожалуй, оставлять этот уголёк тлеть было слишком опасно. Неизвестно, причиной какого неожиданного пожара он станет в будущем. Настойчивый стук заставил Гермиону встрепенуться и повернуться к двери. Наверное, кто-то из заключенных пришел обсудить волонтерство. «Пожалуйста, пусть это будет легкий, дружелюбный разговор», – мысленно взмолилась девушка. Хотя, кого она обманывает? – Войдите! – бросила она, отмахнувшись от шлейфа очередного кошмара наяву, утянувшего ее на время из реальности. Петли скрипнули, и дверь распахнулась. На пороге стоял Амикус Кэрроу. Гермиона глубоко вздохнула.