Он никогда тебя не отпустит (с)
– Мне казалось, мы договорились, – произнесла Гермиона, раздраженно постукивая по столу кончиком автоматической шариковой ручки. – Ты о чем, лапонька? – вальяжно развалившись на стуле, с наигранным удивлением спросил Долохов. – Я о нашем недавнем соглашении, которое ты, вот же сюрприз, снова саботируешь. Антонин вдруг опустил голову и пробежался взглядом по своей фигуре сверху вниз. Затем снова посмотрел на Гермиону. – Сегодня ведь среда, верно? – спросил он, и девушка растерялась. – Д-да, верно. – Она кивнула. – Тогда в чем проблема? На мне маггловские шмотки, как мы и договаривались. Антонин специально выделил последнее слово, бросив его будто бы презрительно, и это возмутило Гермиону. – Наш уговор был не об этом! – вспылила она. – Нет, маленькая грязнокровка, именно об этом, – ласково произнес Антонин, улыбнувшись девушке, чьи щеки уже вспыхнули от переполнявшего ее негодования. – Одежда – лишь маркер. А говорили мы глобально, в общем. Разве это не очевидно для тебя? – Не-а. – Удивительно, как можно мыслить настолько узко? – Ну, у меня перед глазами был пример волшебника, который думал широко. И чем это для него закончилось? Не хочу повторить его судьбу. Гермиона поджала губы. – Зачем впадать в крайности? Не пытался просто быть… Не знаю… Адекватным человеком? – Глаза Антонина опасно блеснули, лицо напряглось, но Гермиона, будто не заметив этой перемены, продолжила: – Можно же было просто позвать охрану и… – Слушай, грязнокровка, это мужские дела. Не лезь в то, чего не понимаешь. – Эти мужские дела приведут тебя обратно в Азкабан. Долохов хохотнул. – Не, это мне не светит. – И почему, скажи на милость, ты так в этом уверен? – Из-за тебя, лапонька. Ты этого не допустишь. – Неужели? – Ага. Ты понимаешь, что со мной там будет. Твое доброе сердечко просто не позволит этому случиться. Гермиона сглотнула и побледнела. Она отчаянно сдавливала в кулаке шариковую ручку, чтобы хоть немного сбросить напряжение. – Думаешь, так хорошо меня знаешь? – слабо осведомилась она. – Да не то чтобы. Но в том, что сказал, я уверен на все сто процентов. – Нет, с тобой просто невозможно нормально разговаривать! До чего же ты неснос…. Ай! Все произошло очень быстро. Вот его маленькая грязнокровка сидит за столом и этим своим тоном строгой учительницы говорит ему, какой он плохой мальчик, а в следующую секунду она, вскрикнув так неожиданно, что Антонин даже вздрогнул, подскочила со стула и вжалась в стеллаж, стоящий позади нее. – Лапонька? Что с тобой? – Долохов вовсе не хотел звучать заботливо, потому что они вроде как только что доказывали друг другу, кто тут главный. Но животный страх в глазах его нежной девочки заставил Антонина не на шутку испугаться за нее. Мужчина окинул взглядом пространство и наконец нашел то, что своими шоколадными глазами почти прожигала вжавшаяся в книжный стеллаж девушка. На столе, легонько похлопывая разноцветными крылышками, сидела обычная бабочка.***
Пэнси проснулась от того, что что-то мягко щекотало ее нос. Она разлепила тяжелые веки, в глаза ударил яркий свет со стороны окна. Она проспала всю ночь. Когда глаза привыкли к слепящему солнечному свету, Пэнси распахнула веки полностью и тут же встретилась лицом к лицу с сидящим на диване рядом Джонатаном. Мужчина попытался продолжить поглаживать ее рукой, но девушка отстранилась, вжимаясь в угол дивана. Джонатана нисколько не смутило состояние его рабыни, которая походила сейчас на пойманную в капкан волчицу, внимательно следящую за движениями приближающегося к ней охотника. – Что ты сделал со мной? – спросила Пэнси. – Что это было за заклинание? – Это не магия. В нашем мире это называется гипнозом. Вполне распространенная практика. Ею даже некоторые врачи владеют. Или как вы их называете, целители. Мучительно медленно, с какой-то садистской улыбкой, Джонатан заскользил ладонью по талии девушки вниз, к бедру. – Ты действительно необычная, – вкрадчиво проговорил он. – Даже жаль будет, если все так быстро закончится. Пэнси шумно втянула воздух и попыталась отползти от мужчины, которого и без этой новой информации считала угрозой. Но Джонатан до боли сдавил кожу на ее бедре, и Пэнси пискнула, замерев на месте. – Ну-ну, девочка. У тебя нет поводов бояться. По крайней мере до тех пор, пока ты не примешь окончательное решение. – Какое решение? – Что делать дальше. Я предоставлю тебе выбор. И ты скажешь мне, чего ты хочешь. Пойдем, – Джонатан подал Пэнси руку. Замешкавшись лишь на пару секунд, она в конце концов позволила мужчине обхватить ее ладонь и помочь ей встать с дивана. Она все еще была совершенно голой и чувствовала себя крайне некомфортно, но на кону стояло не ее моральное состояние, а вполне физическое – жизнь. Поэтому девушка попыталась взять себя в руки и сконцентрировать все свои мысли на том, что действительно было сейчас важно. Джонатан отвел ее в свой кабинет, куда ранее он не позволял ей даже заглядывать. Само помещение было ничем не примечательным – стол, стул, куча забитых книгами стеллажей по периметру комнаты, настольная лампа и пара светильников, массивное кресло в углу, рядом журнальный столик. Мужчина подошел к одному из стеллажей и взял с виду древний и, казалось, ветхий фолиант. Открыв и немного полистав книгу, он остановился где-то на середине. Затем мужчина положил книгу на стол и произнес: – Подойди. Взгляни. Пэнси медленно приблизилась к столу и хотела было коснуться книги, но Джонатан перехватил ее за запястье. – Нет-нет. Лучше не трогай. Просто читай. Пэнси забегала глазами по тексту, выведенному идеальным каллиграфическим почерком. «Ритуал бессмертия». Так гласил заголовок. И да, об этом она уже и сама догадалась из недавних слов Джонатана. Далее был перечень трав и магических предметов, которые нужны для выполнения ритуала. Пэнси вспомнила, что Джонатан всегда использовал благовония и свечи, когда насиловал ее. Последним ингредиентом значилась жертва, которая в самом конце, как и полагается всем жертвам, должна была умереть, вот только вовсе не так, как Пэнси предполагала. – Ты забираешь мою жизненную энергию, – прошептала девушка, не отрывая глаз от книги. – Во время секса. – Да, – Джонатан обнял Пэнси со спины и уткнулся носим в ее затылок. – Это один из самых приятных ритуалов, которые мне когда-либо приходилось совершать. Никакой крови, никаких криков боли. Только удовольствие. Страсть. Похоть. И чем больше удовольствия получают такие как ты, тем больше жизненной энергии вы отдаете. Вот почему ему было так важно, чтобы ее оргазм был сильным и продолжительным. Пэнси резко обернулась. – Как давно ты этим занимаешься? – С тех пор, как стал замечать первые признаки старения, лет с тридцати. Сейчас мне шестьдесят восемь. Джонатан и правда выглядел лет на тридцать пять от силы. – Сколько мне осталось? – Это зависит от многих факторов, – ответил Джонатан, впервые на лице не было этой его фирменной снисходительной усмешки. – Около года, я думаю. Если будем продолжать в том же духе. Всего год… – Однако, есть и другой вариант, – продолжил мужчина.***
– Пожалуйста, убери ее, – тихая мольба сорвалась с губ Гермионы. Она закрыла глаза. Услышав, что Антонин отодвинул стул и поднялся на ноги, она за пару секунд пресекла его попытку нейтрализовать угрозу самым радикальным способом. – Только не убивай! Антонин опустил руку, которой только что намеревался прихлопнуть незваную гостью. – И как я должен ее убрать, по-твоему? – услышала Гермиона недовольный голос. – У меня на столе пустая кружка. Поймай ее в кружку и выпусти в окно, – все еще не осмеливаясь открыть глаза, произнесла девушка. – Скажи, что ты не серьезно… Так и не дождавшись утвердительного ответа, Антонин ругнулся. Прошло около минуты. Гермиона слышала недовольное бурчание, потом бряцанье оконной щеколды, и затем в комнате установилась тишина. – Все готово. Ее больше нет. Медленно девушка разлепила веки, Антонин стоял в полуметре от нее. Насторожено Гермиона осмотрела комнату, и, убедившись, что опасность миновала, с надеждой спросила: – Ты ведь не убил ее, правда? – Да все с ней в порядке. Вон она полетела, – раздраженно бросил Долохов, кивнув на окно, где действительно мелькнула разноцветная бабочка, улетающая прочь в глубину сада. Гермиона выдохнула. – Не хочешь сказать мне, что это было? – спросил Антонин, когда девушка села на стул и спрятала лицо в ладонях. – Это фобия какая-то или что? – Нет… Не совсем… Я просто с недавнего времени… не могу смотреть на бабочек. В кабинете снова воцарилась тишина. Спустя минуту, так и не услышав никакой реакции от собеседника, Гермиона вскинула голову и встретилась глазами с выжидающим взглядом Долохова. – Что? – Ты ведь не думаешь, что такое объяснение устроит меня, лапонька? – пояснил Пожиратель, скрестив руки на груди. – Я-я… Я не знаю, что еще сказать, – неловко отозвалась девушка. – Давай закончим на этом. Со мной все в порядке. Она вздрогнула, когда Антонин внезапно шагнул к ней. В несколько секунд он оказался впритык, нависнув над напряженно смотрящей на него гриффиндоркой. – С тобой определенно не все в порядке, – хрипловатым шепотом проговорил Долохов. Мужчина обхватил выбивающуюся прядку собранных в хвост волос Гермионы и начал перебирать ее между пальцами. Гриффиндорка не могла заставить себя оторвать взгляд от кофейных радужек Долохова, захвативших ее в пугающий и одновременно такой притягательный плен. Энергетика этого человека была слишком мощной, чтобы у Гермионы был хоть малейший шанс остаться бесстрастной. Темп ударов ее сердца усилился, дыхание стало прерывистым. – Расскажи мне, что не так с этими… бабочками? – настаивал Антонин. – Я… не готова сейчас говорить об этом. Пожалуйста, просто уйди… Она отвернулась, но Долохов обхватил ее лицо за подбородок и повернул обратно к себе. – Знаешь, я, конечно, подонок, но не до такой степени, чтобы оставить тебя одну в таком состоянии. – Просто я… – Если кто-то обидел тебя, только скажи, и я заставлю его заплатить за содеянное. Гермиона сжала пальцы в кулаки. Это действие было бессознательным. Такая привычка появилась у нее совсем недавно, но уже успела почти превратиться в рефлекс, настолько обыденной она стала. После случившегося с ней, Гермиону все вокруг жалели, и это было… тягостно. Видеть эти глаза, с печалью ищущие что-то в ее лице, ощущать поддерживающие объятия, бесконечный поток рук на плече, а еще эти разрывающие все внутри шепотки за спиной. Едва уловив их, она начинала задыхаться от нахлынувшего чувства теперь уже жалости к самой себе, в глазах копились слезы, и Гермионе стоило огромных усилий каждый раз сдерживаться, чтобы не показаться размазней. Ведь она героиня война, верная подруга спасителя магического мира. Она просто не может быть слабой, не имеет на это права. Особенно сейчас, когда воспоминания о войне слишком свежи в памяти всех окружающих. И Гермиона научилась сдерживать душевные порывы. Она стала с силой сжимать кулаки, боль от впивающихся в ладони ногтей пусть и не отвлекала полностью, но давала небольшую передышку, время, чтобы уйти куда-то, где не будет этих жалостливых взглядов и где можно будет дать волю рвущимся наружу эмоциям, пока никто не видит. Слова Долохова снова запустили этот ненавистный механизм. Нет, он не смотрел на нее с жалостью, скорее с беспокойством, а еще в радужках она разглядела этот блеск, который видела в них в бою. Он действительно был готов хоть сейчас сорваться с места и пойти убивать того, на кого она укажет. Боже, как же она была бы рада, если бы все было так просто! Если бы можно было назвать ему имя, или хотя бы дать описание внешности, чтобы обрушить на тех подонков всю ту жестокость, на которую способен самый опасный Пожиратель Смерти. Чтобы они молили о пощаде так же, как она молила их. Чтобы они пожелали умереть, в надежде прекратить страдания…. как желала она тогда. – Не могу, – только и получилось у нее выдавить из себя, смотря ему прямо в глаза. – Почему? – Долохов нахмурился. – Кто это? Этот разговор зашел слишком далеко. Она вот-вот ему все выложит. А может, и правда, рассказать? Что это изменит? Нет, она не должна быть такой эгоисткой. Она слишком хорошо знала Долохова. Даже не имея имен, он рванет на поиски. То есть покинет тюрьму, а значит навсегда потеряет шанс на нормальную жизнь. Такого она допустить не может. – Ой! – удивленный возглас заставил стоящих впритык друг к другу собеседников встрепенуться. – Простите. Не знала, что ты не одна, Гермиона, – продолжила Жаклин, застыв в дверях. – Мне уйти? – Нет-нет, – попытавшись взять себя в руки, засуетилась гриффиндорка. – Мы как раз закончили. Антонин, ты можешь идти. Девушка больше не смотрела на мужчину, но продолжала чувствовать на себе его тяжелый, пронизывающий взгляд. Несколько секунд тишины, а потом… – Уверена? – спросил он с нажимом. Гермиона нехотя подняла на него взгляд. – Да… Снова напряжение, которое можно было прощупать рукой. – Пожалуйста, – теперь уже умоляюще тихо произнесла Гермиона. – Мы позже поговорим. Мужчина прищурился, будто обдумывая, верить ей или нет. Но в конце концов выдохнул и, развернувшись, проследовал на выход мимо посторонившейся Жаклин, после чего закрыл за собой дверь. Гермиона дрожащими пальцами стала перебирать разложенные на столе папки, безнадежно пытаясь выглядеть непринужденно, хоть и понимала, как это глупо. Конечно, Жаклин все поняла. Вернее, теперь она получила реальное подтверждение высказываемых ею ранее догадок. И, Гермиона не сомневалась, ее ассистентка не оставит это вот так. Реакция Жаклин не заставила себя ждать. – Мдааа, твой Пожиратель Смерти прямо…. Ууух. Слов нет, – с озорной улыбочкой отметила девушка. – Сколько раз нужно повторять: ОН – НЕ – МОЙ! – Звучит так, будто ты об этом сожалеешь. – Что? Я… О, Боже! – Гермиона обреченно опустилась на стул и, опершись локтями о рабочий стол, обхватила голову руками. – Может расскажешь уже наконец, что с тобой происходит? – Жаклин села на стул для посетителей, стоящий по другую сторону стола. – Я, конечно, не дура, и догадываюсь, но хотелось бы услышать все из первых уст.***
– И ты правда думаешь, что я соглашусь? После всего, что узнала? – Пэнси отошла от мужчины на несколько шагов и обхватила себя руками за плечи. Джонатан отпил красного вина из бокала, который держал в правой руке. – Я бы мог ответить на это что-то вроде: а какой у тебя выбор? Но справедливости ради, надо сказать, выбор у тебя действительно есть. Ты можешь отказаться от моего предложения. И тогда я вынужден буду посадить тебя на короткий поводок и использовать исключительно по назначению, пока из твоих глаз не испарится последняя капля жизни. – Ты – чудовище! – презрительно выплюнула Пэнси. – Но если ты согласишься, – проигнорировав ее отчаянный выпад, продолжил Джонатан, – то можешь прожить оставшееся тебе время ярко и насыщенно. – Один год? Мужчина поставил бокал на письменный стол и направился к Пэнси. Она больше не пыталась сбежать, позволив ему подойти вплотную. – Год у тебя останется только если мы будем продолжать с той же интенсивностью. Но я могу немного поумерить пыл. – И зачем тебе сдерживаться? – спросила Пэнси. – Я не врал, когда говорил, что ты мне симпатична. Есть в тебе что-то такое… завораживающее, – Джонатан обхватил ее лицо за подбородок. – Эти глаза… Такие глубокие, полные разных чувств и страстей. Я не готов так быстро расставаться с ними. Думаю, еще один год сверху, а может и полтора, я смогу тебе подарить. – То есть я тебе достаточно симпатична, чтобы ты подарил мне два с половиной года жизни, но недостаточно, чтобы ты просто отпустил меня? Джонатан усмехнулся. – Милая Пэнси, ты должна понять, что как бы ты мне ни нравилась, себя я люблю гораздо больше. А твоя жизненная энергия слишком ценная, чтобы упустить тебя так легко. Пэнси отвела глаза в сторону, слезы начали заполнять нижнее веко. – Выбор скверный, я знаю, – нарочито мягко проговорил Джонатан. – Но подумай вот о чем. Если бы я не забрал тебя из борделя, ты бы все равно там дольше пары лет не протянула. Никто дольше не протягивает. Хотя, конечно, бывают исключения, но, поверь мне, это не твой случай. Из такой страстной красотки быстро выжали бы все соки, а потом выбросили бы на помойку, как мусор. Я же предлагаю тебе интересную, блистательную жизнь. Да, она будет короткой, но ты получишь столько впечатлений, сколько другие не получают и за восемьдесят лет. Тебе не нужно будет постоянно торчать в четырех стенах. Я покажу тебе мир во всех его красках. Ты посетишь самые изысканные вечеринки, попробуешь лучшую еду, которую едят только избранные, захочешь побывать в музеях, картинных галереях, уникальных выставках – мы сделаем это. Каждый твой день в эти два с половиной года будет наполнен жизнью. Разве это не то, о чем мечтала ее мама, и чего она хотела для своей дочери? Жить в роскоши, ни в чем не нуждаться, и радоваться каждому дню. Конечно, умереть в столь юном возрасте – это ужасно. Но еще хуже просуществовать десятки лет, так и не прожив по-настоящему и дня, как это делают многие из ее окружения. Пожалуй, по такому сценарию прошла бы ее жизнь с кем-то вроде Малфоя – постоянные скучные и однообразные светские мероприятия вечерами, а днем – встречи за чашкой чая с такими же скучными женами богатых мужчин. Так проводила свою жизнь ее мама, да и сейчас, наверное, она так же живет во Франции. Такой была бы и ее судьба, если бы не поражение в войне. И это определённо не то, о чем она тайно мечтала в душе. Жизнь с Джонатаном – это тот еще кошмар, конечно, но может он даст ей возможность реализовать хоть парочку мечтаний, на которые она бы не осмелилась в той, старой жизни? Пэнси вскинула подбородок и уверенно взглянула Джонатану в глаза. – Я согласна.***
– Эй, Финн! – Привет, Амикус, – с улыбкой поприветствовал Роули. – Как дела? – Зависит от итога этого разговора, – с несвойственным ему чрезмерно серьезным выражением лица ответил Кэрроу. – Хочешь поговорить в более тихом месте? Кэрроу каждый раз поражался, как Торфинн мог так четко угадать настрой собеседника и почти прочитать его мысли лишь по паре сказанных фраз. – Да, – Амикус кивнул. – Парк? Выйдя на улицу и присев на скамейку в самой глубине парка, Кэрроу сразу же перешел к делу. – У меня есть к тебе просьба. Это касается волонтерства. – Да? – Можешь вызваться добровольцем в Св.Мунго? – Э-э, я-то не против, но ничего не выйдет. Помнишь, нам сказали, что работа только в маггловском мире. – Будет еще один проект. Грязнокровка Долохова должна скоро объявить об этом. Торфинн не смог сдержать улыбку. – Грязнокровка Долохова? – переспросил он. – Ну да. Они же мутят, – бесстрастно проговорил Амикус. Торфинн на секунду отвел взгляд. Потом снова посмотрел на собеседника. – Только Тони не говори, что ты знаешь. А-то он подумает, что это я тебе сказал. – Это что, секрет? Все же очевидно. Басти тоже в курсе. – Амикус… Это правда важно. Не намекай на это Тони. Ты знаешь, каким он становится, когда кто-то лезет в его личную жизнь. – Да пофигу мне на его личную жизнь. У меня своих проблем по горло. И возвращаясь к этому: новый проект будет в магическом мире. Поэтому я бы хотел, чтобы ты попросился в госпиталь. – Это как-то связано с Алекто? Амикус опустил голову. – Мне нужно, чтобы кто-то присмотрел за ней. – Почему сам не хочешь? – Хочу. Чертовски хочу, – снова взглянув на Торфинна, произнес Амикус. – Но не могу. Она видит во мне отца. Начинает паниковать. И это не способствует выздоровлению. Так что? Сможешь приглядывать за ней? Ну знаешь, как идет процесс лечения и прочее. – Конечно, Амикус. Без проблем. Честно сказать, мне абсолютно все равно, где отрабатывать эту повинность. Так я хотя бы сделаю что-то действительно полезное. – Спасибо, Финн. Словами не передать, как я это ценю. И, разумеется, я твой должник. Торфинн улыбнулся. – Нет проблем, Амикус. Мы все в одной лодке, и должны поддерживать друг друга. Ведь больше нас поддержать некому. Впервые Роули увидел на лице Кэрроу это выражение искренней благодарности с нотками легкого удивления. Вероятно, Амикус не ожидал, что он так легко согласится. Пожалуй, это было предсказуемо. Стараниями Темного Лорда в кругу Пожирателей не было доверия и чего-то хоть отдаленно похожего на товарищество. Несмотря на многочисленные препятствия, внешние, со стороны Лорда, и внутренние, обусловленные их во многом такими разными характерами, Торфинн все же смог выстроить с Тони нечто напоминающее дружбу, однако каких трудов ему это стоило. – Должен сказать, у тебя отличный вкус на бары, – сделав очередной глоток огневиски, произнес Торфинн. – Часто тут время проводишь? – Тебя это почему так волнует? – настороженно спросил Антонин, к своему стакану он даже не притронулся. – Это просто вопрос. Ничего такого. «Гребаный Годрик, надо быть осторожнее, это же Долохов» – Что тебе надо, Роули? «Да, это Долохов, сразу быка за рога. Они тут от силы минут двадцать сидят» – О чем ты? Мне… ничего не надо. Может, зря он во все это ввязался? Конечно, одиночество не вариант, но, кандидат в друзья из Долохова, пожалуй, не лучший. Наверное, надо было сдружиться с Амикусом или Лестрейнджем, эти хотя бы предсказуемы и не так опасны. Антонин скривился. – Не заливай. Хочешь использовать меня, чтобы подобраться к Повелителю? Имей в виду, все, кто пытался, плохо закончили. Угроза сквозила в каждом слове, произнесенном Долоховым, но он понимал, что если сейчас пойдет на попятную, это будет как чистосердечное признание, и тогда ему точно несдобровать. – С чего ты взял, что я хочу навредить Темному Лорду? – Ты не лоялен. И, конечно, это не какое-то исключение. Среди Пожирателей много нелояльных идеям Повелителя. Но они вступили в армию Темного Лорда ради получения власти и сделают все, чтобы этой цели достичь. А тебе власть не нужна. И это проблема, Роули. Как по щелчку что-то резко стало не так. Голова закружилась, и он уперся ею в ладонь, заодно скрывая глаза от ставшего вдруг почти слепящим света керосиновых ламп. – Я не могу понять, что тебе на самом деле нужно, – голос Долохова, казалось, раздавался прямо в его сознании, и звучал глухо, но одновременно будто проникал в каждую клеточку мозга, перекатывался между извилинами, тек по венам. Виски сковала давящая боль. – Зачем ты вступил в ряды Пожирателей? Ты один из этих прихвостней Дамблдора? – Что? Нет, – все же смог прошептать он. И даже эти два коротких слова он выдавил с трудом. «Надо сваливать, сваливать сейчас же. Иди же, почему ты не уходишь?» Тело не подчинялось. Он будто приклеился к этому чертовому стулу. Он убрал ладонь от лица и взгляд упал на стоящий перед ним стакан с остатками огневиски. «Он не пил» Долохов что-то добавил в его огневиски. Сыворотка правда? Нет, она так не действует. Зелье длинного языка? Тоже мимо. Да, пытаться подружиться с Долоховым было самой плохой идеей из всех, которые когда-либо его озаряли. – Говори, Роули. Это была усмешка или ему показалось? Долохов умеет усмехаться? А он, идиот, думал, что его напарник с эмоциями вообще не знаком. – Говори, станет легче. «Точно подлил что-то» Что будет, если промолчать? Долохов расскажет все Темному Лорду. И это будет уже не просто дикая головная боль. Это будут неописуемые муки и последующая, к сожалению, нескорая смерть. В висок будто воткнули нож. – Будет только хуже, Роули. Начинай говорить. Он сдавил ладонями края стола. На лбу выступил пот. Дыхание участилось, теперь боль проникала в легкие. К черту. Пусть лучше он умрет от боли прямо тут. Но нельзя вмешивать в это маму. – Маму? – вопрос резанул по ушам, новой волной боли отдавшись в висках. – Причем тут твоя мать? Неужели он произнес это вслух? – Если решил умереть от этого, то ничего не выйдет. Ты просто будешь в вечной агонии, пока не начнешь говорить. – Я… не… предатель. – Докажи. Промолчит – Темный Лорд все из него вытянет. Но если сказать правду? Ведь она не так страшна. Он же никого не предал. – Ты знаешь, что будет, если ты продолжишь упорствовать. – Ты отведешь… меня к Повелителю. – Не только тебя. Не взирая на боль, Роули резко вскинул голову и встретился с холодным взглядом Долохова. – Нет… Прошу, нет… Оставь ее… Я просто хотел ее защитить. – От кого? Он опустил взгляд. Бесполезно что-то скрывать теперь. – От… остальных. После смерти отца они все… – С каждым словом боль отступала, давление внутри головы становилось все слабее. – Они бы не оставили ее в покое… Кто-то из этих ублюдков вынудил бы ее вступить в брак… Мы только стали свободными. Она стала свободной. Я должен был уберечь ее. И Метка была единственным выходом. Ему конец.***
– Вы уверяли меня, что Люциус будет здесь в безопасности! И что в итоге? – Миссис Малфой, я понимаю Ваше негодование… Нарцисса выставила вперед ладонь, и в этом жесте было столько силы, что последующие слова просто застряли у Гермионы в горле. – Мисс Грейнджер, пожалуйста, давайте оставим эти бессмысленные увещевания. Я прекрасно осознаю, в каком положении находится мой муж, и наша семья в целом. Поверьте, мне не дают забыть об том ни на один день, кажется все, кто меня окружает. И едва ли я сейчас имею право что-то требовать. Поэтому я не стану даже пытаться это делать. Но мне всегда казалось, мисс Грейнджер, что Вы одна из немногих со стороны победителей, – по едва заметной морщинке, которая залегла между бровей миссис Малфой, Гермиона поняла, что данное слово далось ей с трудом, – в ком еще осталась, скажем так, человечность. И именно к ней я хотела бы воззвать. Люциус не может позаботиться о себе сам, и случавшееся вчера только подтвердило это, как и тот факт, что мой муж не будет здесь в безопасности. Поэтому я прошу… Нет. Умоляю Вас, переведите его в Св.Мунго. Пусть на каких-то особых условиях. Пусть приставят охрану к его палате – Мерлин тому свидетель, я буду этому только рада. Тогда я хотя бы смогу спокойно спать ночами.***
Громкий стук в дверь заставил Ребекку вздрогнуть. Она шевельнулась, попытавшись разогнуться, но давление мужской ладони на ее спину не позволило этого сделать. Затем ручка двери опустилась вниз, и теперь уже из горла целительницы вырвался стон, приглушенный кляпом, которым стали ее хлопковые трусы. – Расслабься, я запер дверь, – тяжело дыша произнес Рабастан, ни на секунду не сбавив темп. Не зная, какой реакции ждать от его слишком осторожной любовницы, он все же решил дополнительно прикрыть ее рот рукой. Ручка вернулась в исходное положение, свидетельствуя о том, что желающий войти в кабинет, оставил попытки. Остановившись на пару секунд, Рабастан взглянул на висевшие слева на стене часы. – О-о, мы тут уже час, неудивительно, что к тебе начинают ломиться, – сказал он. – Надо ускоряться. Ребекка успела только пискнуть от неожиданности, когда Рабастан взял новый ритм, такой бешеный, что волна удовольствия прокатилась по всему ее телу. Рефлекторно женщина сжала мышцы влагалища, и теперь уже Лестрейндж застонал от удовольствия, спустя мгновение излившись внутрь. Измотанный, он опустился сверху на лежащую животом на столе Ребекку, тяжело дыша ей в затылок. Наконец он поднялся на ноги и вышел из нее. Обойдя стол, он за волосы поднял голову Ребекки от стола и вытащил кляп. Женщина задышала через рот, наслаждаясь возможностью спокойно вздохнуть полной грудью. Рабастан положил скомканные трусы Ребекки на стол рядом и, перехватив ее одной рукой за подбородок, второй взял в руки уже обмякший член. – Оближи, – приказал он, и Ребекка повиновалась. Удовлетворившись результатом работы, он снова обошел стол и опустился в рабочее кресло, сладко потянувшись. – Развяжи меня, – сказала Ребекка, шевельнув руками, связанными за спиной рукавами ее же медицинского халата. – Не сейчас. Хочу насладиться видом, – лениво проговорил Рабастан, разглядывая выставленную перед ним промежность женщины. – Ты как этот свой белый халат одеваешь, сразу такая серьезная. Дай хоть немного расслабиться. – А ты не думал, что мне тоже хочется расслабиться? – на этот раз с толикой возмущения проговорила Ребекка. Она дернулась, и Рабастан расплылся в улыбке, когда между половых губ выступила капля спермы. – Да ты дважды подо мной кончила, куда тебе еще расслабляться? – На этом столе неудобно лежать, к твоему сведению, – не унималась Ребекка. – Лаааадно, – протянул Рабастан, – в следующий раз перекину тебя через диван. Только не ной больше. Бросив последний взгляд на распластанное перед ним роскошное тело, он развязал свою любовницу и помог ей подняться на ноги. – Сегодня было прямо громко. Думаю, в следующий раз нужен кляп повнушительнее. Ребекка отвернулась. – Нам нужно с этим заканчивать, – произнесла она, глядя в стену. – Да мы только начали, – сказал Рабастан. Женщина снова посмотрела на него. – Я серьезно, Рабастан. Это все неправильно. – Во-первых, я же просил называть меня Басти, когда мы наедине. А во-вторых, это нормально, что все неправильно. Так и должно быть между такими как мы. У меня куча проблем с головой, я это знаю. Но и у тебя тоже, иначе бы ты не связалась со мной. А еще мы оба любим одинаково грубый трах. Мы же просто идеальная пара. Так давай наслаждаться этим, пока есть возможность.***
– Гермиона! – Привет, Торфинн. Как дела? – спросила девушка, немного замедлившись, однако продолжая двигаться по коридору. Забот сегодня было слишком много и на светские беседы времени совсем не было. – Да вот, хотел зайти к целительнице, но кабинет закрыт. – Ты имеешь в виду психолога? Наверное, отошла куда-то. До конца ее рабочего дня три часа, так что ты еще можешь успеть попасть к ней сегодня. У тебя запланирован сеанс? – Э-э, вообще-то нет, – Торфинн замялся, и Гермиона остановилась. – Я по этому поводу и хотел зайти. Узнать, когда подойдет моя очередь. – Ну, насколько я знаю, Ребекка составила график на несколько месяцев вперед. – Да? То есть встреча у меня с ней будет? Просто, кажется, про меня будто-то бы забыли... – Ну что ты, Торфинн, – Гермиона по-дружески коснулась предплечья мужчины. – Никто про тебя не забыл. Видимо, Ребекка посчитала, что твой случай не так критичен, как у остальных, поэтому поставила тебя в очередь на более поздний срок. – Ясно... Ладно... – явно расстроившись, произнес Торфинн. – Хочешь, я попрошу ее передвинуть тебя на ближайшее время? – В этом нет необходимости, – смутился он. – Торфинн... Думаю, раз ты подошёл ко мне с этим вопросом, необходимость все же есть. Я пообщаюсь с ней сегодня.***
От неожиданности, она не успела издать ни звука, когда, проходя по коридору, оказалась схваченной чьей-то сильной рукой чуть повыше локтя и утянутой куда-то влево. «Библиотека», – успела заметить Гермиона, пока дверь не захлопнулась прямо у нее перед носом. – Антонин, какого черта? – Гермиона уставилась на стоящего напротив Долохова. – Что за детский сад! – Ну, я хотел поговорить с тобой в своей камере… – Комнате, – поправила его Гермиона. – Камере, – повторил он настойчиво. – Но ты как будто специально сегодня избегаешь той части тюрьмы, где она находится. – Это не правда! Я вовсе не… – В общем, сейчас ты мне расскажешь, что должна была рассказать еще несколько часов назад, а я буду слушать, – буднично произнес Долохов. – Ты издеваешься? – попыталась возмутиться Гермиона. – У меня нет на это времени! Она потянулась рукой к двери, чтобы открыть ее, но мужчина перехватил ее за запястье. – Ты не уйдешь отсюда, пока не расскажешь мне все, как есть, – констатировал он. – Но я… – Никаких «но». Я тебя знаю, маленькая своевольная грязнокровка. Любишь, когда все по-твоему. Я готов иногда поиграть в эту игру, но сегодня не такой день. Выкладывай. Гермиона бросила короткий взгляд вглубь помещения. – Я не буду ничего рассказывать здесь. Вдруг кто-то услышит? – Здесь никого нет, я все проверил. Может, закричать, позвать на помощь? Глупо, ведь на самом деле ей ничего не угрожает. Да и как это будет выглядеть со стороны? Просить спасти ее от того, кого она так активно обеляла перед комиссией, когда рассматривался третий список. Да и в конце концов, рано или поздно он все равно все узнает, даже странно, что еще не узнал, учитывая как быстро в магическом сообществе распространяются слухи. – Меня изнасиловали, – на выдохе произнесла Гермиона. Сказать это оказалось намного проще, чем она думала. – Кто? – холодно и жестко. Типичный Долохов. Никакой тебе жалости, сожалений, попыток поддержать. Казалось, его услышанное вообще никак не тронуло, будто она сказала какую-то совершенно обыденную вещь. Впрочем, для него такое может и было обыденностью. Гермиона не питала иллюзий относительно того, что Пожиратели делали с пойманными ими врагами Темного Лорда. Пытали, конечно. Но наверняка не только. Вряд ли мужчины, чувствующие безнаказанность, отказались бы от возможности получить не только психологическое удовлетворение от наблюдения корчащихся в муках противников, но и физическое. Солдаты Волдеморта часто похищали людей, среди них были и молодые женщины. Глупо отрицать очевидное. Конечно же Долохов ни капли не удивлен. Он видал многое. А может и сам участвовал? Нет, об этом она точно думать не хотела. Просто решила поверить в сказку, что он имеет пусть и не совсем правильную, но хоть какую-то мораль. Однако сейчас она была очень рада, что может поговорить о случившемся вот так: просто, рационально, без литров пролитых слез и тонны поддерживающих, но совершенно не помогающих слов. – Я не знаю. Не помню. – Обливиэйт? – Точно нет. – Гермиона качнула головой. – Что-то другое. Может заклинание, а может зелье. Я помню, что со мной делали, помню какие-то обрывистые детали… Например, бабочек… Но не помню лиц и имен. Ничего, что позволило бы выйти на них. – Когда это случилось? – В конце сентября. Меня похитили и удерживали в течение четырех дней. И все эти дни… Она запнулась. Туманные картины снова всплыли перед глазами и говорить стало сложно. Пожалуй, она переоценила свои силы. Она не готова рассказывать об этом подробно. Но Долохов, похоже, подробностей и не ждал. Он молчал, и тогда она подняла взгляд от пола. При одностороннем тусклом свете уличного фонаря, заглядывающего в небольшое стрельчатое окно, грубое лицо Долохова казалось еще более жестким, даже, пожалуй, страшным. Однако, почему-то она совсем не боялась. Сейчас он казался ей монстром, но ее монстром, тем, за чью спину можно спрятаться, пока он будет впиваться клыками и когтями в тех, кто ей угрожает. – Кто-то этим занимается? – Аврорат. И отдельно команда под руководством Гарри. Но это все не имеет смысла, пока я не вспомню хоть что-нибудь, что даст зацепку. Я ходила к целителю, потом прерывала сеансы на время, чтобы… сконцентрироваться на проекте. – Проекте? – Гермиона хотела было пояснить, но Долохов и сам тут же догадался. – Ты не должна заниматься нами, пока не решишь свою проблему. Это намного важнее, чем попытки исправить Пожирателей Смерти. Ее сердце кольнуло. – Но это же твоя… Ваши жизни. Он горько усмехнулся. – А это твоя. Мы заслужили то, что получили. Ты – нет. – Я бы не выжила без тебя. – Очевидный факт, лапонька. Но это не покрывает все мои грехи. Тем более, я чуть не убил тебя дважды, а спас всего один раз. – Не важно, сколько раз. Я благодарна тебе. Эта тюрьма – меньшее, что я могу сделать. И… я уже возобновила сеансы. Вдруг Антонин вскинул руку и подцепил пальцами одну из прядок ее пышной гривы. Почему-то, когда он касался ее волос, она всегда замирала. Это действие было наполненно каким-то теплым интимом, а еще это всколыхнуло воспоминания о той ночи в пещере. Она до сих пор иногда ощущала фантомные касания его пальцев о кожу ее головы, когда делала прическу. – Хорошо, – сказал он мягко. Прошло около минуты. Они просто стояли и неотрывно смотрели друг другу в глаза. Антонин накручивал ее прядку на палец, а Гермиона думала о том, как же ей сейчас спокойно, впервые за несколько месяцев она чувствовала настоящее умиротворение. – Я займусь этим, – нарушил он тишину. – Чем? – Расследованием. Ты отправишь меня на волонтерство в Аврорат. Можешь, в команду Поттера, если хочешь. Или куда угодно еще. Главное, чтобы у меня был доступ ко всем деталям этого дела. – Что? – глаза Гермионы стали вдвое больше. – Н-нет. Я ведь говорила, что волонтерство только в маггловском мире. – А как же второй проект? – Какой вт…? – Она осеклась, закатив глаза. – Амикус тебе рассказал? – Нет. Я услышал разговор каких-то двух дрыщей. – Знаешь, это не важно. Да, будет второй проект. Но твоя идея просто ужасна. Она создаст кучу проблем и тебе, и мне. Я это не одобрю. – Я, кажется, не спрашивал твоего одобрения, лапонька, – ласково произнес Долохов. – Я просто поставил тебя в известность. Тем более, ты говорила, что место мы можем выбрать сами. – Да. Выбрать и прийти ко мне с предложением, чтобы обсудить его. В форме дискуссии. – Если ты еще не поняла, я не умею дискутировать. Я просто решаю, что буду делать, и затем – делаю это. Она яростно выдохнула. – У меня нет слов, – бросила она, всплеснув руками. – И не надо. Я уже все сказал. Она поджала губы. – До чего же ты упертый! Антонин лишь широко улыбнулся. Гермиона не могла не улыбнуться в ответ. Долохов обычно был крайне скуп на эмоции, но зато, когда все же проявлял их, это было… ярко.***
Стаканчик легко превратился в бесполезный кусок картона под давлением его пальцев, и кофе выплеснулось на пол, попав и на одежду. Он этого даже не заметил, продолжая сдавливать податливый картон. Стиснутые челюсти начали ныть. На это он тоже не обратил внимания. Его взгляд был прикован к той части коридора, где была библиотека, из которой несколько секунд назад выскочила Гермиона, а потом расслабленно выплыл Долохов. Будто чувствуя свою вину, нервно озираясь по сторонам, девушка быстрым шагом двинулась прочь по коридору. А мужчина какое-то время провожал ее взглядом, после чего развернулся и пошел в противоположном направлении. – Эй, ты же Рон, да? Парень Гермионы. Уизли вздрогнул и обернулся. Перед ним стояла миловидная девушка с длиннющими ногами и роскошными русыми волосами, заколотыми в конский хвост. – Жених, – почти выплюнул он, с трудом подавляя клокотавшую внутри ярость. – Да-да, точно, – казалось, не заметив его недружелюбного настроя, произнесла девушка. – Я – Жаклин, ее помощница. Но предпочитаю считать, что мы подруги. Она протянула руку, и Рон немного отмяк, нехотя, но все же пожав ей руку. – Ох, великая Мелисенда! У тебя пятна на рубашке. Кофе, да? Нужно срочно все это почистить. Идем. Она так быстро и настойчиво обхватила его руку, что Рон растерялся. Девушка потянула его за собой, и он просто по инерции двинулся следом. Жаклин что-то говорила, но он едва ли слушал. Все мысли крутились вокруг Гермионы. Ему нужно остыть, нельзя терять самообладание. Только не сейчас. Не когда он должен все тщательно продумать. Ведь месть – это блюдо, которое подают холодным.