***
Она появилась тут будто из воздуха, стояла передо мной собственной персоной в лёгком плаще нараспашку, под которым была белая кофта, заправленная в юбку-колокол. — Я тебя напугала? Прости, — женщина подошла чуть ближе и положила руку на моё плечо. — Я думала над тем, что ты мне сказала, и я хочу кое-что прояснить. — Как ты… что ты… — наконец-то прокашлявшись, я выпрямилась, всё ещё находясь в полном недоумении. Господи, её прикосновение ко мне будто бы пробудило ото сна. — Ну, мы с Антоном недавно гуляли, он мне твой адрес дал. Я заехала, а там тебя не было. Твоя подруга сказала, что ты на дежурстве, вот я и… в общем, решила сюда прийти. — В девять утра? — втягивая воздух через нос, я пыталась проанализировать её слова. — Ну-у-у, у меня есть с кого брать пример. Что ж, если… давай я тогда в другой раз зайду? — выдавила она, комкая слова через раз. Да не зайдёшь ты ко мне потом, Лисицына, ну не ври мне в глаза после всего того что было. — Да я уже заканчиваю, так что ты можешь просто подождать меня у кабинета. Пойдём. Потом заедем ко мне, поговорим в спокойной обстановке, я отсюда не очень далеко живу. Ну или на нейтральной территории, если вдруг тебе не комфортно. — Лучше к тебе. И я шагнула по направлению в здание, а Лисицына пошла вслед за мной. Мы молча поднялись на седьмой этаж нашего хирургического отделения и я попросила подождать у моего кабинета. Лисицына села на белую скамеечку и терпеливо залипла в телефон. Я в это время кое-как переоделась и затем начала носиться по отделению так, будто надвигался конец света. Я не ожидала, что она вот так придёт ко мне — это для меня словно обрушившийся на голову потолок. Сдав Фёдорову смену, я вернулась к бывшей однокласснице и мы, молча спустившись на лифте обратно вниз, вышли на улицу и сели в мою машину. — Ты кофе не хочешь взять по дороге? — на всякий случай поинтересовалась я, медленно выруливая в сторону выезда с парковки. Лисицына будто бы вынырнула из своего мира и не сразу, но всё же ответила: — Нет, спасибо. Как дела на работе? Ты выглядишь очень уставшей, не спала? Моё лицо дрогнуло и я увидела это в зеркале заднего вида. Она так говорила, будто бы мы только вчера виделись в каком-нибудь кафе, но между нами чувствовалось удушающее напряжение. — Выдалась на удивление спокойная ночь, — я пожала плечами, постукивая указательным пальцем по рулю. — Я поспала, не беспокойся. А у тебя как дела на работе? — В целом нормально, — Лисицына уставилась в окно, наблюдая за проезжающими машинами. — Заказчики как обычно мозги выносят. Из моей груди вырвался смешок, и Лисицына, посмотрев на меня, легонько улыбнулась. — Мне потом придётся возвращаться за моей машиной. Вот чёрт, Зимина! Ты же даже не спросила у неё, удобно ли ей будет ехать на твоей машине. — Извини. Не подумала, что ты на машине… просто тогда, когда мы гуляли, ты была вроде на своих двоих. — Когда бы ты вообще этим занималась, — равнодушным тоном произнесла Аня. — Чего? Услышать, как язвит Лисицына — это что-то из разряда приятного и неприятного одновременно. Я действительно соскучилась по этому. Как вообще возможно сохранить и пронести такую черту через столько лет? Она со всеми так себя вела или только со мной? Я старалась сохранить максимум спокойствия, соскабливая по углам своего сознания его остатки, но у меня ничего не получалось. Я не находила в себе сил спокойно смотреть ей в глаза после всего того, о чём узнала от Антона. В моей голове до сих пор не могло улечься то, что она выглядела так привычно спокойно и вежливо-улыбчиво (или ядовито-насмешливо), а на самом деле по возвращении домой — вгоняла лезвие себе в кожу. Я даже представить не могла, с какими мыслями она всё это проделывала… и как вообще держалась всё это время. И вместе с тем, я любила её, дико желала и мечтала прикоснуться к её нежной коже, вдохнуть её аромат настолько глубоко, насколько это позволяли мои лёгкие. Мне хотелось обнять Лисицыну, вжать её в себя и просто сказать что всё страшное уже позади. Но имела ли я вообще право говорить нечто подобное? Это как если подойти к человеку в депрессии и сказать ему: «Не грусти». Та, которая попросила меня уйти — сидела сейчас в моей машине и я даже понятия не имела, о чём она думала. Та, что сказала, что я уже ничего не исправлю — сама пришла ко мне. Думая всё это, я чуть дважды не проехала на красный, резко тормозя в последний момент. Во второй раз Лисицына вопросительно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Я сидела и в момент уплывала, когда улавливала боковым зрением эти тонкие кошачьи губы, или когда сталкивалась своим взглядом с её — слегка насмешливым, но печальным и задумчивым. Сидеть сейчас за рулём серого Ниссана и чувствовать, как аромат этой женщины наполнял салон, выдворяя из него всё лишнее — было самой настоящей пыткой.***
Мы продолжали молчать до самой двери моей квартиры, и я окончательно перестала понимать, что происходило. Войдя внутрь, я скинула с себя лёгкую куртку и кеды. Лисицына стащила с себя туфли и плащ. Его она с какой-то грациозной аккуратностью повесила на крючок и начала осматриваться. Она прошла чуть вперёд, проведя пальцем по комоду цвета «венге», а потом поднесла палец к лицу, что-то рассматривая. Затем, как-то по-собственнически, Лисицына заглянула в ванную и я услышала журчание воды. Пока она мыла руки, я прошла на кухню и, включив чайник, вернулась в дверной проём, соединяющий всё остальное пространство. Женщина, выйдя из ванной комнаты, посмотрела в сторону спальни. — Что? — не выдержала я, глядя на неё. — Я могу? — А, да, конечно, осматривайся. Тебе чай или кофе? — Мне как обычно, — сказав это, Лисицына проникла в мою комнату как если бы была своенравной кошкой. А я пошла искать ромашковый чай. Облазив все полки, я поняла, что кроме Гринфилда с бергамотом и молотого кофе у меня больше ничего не было. Когда чайник вскипел я, наливая кипяток в кружку, постаралась сделать так, чтоб чай был не слишком крепким. Наконец за спиной послышалось шуршание. Я почувствовала, как женщина села на стул. — Зелёного нет, извини, — поставив перед Лисицыной кружку, я вернулась к кухонному гарнитуру и, облокотившись задом, сложила руки на груди. — У тебя такая пустая квартира, — начала она. — Будто бы тут не живёшь… — Ну, я сравнительно недавно её купила, поэтому как-то так. — Я не об этом, — она вздохнула, глядя мне в глаза. — Кроме мебели у тебя особо ничего нет. — Так я же живу на работе, — из моей груди вырвался смешок, но мы обе понимали что она имела ввиду совсем другое. — Ладно… на самом деле я просто не чувствую, что у меня где-то есть дом… так наверное всегда было. — Понятно. Мне жаль это слышать, — уставившись в кружку, Лисицына снова уплыла в свои мысли, а потом вернулась ко мне. — Веришь, я ведь правда подумала, что ты вот так поматросила и бросила. Ты так на меня смотрела, когда говорила это всё. Я вообще не очень людям доверяю с детства, спасибо моему отцу. А тут ты… в смысле, что-то, что было — это ты так поиздевалась надо мной. Когда ты сказала, что для меня это просто эксперимент… и всё остальное. Я сглотнула, едва не подавившись слюной. — Ты мне ещё в конце средней школы начала нравиться, на самом деле… меня всегда притягивала эта твоя задиристость и, — она посмотрела мне в глаза. — И я была без ума от твоих карих глаз. Мне нравились наши перепалки, потому что ближе ты меня никогда не подпускала, и я просто наслаждалась тем, что было, ещё не понимая того, что если мы сблизимся, то я точно влюблюсь. Так и было поначалу: стоило мне подойти ближе, ты сразу же меня отталкивала. А после… после девятого ты стала какой-то совсем другой и, знаешь, я вдруг поняла, что мне больно. Я хотела как-то тебе помочь, но… всё вылилось в итоге в то, во что вылилось. В смысле эти наши… — она усмехнулась. — Зажимания по углам. — Прости, — я виновато опустила глаза в пол. — Знаю, что это невозможно, и что я постоянно буду просить у тебя прощения, за то… как я тебе так наплевала в лицо, хотя ты ничего из того не заслужила… — И когда ты ко мне приехала, — продолжила Лисицына. — Я до сих пор не могу понять, правда это или снова ложь. Потому что ты смотрела на меня ровно так же, как и тогда. — Это правда, — говоря это, кончики моих пальцев начало покалывать. — Знаешь, я сначала как-то тоже не могла поверить в то, что между нами происходило, эти поцелуи в школьном туалете во время уроков… но потом я тоже провалилась в это, не заметила, как ты стала мне дорога… — Ага, — снова усмехнулась Лисицына. — Меня ни одна женщина не привлекала так, как ты. Да, они у меня были, и это мне нравилось больше, чем с мужчиной… но всё оказалось не то. Всё казалось далёким, блеклым, и лишь наполовину. Какое-то время я думала, что может быть всё это только в моей голове, но ни тело, ни сердце не умеет врать… — Блин, — буркнула я, вытерев руками ломящее от усталости лицо. — Чем дальше ты говоришь, тем больше я чувствую себя дерьмом… — Вот тут прости, дело скорее во мне, а не в тебе, — криво улыбнулась Лисицына. — В общем, это всё, что я хотела сказать тебе. Она тоже единственная в моей жизни женщина, которая нравилась мне так, как никто больше. Надеюсь, когда-нибудь у меня будет возможность сказать ей об этом. — А твоё увлечение самоистязанием? — Об этом… я не хочу говорить, прости. Всё, что могу тебе сказать, что у меня это бывает наплывами. Начинается, отпускает… начинается… отпускает. — Ань, — я бросила на неё строгий взгляд. — Я упивалась тем, что не спала, бухала как чёрт, курила травку и просто обозлилась на весь мир. Но ты… — А я резалась. Просто резалась и всё, я не знаю, что тебе ещё сказать. Да, я буквально восставала из мёртвых, когда делала это, потому что понимала, что мне становилось легко дышать хотя бы… всё, эту тему я не хочу обсуждать дальше. — Да, конечно, извини… я не хотела как-то давить на тебя, прости, пожалуйста… — Понимаю, — не притронувшись к чаю, Аня встала со стула и ушла в коридор. Я не сразу, но пошла за ней. Женщина медленно начала стаскивать плащ с крючка, поправляя локон своих каштановых, слегка волнистых волос. — Ань, — окликнула я её и подошла почти вплотную. — Я люблю тебя… Она уйдёт. И больше я её никогда не увижу. Я знала, что если она сейчас уйдет — всему настанет конец. Мы так и останемся поломанными зубочистками, вынужденные до конца своих дней делать вид, что всё нормально. Потом пройдёт ещё лет пять, мы найдём себе других, таких же поломанных, но иначе. Она и я — идеальные кривые друг для друга: приложи нас вместе и встанет, как влитое. — Не говори этого, — обессилив, горько выдохнула Лисицына. — Пожалуйста… — Не могу, — я пожала плечами. — Я же теперь открылась тебе, а ты — мне. Я хочу говорить, что люблю тебя. Увидимся хоть через десять лет, хоть через двадцать, я посмотрю в твои насмешливые глаза и скажу снова, что люблю тебя и что без ума от твоего запаха, и что каждый раз, смотря на тебя, думаю о том, как хочу поцеловать и обнять. Ничего в этом смысле не менялось и не поменяется, прости. Это слишком глубоко задело меня, оставив буквально дырку в сердце, — уголки моих губ скривились в полуулыбке. Я увидела, как она вжалась рукой в пальто, всё ещё висящее на крючке, и опустила голову. Мы продолжали молча стоять вот так, как застывшие куклы. — Чего ты хочешь? — наконец Лисицына подняла на меня глаза и мне показалось, что мы заглянули друг другу в душу. — Всю тебя, — решительно ответила я, медленно приближаясь к Лисицыной. — Всю твою боль, страдания, не пережитые эмоции, всё то, что там у тебя внутри. Я ничего не могу поделать со своими желаниями, как бы от них не бежала. Столько лет куда-то неслась, а в итоге моментально спотыкнулась, стоило мне тебя увидеть… Когда наши носы почти соприкоснулись, то я почувствовала, что задыхаюсь. И я лопнула как шарик. Наперев на женщину, я прижала её к стене и поцеловала. Так, как никого и никогда. Теплота её губ, оказавшиеся в сплетении с моими, одурманили тело и разум в один момент. Я почувствовала, как она схватила меня за кофту и начала тянуть ткань на себя. — Не уходи, — прошептала я ей в рот. — Пожалуйста, я не хочу, чтоб ты уходила… — Я тоже не хотела, чтоб ты уходила. Но ты ушла, — прошептала она в ответ между нашими поцелуями. — Точнее прогнала меня. И я чуть не заплакала, понимая, что она всё ещё хотела сбежать и не доверяла мне. В какой-то момент моё тело дало слабину и руки сами схватили её за талию, потащив обратно внутрь квартиры, подальше от этого проклятого коридора. — Прости, — сказала я, чувствуя как Лисицына вяло пыталась высвободиться из моих рук. — Прости… — Отпусти, прошу, — в бессилии взмолилась Лисицына, не отрываясь от моих губ. — Это невыносимо… Мы снова оказались на кухне. На этих бесконечных кухнях, что только не происходит в течение жизни человека: важные разговоры, актуальные новости и сплетни, самые дорогие нам застолья, страстный секс, ссоры и скандалы… Кухня — это подобие священного алтаря, запечатанного в бетонных стенах. Надавив на женщину и смахнув со стола всё, что на нём было, я без труда приподняла её, схватившись за бёдра. И усадила на стол. Аня ахнула в момент, когда услышала, как разбилась кружка с чаем, а я раздвинула ей ноги и просто прижалась как можно ближе. И в этот момент она тоже сдалась, схватив меня за руку. Крепко держа моё запястье, женщина запустила руку к себе под юбку и приложив к внешней стороне бедра, сказала: — Я хочу, что бы ты прикоснулась ко мне, — прижавшись к моей щеке своей, прошептала Лисицына и меня прошибло током от низкого и дрожащего голоса. — Я хочу этого с самого начала, как мы вновь встретились, — говоря это, не без помощи Лисицыной моя рука двигалась всё выше по нежной и горячей коже. Потом женщина наконец просунула мою руку между своих ног и у меня спёрло дыхание. Каждым пальцем я почувствовала, какой была там кожа: бугристой, шершавой и грубой. Затем, беззвучно простонав мне на ухо, Лисицына убрала свою руку и, выгнувшись, чуть отстранилась от меня корпусом, прикасаясь головой к стенке, у которой стоял кухонный стол. А я продолжала гладить её шершавую сторону бёдер, понимая, что это всё выглядит не совсем нормально. Во мне смешался такой коктейль из эмоций, что начало слегка подташнивать. И ещё более ненормальным всё стало, когда она расстегнула молнию на юбке и проскользнула под неё рукой. Это действие почему-то накрыло меня такой волной возбуждения, что я не выдержав, наклонилась к ней и стала целовать её шею. Наши пальцы иногда соприкасались друг с другом, и я буквально чувствовала, как она ласкала себя в то время, пока я трогала её шрамы: старые и свежие. Это было безумно странно, ненормально, но почему-то показалось правильным, будто как-то иначе это и не могло случиться. Она продолжала себя трогать, тихонько постанывая, а я не останавливалась в своих поцелуях, чувствуя, как земля под ногами теряла всю свою твёрдость. Меня начало так штормить, что я почти поверила в то, будто я сама сейчас кончу: любимая душа, шикарное и горячее тело вновь принадлежали мне. И будь у меня такая возможность, я бы залезла к Лисицыной под рёбра, чтоб добраться до сердца и поцеловать его. Её ноги крепко сжали мои бока и я почувствовала всю их силу. Наконец я подвинула руку ещё чуть ближе, пробралась через резинку и ввела в неё два пальца прямо до упора. Тяжело дыша, Лисицына продолжала ласкать себя, а другую руку запустила мне в волосы, вжимая моё лицо себе в грудь. Грубая пуговица от её блузки впилась в мою разгорячённую щёку и я тихонько шикнула. Это был самый странный секс в моей жизни, но снова самый лучший. Едва отлепив себя от неё, я потянулась выше и, закусив мочку её уха, вдруг простонала, не ожидая от себя такой реакции. Волна наслаждения накрывала меня всё сильней, а когда Лисицына замерла и задержала дыхание, я начала двигаться в ней ещё сильнее и быстрее. В какой-то момент там всё сжалось и напряглось. Лисицына резко вдохнула под обрушивающимся на неё оргазмом. Она задрожала, как тогда, много лет назад и застонала в попытке свести ноги. Хватая ртом воздух, Лисицына намертво вцепилась мне в волосы, а потом резко расслабилась. Я тоже обессилила от эмоциональной усталости и просто приложила свою голову к её груди, слушая быстрое биение сердца и глубокое дыхание. В какой-то момент я почувствовала, как она начала гладить меня по волосам. — Знаешь, мне показалось что я могу кончить просто от того, что ты трогаешь мои бёдра, — тихо прошептала Лисицына, сухо сглотнув. — И я не про сейчас, — намекнула она на тот недавний инцидент на её кухне. — Ты знаешь, что это не очень нормально? — усмехнулась я. — Я когда-то говорила, что нормальная? — парировала женщина.***
Она всё же осталась у меня в гостях и мы, вместе принимая ванну, просто лежали в ней и гладили друг друга. Мне нравилось, что она совершенно не стеснялась своих шрамов. Напротив, она мне их демонстрировала и рассказывала, как, когда и зачем. — Может, ты походишь к психотерапевту? — я сидела на бортике ванной, пока Лисицына намыливала своё шикарное тело. — Может, — она бросила на меня взгляд своих серых глаз, а потом вернулась к мытью. После этого мы пили чай с бергамотом и валялись на кровати, смотря какие-то видосы на ютубе. Я ела хлебцы, а Лисицына уплетала творожный йогурт. Мне стало так вдруг уютно и тепло, что в какой-то момент я не заметила, как уснула. А когда проснулась, то её уже не было. За окном вечерело, а я, бродя по квартире как призрак, решила, что всё — сказка кончилась. Наконец соизволив добраться до телефона, я прочитала сообщение от Кати. «Твоя женщина приезжала. Ну та, из-за которой вы с тем мужиком чуть не поубивали друг друга. Едет к тебе. У кого-то будет секс?» Мои губы накрыла улыбка. «Я случайно расхуюжила свою любимую кружку.)» Это был лучший секс в моей жизни, потому что он был с женщиной, которую я люблю. Катя ответила почти моментально. «А этот парень это не тот, с которым ты переспала? Он кстати ничего.)))» На это сообщение я решила не отвечать. Лисицыной определённо нужно поработать над тем, как она относится к своей проблеме, потому что эти нотки мазохизма меня слегка напугали. Одно дело увлекаться осознанно, но другое — калечить себя, а потом дико возбуждаться, когда кто-то прикасается к этому опусу. И хотя я понимаю, что её возбуждал именно тот факт, что это я — причина этих шрамов, и что прикасаясь к ним, я как бы делю эту боль пополам, но это всё равно не должно висеть в воздухе и быть пущенным на самотёк. Телефон снова завибрировал. Как раз в тот момент, когда я заваривала себе свой любимый горький кофе. — Оу, — я чуть не подавилась слюной, когда увидела, что сообщение было от Лисицыной. «Извини, что убежала. Дела.) Я как-нибудь хочу приготовить картошку с лососем. Заедешь в гости?» — Й-й-эс! — зажмурившись, прошипела я от дикого удовольствия. «Да, заеду к тебе после работы.) Я люблю тебя.)» Мне захотелось кричать и прыгать от удовольствия, словно я какая-то влюблённая школьница. Да, чёрт, да!