Псина

— Эй! Слыш, ты! — крикнул один из парней Давида голому мужику. Тот шёл прямо к нам не останавливаясь, и двое из пятерых пошли ему навстречу. Я не знаю, что они хотели сделать: ударить, толкнуть, пнуть, просто остановить… Но первый из них, кто достиг голого мужика, отлетел к стене. То есть не буквально отлетел, но почти. Мужик просто отпихнул несчастного с дороги, но с такой силой, что мне показалось, будто чуваком выстрелили из пушки. Я не разглядел движения — только услышал глухой звук тела, ударившегося о стену, а потом почти сразу ещё один такой же. И у стены лежали уже два чувака. «Пиздец», — подумал я, и больше ни о чём подумать не успел. И когда я говорю, что не успел, то имею в виду буквально — не успел, потому что все события в переулке происходили очень быстро. Я бы хотел сказать, что здесь произошла драка, где пятеро мужиков набросились на одного, но у меня не повернулся бы язык назвать это дракой: в драке люди хотя бы бьют друг друга, а здесь один раскидывал остальных, словно те были беспомощными котятами. Я отметил, как в стену улетели двое, а за ними ещё двое. И вот секунду назад между мной и голым мужиком было пятеро людей, а теперь остался один — носатый. Я понятия не имел, хорошо это для меня или плохо. С одной стороны, я не болел за людей Давида, но с другой — понятия не имел, что сделает голый мужик, когда останусь только я. Голый, блядь, мужик. Посреди зимы. В переулке. Носатый достал нож и замахнулся на идущего на него. Я не успел испугаться, что сейчас стану свидетелем убийства, потому что реакция у голого оказалась отменной: он перехватил руку с ножом, и мне показалось, что что-то хрустнуло, когда носатый сдавленно вскрикнул. Ещё мгновение и голый мужик отшвырнул в сторону и его. Теперь мы стояли друг напротив друга на расстоянии пары метров. Я старался смотреть голому мужику в глаза, а не… ниже. Это было так странно. И так страшно. — Э-э, привет, — сказал я. Взгляд у голого мужика был хмурый. Я бы сказал — недовольный. Но не злой. — Ты, если что, в лицо не бей, ладно? — попросил я. — Зубы очень дорого вставлять… Не знаю, почему из меня вывалилась именно эта херня, но мужик на это хмыкнул. Или мне показалось, что хмыкнул: сложно было судить, потому что на нас в этот момент налетел короткий порыв ветра. А мужик развернулся и зашагал обратно — туда, откуда вышел. Я смотрел ему вслед, не в силах сдвинуться с места. «Ебанутый», — думал я. — «Он совсем ебанутый». А голый мужик просто шёл, наступая босыми ногами на снег, и по виду совсем не мёрз. У него была широкая спина, которая переходила в задницу. Две упругие половинки ягодиц плавно шевелились при ходьбе. Хорошая такая задница. Крепкая. Довольно… упругая, как мне показалось. Я не знал точно. Надо было потрогать, чтобы понять. Я, блять, не хотел её трогать, конечно же. Я не так часто интересовался мужскими задницами на улице. Правда, до этого я видел их на улице только в штанах. Задница завернула за угол, и я услышал слабый стон. Чуваки, которых только что раскидали, начали шевелиться. Мне почему-то от этого стало легче. Честно говоря, я боялся, что мужик их всех прикончил или очень покалечил, потому что тогда бы я оказался замешан в этой расправе. Но нет, они начали вставать, и я понял, что больше тормозить нельзя. Даже если фортуна ко мне сегодня благосклонна — на второй заход таких сногсшибательных подарков рассчитывать не стоило. Я развернулся и со всех ног бросился прочь из переулка. До ломбарда Давида я добрался бегом, как будто за мной гнались все черти мира. Выдохнул я только тогда, когда влетел в небольшой торговый центр, наполненный разными розничными магазинчиками. Давид, как обычно, сидел прямо напротив входа чуть вглубь. У него там была стойка с надписью: «ЛОМБАРД. ЧАСЫ. УКРАШЕНИЯ» Сам Давид сидел за стойкой и возился в каких-то механизмах. Я полагал, что он занимается ремонтом часов и всякой мелочи. Пока я шёл к нему, то пытался привести дыхание в норму, хотя моя спортивная форма оставляла желать лучшего. Так что вместо ровного дыхания я сипел как рыба, выброшенная на берег, но с одним отличием: рыба не издаёт звуков, а я вполне себе. — Здрастье, — выдохнул я, добравшись до стойки. — Здравствуйте, Александр, — поздоровался Давид. Он был мужиком какого-то невнятного для меня возраста: худощавый, с сединой и внушительным восточным носом с горбинкой. Давид всегда выглядел очень спокойно и степенно. Отчасти он меня этим успокаивал. То есть нельзя сказать, что я как-то хорошо относился к типам вроде Давида, но как только я его видел, то почему-то начинал меньше переживать обо всем. Это было какое-то старческое обаяние человека, повидавшего жизнь. — Эм, а я к вам, — сказал я. Весь мой запал как-то сразу разбился о непрошибаемую стену медлительности, которую генерировал Давид вокруг себя. Как будто время замедлялось — скандалить уже не хотелось, и ябедничать тоже. — Я вижу, Александр, подождите минутку. Сейчас закончу, витрину закрою и побеседуем. Вы же не предупредили, что придёте, — совсем не строго пожурил меня Давид. А ведь и правда — не предупредил. Я даже не знаю, почему мне не пришло в голову попробовать с ним связаться и назначить встречу. У меня не было личного номера Давида, но был телефон его ломбарда, в котором всё равно на звонок всегда отвечал он. Да и про носатого можно было настучать по телефону. Если бы я думал мозгами, конечно, а не другим местом. Давид медленно убрал под витрину недоремонтированные часы. Потом он закрыл её на ключ, поднялся с места и начал опускать рольставни. Я вздохнул, почувствовав себя неловко — как человек, который припёрся без приглашения и теперь отвлекает другого человека от работы. — Ну что же, пойдёмте за мной, — пригласил меня Давид, закончив закрывать свою витрину. Я снова вздохнул и поплёлся за ним. В голове моей была полная каша: долги, деньги, носатый с золотым зубом, голый мужик с охуенной задницей… И когда только эта задница успела стать охуенной? Она же принадлежала какому-то совершенно отмороженному типу, которого я надеялся не встретить никогда больше в этой жизни, несмотря на небольшие размеры нашего Рыбинска. И всё же она не шла у меня из головы — задница, скрывшаяся в снежной метели.