Псина

— Я вас слушаю, Александр, — сказал мне Давид. — Что-то случилось? Мы прошли с ним в небольшую каморку, в которой я уже был, когда занимал у него деньги. Не знал точно: то ли это какой-то личный кабинет Давида здесь, то ли общая комната — но здесь ни разу никого не было, когда он приводил меня сюда. — А, ну… Я хотел частично вернуть деньги. Можно? — уточнил я, разом ощущая себя как школьник, которого вызвали к доске неподготовленным. А также как идиот, что не умеет пользоваться телефоном. — Конечно, конечно, — заверил меня Давид. — Сколько принесли? Он сел за низкий столик и достал из ящика потрёпанный журнал с записями. Давид в своей обычной манере никуда не спешил. Он послюнявил палец и начал медленно перелистывать журнал, рассматривая каждую страницу. Все они были исписаны аккуратным, но совершенно неразборчивым почерком. Я полез во внутренний карман куртки и вытащил на свет слегка помятые бумажки. У меня тут были и пятерки, и штуки, и даже пара пятисоток… полный разброс. — Тридцать, — ответил я. Давид кивнул. В помещении и после пробежки мне стало жарко, а теперь я стоял, переминаясь с ноги на ногу с деньгами в руках, и ждал. Сначала Давид нашёл нужную ему страницу, где, видимо, был вписан мой долг. Затем он протянул руку, и я отдал ему деньги. Потом Давид их пересчитывал. Я сосчитал про себя до десяти, а затем ещё раз до десяти. Знаете, как иногда говорят? Бывает, что с хорошим человеком и помолчать приятно. Так вот, с Давидом молчать приятно не было. Нет, он ничего дурного не делал — просто я совершенно не знал, чем заняться и куда себя деть. Давид пересчитал деньги и начал просматривать каждую бумажку на свет. Я еле сдерживался, чтобы не начать поглядывать на часы, хотя я никуда не спешил. Просто нервничал. Когда, по моим субъективным ощущениям, мой накал достиг предела, Давид заговорил: — Как в целом ваши дела, Александр? Как работа? — Да вроде всё хорошо, — неловко ответил я. — Работа работается… — Это хорошо, что хорошо, — согласился со мной Давид. — Как здоровье? — Да вроде не болею, — заверил я. — И это хорошо, — согласился Давид. Он наконец-то закончил рассматривать деньги и достал чистый белый конверт. Убрал в них мою тридцатку и начал выводить новые записи в журнале. Писал Давид тоже медленно, но всё же быстрее, чем делал всё остальное. Он продемонстрировал мне исправленную строку. Там, напротив моего имени, было зачёркнуто сто штук, а ниже вписано, что я вернул тридцать, и зафиксирован остаток: семьдесят. Вроде всё было верно. Я решил, что пора сказать про носатого. Сейчас или никогда. — Знаете, Давид, — начал я, — тут ко мне недавно ваши ребята приходили. Вроде. — Вроде приходили или вроде мои ребята? — невозмутимо уточнил Давид. — Точно приходили, вроде ваши. Там был такой… носатый чувак с золотыми зубами. — А, Азик, — сказал Давид. Он закрыл журнал и вернул его на место, а конверт с деньгами засунул себе в карман. — И что же они хотели? — спросил он. Давид всё время говорил с одинаковой интонацией, так что я не мог понять: то ли он реально не знал, то ли у него манеры такие. Я никогда не понимал, чего от него ждать. — Хотели забрать у меня деньги и передать вам. Но я как-то решил, что лучше самому это сделать, — ответил я. — Это вы правильно решили, Александр. — Давид поднялся. — Я с Азиком поговорю, не переживайте. Я кивнул как болванчик. — Это всё? — спросил Давид. Я снова кивнул, так и не рассказав о странной стычке в переулке и не спросив, какого хрена вот это всё. Давид постоянно выбивал из меня весь боевой дух. — Тогда всего хорошего, Александр. В следующий раз звоните, если что. Я третий раз кивнул, и Давид выпроводил меня из своего закутка. Оттуда я вышел на улицу и вздохнул с облегчением. Знаете ощущение, когда вышел со сложного экзамена, перед которым сильно нервничал, а потом сдал его на троечку, хотя был уверен, что отправишься на пересдачу? Именно так я себя ощущал. Да, я всё сделал через жопу и сказал совсем не то, что хотел, но тридцать штук долга ощутимым грузом свалились с плеч. Как минимум ещё какое-то время у меня вряд ли попытаются их отнять, потому что денег-то больше нет. Домой я отправился не через переулки, хотя надеялся, что Давид на самом деле что-то сделает со своей шпаной, поэтому опасался им попасться. Затем я сел на автобус и проехал две остановки, а потом завернул в супермаркет, в котором обычно не бываю. Там было дороже и вкуснее, а нам с Чёрным опять ничего не осталось пожрать. Подумав, я потратил оставшиеся деньги на две пачки фарша по скидке, макароны также по скидке и пару пачек сигарет. В свой двор я крался, как вор в чужую квартиру, оглядываясь по сторонам, но там я тоже никого не встретил. И в подъезде меня не ждали, хотя из-за чувства паранойи я даже поднялся на шестой этаж пешком после того, как представил, что двери лифта открываются на моём этаже, а там меня ждёт группа злых и побитых мужиков. Но и на моём этаже всё было тихо. Выдохнул я только когда оказался в квартире и запер за собой дверь. Мне предстояла ещё одна вылазка на улицу сегодня с Чёрным, но это это можно было сделать после ужина. Пёс сидел в коридоре и даже не лежал на этот раз. Он слабо дёрнул хвостом при виде меня, хотя бурной радости не продемонстрировал. — Блин, Чёрный, ты не поверишь, что со мной было, — поделился я, стягивая с себя куртку. — Во-первых, мне удалось вернуть бабло! Во-вторых, Давид пообещал поговорить со своим Азиком. А в-третьих… бля, Чёрный, я такого мужика на улице встретил. Голого. Ебанутого! И с такой, ебать его, задницей! — с восторгом поведал я и сам задумался над тем, что сказал. До этого не было причины, чтобы совмещать слова «ебать», «задница» и «мужик» в одном предложении, но когда совместил — всё вдруг встало на свои места. — Знаешь, Чёрный, — задумчиво сказал я. — Не будь этот мужик психом, который бегает голышом по улицам и бьёт людей, — его задницу я бы выебал! Чёрный внимательно посмотрел на меня и ничего не сказал в ответ. Как обычно.