***
Несколько дней Дельгада не появлялся в конюшнях, лишь изредка заглядывая в часы, когда там работал другой служитель, чтобы проверить своего коня. Ривер для него сейчас был единственной связью с человеком, которого Дельгада считал своим другом и отцом. Канг учил его сражаться, читать и писать, разбираться в экономике, политике и истории. Он поддерживал его в неудачах, радовался вместе с ним победам. Они ездили на охоту, где Дельгада впервые в жизни лишил существо, из плоти и крови, жизни. Они вместе ходили веселиться в таверны, где Канг научил его пить так, чтобы не страдать по утрам головными болями. Однажды даже посетили бордель, там Дельгада впал в такой ужас и стеснение, что залился красной краской от кончиков пальцев до самых волос. Канг потом долго припоминал этот случай, но делал это так тепло и весело, что спустя годы Дельгада и сам хохотал над поразившим его смущением. Шутка же богов была более горькой – дав им родные души, они не наделили их общей кровью. И сложившееся общество, с его законами и правилами, продолжало отторгать иноземного мальчика из выстроенной системы привилегий и статусов. Сейчас, в стенах обители, Дельгада ощущал схожее чувство с тем, что он испытал, когда впервые оказался в этой провинции. Один среди чужаков. Это ощущение вновь заковывало его сердце в цепи и закрывало душу от окружающего мира. Случившееся на конюшнях напомнило ему о том, что он лишь жалкая пародия на господина, ему никогда не быть сыном главы Фирии и он навсегда останется пришлым для этих людей. Ведь он прекрасно видел, как Мок его разглядывал. Словно тот был для него демоном, сошедших со страниц старинных легенд. Канг предупреждал его и об этом, объясняя страх и любопытство необразованностью простого люда. Дельгада перелистнул страницу книги, которую ему вручил Шенг. У советника был странный вкус на литературу: занудные трактаты по философии, вещавшие читателю об истинах, познанных мудрецами, дабы привнести в жизнь просвещенного осознанность и силу для борьбы с человеческими страстями. О, видят семеро, как Дельгаде иногда безумно хотелось окунуться в эти страсти. Выпить, скрестить мечи, заглянуть за ширму порядочности. Он словно молодой волк, запертый в крошечной клетке, у которого клыки сводило от желания впиться в трепещущую плоть свежепойманной жертвы. Но как такое воплотить? И в чем удовольствие постигать запретные плоды в одиночку? От таких мыслей настроение Дельгады стало чернее тучи, а его привычный способ выплескивания злости тут был неосуществим, никто в обители не владел в достаточной мере оружием, чтобы пожелать вступить с ним в схватку. – Пойду развеюсь, – он захлопнул книгу, швырнув ее на стол Шенгу, который все это время непрестанно наблюдал за меняющейся мимикой молодого господина. Сбежав вниз по лестнице и распахнув двери дома советника, он выскочил на свежий воздух. Увидев лица любопытных служителей, которые сновали по улице, Дельгада выпрямился, скрестил руки за спиной и медленной, гордой походкой последовал в сторону домов с местными предприятиями. Если однажды он станет главой этого клана, то пусть эти люди уже сейчас видят, что он им не ровня. – Как только ты позволяешь себе опуститься до статуса своего слуги, ты обращаешься в его раба, – всплыли слова Канга из воспоминаний в голове Дельгады, – страх и превосходство – вот что позволит тебе обрести преданных слуг. Главное не переборщи с первым, – Канг щелкнул мальчика по носу, – иначе страх обратится в ненависть, которая, руками приближенных, воткнет тебе нож в спину». Дельгада заглянул в лавку, где пекли хлеб и готовили блюда для людей, живущих в стенах обители. Самые вкусные, румяные кусочки булок и сытная еда для него и Шенга, рацион попроще – для простых служителей, и жуткое варево для тех, кто проживал в бараках. Дельгада вальяжно ухватил пышную слойку, которая еще не успела остыть, та обжигала пальцы и распространяла сладостный аромат. Работающий поваром служитель не моргнул и глазом, хотя любого другого, кто осмелился бы поступить подобным образом, мог легко забить до смерти увесистой скалкой. «Интересно, что едят простые служители, – задумался Дельгада, – или конюхи?» В мыслях всплыли полные губы, растянувшиеся в теплой улыбке. Дельгада дернул головой, ему не понравилась та чушь, что породило его подсознание. Почему этот образ уже не первый раз приходил к нему, плотно засев на подкорке? Из-за того, что он соскучился по душевным отношениям, которыми его окутал Канг? Или все значительно банальнее: он испытывает чувство вины за свой эксцентричный поступок перед этим служителем? – Заверните мне это и это, – Дельгада ткнул пальцем в самые красивые и притягательные, на его взгляд, плюшки, – и налейте в кувшин ягодного сиропа, сока или что там у вас. Отточенный отдавать команды голос моментально привел в действие работающих на кухне. Все было сделано и упаковано с невероятной скоростью. – Еще кашу, – добавил Дельгада. Он любил эту простую и сытную еду, которой пренебрегали утонченные аристократы, но с удовольствием поглощали воины и люди, занятые тяжелым трудом.***
Мок был несказанно рад, когда Дельгада перестал появляться на конюшнях. Он не знал, чем так ранил тонкую душу знатного сына, но благодарил богов за то, что это ему удалось. Испытав невероятный прилив бодрости и радости, словно пудовый булыжник скатился с его плеч, Мок с пущей силой принялся отвешивать язвительные колкости в адрес своего напарника по конюшенному ремеслу. Колкий юмор был свидетельством наилучшего расположения духа. Второй конюх не оценил такого излишнего внимания к собственной персоне и предпочел появляться либо до, либо после смен Мока. Отчего тишина и умиротворение вновь вернулись в его жизнь. Мок развалился на сене, грызя сухую корку нарезанного хлеба и блуждая по лабиринтам своих мыслей. О чем мог мечтать тот, кто провел всю свою осознанную жизнь в этих стенах, не знал ни дружбы, ни семейных ценностей, не чувствовал ни привязанности, ни потери? Об этом всем и мечтал. Сердце человека значительно проще, чем нам кажется. Потребности у всех одинаковые и даже, если думается, что для каждого счастье имеет свой оттенок, то стоит вспомнить, что палитра базовых цветов очень скромна на выбор. Мок представлял, как однажды вырастет и покинет это место, отправится в путешествие и обретет друзей. В фантазиях у него были близкие люди. Они вместе смеялись, делили еду и кров, обменивались подарками по праздникам. А однажды, когда того пожелают боги, Моку доведется встретить… Дверь в конюшни открылась, на мгновение запустив солнечный свет, который тонкой полосой слился со своими братьями, проглядывающими сквозь окна в стойлах. Дельгада шел в сторону Мока твердой и решительной походкой. Мок приподнялся на локтях, отложив корку хлеба в сторону, не зная то ли ему вскочить и освободить это место, то ли упасть на колени, распластавшись подобно пойманному рабу, что осмелился на побег. Лицо господина было непроницаемо, синий лед его глаз резал сильнее любых сказанных слов. Он шел так, словно был готов достать меч и начать сносить головы. На радость Моку в руках Дельгады была лишь небольшая корзина. Пока конюший определялся с тем, как ему лучше поступить, Дельгада оказался рядом с ним, возвышаясь подобно гигантскому леднику, настигшему борт корабля. – Подвинься, – сухо сказал господин и это слово прозвучало, как приказ. Мок очнулся и вскочил, пытаясь извиниться и скрыться с его глаз, но рука Дельгады легла на его на плечо, жестко и беспрекословно вернув служителя на прежнее место. – Я сказал подвинуться, а не уходить. Голос залез Моку под шкуру, поднимая дыбом волосы на теле. Он судорожно пытался предугадать, что взбрело в голову его господину: он отрежет ему язык прямо здесь? Или прирежет, как мясник поросенка? А может он переломает ему ноги? Чем там еще развлекаются дети богатых семей? Дельгада сел рядом с Моком, случайно коснувшись его плеча. Конюший дернулся, словно ошпаренный кипятком, его разум не просто кричал, он вопил, что отсюда следует бежать во все ноги. Глава клана повернул к нему голову и их глаза встретились, заставляя Мока каменеть. Сразу вспомнились все небылицы, что придумывали люди, которым довелось видеть чужеземцев: что боги у таких людей другие и тела их созданы иначе, что кровь их не священна, а украдена из проклятой реки скорби, что глаза их цвета синего неба от того, что они питаются душами, являясь лишь телесной оболочкой. Помимо прочего, у этого человека, что наречен будущим главой, был еще такой странный, чарующий голос. – Да не сожру я тебя, – усмехнулся Дельгада, сказав это совсем по-человечески. Он поставил перед ними корзину, накрытую сверху тканью. Запах свежей выпечки прогнал страшные образы, вернув Мока на грешную землю. Он успокоился и уселся поудобнее, все же предпочтя оставить между ними небольшое расстояние. Дельгада сдернул ткань с плетенки, и взору служителя открылись румяные толстобокие пышки, нарезанный сыр, два кувшина, наполненные ягодным напитком и пара глиняных тарелок. Мок перевел взгляд на свою, валяющуюся в сене, сухую корку хлеба. К ней, конечно, еще был на обед суп, с крупой и даже кусками какого-то мяса, но душистые булочки и мягкий пористый сыр пробуждали значительно больший аппетит. – Ну, с таким обедом, и вправду сложно захотеть перекусить каким-то грязным конюхом, – Мок неловко засмеялся, не зная дозволено ли ему вообще открывать рот. Дельгада промолчал и откинулся на колючий стог сена, достал книгу и принялся читать. Мок сидел тихо, словно боялся, что даже его дыхание может согнать со страниц буквы и тем самым обрушит на него гнев господина. Все, что оставалось делать это вдыхать аромат выпечки и вращать глазами, недоумевая как он оказался в такой нелепой ситуации. Дельгада же никак не мог сообразить, как будет правильнее предложить Моку отобедать вместе с ним в качестве извинений. Так, чтобы служитель не решил, что имеет право набиваться ему в друзья и не рассчитывал на особые преференции с его стороны. Поэтому он бездумно листал страницы, даже не вчитываясь в текст. Его нервные и резкие движения при переворачивании листков приводили Мока в панику. Служителю казалось, что господин недоволен тем, что он не понимает, что следует делать. А сделать что-то следует, ведь не просто так господин сюда пришел? После очередного шороха и скрипа страниц психика Мока не выдержала, и он повернулся чтобы что-то сказать Дельгаде как раз в тот момент, когда тот решился на такие же действия. Они одновременно громко прокричали слова, которые столкнулись и обратились в сонм непонятных звуков. «Мне крышка, – подумал Мок, – теперь этот обидчивый богатей решит, что я его нарочно перебил.» «Что за недоумок, – рассержено мысленно обратился к Моку Дельгада, – теперь он в конец испугается и будет дрожать в этом углу до пришествия Кайлама с небес.» – Говори, – приказал Дельгада, и Мок вздрогнул. – Нет, мой господин, я не смею сбить вас с мысли, это вы хотели что-то сказать, – нерешительно промямлил Мок, – мой господин, – он с заминкой добавил в конце вежливое обращение, забыв сделал ли это ранее. – Я сказал первым, что слушаю тебя, – Дельгада смягчил нотки своего голоса и повелительным жестом махнул кистью, призывая Мока высказаться уже наконец. – Я не смею…– Тихо проговорил служитель. – Да чтоб тебя! – разозлился господин. «Как можно так до ужаса и дрожи бояться другого человека? У него что, совсем нет чувства собственного достоинства?» – Не можешь говорить, – грозно пророкотали слова, слетая с губ Дельгады, – так жри тогда! – он подтолкнул Мока локтем в плечо и кивнул в сторону корзины. «Получилось не совсем так, как я задумывал предложить ему отобедать, – проскочил внутренний монолог в голове молодого господина, – но с ним и этот вариант – успех». Видя, что Мок по-прежнему пребывает в нерешительности, Дельгада бросил на того злобный взгляд. – Мне тебя с рук кормить? Язвительные подколки и замечания были родной средой обитания Мока и он оживился. – Ой, ну что вы, не утруждайтесь, – забывшись, выпалил служитель, – вы поди с прошлого-то раза, когда моих волос коснулись, кожу с рук три дня стирали, оттого и не заглядывали в мои скромные хоромы. – Таким ты мне нравишься больше, – Дельгада улыбнулся краешком губы, – надеюсь, что сейчас, после сказанного, тебя не хватит удар? – синие глыбы льда обратились в лазурную синеву весеннего неба, и Мок одарил Дельгаду своей наилучшей улыбкой.