В Бездне один путь - вниз

Дэклана удивляло то, с каким упорством те, кто проживал в Йорке и не имел отношения к Раундвью, выражали свое неравнодушие к смерти Бо. Они приносили цветы к воротам школы, свечи, оставляли записки, привязывая их к прутьям ограды, и клали на землю в ряд мягкие игрушки в виде тигрят, потому что, как узнал Дэклан, к этому животному Бо питал особую слабость. С тех пор, как Дэклан вернулся к работе в Раундвью, не прошло ни дня, чтобы он не увидел небольшую толпу людей за воротами школы или же новые букеты красивых цветов. Так и сейчас, спускаясь к первому этажу первого корпуса по одной из узких винтовых лестниц, он остановился у одного из окон, глядя на компанию девушек, которые привязывали свои записки к воротам школы. Еще несколько девушек и парень стояли чуть поодаль от компании, ближе к въезду на территорию Раундвью, и выглядели так, будто бы чего-то ждали. Вскоре к ним подошел охранник, и они что-то передали ему, после чего направились вниз по холму. Дэклан подозревал, что это были подбадривающие послания для Жана. Один из охранников рассказал ему об этом пару дней назад. Некоторым «поклонникам» хотелось не только оставлять комментарии с соболезнованиями и поддержкой в его социальных сетях, которые Жан не обновлял со дня смерти Бо, но и как-то поддержать его в жизни. Несколько дней назад Дэклан даже видел, как они дожидались его у ворот школы, чтобы поговорить. Психолог не видел реакцию Жана на это, но ему пришлось остановиться, проходя мимо них. Наблюдая за всем этим, Флаймер по-прежнему задавался вопросом, почему никто из тех, кто учится в Раундвью не рассказал следователям о том, что Бо и Жан встречались, раз это было и без того очевидно. К тому же, без внимания полиции явно не могла остаться эта толпа людей, каждый день стекающихся в Раундвью, чтобы почтить память Бо. Его смерть вызвала настоящий общественный резонанс, и это начало вмешиваться в привычную жизнь в Раундвью. Скоро в академии должен был состояться прием для будущих потенциальных спонсоров школы — Большой Вечер. К этому событию руководство Раундвью каждый год готовилось с тщательным вниманием, а за месяцы до этого приема все достижения школы и отдельных учеников были направлены именно на привлечение влиятельных гостей к этому приему. Это событие каждый раз сопровождалось благотворительным вечером, на котором Раундвью каждый год собирала большую сумму денег для различных фондов, больниц, и организаций. Смерть ученика прямо накануне этого приема явно подорвала планы руководства академии, и это в скопе с тем, что и неравнодушные жители Йорка и онлайн «поклонники» Бо закидывали Раундвью петициями с требованиями отменить это событие, пафос и праздничное настроение которого они считали неуместным на фоне того, что произошло в школе совсем недавно. При этом семья Бо, напротив, поддерживала это событие и даже пожертвовала большую сумму денег на благотворительность, привязав это к имени их погибшего сына. Красивый и щедрый жест, вот только то, что эти деньги ушли в фонд предотвращения суицидов и поддержки ментального здоровья, немного не укладывалось у Дэклана в голове. Это было раннее утро субботы, и Дэклан направлялся в третий корпус, чтобы заглянуть в класс танцоров чисто из любопытства, потому что он знал, что только у них в выходной день стояли занятия. Флаймер не ожидал встретить хоть кого-то прогуливающимся по академии в такое время, но, выйдя к главному холлу, он, на свое удивление, увидел, как кто-то из учеников стоит перед фотографией Бо, окруженной цветами. Он стоял совсем неподвижно, засунув руки в карманы брюк и так сильно опустив плечи, что его спина начала непроизвольно сутулиться. Подойдя чуть ближе к лестнице, ведущей вниз, к мемориалу Бо, Дэклан узнал в ученике Генри Дьюка-Пирса, сводного младшего брата Бо. Неприметный и тихий Генри, на взгляд Дэклана, совершенно терялся на всей этой иерархической арене Раундвью. Он учился на год младше всех тех, с кем Дэклан постепенно знакомился, не особо прибивался к каким-то кланам и компаниям, был по большей части сам по себе, но при этом у него было хорошее положение и репутация: учителя любили его, родители были в восторге — по крайней мере, именно об этом и слышал Дэклан от всех и от самого Генри, поговорив с ним пару дней назад. Флаймеру показалось, что он довольно тяжело переживал смерть Бо, потому что, несмотря на то, что Генри всегда казался довольно спокойным, его спокойствие носило скорее меланхоличный характер, что совершенно разнилось с тем, каким он был до произошедшей трагедии. Дэклан знал, что они вовсе не были близки с Бо — некоторые особо далекие этой компании ученики даже не знали, что они были из одной семьи. Было ли это связано с тем, что Генри отец Пирсов любил заметно больше, а Бо был первым ребенком от первого развалившегося брака — Флаймер пока не знал. Но это все не мешало Генри скорбеть и уезжать из Раундвью на целые дни, чтобы побыть с семьей в такой «сложный период», как он сам сказал психологу на приеме. Сегодня утром Генри, похоже, вернулся из очередной поездки домой, потому что вчера его в академии не было. И весь его вид, и опущенные плечи, и то, как он застыл перед фотографией улыбающегося Бо, которая встречала любого, кто входил в Раундвью, заставили Дэклана почувствовать всю тяжесть и неопределенность того, через что проходил сейчас самый незаметный участник развернувшейся трагедии. Дэклан хотел было подойти к ученику, потому что на него как-то странно и неприятно давила перспектива оставить его здесь одного, но, подойдя к лестнице, чтобы спуститься, он увидел, что Генри был вовсе не один в холле. Жан де Вер какое-то время просто молча наблюдал за Генри, прижимая письма и прочие записки, которые только что забрал у охраны, к своему бедру, а затем подошел к нему ближе, дотронувшись свободной рукой до его плеча. Дэклан не видел, с каким выражением лица Генри обернулся на него, но он заметно выпрямился, расправив плечи. — Жан…- еле слышно поздоровался Генри, и Жан отпустил его плечо, поравнявшись с ним и тоже взглянув на фотографию Бо. — Как дела дома? — Ты знаешь, — невесело улыбнувшись, ответил Дьюк, нехотя оторвавшись от приковывающего к себе взгляда Бо. Эта фотография будто гипнотизировала его, он просто не мог не застыть перед ней каждый раз, когда проходил мимо холла. И он был вовсе не один с такой проблемой. — Они стараются даже не говорить об этом. — Действительно. Другого я и не ждал, — Жан тихо усмехнулся, и Генри посмотрел на его профиль, открытый от волос с одной стороны, четкий во всех линиях и острый во всех углах. Его спокойное выражение лица удивляло Генри. Он не знал, как Жан не терял самообладание и всегда выглядел собрано. Было ли это его собственной защитной реакцией? Было ли ему так проще проживать абсолютно не нормальную реальность? — Что они тебе пишут? — спросил Генри, скользнув взглядом вниз, к письмам, перевязанным тоненькой веревочкой, которые Жан держал одной рукой. Де Вер тоже покосился на них. — Не знаю. Я их не читаю. — Почему? — Не знаю. Не чувствую, что хочу их читать, — Жан повел одним плечом, все так же пристально, но с тяжелым спокойствием глядя на Бо, улыбающегося ему с фотографии. — Дома я только и делаю, что скроллю комментарии к его постам в инстаграме… — Зачем? — Тоже не знаю. Наверное, хочу узнать, что о нем думали другие. Я ни черта не знал, — проговорил Генри, пожав плечами, и запустив руку в свои темные волосы, чтобы убрать от лица мешающие пряди.- Отец, когда застал меня за этим, сказал «оставить это в прошлом». Он вечно говорит подобную чушь. Как если бы Бо еще больше «опозорил» его своим самоубийством. — У него всегда была поразительная способность — жить в своих иллюзиях, даже когда ему настойчиво стучат снаружи. Генри на мгновение даже улыбнулся от того, как в точку это было сказано, да еще и кем-то, вроде Жана, который видел главу семейства Пирсов в сумме раза три. — Ты не говорил с ним? — С твоим отцом? — выгнув бровь, уточнил Жан. Генри кивнул.- Нет ничего, что я хотел бы ему сказать, и чего бы я еще ему не говорил. — Ваша ссора в день похорон до сих пор выводит его из себя. — Сочту за комплимент. Они оба усмехнулись, переглянувшись, и Генри задержал на нем свой взгляд, который на мгновение дрогнул. Жан это заметил и повернулся к нему всем телом, разорвав только ему понятный контакт глазами с фотографией его погибшей половины. — Я должен был что-то сделать…- виновато вырвалось у Генри, пока он смотрел в до ужаса спокойные глаза Жана. — А ты мог? — Нет…но он бы знал, что я пытался. — Генри…- практически перебил его Жан, вдруг прервав и себя на полуслове и посмотрев куда-то поверх головы семикурсника.- Доброе утро…доктор Флаймер. Генри, спохватившись, тоже обернулся, увидев на лестнице позади себя психолога и пытаясь прикинуть, сколько из того, о чем они говорили, он мог слышать. Дэклан, конечно же, слышал все, но сделал вид, что только что здесь появился и, вообще, его их разговор мало заботил. Если хоть что-то из этого у него получилось, Оскара он заслуживал больше, чем Ди Каприо. — Здравствуйте. Вы рано встали, — заметил Генри, слабо Дэклану улыбнувшись. — Доброе утро. Вы тоже, — ответив Дьюку улыбкой, Флаймер снова посмотрел на Жана. Де Вер, такое ощущение, что смотрел на него сквозь Генри, абсолютно ничего не замечая вокруг. Не сказать, что он хоть как-то поменялся в лице, но Дэклану все же казалось, что то спокойствие, с которым он смотрел на него, отличалось от того, с которым он смотрел на Генри лишь минутой ранее. Это заставило Флаймера подумать о том, что он до сих пор не установил абсолютно никакого контакта с Жаном. Он же не мог ему настолько не нравиться на ровном месте? Он же не мог его специально избегать? Или же… — Поговорим позже. Мне пора, — коротко сказал Жан Генри, бросив на него такой же короткий и будто ничего не значащий взгляд. — Не стоит, — вдруг выставив руку вперед и пройдя мимо них к коридору, который выходил на улицу и вел к третьему корпусу, поспешно сказал Дэклан.- Я не хотел вам помешать. — Я и не думал об этом, — мотнув головой, ответил ему Жан. Он снова обернулся, полностью скопировав в зеркальном отражении движения Дэклана по холлу, и поднял руку, которой сжимал стопку писем, как бы продемонстрировав их психологу.- Нужно прочесть их, — объяснил он, и Дэклан усмехнулся. Очень. Красноречиво. Усмехнулся. Точно так же усмехнулся и Генри, переглянувшись с Жаном. Дэклан не стал портить Жану его план по отступлению. В конце концов, он ведь «ничего не слышал». Генри Дьюк был пока что единственным, кто уверенно заявлял, что он верит, что его брат покончил с собой. Этой версии, конечно же, придерживались здесь все, но только Генри сказал об этом психологу открыто и твердо. В его голосе не было ни нотки сомнения, а то, с какой смиренностью и задумчивостью он смотрел сейчас на фотографию Бо, только больше убеждало Дэклана в том, что другие мысли по поводу смерти Бо будто бы даже не посещали его. На вопрос Дэклана, замечал ли он какие-то предпосылки к суициду Бо, он ответил, что нет, ведь они с братом не были близки, но его внезапная смерть вовсе не вызывала в нем удивления. Что само по себе его и удивило. «У него были тяжелые отношения с отцом… Я думаю, во многом это его вина, что Бо решил покончить с собой. — сказал он тогда Дэклану с еле слышной детской обидой в голосе.- Я — его ребенок не от официального, первого брака, но ко мне его отношение всегда было лучше. Мой отец — гомофоб и приверженец традиций, помешанный на статусе. Ему многое не нравилось в Бо, его отношения с Жаном особенно» Это маленькая щелочка в личную жизнь Бо дала Дэклану хоть какое-то представление о том, что происходило с ним вне социальных сетей и публики Раундвью, заставило отметить, что у него все же могли быть причины прощаться с жизнью. Довольно неубедительно, на взгляд Дэклана, но это только в виду того, что сами обстоятельства смерти Бо все еще казались ему слишком странными для суицида. Он очень пытался удерживать себя от каких-то поспешных умозаключений или желания прикопаться к мелочам, которые он сам же мог себе надумать, потому что порой ему даже казалось, что у него на почве этого всего развивается профессиональная паранойя, и ему стоит поменьше доверять самому себе и своим «взглядам». Ему просто казалось странным, что что-то в смерти Бо продолжало беспокоить его, когда как он, похоже, был единственным, кто так думал. Разве он не мог себе это просто надумать из-за того, каким иногда бывает обсессивным со своими делами? Ведь даже полиция и семья Бо не находили в его обстоятельствах его смерти ничего странного или шокирующего. А те, кто находил, вроде Алфи или Нокса, все же не знали его настолько близко. В третьем корпусе, отстроенным заново после пожара, было непривычно находиться. Наверное, потому, что Дэклан совершенно не узнавал это место, а со зданием, стоящим на его месте до этого, у него были связаны плохие воспоминания. Новый корпус построили совершенно не похожим на старый, и складывалось впечатление, будто даже места здесь было намного больше. Корпус вмещал в себя не только аудитории для занятий, начиная со второго этажа, но и также фехтовальный зал, спортзал с тренажерами, музыкальный холл для концертов, и совершенно новый зал для занятия танцами, из которого по всему корпусу разливалась музыка. Подойдя ближе, Дэклан заметил, что музыку было так хорошо слышно из-за того, что одна из больших дверей со стеклянными вставками была приоткрыта, и он просто не мог удержаться от того, чтобы заглянуть внутрь — в конце концов, он именно за этим сюда и пришел. Его слишком заинтересовали все эти истории про какую-то особую касту людей в Раундвью, именующих себя «танцорами», во главе которых стоял весьма необычный тренер. Дэклан посмотрел видео выступлений этих танцоров в интернете, так же как и некоторые интервью Августа Роско, и они все заинтересовали его еще больше. Приоткрыв дверь еще сильнее и заглянув внутрь, Дэклан увидел довольно большой зал, свет в котором был выключен везде, кроме сцены, а высокие окна были задернуты плотными черными шторами. На первом ряду по обе стороны от прохода сидело несколько подростков, негромко переговаривающихся друг с другом, пока другие четверо парней и одна девушка танцевали (или же просто выполняли тренировочные движения?) на сцене. Их строгий тренер прогуливался от одной стороны сцены до другой прямо перед первым рядом, сложив руки на груди, и то и дело объявляя название следующего движения. Иногда он указывал рукой на ноги и руки некоторых парней, повышал голос, и, подходя ближе к сцене, останавливался, потирая лоб рукой. Ученики же продолжали танцевать, и Дэклана поражало, как они не останавливались каждый раз, когда их тренер выкрикивал очередное замечание или недовольно жестикулируя. Из пяти танцующих на сцене парней, Дэклана больше всего привлекло двое, что находились чуть впереди остальных и ближе всего к концу сцены, и еще один парень, который в какой-то момент перестал танцевать и, явно чем-то недовольный, подошел к стойке в конце сцены, схватившись за нее руками и прогнувшись в спине, будто разминаясь. Двоих из них Дэклан сразу же узнал — первый, танцующий впереди, был Джетт Уиллард — один из распавшейся недавно «тройки», а того, что прервал свой танец, Флаймер почему-то запомнил еще со дня всеобщего собрания, потому что он сидел прямо перед ним и то и дело привлекал внимание психолога своей довольно заметной нервозностью. Третий же танцор привлек его по совсем другой причине. Он просто был…будто нереальным. То, как он танцевал, приковывало к нему все внимание Дэклана. Этот танцор не просто выполнял движения по команде тренера, он буквально парил в воздухе, красиво перебирая своими длинными и стройными ногами. Играла красивая классическая музыка, но даже она не была такой легкой, как его движения. Парень взмахивал руками, сосредоточенно глядя перед собой и контролируя движения даже своих пальцев, наклонялся, чуть ли не касаясь животом своих бедер, снова выпрямлялся, крутился вокруг себя, и тянул носки в легких прыжках. Это был балет, и Дэклан не помнил, когда в последний раз наблюдал за такими танцами. Джетт, танцующий впереди всех вместе с ним, делал то же самое, но более грубо — его движения были несколько размашистыми и мужскими, после прыжков он приземлялся более тяжело и твердо, его лицо было более серьезными, а ноги мускулистыми и жилистыми. Но и у него все получалось довольно красиво и отточено. Просто парень, танцующий рядом, будто обладал какой-то магией, не позволяющей отрываться от него, пока он двигается. Дэклан даже описать словами не мог, что именно было такого особенного в его танцах. Молодой учитель наблюдал за ними через свои очки, громко ведя счет и иногда поправляя танцующих учеников, пока третий парень, привлекший внимание Дэклана, положив одну ногу на стойку, наклонялся, касаясь грудью колена и замирая так на какое-то время. Вскоре Дэклан заметил, что не один он украдкой наблюдал за уроком — неподалеку, у второй двери, столпились еще несколько парней-старост, что было видно по их брошкам на пиджаках, а ближе всех к двери в расслабленной позе стоял староста школы, Айзек Бриско. На его губах была улыбка, и он не отрывал взгляда от кого-то конкретного, только вот Дэклан уже не смог видеть отсюда, от кого точно. Интересно, кто же заставлял взгляд Айзека Бриско так смягчаться? — Боже, Джетт, не отклоняйся так сильно, у меня голова начинает болеть от твоей осанки. Эстлин, достаточно, возвращайся, — махнув рукой, скомандовал Август, и парень, который занимался растяжкой позади всех, наконец вернулся в строй, поочередно встряхивая то ногами, то руками. В какой-то момент Эстлин все же заметил Дэклана и, видимо, старост тоже, внезапно остановившись и уставившись на входные двери, и за ним повторили все, кто стоял на сцене, а затем и те, кто сидел на первом ряду, оборачиваясь и переглядываясь. Дэклан заметил такое внимание к себе и хотел было даже отступить, закрыв дверь, но Август, который тоже в недоумении обернулся, прервавшись, сначала молча смерил психолога взглядом, а затем вдруг даже как-то оживился, повернувшись к дверям всем корпусом тела и жестом приглашая Дэклана войти. По правде говоря, Флаймер даже не уверен был, что этот жест предназначался ему, потому что он ведь был не единственным, кто бессовестно подглядывал за практикой танцоров в это утро. Но, обернувшись и покосившись на вторую дверь, у которой только минуту назад, столпившись, стояли старосты во главе с Айзеком, он обнаружил, что был здесь совершенно один, а парней и след простыл. «Черт», — как-то обреченно подумал про себя Дэклан, даже закатив глаза на мгновение. Ему почему-то стало невероятно неловко. — О, нет-нет, прошу прощения, я не хотел помешать, — Дэклан поспешно схватился за ручку двери, собираясь закрыть ее, но Август сделал пару решительных шагов по направлению к двери, быстро помахав одной рукой, будто затыкая этим жестом непрошеного гостя. — Вы только сделаете мне одолжение, если зайдете, я вас уверяю, прошу, — указав на сидения позади себя, громко сказал учитель.- Мы бы по-другому вряд ли бы встретились, как следует, я практически не выхожу отсюда, мне пора здесь еще начать ночевать. Вы ведь новый психолог, верно? Доктор… — Дэклан Флаймер. Можно без «доктора»…- произнес с улыбкой Флаймер, все же войдя в зал и прикрыв за собой дверь. Он быстро обернулся, чтобы проверить, что старосты так и не появились из воздуха у второй входной двери, потому что он был уверен, что танцоры до этого явно не на него смотрели с таким интересом, но Айзека и его друзей там по-прежнему не было. — Бросьте. Зачем еще получать докторскую степень, если не для того, чтобы тебя потом все заслуженно называли «доктором», — с искренним недоумением и, посмеявшись, сказал Август, пожимая руку Дэклану.- Август Роско, директор этого зоопарка. — Маэстро! — воскликнул один из парней, сидящих на первом ряду, пока остальные посмеивались, переглядываясь. — Вы не заслуживаете другого звания после того, что показали мне сегодня утром, — повысив голос и отвернувшись от Дэклана, серьезно оповестил их Август, — хотите, чтобы я сократил группу до одного человека? — И мы все знаем, кто это будет, — сказала девушка, стоящая на сцене, и по виду самая младшая из всех. Она покосилась куда-то впереди своей правой руки, и туда же посмотрели и все остальные, и Дэклану показалось, что они смотрели на того самого парня, который пару минут назад так поразил его своими движениями. Дивайн Флэр, к которому было приковано все внимание, стоял, уперев руки в бока и пытаясь отдышаться, то и дело сдувая прядь выбившихся из пучка волос с лица. — Если бы ты так же быстро и четко, как разговариваешь, делала кабриоль, я бы на руках тебя носил, — спокойно ответил на это Август и громко похлопал ладонями друг о друга, из-за чего разговоры и перешептывания прекратились так резко, что Флаймер даже вскинул бровями, засунув руки в карманы брюк.- Я разве говорил остановиться? Нет? Мне тоже так показалось. Танцоры, что были на сцене, отставили бутылки с водой в стороны и снова выстроились так, как Дэклан видел их в первый раз. — Прошу-прошу, надеюсь, с вашим присутствием они перестанут меня позорить, — Август поспешно указал рукой на кресла, и Дэклан все же присел, закинув ногу на ногу, в то время как Роско устроился в том же кресле, но на ряд впереди него, совсем отвернувшись от сцены. Дэклана забавляло то, как он разговаривал. Была у него какая-то странная интонация в голосе (или же дело было в выражении лица?), которая выдавала его истинные намерения и мысли, и показывала, что, на самом деле, он сейчас жутко преувеличивал, и эти танцоры ничуть не позорили его, и, на самом деле, он хотел ими похвастаться. Возможно, его что-то и не устраивало, но это что-то было настолько профессионально, что только его глаз перфекциониста мог уловить эти ошибки и помарки, которые оставались скрытыми для глаз Дэклана. И Август об этом прекрасно знал. Дэклан, к слову, тоже. Поэтому он и проглотил с удовольствием эту наживку и решил подыграть ему, ведь, пускай он никогда не замечал за собой увлеченность танцами, его это на удивление эстетически очень удовлетворяло. — Как ваши первые дни здесь? Я не видел вас с того собрания, у меня нет времени даже поесть иногда — это всегда самый загруженный период, у нас куча шоукейсов и чемпионатов в середине весны, а еще и этот Большой Вечер, — устало взмахнув рукой, негромко, чтобы за музыкой его никто, кроме Дэклана, не услышал, сказал Август. — Ваши танцоры выступают на Вечере? — Да, каждый год. Благотворительность, все дела. — Вы не особо рады этому, — со слабой улыбкой заметил Дэклан, и Август красноречиво посмотрел ему в глаза, как будто обрадовавшись тому, что тот все понял. — Это безумно отвлекает моих детей от того, что им по-настоящему важно. Говорю же, это загруженный период, и помимо прочего, приходится готовиться к Вечеру. Если бы я мог сказать руководству «нет», я бы прокричал это, поверьте мне на слово, — обняв одной рукой спинку кресла и придвинувшись ближе к Дэклану, сквозь зубы произнес Август. Дэклана это улыбнуло.- Но я и так по их меркам «слишком многого прошу», и, видимо, очевидного результата им мало — они хотят лично это видеть и хвастаться моими детьми перед кучей спонсоров. Несмотря на всю резкость и беспардонность учителя танцев, Дэклан находил интересным то, как он называл этих танцоров. «Мои дети». Он будто действительно отделял их от общего числа учеников Раундвью, присваивал их себе, давал им нечто, что отличало их от других. Неудивительно, что все считали их какой-то особенной кастой людей здесь, и, понаблюдав за ними всего ничего в коридорах школы, у Дэклана были некие подозрения, что они и сами себя таковыми считали. Похоже, Август всячески поощрял это. — Я могу понять желание руководства видеть вас на Вечере. Туда ведь привлекают лучших, самых талантливых учеников, у которых невероятно высокий рейтинг. Насколько я знаю, вы достаточно строги с ними и в плане их основных занятий. — Да, я не позволяю им заниматься, если их главные предметы хромают, и снимаю с чемпионатов, если промежуточные экзамены не сданы потрясающе. Они все хотят получить заветные соло или дуэт, но для этого, помимо техники, им также надо быть в топ-10 учеников их класса, и… Эстлин! — вдруг прервался и крикнул Август, и Дэклан даже поежился от неожиданности. Он даже не понял, что именно и в какой момент пошло не так, ведь Август сидел спиной ко сцене и, вообще, был погружен в разговор с Дэкланом. Когда он успел понять, что кто-то из танцоров сделал что-то не так? И даже если он услышал это каким-то образом, как он понял, кто именно это был? — Это был не я, маэстро, — не прерывая своего танца, с паузами из-за сбившегося дыхания, отозвался Эстлин, на которого Дэклан быстро посмотрел. Август же смотрел прямо на психолога, но каким-то прозрачным взглядом, как будто прислушиваясь к шагам на сцене. Или же отсчитывая?.. — А кто, Эстлин? Моя бабушка? К слову, она бы и в своем возрасте станцевала аккуратнее…- последнее он кинул скорее Дэклану. Тот не удержался от усмешки. — Нет, я про то, что я бы не приземлился так, если бы… — У прошлого нет сослагательного наклонения, Эстлин, поправь меня, если я не прав. — Вы правы, маэстро. — Они называют вас «маэстро»? — негромко спросил Дэклан, когда взгляд Августа снова стал «присутствовать» в их разговоре. — Они у меня с юмором, — коротко усмехнувшись, пояснил Роско. Дэклан даже растерялся, улыбнувшись. Все в этой танцевальной секции казалось ему таким странным и непонятным, но одновременно с этим таким завораживающим, что он даже не знал, что конкретно чувствует сейчас, и какие эмоции вызывает у него Август Роско. — Я видел постановки и танцы, которые ставили вы, Август, — сказал ему Дэклан, иногда бросая взгляд на танцующих на сцене учеников. -Действительно впечатляет, я такого раньше не видел. У вас…интересное видение, — выдержав небольшую паузу, будто пытаясь подобрать правильное слово, добавил он. Глаза у «маэстро» загорелись. — Рад, что вы так думаете. Я очень пытаюсь влиять на эту сферу этим своим видением. Пытаюсь показать, что консервативные законы, которые, безусловно, необходимы для того, чтобы стать лучшими танцорами, никак не противоречат тому, чтобы быть открытыми к новым тенденциям и концептам. Королевской Академии это во мне не очень нравится, я при любой возможности пытаюсь тыкать им в лицо тем, насколько они застряли в прошлом веке. — Могу представить, — усмехнулся Дэклан. Он прочел в интернете много противоречащих друг другу статей об Августе Роско, безумно талантливом танцоре, который почему-то резко ушел в преподавание в самом начале своей блестящей карьеры и вырастил не один десяток успешных танцоров. Многие эти статьи восхваляли его подход, новаторство, и видение, но были и те, которые довольно резко критиковали его попытки отказаться от некоторых фундаментальных норм, игнорирование любых замечаний в сторону его практики, и готовность довольно агрессивно общаться с критиками и жюри на чемпионатах. Чаще всего эта критика исходила от той самой Королевской Академии, которую упомянул Август. Он был одним из самых известных их выпускников, который публично высказывался против системы обучения и оценивания новых танцоров в Британии. — Можете ли вы поверить, что даже сейчас два парня или две девушки танцующие интимный дуэт на сцене академии искусств все еще вызывают шок и непонимание у комиссий? — приподняв бровь в красноречивой претензии, сказал Август.- Но многочисленные награды, которые мы получаем на чемпионатах, лишь подтверждают, что публика это любит, им это понятно, мы говорим на их языке. Неважно, кто танцует, главное — как и какой в этом посыл… — Соглашусь. Те постановки, которые я видел с учениками Раундвью, просто превосходны. И то, что меня поначалу очень удивило, что дуэт танцуют два парня, рассказывающие вовсе не двусмысленную историю, только подтверждает, насколько это поддается стигме в искусстве. Как бы парадоксально это, на самом деле, ни было, ведь искусство, казалось бы, не имеет «мнения» и «табу». Но факт — меня это удивило, а затем я подумал: «почему я не видел нечто подобное раньше на большой сцене?». И это удивило еще больше, — рассуждал Дэклан, не отрывая взгляда от сцены и чуть наклонив голову к плечу. Август же все это время смотрел на него пристальным взглядом, порой даже слабо кивая и приоткрыв рот то ли в изумлении, то ли в восторге от слов Флаймера, который, по-видимому, попадал в точку каждым своим словом. Казалось, будто «маэстро» мог в любое время вскочить с места и начать аплодировать ему.- В любом случае, конечно, истории — это половина вашей заслуги. То, к.а.к. танцуют ваши ученики, по-настоящему впечатляет. Даже такого абсолютно не смыслящего в этом меня. — Вы чувствуете красоту, а такие, как я и они, понимают и разбирают ее на составляющие, — указав рукой на сцену позади себя, сказал Август.- Если вы находите постановки красивыми, значит, мы справились со своей работой. Хотя я и приверженец того, что у совершенства, как и у таланта, потолка нет. — Я слышал, вы отказываете многим потенциальным ученикам из-за отсутствия этого «таланта»… — Потому что у меня нет времени учить тому, что не дано, — практически полушепотом прервал Дэклана Август, двумя пальцами сняв с носа очки в тонкой металлической оправе.- Я сосредотачиваюсь на том, чтобы обеспечить путь в потрясающую карьеру тем, кто действительно сможет существовать в этой индустрии. Хорошие и усердные танцоры без таланта и отличительного чувства «танца», не принесут школе первые места, не заинтересуют спонсоров, и не получат «счастливый билет» в жизнь, но зато потратят кучу времени на путь к разочарованию и в долгосрочной перспективе угробят свое здоровье, — сказал Август уже более серьезно, без привычной «наигранности» в его голосе. Дэклан вскинул бровями, но все же кивнул, понимая, о чем говорит Роско. Его не поразило такое категоричное отношение учителя к своим ученикам и всей индустрии — из того, что о нем читал Дэклан, и складывалось впечатление, что он был именно таким.- Я знаю, как это звучит, — добавил Август, видя задумчивое выражение лица Дэклана, который не спешил с каким-либо ответом.- Но, к сожалению, я знаю, о чем говорю. — Что насчет нового ученика? — решил спросить Дэклан.- Он тоже успешный танцор, который перевелся сюда за вашим наставничеством, но, насколько я знаю, он не проходил у вас отбор. Я так понимаю, вы должны были быть знакомы с ним до этого, но вашего согласия в форме его заявления нет. Вы откажете ему? — Что за ученик? — сдвинув брови к переносице, спросил в ответ Август. — Джекил Найтингел. Лондон. — Впервые слышу о нем, — довольно быстро ответил маэстро, пожав плечами и отведя от Дэклана глаза. Флаймер еле заметно приподнял один уголок рта. Странно, но почему-то ему так не казалось. Что-то в лице Августа, когда он услышал имя нового ученика, показалось Дэклану «чужим», говорящим ему о том, что он явно не только слышал это имя до этого, но и знал, кому именно оно принадлежало. Глухой, но громкий стук на сцене отвлек психолога от его мыслей, и он заметил, как Август, тоже услышавший это, внезапно поморщился и даже закрыл глаза, устало потерев их двумя пальцами.- Эстлин! — громко воскликнул он.- Я спиной сейчас увидел этот ужасный выход из поддержки. — Извините…- остановившись и тяжело переводя дыхание, сказал Эстлин, на которого Дэклан посмотрел с неким сочувствием. Парень выглядел расстроенно и, поднеся руку ко лбу, разминал ногу, на которую, видимо, неудачно приземлился. — Джетт! — так же строго и громко позвал Август, развернувшись лицом к сцене.- Ты не мешок с картошкой поддерживаешь, а человека! Он не приземлиться мягко и беззвучно, если ты продолжишь так швырять его. — Да, извиняюсь, — отозвался Джетт и снова подошел к Эстлину, положив одну руку чуть выше его талии, а вторую держа у его локтя.- Привык к весу Дивайна и не рассчитал. — Я же не могу вас до старости ставить в дуэт. Хотя, может, и хотелось бы. Они — потрясающий дуэт, — последнюю фразу Август практически шепотом бросил Дэклану, обернувшись. Флаймер и так об этом знал. Он заметил, что на многих видео с чемпионатов и шоукейсов Джетт Уиллард танцевал вместе с Дивайном, тем самым танцором, которого Каспиан называл «звездой» этого клуба. И, признаться, Флаймер, кажется, начал понимать, почему… — Это намек, что я поправился?..- спросил Эстлин, вдруг сломав позу, с которой он готовился войти в поддержку. Он обернулся на Джетта, а затем и на Августа, положив обе руки себе на талию и живот, будто пытаясь почувствовать что-то пальцами. — Нет, ты вообще не при чем, — поспешно убедил его Джетт, снова легко притянув его к себе.- Это просто привычка и мышечная память. — Но… — Эстлин, — Август щелкнул пальцами, прерывая ученика и привлекая его внимание к себе. — Я говорил тебе, что ты поправился? — Нет… — Значит нет. — Вы уверены? Вместо ответа Роско лишь демонстративно закатил глаза, откинув голову назад, на что Дэклан слабо улыбнулся. — Они строги к себе…- заметил он. — Иногда даже слишком, — ответил ему Август, выпрямившись и посмотрев на сцену, где Джетт снова пытался выполнить ту же поддержку с Эстлином, пока остальные делали то же самое, но позади их. — Только Дивайну можно набирать и сбрасывать вес, когда ему захочется, — сказал один из парней, сидящих на первом ряду. Казалось, он говорил эти всем, но на самом деле он смотрел именно на Дэклана. — Потому что он любимчик, — с усмешкой, но вовсе не злой, отозвался еще один парень, что стоял у сцены, наблюдая за танцами. — Неправда, — отрезал Дивайн, выполняя очередное невероятно красивое движение и поражая Дэклана тем, что он каким-то образом заставлял даже самые сложные движения выглядеть очень легко и естественно. Флаймер, наверное, впервые видел человека, который был буквально создан для того, что он делал. Высокий, очень стройный, и такой утонченный Дивайн сливался с музыкой в одно целое, и даже простую прогулку до края сцены, чтобы попить воды, заставлял выглядеть, как часть какого-то танца. — У меня нет здесь любимчиков. Это раз. Два: тема веса здесь табу, — указав на всех учеников пальцем, строго сказал Август.- И три: очень хороший выход в арабеск пенше, Ди, но я видел, как ты делаешь это еще лучше. Ты «слишком сильно полагаешься на вращения», помнишь? Поднажми с выходами, — Дэклану показалось, что посреди этой речи Август будто кого-то спародировал. — Джетт, Эстлин — уже лучше. — Вращения?.. — Движение в танцах, — пояснил Август, снова разворачиваясь к психологу всем телом.- Дивайн — лучший в них, это его визитная карточка. Сражает судей на повал тем, как идеально выполняет их в соло. На прошлых Рождественских отборочных наставник команды соперников сказал, что он слишком доверяет своим вращениям, поэтому и использует их, когда может. Хочу показать этому кретину, что он так еще никогда не ошибался. Дэклан многозначительно покивал, а Август вдруг снова надел на переносицу очки и, чуть сощурив глаза, очень внимательно осмотрел лицо психолога, как будто пытался то ли прикинуть, сколько ему было лет, то ли прочесть по его лицу, о чем тот думал. Дэклан это заметил, но никак не отреагировал, кроме своей фирменной сдержанной, но доброжелательной улыбки. Август растянул один уголок губ в чем-то, напоминающем улыбку, в ответ. — Позвольте спросить, — произнес негромко Роско. Дэклан вопросительно приподнял бровь.- Вы здесь для того, чтобы помочь им справиться со смертью Бо? Сказать, что Дэклан почему-то вовсе не ожидал этого вопроса — это ничего не сказать. — Верно. Вот пробьюсь через их стадию отрицания, и тогда возможно будет помочь. Я слышал, вы были лично знакомы с ним? Хотели, чтобы он танцевал у вас? — О да, — быстро и охотно подтвердил Август, покивав.- С его данными? Он бы мог стать хорошим танцором. И он любил танцы. Очень часто приходил на тренировки просто посмотреть и был на всех чемпионатах. я никогда не возражал. Ему очень нравилось, как танцует Дивайн, — обернувшись на сцену, с легкой, даже немного ностальгической улыбкой произнес Август. Дэклан тоже перевел глаза на танцующего на сцене Дивайна Флэра, почувствовав в этот момент какую-то странную связь с Бо. Он тоже сидел на этих креслах и не отрывал взгляда от своего танцующего однокурсника, видя на сцене только его и испытывая, возможно, то благоговение, что и Дэклан.- Я надеялся, что однажды мне удастся убедить его стать моим учеником, пускай я и видел эту решительность в нем и уверенность, что он этого никогда не сделает. И все же мне очень хотелось однажды примирить его с его телом. — Примирить? — Танцы требуют очень высокой степени раскрепощенности — иначе попросту не получается танцевать. Бо же, как бы ни казался, все же таким не был. Почему-то. Даже удивительно в его случае. Это мое личное мнение, я не претендую на истину, — пояснил Август, улыбнувшись, но затем вдруг сразу же помрачнев, разрушив всю эту ностальгическую тень на своем лице.- Боже, это так ужасно, — тяжело произнес он, выпрямившись и выставив ладонь перед Дэкланом.- И этот буллинг, начавшийся в интернете? Кошмар. — Да… я видел, — отрешенно произнес Флаймер. Его безумно удивило, что кто-то вообще решил поднять эту тему, тем более кто-то из учителей. За всю неделю Дэклан не услышал об это ни от одного ученика, не говоря уже о взрослых. Сам же он узнал об этом совершенно случайно, когда в очередной раз просматривал социальные сети Бо и других восьмикурсников. Повторяющиеся грубые комментарии под фотографиями Бо, которые выставляли другие, чтобы «почтить память» или написать что-то приятное о нем, назойливо привлекали внимание Дэклана тем, что под ними всегда вырастали огромные дискуссии и даже споры, из-за чего алгоритмы социальных сетей всегда поднимали эти комментарии на самый верх. Нелестные и грубые комментарии, кажущиеся обычными на первый взгляд, все же почему-то не выходили у Дэклана из головы все это время. «Он не был таким, как вы о нем тут пишете», «Хватит идеализировать его», «Бо мог быть совсем другим!» — это все звучало довольно таргетировано, чтобы продолжать смахивать на злую шутку. Примечательно, что человек, оставляющий эти комментарии оставался анонимным. Аккаунт был пустой, а его имя составляли цифры и другие символы. Иногда с ним вступали в спор те, кто выставлял эти фото с Бо, вроде Марибэль Мюррей, Цереры, или же Эвера Ровэйна, но анонимный «хейтер» никогда им не отвечал. Все воспринимали это как что-то незначительное и мелкое, о чем даже не стоило говорить, и отчасти Дэклан был даже согласен. Однако, было все же в этом что-то, что казалось ему необычным. И забавно, что Август Роско тоже отметил для себя этот странный буллинг в сетях.- Мне кажется странным, — признался Дэклан, — что это делает только один единственный аккаунт. А, значит, и один человек. — Тролли всегда вылезают в такие моменты, как этот. — Нет, напротив, я не думаю, что это злая шутка, — возразил психолог. Август перевел на него взгляд, вопросительно выгнув свою бровь. — Кто-то целенаправленно оставляет эти комментарии под постами со скорбью. И только под ними. И все эти посты пишут только ученики Раундвью, при этом там нет тегов, по которым эти посты можно было бы найти… — Вы это к чему? Вы думаете, это кто-то из Раундвью? Быть не может, — фыркнул Август, дернув губой, — ни у кого не было причин не любить Бо, он был…- он сделал красноречивую паузу, взмахнув рукой в воздухе, — невероятно приятным, и ни с кем не вступал в очевидные конфронтации. Не могу представить, чтобы его ненавидели. Эти комментарии напоминают чью-то злую шутку или способ заставить обсуждения не стихать. Хайп. Это делает либо кто-то, кто хочет продолжающейся драмы, либо тот, кому Бо очень не нравился. — Либо…-произнес Дэклан, неуверенно поморщившись, — ни один из них. Своеобразная обида? Знаете, чем больше я читаю эти комментарии, тем больше они мне напоминают своеобразный способ справиться со скорбью. — Издеваясь над памятью умершего?.. Дэклан усмехнулся, покивав. — Звучит возмутительно, согласен, но психика работает очень странно и непредсказуемо в ситуациях повышенного стресса. Люди могут вести себя совершенно неадекватно по меркам общества, когда чувствуют себя не в безопасности, либо же пребывая в глубоком шоке из-за чего-то. Скорбь, вообще, — дело индивидуальное и очень непредсказуемое. Ее непрерывно изучают на протяжении многих лет, и пока что нами принято считать, что ни одно действие или форма поведения не считаются странными или же исключительными в контексте проживания скорби. Август долго и даже как-то задумчиво смотрел на психолога, медленно топая ногой в такт музыке, под которую позади него танцевали его ученики, часто останавливаясь, переговариваясь, даже, похоже что, споря, и начиная заново. Роско вдруг улыбнулся Дэклану абсолютно доброжелательной улыбкой, что так сильно контрастировало с ухмылкой, которая была на его лице весь их разговор, что Флаймер даже удивился. — Мне нравится, как вы говорите, Дэклан, — сказал ему Август, — Вы производите впечатление очень умного и неравнодушного специалиста. Как раз то, что нужно этому месту. Хоть кто-то не будет заставлять этих детей по струнке ходить, как Полонски. И я. — Вы отличаетесь от мистера Полонски, — тихо усмехнувшись, поделился мнением Дэклан. Его немного насмешил факт, что, кажется, у всей школы сходились мнения насчет чересчур строгого дисциплинарника. — Да, — согласился Роско, кивнув, — я думаю, я хуже. Димитрий абсолютно лишен эмпатии и не понимает, когда перегибает палку — это вам совет на будущее никогда не вести с ним разговоров, где требуется хоть какое-то понимание эмоций и чувств. Я же всегда осознаю, когда перегибаю палку. Порой я этим даже наслаждаюсь, — учитель улыбнулся, легким движением поправив очки на своей переносице и выглядя неимоверно довольно, что смог рассмешить Дэклана этим. — Но все равно, — добавил он уже более серьезно.- Мои методы настолько отличаются от его методов, что он не упускает ни единой возможности устроить тяжелую жизнь моим ученикам. — Я заметил, что он будто бы не в восторге от вас…- произнес Флаймер, припоминая, каким взглядом обычно Полонски провожает Роско и его танцоров. Он также видел однажды, как дисциплинарник разговаривал с Августом в коридоре в время уроков, выглядя при этом очень серьезно и даже будто бы раздраженно. А Роско, в свою очередь, был довольно громким и часто его перебивал. Несложно было догадаться о том, что эти двое не ладят. Либо же не могут поделить влияние в школе. В конце концов статусов были одержимы не только ученики Раундвью. — Он меня не выносит, — практически шепотом и приблизившись к Дэклану, сказал Август.- Потому что я отбираю весь его авторитет в этом зале. Но, будьте уверены, его чувства ко мне абсолютно взаимны, — Роско снова обворожительно улыбнулся, что с его аккуратным матовым лицом, очерченным четкими линиями, было невероятно легко, а затем вдруг с чувством закатил глаза, выдыхая. — Было приятно, наконец, познакомиться с вами, доктор. А теперь извините меня, но я только что услышал просто ужаснейший рассинхрон, из-за чего моя терпимость прямо сейчас приблизилась к нулю. Дэклан лишь улыбнулся на это, покачав головой, и с неким удовлетворением заметил, насколько этот Август Роско был живым, укутанным в какую-то совершенно свою атмосферу, человеком, наблюдая за тем, как он, из дружелюбного и приятного собеседника с ровным, довольно тихим голосом, превращается в авторитет, перед которым можно было только трепетать — настолько громко и твердо он сейчас «разносил» танцоров, допустивших ошибку, забравшись на сцену и упорно показывая им что-то. Возможно, его подход был слишком резким, на взгляд Дэклана, но, видимо, он бы не был «маэстро» без этого своего подхода. А его ученики не были бы известны на всю страну. За этот короткий разговор Август подтвердил кое-что, о чем уже несколько дней непрерывно думал Флаймер. Из всего, что он прочел в деле Бо из допросов и свидетельств, складывалась довольно простая и тривиальная картина: Бо любили абсолютно все. Врагов у него не было. Все были шокированы, что он покончил с собой. Довольно простая картина, однако практически нереальная. И это уже понемногу стало подтверждаться тем, что слышал Дэклан у себя в кабинете от тех же самых учеников. И то ли дело было в том, что его, как и полицию, пытались запутать, то ли в том, что с ним, напротив, некоторые позволяли себе какую-то честность, потому что в его кабинете отсутствовало давление. Давление как от Дэклана, так и будто бы от кого-то еще, кто постоянно следит, чтобы убедиться, что каждый говорит то, что должен сказать. Флаймер пока не знал, что именно из этого было правдой, но он собирался это выяснить. Может, правдой были обе эти мысли. Ведь он понял что, некоторым ученикам он верить больше, чем другим. И этот странный «комментатор» из интернета? Вопреки мыслям Роско и, возможно, остальных, Дэклан почему-то был уверен, что им был кто-то из Раундвью. Однако, возможности проверить это абсолютно не было.

***

Айзеку надоело слоняться по академии, поэтому, навернув три круга по первому корпусу, выйдя к озеру, где встретил других старост, а затем сходив к часовне, где наткнулся на Нокса, читающего одну из его глупых книжек о физике, и моментально пожалев, что пришел, он зашел в столовую, чтобы взять там бутылку воды, и вернулся к танцевальному залу, надеясь, что репетиция у танцоров уже закончилась, а Флаймер, так тем более, уже давно ушел. Точнее, то, что занятия у танцоров уже закончились, он знал точно, потому что знал расписания этих занятий и репетиций. Но насчет психолога было ничего не ясно, поэтому Айзек просто надеялся, что тот не остался «побеседовать» с Роско после занятий. Айзеку уже начало казаться, что от нового психолога было нигде не скрыться. Сегодня утром, так вообще, Роско чуть не спалил, что они подглядывали за репетицией, именно из-за Дэклана. Зачем он вообще туда пришел, так еще и сам начал подглядывать? В любом случае, Айзек с дружками успели слинять до того, как Роско их заметил, и все внимание, благо, перепало на Флаймера. Бриско пытался не поддаваться искушению вернуться, но была суббота, а в субботу всегда было тяжело отвлечься от навязчивых мыслей за неимением важных, срочных, и до одури скучных дел, которые бы ему пришлось разгребать, будучи старостой школы. Жана он тоже не видел все утро, хотя в его комнате его тоже не было. Он проверял. Вернувшись в пустынный третий корпус, Айзек, незаметно оглядываясь по сторонам в поисках психолога или же самого маэстро, подошел к танцевальному залу и, бесшумно приоткрыв одну из входных дверей, заглянул внутрь. Свет, по-прежнему, горел только над самой сценой, а во всем зале не было никого, кроме одного-единственного танцора, который в полной тишине пытался заставить свое тело танцевать еще лучше. Штора, отделяющая заднюю часть сцены от огромных зеркал, в этот раз была отодвинута, и он, стоя прямо посередине и глядя на себя в зеркало, принялся вращаться вокруг себя, пошатнувшись после пятого или шестого раза и все же сломав свою идеальную позу. С некой усталостью или даже раздражением он дотронулся до своей головы обеими руками, утирая пот со лба рукавом кофты на замке, которая, приподнявшись, сейчас еле доставала ему до середины ребер. Айзек скользнул глазами по его оголенному животу и спортивным штанам, облегающим бедра, а затем поднялся к рукам, которые тот красиво выставил в стороны перед тем, как снова повторить то, что он делал до этого. Бриско усмехнулся и все же вошел внутрь, тихо прикрыв за собой дверь и медленно приближаясь к сцене. Танцор продолжал стараться над своими движениями, совсем не замечая, что был в зале не один, потому что взгляд его был прикован только к себе самому в отражении зеркала. Айзек не понимал, что он пытался сделать или же что и почему у него не получалось. Признаться, он никогда не понимал таких деталей, просто ни черта в этом не смыслил. Старосте вечно казалось, что все, что он делает, было правильно. Танцор не заметил даже, как Айзек поднялся на сцену, оказавшись совсем рядом, но, увидев его мельком в отражении зеркала, округлил глаза, громко ахнув. Он резко перестал вращаться вокруг себя и чуть не оступился от неожиданности или даже испуга, положив руку себе на грудь и замерев так, пытаясь перевести дыхание. — Ты напугал меня, — сказал он Айзеку, все еще глядя на него в зеркале, и его лицо еще недолго сохраняло такой серьезный вид. Он вдруг улыбнулся и обернулся, и морщинка между его бровями оставленная строгой концентрацией разгладилась при виде старосты. Айзек подумал, что зря он это ему сказал. Потому что, если Эстлин Карлайл выглядел так всегда, когда был напуган, то Бриско теперь хотелось пугать его почаще. — Как ты узнал, что я все еще здесь? — Ты всегда остаешься, когда все уходят. Что просто клиника, потому что ты и так посвящаешь все время танцам, но…- Айзек подошел к краю сцены, нагнувшись и поставив на пол бутылку воды, на что Эстлин посмотрел с неким вопросом, который моментально сменился благодарностью, как только он бросил взгляд на свою литровую пустую бутылку, стоявшую рядом с той, что принес староста. — Тебя могут увидеть здесь, — сказал танцор, переводя дыхание. Айзек бросил в его сторону свернутое в рулон полотенце, и Эстлин, поймав его одной рукой, прижал его к своей шее. — Во всем корпусе ни души, даже ваш этот маэстро свалил, — как бы между прочим сказал староста, засунув руки в карманы и наблюдая за ним. — Ты по краю ходил сегодня. Все видели, как ты подглядывал с остальными. — О да, и не только мы со старостами, — намекая на Дэклана, фыркнул Айзек. — Мы думали, он хоть немного отвлечет маэстро, пока мы лажаем, — Эстлин улыбнулся, говоря об этом, и Айзек почему-то не мог не улыбнуться ему в ответ. Это все было из-за того, как он смотрел на него при этом. У Эстлина всегда был этот взгляд, который как бы говорил Айзеку, что он готов был рассказать ему все на свете, если бы он стал слушать. Айзек бы стал. Дважды. — Ничего подобного, клянусь, у него глаза на затылке. — Поржу, если они станут друзьями. — Маэстро и новый психолог? Не, не думаю. Сомневаюсь, что маэстро вообще может в дружбу. Вот язвить Полонски при любом удобном случае — это его. Что ты сказал им, кстати? Своим друзьям? — склонив голову к плечу и чуть сощурившись, спросил Эстлин, на что Айзек ему ничего не ответил. Он только внимательно посмотрел ему в глаза, а затем еле заметно ухмыльнулся, отвернувшись и медленным шагом пройдясь вдоль края сцены. Танцор нетерпеливо покусал нижнюю губу и, бросив полотенце на пол, нагнал старосту, остановив его за рукав его черного свитера.- Скажи мне, — с улыбкой попросил он, заглянув Айзеку в глаза.- Ты сказал, что пришел посмотреть на Джетта? — Эстлин, — негромко произнес Айзек, как бы прося его не принимать это близко к сердцу. Эстлин же качнул головой, улыбнувшись. — Я ведь не обижаюсь. Просто спрашиваю. — Нет, я не говорил про Джетта. Мне вообще не нужно придумывать никаких оправданий. Я староста школы, в конце концов, и могу быть где угодно и смотреть на что угодно. И на кого угодно, — сквозь ухмылку добавил Айзек, положив руку Эстлину на поясницу. Она была влажной от пота и совсем не закрытая одеждой, на что Бриско до этого, видимо, не совсем обратил внимание, зато сейчас, когда его рука прикасалась к его оголенной коже где-то помимо рук и лица, Айзека будто током пробило. Он на автомате чуть было не одернул руку, но вместо этого лишь прижал его к себе посильнее. — Все так пялились на тебя, я даже почувствовал себя странно, — практически шепотом произнес Айзек, на что Эстлин только улыбнулся, довольно невинно обхватив руками его торс и приподняв голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Айзек был выше него. Он был выше, кажется, всех в Раундвью, за исключением, может быть, только Эмерсона Дзелли. Или Жана, но только когда тот носил ботинки на высоком каблуке. Эстлин же не замечал их разницу в росте до тех пор, пока их год назад не поставили в пару во время обучения танцам для бала. Тогда танцоры часто меняли партнеров, чтобы помогать учить тех, кто вообще не умел танцевать, и какое-то время Эстлин танцевал именно с Айзеком. В тот раз он впервые заметил, каким же староста был высоким, что абсолютно не помогало при его скудных попытках танцевать. Сейчас же Эстлин заново вспоминал об этом каждый раз, когда Айзек вставал слишком близко к нему. Или же когда ему приходилось приподниматься, чтобы… — Они явно смотрели на Дивайна, — сказав Эстлин, игриво склонив голову к плечу, из-за чего Бриско вместо его губ оставил поцелуй на его скуле. — М-м-м, не думаю. — Или на Джетта. — На этого амбала? — поморщившись, выдал Айзек. Эстлина это рассмешило, и он сжал руками бока старосты. — Брось, он твой друг. — Мы уже давно не так уж и близки, — промурлыкал Бриско ему в щеку совершенно отстраненно, как если бы вся эта тема его совершенно не волновала. Он действительно не знал точно, на кого конкретно пялились те парни, с которыми он подглядывал за репетицией ранее. Ему казалось, что они смотрели на всех поочередно, и то, что какое-то время они наблюдали за Эстлином, совершенно не оправданно и странно злило его. Как бы, ему и нравилось, что он вызывает восторг, и одновременно с этим он ловил себя на мысли, что лучше бы они, действительно, все время пялились только на Дивайна. Или же этого амбала, Джетта. Он вообще им всем не доверял. Эстлин медленно но верно заставил его понять, что парни могут видеть в других парнях, и с тех пор его жизнь не была прежней. Это не только открыло ему новый взгляд на себя, но и заставило по-другому посмотреть на тех, кто его окружает. Он стал в разы меньше доверять другим парням. Айзек знал, что у них на уме 24/7 было всякое… Что, опять же, возвращало его мыслями к абсурдному.- Ему обязательно так лапать тебя во время занятий? — спросил Айзек, резко отстранившись от Эстлина, на что тот, не удержавшись, посмеялся. — Ты про Джетта? — Про Роско, — качнув головой, почти перебил его Айзек. — Он ведь учитель, он показывает как надо. И зачастую это требует того, чтобы он прикасался к нам и либо показывал, какие мышцы надо задействовать, либо проверял, делаем ли мы это, как надо, и напрягаем ли мы правильные мышцы. — Да, но это не мешает ему прикасаться к тебе как-то совсем не прилично, — ответил на это Айзек, а у Эстлина чуть слезы не потекли от смеха. Он даже не знал, что непоколебимый Айзек Бриско мог ревновать его хоть к кому-то. Тем более к учителю, который, справедливости ради, действительно не делал ничего неприличного или выходящего за рамки «танцевальной этики». Айзеку просто показалось, и это удивляло Карлайла, потому что ему всегда казалось, что он в принципе не мог чувствовать чего-то, вроде ревности или собственничества. Или же это Эстлин не до конца осознавал, насколько серьезно Бриско к нему относился. Они вот так встречались уже несколько месяцев, но делали это тайно, потому что никто (даже сам Айзек до недавнего времени) не знал, что старосте школы нравятся не только девушки, и ему нужно было время, чтобы почувствовать себя комфортно со своей ориентацией, прежде чем демонстрировать ее всем остальным. Эстлин абсолютно не торопил его. Но, признаться, ему было даже приятно от того, что Айзек совершенно по-глупому ревновал его. Это будто подтверждало, что он не просто проводил с ним свое время. И Эстлину это нравилось. Потому что ему, если честно, совершенно не уперлись все эти продвигаемые современностью и его поколением рамки и границы. Ему хотелось, чтобы его ревновали. Ему хотелось, чтобы его присвоили себе. И сейчас ему впервые показалось, что, возможно, староста никогда и не был таким уж непробиваемым и сдержанным. Возможно, он был просто осторожным. — Танцы в принципе очень…тактильные, — сказал ему с улыбкой Эстлин, когда Айзек свободной рукой дотронулся до его щеки и попустил между пальцев его светло-рыжие волосы — мягкие, но спутанные после тренировки. Он легким движением заправил тонкую прядь у лица ему за ухо и обхватил этой рукой его шею, оставив большой палец на его щеке. — Не аргумент, — усмехнулся староста, коснувшись губами его взмокшей шеи. Он нехотя оторвался от него и пробежался глазами по всему его телу, задержавшись взглядом на его тяжело поднимающейся и опускающейся груди и капельках пота на его лице. Айзеку это нравилось. Даже слишком.- Ты выглядишь сейчас, прям как в тот вечер, в гостиной, — сказал он ему, нова поднявшись взглядом к его серым красивым глазам. — Тогда, когда ты наорал на меня, сказав, что вышвырнешь из школы, если я не послушаюсь и не прекращу тренироваться там? — Да. Тогда. Каждый раз, когда Айзек видел Эстлина, его мысли возвращались к тому самому вечеру несколько месяцев назад, когда он стоял посреди гостиной, такой же вспотевший и с покрасневшими щеками, как сейчас, тяжело и громко переводящий дыхание. Он был вымотан тренировкой, и у него еще хватало сил спорить с Айзеком и пытаться ему что-то объяснить вместо того, чтобы послушаться его и извиниться, исчезнув оттуда так быстро, что Бриско даже не успел бы заметить. Это возмутило Айзека. По правде говоря, его до сих пор это возмущало. Просто уже совсем в другом смысле. — Айзек, скажи мне…- позвал Эстлин, заставив Бриско вынырнуть из своих мыслей. Танцор вдруг перестал обнимать его обеими руками и отстранился, отойдя на пару шагов назад и расставляя руки чуть-чуть в стороны.- На твой взгляд…я поправился? Только честно. — Что за…бред, — как-то отрешенно выдал Айзек даже прежде, чем его мозг успел проанализировать его слова и понять, что он ему сказал. Это все равно казалось ему бредом. Он смотрел на Эстлина сейчас и абсолютно не понимал, откуда вообще вылезла эта мысль. Айзеку казалось, что у него была потрясающая фигура. Он был миниатюрным и красиво сложенным, с еле заметным рельефом мышц, как и у любого, кто занимался спортом на постоянной основе. Он не был таким же худым, как Дивайн Флэр, но это скорее и было плюсом. Тот, вообще, кажется, исчезал. -Мне так кажется…- сказал Эстлин, положив руки себе на живот и бока, — Роско говорит, что я выдумываю, но клянусь, в последнее время мне правда заметно, что я будто поправился. Ты так не думаешь? — Ну…э…я не часто вижу тебя без одежды, но мне кажется, что… — Хочешь? Увидеть меня без одежды?.. — вдруг перебил его Эстлин, заставив Айзека заткнуться и перестать оценивающе пялиться на его тело, снова поднявшись в глазам. — Эм… — Я просто подумал…если…хочешь…- пробормотал Эстлин, вдруг кожей почувствовав, как у него либо вспыхнули щеки, либо же, наоборот, вся кровь от лица отлила. На самом деле, и Айзеку показалось, что если бы он не был черным, румянец на его щеках был бы слишком заметен. Он даже не знал, что мог чувствовать что-то такое, ведь смущаться от подобного было совершенно по-детски и странно. В последний раз он ощущал такое лет в 13, если не раньше. То, какая красноречивая между ними воцарилась тишина, ощущалась тяжестью на плечах обоих. Не хватало только звука сверчков где-то вдали. Эстлин уже раз сто успел пожалеть о том, что сказал, точнее, что само у него будто вырвалось, минуя все мысли. Айзек же пытался понять, как отреагировать на это так, чтобы это не звучало совсем отчаянно. — Забудь, что я… сказал сейчас, — медленно и отрывисто, но что самое главное — очень тихо попросил его Эстлин, с силой потерев губы друг о друга. — Боюсь, такое уже не забыть, — признался Айзек, всерьез задумавшись о приоритетах в своей жизни. Потому что они с Эстлином, казалось, сделали друг с другом уже все, кроме самого главного. Они еще не занимались сексом. Точнее тем сексом, который предполагал проникновение. Поэтому Айзек даже не знал, было ли то, что сказал Эстлин, задумано настолько двусмысленным, или же это же вышло случайно и, как говорится, «по Фрейду»? В любом случае, намек был понятен. Более чем. Айзек еще какое-то время просто молча наблюдал за Эстлином, который, разувшись, принялся разминать свои стопы, что он делал каждый раз в конце тренировки, чтобы снять напряжение с ног. И, на первый взгляд, все было будто бы нормально и как обычно, но Бриско все же заметил, что Эстлин и сейчас, как и во время своей тренировки, выглядел достаточно отрешенно и загруженно, будто он постоянно думал о чем-то тяжелом, пытался высчитать что-то, постоянно сбивался. И это точно не было связано с неловкостью от того, что он сказал несколькими минутами ранее — в конце концов, они уже успели посмеяться над этим. Айзек замечал эти еле видные морщинки на лбу, и то, как он нервно кусал нижнюю губу и щеки, и то, как его взгляд бегал по полу или же по залу, не фокусируясь на чем-то долгое время. Бриско знал, что сфокусированный и твердый взгляд был важен для танцоров, и у Эстлина обычно глаза не бегали от вещи к вещи, будто не зная, на чем остановиться. Это заставляло Айзека думать о всяком дерьме. Он знал, что что-то было не так. — Как ты, Эстлин? — как бы невзначай спросил он, пройдясь по краю сцены за танцором, но держа дистанцию, — У меня в последнее время было мало времени, но я беспокоюсь за тебя… — Не надо этого, — с нервной улыбкой вдруг перебил его Эстлин, указывая пальцем куда-то в сторону старосты. — Чего?.. — Быть таким добрым со мной. Из-за меня у тебя куча проблем. — Эстлин, я же гово… — Я еще не говорил с психологом, — снова перебил его Эстлин, подняв с пола свое полотенце и, сжимая его руками, остановился посреди сцены. Его голос как-то странно дрогнул, и Айзек внимательно посмотрел на него, выжидая. -И я очень переживаю из-за этого. — Из-за чего? — спросил Айзек, решив успокоить его.- Он не будет давить, он ни на кого не давит. У него явно что-то на Жана, но с остальными он просто… «дружески беседует». — На Жана? — не понял Эстлин. Он обернулся, встретившись с Айзеком глазами.- Почему? — Не знаю, у него к нему какой-то повышенный интерес, — фыркнул староста, закатив глаза.- Он ничего тебе не скажет. Никто не знает про тебя и гостиную, кроме нас троих. Флаймер не станет устраивать допрос. — Да, но если… я просто не знаю, стоит ли говорить ему…- неуверенно проговорил, точнее даже прошептал Эстлин, не отрывая от Бриско своих взволнованных глаз. — Он ведь заметит, что я нервничаю, мне кажется, это все замечают. Но я почти не знал Бо, значит, очевидно, дело в другом. Он спросит, в чем. А я просто не смогу сказать об этом… — Эстлин…- попытался остановить его Айзек, видя, что за него сейчас говорят эмоции, а не рациональность. Но тот проигнорировал его. — Я видел кого-то, Айзек, — пускай тихо, но твердо сказал ему Эстлин, то и дело бросая взгляды на входную дверь позади него.- Ты поверил мне тогда. — Я и не переставал тебе верить, — так же тихо заверил его староста. Он знал, что Эстлин просто нервничал, но ему не хотелось, чтобы он хоть на мгновение подумал, что Айзек ставил его слова и то, что он видел той ночью, под сомнение. Потому что он не считал Эстлина параноиком, и от галлюцинаций он точно не страдал. И он точно не мог подделать ту паническую атаку, которую словил в то утро, когда вся академия узнала, что Бо был мертв. В то же самое утро он рассказал Айзеку, что видел кого-то выходящим из гостиной поздно ночью, и это, пускай удивило его, не было чем-то, чему он придал большое значение в тот момент. Но смерть Бо все перевернула тогда для него. Он не мог не сопоставить то, что случилось, и то, что он видел, и отделаться от этой, может, даже и мнимой связи он так и не мог. Тогда было слишком темно, чтобы Эстлин смог узнать того, кого он видел, к тому же, это произошло слишком быстро. Этот кто-то вышел из гостиной, торопливо, но тихо закрыв за собой дверь, и выскользнул в коридор, ведущий к главному холлу, в то время, как Эстлин шел в сторону гостиной, завернув к лестнице к общежитиям. Он разглядел только то, что этот человек был одет в черную длинную худи, а на его голове был ее капюшон. Это все вызывало у Эстлина такую сильную тревогу, и его так пугало то, что этот некто мог заметить его в ту ночь, что он не сказал об этом полиции и, вообще, никому, кроме Айзека. Он слишком боялся, что этот кто-то «следит» за тем, чтобы он никому не выдал его тайну. И Бриско никогда не давил на него по поводу того, стоит или не стоит ему говорить об этом хоть кому-то. Он просто подержал его, когда тот решил промолчать, и по сей день пытался успокоить его, убеждая в том, что этот человек явно его не видел, и, вообще, он может быть никак не связан со смертью Бо. И именно это заставляло Эстлина нервничать еще больше, потому что ему казалось, будто Айзек ему не верит до конца. Потому что Эстлин откуда-то з.н.а.л. о том, что тот, кого он видел, точно знал, что случилось с Бо, и на ум Карлайлу приходили только самые ужасные сценарии развития событий в ту ночь. — Этот человек тебя не видел. Иначе он бы явно уже показался тебе, чтобы взять с тебя гарантию, что ты никому не скажешь, что видел его, — логически рассуждал Айзек. — Я не могу сказать с уверенностью… Он точно посмотрел в мою сторону, но я не знаю, видел или нет. Он ведь тогда задержался у двери на мгновение, — глаза Эстлина бегали по сцене, будто он пытался вспомнить в деталях, что он видел в ту самую ночь. С тех пор он, кажется, делал это постоянно. Как и внимательно осматривал всех в академии, будто машинально пытаясь прикинуть, кто это мог быть.- Я постоянно об этом думаю… Айзек спустился за ним со сцены и настойчиво подал ему бутылку воды, замечая, что ему все еще было жарко то ли из-за интенсивной тренировки, то ли из-за того, что он нервничал. Эстлин отпил немного в спешке, из-за чего струя воды потекла у него по подбородку и шее, и староста засмотрелся на это, легко улыбнувшись. — Ты продолжаешь думать об этом, потому что тебе кажется, что в этом есть твоя ответственность и вина, — твердо и будто пытаясь убедить его перестать, сказал ему Айзек. — Она и есть! — Карлайл. — Прости, — не послушав его, искренне извинился Эстлин, чуть приподняв голову и посмотрев старосте в темные глаза.- Прости, это все из-за меня. — Ты уже извинялся, и я сказал тебе, что это бред. Это моя ответственность. Гостиную не закрыл на ночь я. — Да, но из-за меня! А все только и говорят, что это ты такой безответственный и пренебрегаешь обязанностями, будто это ты виноват в этом. — Вообще плевать, — пожав плечами и чуть ли не зевнув, отрезал Айзек. — Плевать? — даже возмутился Эстлин, легко ударив его ладонью по плечу, из-за чего Айзек в шутку пошатнулся. — Тебя допрашивала полиция из-за этого! А вот это было правдой. Айзека действительно очень долго допрашивали по поводу этой двери, и почему он оставил ее открытой на ночь, и как часто он вообще «забывал» о том, что должен был делать как староста школы. Один из детективов даже слишком давил на него, явно в чем-то подозревая, но Айзек продолжал настаивать на том, что просто забыл ее закрыть и, вообще, в ту ночь у них были посиделки в другом конце академии и ему было не до этого. Он не упоминал Эстлина. Он никогда его не упоминал. И ни с кем. Разве что только с Жаном. В конце концов, де Вер поддержал его с тем, чтобы не втягивать в это все Карлайла. Его не было в ту ночь в гостиной. Айзек никогда не давал ему ключ от нее. Такой была официальная версия, о которой знала полиция и все вокруг. — У тебя могли быть серьезные проблемы, если бы дело быстро не прикрыли неизвестно почему, — сказал ему Эстлин, возмущаясь его спокойствием. Точнее, он его не понимал. Эстлин знал, конечно, что Айзек бы никогда не скинул на него вину, потому что он слишком хорошо знал своего старосту. Он был не таким. Но это все равно не мешало Эстлину удивляться этому. — Да, возможно. Но этого не случилось. Забудь об этом. Твоей вины в этом нет. — Но это произошло из-за меня. Только из-за того, что я забыл… — Ты правда так думаешь? — вдруг серьезным, даже каким-то строгим голосом спросил Айзек. Эстлин редко слышал его таким резким.- Думаешь, что это произошло потому, что гостиная была не закрыта, а не по какой-то другой причине? Эстлин, — Бриско положил руки ему на плечи и сжал их, из-за чего танцор почему-то почувствовал себя спокойно. Будто прикованным к земле. — Всегда есть другие комнаты. Это бы произошло где-нибудь еще. Это произошло бы, и если бы Бо хотел себя убить, и если бы тот, кого ты видел, был причастен к этому. Он бы сделал это с ним где-нибудь еще. Гостиная была закрыта каждую ночь. Никто не ждал, что она будет открыта. В Раундвью полно других комнат. Он повторял это Эстлину, словно какую-то мантру, и тот внимательно слушал его, понемногу отпуская эмоции и обдумывая его слова, ведь в том, что говорил Айзек, была правда. Никто не знал, что Айзек давал ключ от гостиной Эстлину. Это было их маленькой тайной, от которой просто не мог знать никто другой. В конце концов, все их секретные отношения начались именно с этой гостиной. Однажды Айзек пришел закрывать ее на ночь, а там, сдвинув кресла в стороны и освободив центральную часть, тренировался Эстлин. Август Роско всегда был очень строг с графику тренировок и не позволял своим танцорам переутомляться. Он считал, что изнурительных тренировок каждый день достаточно, чтобы выучить и отточить материал, но сами ученики так не считали. В них говорил перфекционизм и желание быть лучшими и выбить наконец «то самое» соло, которое прославит их на чемпионатах. Эстлин был одним из них. Он мечтал однажды обойти своего друга, Дивайна, и сделать все, чтобы Роско смотрел на него так же, как на Флэра. Чтобы он давал ему самые лучшие соло, чтобы он не сомневался, что он принесет ему первые места. Чтобы он был его выбором номер 1. Как и многие танцоры, Эстлин тренировался и вне графика тренировок. Но из-за того, что Роско закрывал зал по вечерам, чтобы никто не приходил туда и не выматывал себя отработками, им приходилось искать свои помещения, которые были бы хоть немного пригодны для этого. У Эстлина это была гостиная на втором этаже. С чем абсолютно не был согласен Айзек. И если поначалу Карлайлу удавалось его избегать в силу того, что Бриско было зачастую плевать на то, что в 10 вечера гостиная должна быть закрыта, и он мог придти закрывать ее и в 11, то постепенно Айзек стал натыкаться на него там каждый вечер. В первый раз они даже сильно повздорили, и Айзек просто наорал на него, заставив уйти. В следующие несколько вечеров история повторилась, только тогда Айзек казался еще злее обычного, невероятно возмущенный тем, что какой-то танцоришка его не слушает и делает, что хочет. Постепенно стычки с Эстлином начали Айзека просто напросто утомлять, и он даже задумывался над тем, чем бы таким ему пригрозить, чтобы отвадить от гостиной, пока однажды, в очередной раз придя в гостиную вечером, он не увидел его во время танца. И, черт знает, что именно тогда произошло, но Айзек засмотрелся на то, как Эстлин, казалось, парил над гостиной, такой весь легкий, будто с невидимыми крыльями на спине. Он засмотрелся на то, как он разминался, закинув ногу на спинку кресла и нагибаясь к ней грудью, на то, каким он был гибким, как он тяжело переводил дыхание, каким он был покрасневшим и вспотевшим от нагрузки, и почувствовал возбуждение от того, что видел его таким. Он сам не помнил, как решил подойти к нему и почему, но он приблизился к Эстлину так бесшумно, что тот совсем не заметил его и потому испугался, когда, выполняя очередное красивое движение, он крутанулся и наткнулся на старосту позади себя. Они стояли так близко тогда, и Эстлин молча и нервно выжидал, когда Айзек снова начнет выходить из себя и прогонять его, но Бриско этого не сделал. Вместо этого он почему-то поцеловал его тогда — резко и будто с каким-то любопытством, а Эстлин почему-то позволил ему, прежде чем осознать, что произошло, и поспешно уйти оттуда. После этого они еще неделю постоянно переглядывались в коридорах школы и в столовой, ничего не говоря друг другу. Бриско думал. О многом, вообще, но больше всего о том, почему никогда не замечал в себе ничего подобного. Он подолгу наблюдал за Жаном и Бо, которые всегда были рядом, пытаясь понять, хотел бы он быть такой же парой с Эстлином, ведь он никогда не смотрел на парней в.о.т. т.а.к. до этого, и его очевидно напугало то, что он сделал тогда в гостиной. Айзек смотрел сейчас на Эстлина, и ему казалось диким то, что тогда он мог сомневаться в том, нравился он ему или нет. Если бы Эстлин не поцеловал его тогда в ответ во время очередной их стычки в гостиной после того неловкого поцелуя, Айзек даже не знал, как смог бы переключиться на кого-то другого. Эстлин ведь совершенно необъяснимо и за считанные дни заставил его думать о том, что он мог сделать для него, лишь бы всегда видеть его таким, как тогда в гостиной. «Я могу не закрывать для тебя гостиную на ночь. Или давать тебе ключ», — сказал ему однажды Айзек, когда они в очередной раз прятались от всех в библиотеке между стеллажами с книгами. «У тебя могут быть проблемы из-за этого». «Да какие? Все нормально. Завтра можешь практиковаться, сколько хочешь». Айзек отдал ему ключ, а Эстлин возвращал его поздно ночью, либо же рано утром. И все действительно было нормально до той самой ночи, когда Карлайл просто забыл закрыть гостиную, а когда вспомнил об этом через несколько часов и вернулся, то увидел ту самую фигуру, из-за которой решил этого не делать. Он до сих пор не мог объяснить почему. Ему просто не хотелось приближаться к гостиной, ведь ему казалось, что если там кто-то был, то Айзек должен был об этом знать. Бриско же сохранил то, что Эстлин тренировался той ночью в гостиной, в тайне и взял всю вину за незапертую дверь на себя. Потому что, пускай он и не признавался остальным в том, что они встречались, он осознал, что не позволил бы никому ему навредить. И для этого он сделает, что угодно.