Сгоревшее королевство

Mike Oldfield — Nuclear

             Пока Кэйа курит на балконе за большими стеклянными дверями, Чайльд ложится рядом на кровати, и Альбедо ждёт, что он снова сунет руку под портупею на бедре, но вместо этого Чайльд поворачивает его к себе, прихватив за подбородок, и пристально смотрит в глаза.       — Детка, тебе ведь не всё равно, с кем трахаться?       Альбедо растерянно моргает. Он не видит смысла ни во лжи, ни в излишней откровенности — по крайней мере, на этом этапе.       — Нет.       Чайльд наклоняет голову к плечу и подцепляет портупею у Альбедо на груди, тянет одним пальцем. Это ожиданиям Альбедо соответствует больше.       — Не то чтобы у меня были предрассудки вроде секса по любви, — голос Чайльда становится низким, тягучим, и это странно заводит, — но я, знаешь, люблю быть особенным.       — Все люди особенные.       — Я не хочу быть как все. Я хочу, чтобы ты помнил меня как кого-то неповторимого, — настойчиво продолжает Чайльд и нависает над ним, чтобы оказаться лицом к лицу. — Чтобы видел во мне нечто, чего ни у кого другого нет. Понимаешь?       Альбедо пристально смотрит ему в лицо, и Чайльд ощутимо смущается.       — Что?..       — У тебя интересные скулы. Разрез глаз, который нечасто встречается даже в Снежной. Красивый тонкий шрам на виске и вот этот, похожий на рябь на воде, под ключицей. Я обычно рисую карандашами или маслом, иногда акварелью, под настроение, но для тебя я бы выбрал пастель. Ты словно чуть-чуть двоишься в глазах. Не знаю, как объяснить, я просто… так вижу. Я бы взял для твоих волос свой любимый оттенок, похожий на облака на закате. Знаешь, когда они становятся золотыми и немного розовыми. И то, как проступают веснушки на спине между отпечатками Бездны, нарисовал бы, втирая в бумагу крошки грифеля, срезанные ножом.       Чайльд выслушивает его не моргая и, кажется, не дыша.       — И твои глаза, — продолжает Альбедо, — ни у кого не встречал таких глаз. Они тянут, как вода, едва-едва покрытая льдом. Хочется тронуть и узнать, провалишься ли.       — Хорошо, — хрипло шепчет Чайльд. Он всё ещё в джинсах, но Альбедо чувствует его возбуждение кожей. — Ты меня убедил. Я не сотрусь из твоих воспоминаний. Наверное.       — Земля помнит всё, — убедительно говорит Альбедо. — Ты никогда не исчезнешь из её воспоминаний.       — Мне плевать на землю. Я хочу твою память.       Альбедо усмехается и касается носом его носа.       — Мог бы просто сказать, что у меня красивая задница, — продолжает Чайльд и целует его сразу с языком.       — У тебя красивая задница, — смеётся Кэйа, закрывая за собой балконную дверь. От него тянет холодком и сигаретным дымом. — И всё остальное тоже ничего.       Чайльд стонет, когда Кэйа, сев рядом, сжимает его ягодицу и громко шлёпает.       — Давай, — говорит Кэйа, и в его голосе прорезается жадность, — не тяни…       Он давит Чайльду на поясницу, заставляет сильнее прижаться к Альбедо. Альбедо вздрагивает — Чайльд давит членом точно на основание пробки, и это…       …нет, он хотел бы это испытать, но…       …наверное, не сегодня…       Он вздрагивает, отодвигается, пытаясь избежать тесного контакта, и невольно охает, когда Кэйа вытаскивает его из-под Чайльда и переворачивает на спину.       — Я не сделаю ничего, что тебе не понравится, — шепчет он Альбедо в щёку, целует за ухом, в шею, в плечо, — ты всегда можешь сказать «нет», это нормально.       Под его весом Альбедо хочется стонать от удовольствия, и это уже слишком опасно. Можно потерять контроль, и тогда…       — Нет. Не трогай меня.       Кэйа отстраняется после первого слова. Сев на кровати, Альбедо убирает с лица растрепавшуюся чёлку и встречается взглядом с Чайльдом, стоящим на четвереньках и тяжело дышащим.       — Хочешь передохнуть? — спрашивает Кэйа так спокойно, будто ничего не случилось. Альбедо боялся этого момента больше всего, когда думал о вероятных свиданиях. — Это нормально, не смотри так.       — Хочу, чтобы ты мне вставил, — медленно произносит Чайльд, глядя на Альбедо так, будто собирается его загипнотизировать. — Хочу, чтобы вы трахнули меня в два члена. Дай мне пощёчину. Сожми мне горло, пока я буду тебе сосать.       Всё это по отдельности заставило бы Альбедо вскипеть, но Чайльд выглядит как одержимый, и в уголке его рта выступают капли слюны.       Подавшись вперёд, Кэйа заслоняет Альбедо плечом и отвешивает Чайльду такую пощёчину, что полупустая комната отзывается эхом.       Мотнув головой, Чайльд безумно хохочет и кидается на него, сшибает с кровати плечом, падает сверху. Они катятся по полу как два сцепившихся пса, Чайльд рычит, и от того низкого, едва слышного звука, который издаёт Кэйа, у Альбедо встают дыбом волоски на затылке.       — Ударь меня! — Чайльд бросает Кэйю на лопатки, прижимает за плечи, садится верхом. — Давай, я знаю, ты…       Кэйа под ним двигает бёдрами, и Чайльд, вспыхнув, стонет, но ярость снова берёт верх. Он встряхивает Кэйю, будто пытаясь привести в чувство, склоняется к его лицу.       — Ударь в полную силу. Мне не нужны оплеухи, я уже не мальчишка! Я воин!       Схватив его за волосы на затылке, Кэйа медленно тянет назад, пока Чайльд не ойкает. Звучит жалобно.       — Здесь не поле битвы. — Кэйа говорит тихо, но каждое слово звучит как приказ. — И не состязание.       — Я должен уйти?..       — Нет.       — Тогда сражайся со мной!       — Я не хочу, чтобы ты уходил. — Альбедо смотрит, как Кэйа разжимает хватку, вплетает пальцы Чайльду в волосы, и не знает, что должен чувствовать. Остаётся только следить молча, потому что у него самого нет идей, что делать. — Но мы не будем драться. Чего ты хочешь?       Чайльд замолкает. Его грудь вздымается так, что видно, как под бледной кожей расходятся рёбра. Следы Бездны на спине слабо светятся, и Альбедо запоздало понимает природу этого странного приступа.       — Мне больно, — тихо говорит Чайльд и прикрывает глаза. С ресниц срывается слезинка, падает Кэйе на грудь. — Мне так больно. Ничего не помогает. Я так не могу, я…       — Ты пил обезболивающее?       — Что?..       Кэйа сгребает его в охапку и, встав на колени, поднимает так, будто Чайльд вообще ничего не весит.       — Я позвоню Чжун Ли.       — Не надо!       — Всего минута. Потерпи. — Кэйа кладёт его на кровать, головой Альбедо на колени, и вытаскивает из джинсов мобильник.       — Сейчас ночь!       — Он никогда не спит. Господин Чжун Ли?       В трубке слышится заинтересованное «слушаю».       — Здесь Чайльд, — продолжает Кэйа, второй рукой давя Чайльду на грудь, чтобы не пытался вскочить. — Он жалуется на боль. Судя по реакции отпечатка Бездны, это остаточная реакция на эссенцию. Я могу дать ему что-то из своих лекарств?       Чжун Ли понижает голос, так что Альбедо не слышит ни слова. Тяжело дыша, Чайльд снова закрывает глаза, прикусывает побледневшие губы. На висках вздуваются желваки, на руках сильнее проступают вены.       — Дыши, — тихо просит Альбедо и обхватывает его лицо ладонями. — Мы рядом.       Чайльд только скрипит зубами.       — Ещё минута, — бросив телефон на кровать, Кэйа склоняется к Чайльду, легко похлопывает его по щеке. — Я сейчас разведу лекарство. Говори, что чувствуешь.       Пока Кэйа высыпает какие-то порошки из своей поясной сумки в большой стакан и разводит водой из бутылки, Чайльд, почти не размыкая губ, хрипит:       — Я не могу дышать. Мне кажется, у меня сломаны все рёбра. Спину жжёт. Как будто эти следы пытаются содраться с меня вместе с кожей. Долбаные колени опять дрожат. У меня… у меня… спазмы в горле… Я сейчас задохнусь…       Кэйа отпивает бурой жижи из стакана и, сев Чайльду на бёдра, пихает стакан Альбедо, а сам давит Чайльду на челюсть, приподнимает голову и прижимается ртом к его рту, медленно гладит горло. Весь трясясь, Чайльд с усилием сглатывает, давится, и Кэйа поворачивает его на бок.       — Сейчас станет легче, — обещает он и, обхватив стакан поверх пальцев Альбедо, отпивает ещё. — Давай, всего один раз.       Чайльд заходится кашлем от ещё одного глотка, влитого изо рта в рот, на простыни брызгает, и Кэйа сразу поднимает ему голову, подсовывает под шею подушку.       — Дыши. Как можешь.       Вытряхнув содержимое сумки на кровать рядом, он открывает коробку с тонкими шприцами. В каждом сверкает жёлтая и голубая жидкость. Встряхнув один из шприцов, чтобы два вещества перемешались, Кэйа давит пальцем Чайльду на сгиб локтя и мастерски находит вену с первого раза.       — Нет, — шипит Чайльд, пытаясь выдернуть руку, но Альбедо сразу придерживает её у плеча и запястья. — Ненавижу уколы! Не смей… не сме…       Кашель заставляет его сбиться. Кэйа хладнокровно давит на поршень, пока шприц не пустеет, и сразу отбрасывает его на другой конец комнаты. Чайльд отворачивается, утыкается в подушку. Его дыхание медленно выравнивается, окаменевшие плечи расслабляются. Кэйа снова кладёт ладонь ему на затылок, ласково перебирает и тянет волосы, разминает мышцы.       — Почему я должен это делать… — сипит Чайльд, ни на кого не глядя. — Почему должен разбираться в этом… я не хочу… я никогда не хотел…       Кэйа поднимает его, не обращая внимания на слабое сопротивление, закутывает в тяжёлое одеяло, комом валяющееся рядом, прижимает к себе. Посомневавшись мгновение, Альбедо тоже садится ближе, просовывает руку в одеяльный кокон и, нащупав ладонь Чайльда, сжимает. Он не раз видел, как люди так выражают поддержку. Может, Чайльду пригодится.       Бессильно уронив голову Кэйе на плечо, Чайльд с усилием приподнимает ресницы и, взглянув на Альбедо, слабо улыбается. Он уже не выглядит обезумевшим.       — Потому что мы ещё потрахались не во всех позах, — хмыкает Кэйа. — Сейчас лучше?       — Лучше, — неохотно признаётся Чайльд.       — Ты здесь, чтобы больше не было больно. — Кэйа целует его в висок и обнимает крепче. — Нет ничего стыдного в том, чтобы пить обезболивающее. И в том, чтобы признавать свою боль. Она — твой противник, а ты всегда побеждаешь.       Чайльд ничего не отвечает, но по лицу видно, что он всерьёз размышляет над этими словами. Пока он не видит, Кэйа устало жмурится, и, подумав, Альбедо берёт за руку и его.              ~              Кэйа просыпается от того, что Чайльд всхлипывает, и сначала думает, что приступ повторился, — но нет, это не приступ, это кошмар. Чайльд спит крепко, вцепившись в подушку так, будто она удерживает его над пропастью; его лицо слабо подёргивается, зрачки мечутся под сомкнутыми веками.       — Чайльд, — шепчет Кэйа. Трогать он пока не решается — не исключено, что сразу после этого окажется на полу, и хорошо, если не с перегрызенной глоткой. Слишком рано для таких приключений. — Чайльд, это просто сон.       Сонный Альбедо поднимается на локте на другой стороне кровати. Он улёгся так далеко, что Кэйа, даже мечась во сне, вряд ли хоть раз бы до него дотронулся.       — Мы должны его разбудить.       Кэйа выразительно смотрит на тёмные синяки у себя на плечах. Вздёрнув брови, Альбедо перекатывается по кровати и зачем-то щупает Чайльду пульс на шее.       — Частое сердцебиение, — глубокомысленно сообщает он скорее себе, чем Кэйе, и резко хлопает Чайльда по щеке.       Чайльд кидается на него раньше, чем открывает глаза, но прежде чем Кэйа успеет вмешаться, Альбедо всё с тем же спокойным лицом опрокидывает Чайльда на спину, набрасывает на него одеяло и прижимает руками и коленом.       — Тебе приснился кошмар, — спокойно говорит он, пока Чайльд пытается вслепую ударить его. — Ты у Кэйи в постели. Хочешь, сделаю тебе чаю?       — Что?.. — Чайльд замирает и, помолчав, стягивает с головы одеяло. — Зачем мне чай? Что вы со мной делаете?..       Кэйа невольно фыркает — такой Чайльд уморительно растрёпанный.       — Тебе снилось что-то плохое, — объясняет Альбедо и наконец отпускает его.       — Сейчас вернусь, — бормочет Чайльд и выбирается из постели. Взглянув на часы, Кэйа легко понимает истинную причину его побега: время очередной инъекции. Чайльд всё ещё не хочет, чтобы Альбедо знал. — Ложитесь без меня.       — У тебя отработанная методика, — замечает Кэйа.       — Моей матери часто снились кошмары. — Альбедо пожимает плечами. — И она намного опаснее него.       Он замолкает, не зная, что добавить.       — Не любишь обниматься во сне? — спрашивает Кэйа.       Альбедо поднимает на него глаза. Вид у него растерянный.       — Почему ты так решил?       — Между нами было больше метра, — хмыкает Кэйа.       — Я не хотел мешать.       Кэйа ложится и хлопает по матрасу рядом с собой.       — Обнимашки?       Глядя на него, Альбедо задумчиво хмурится, будто пытаясь принять логичное решение. В тёплом свете ночника, обнажённый, он выглядит как натурщик какого-нибудь гениального скульптора, и Кэйе совсем не хочется его торопить.       — Я не думал, что можно так просто лечь с кем-то рядом, — признаётся Альбедо. — Мы ведь… знакомы совсем недавно.       — Это просто предложение. Ты можешь отказаться.       Альбедо ложится рядом, вытягивается у Кэйи под боком.       — Так не слишком близко?..       Кэйа притягивает его к себе, укладывает головой на плечо.       — Не слишком.       — Чем вы тут уже занимаетесь? — хмыкает Чайльд, неторопливо направляясь к кровати. — Стоит только отвернуться…       Он заваливается на кровать и обнимает Кэйю сзади, с удовольствием зарывается носом в волосы на затылке.       — Я тоже люблю обниматься, — немного обиженно ворчит он. — Если снова буду дёргаться во сне, просто пиздани мне под дых.       Умиротворённо выдохнув, он прижимается к Кэйе сильнее и закрывает глаза.       — Я думал, я жестоко его разбудил… — бормочет Альбедо, задрёмывая у Кэйи в объятиях. — Но это даже для меня слишком…       Кэйа ещё какое-то время лежит без сна, слушая их тихое дыхание и глядя, как колышутся прозрачные занавески. Альбедо, как только засыпает крепче, утыкается Кэйе в грудь, а Чайльд не успокаивается, пока не запихивает колено Кэйе между бёдер, и только тогда перестаёт возиться. Индикатор его браслета мягко пульсирует в полутьме, подсвечивая голубым свежие шрамы на бледной коже.       Засыпая, Кэйа думает: раньше его заботило, с кем он спит, но все связи оказывались случайными, и бурные ночи редко повторялись. Теперь всё перевернулось с ног на голову, и случайные люди почему-то задержались в его жизни. Рад ли он этому?       Он и сам ещё не понял, но рядом с ними кошмары мучают меньше.              ~              Поднявшись на верхний этаж клиники, Чжун Ли сцепляет пальцы за спиной и поднимает глаза. На фоне луны скользит равнодушная Селестия, звёзды всё ярче проступают на темнеющем небе; сегодня был хороший день — ни один пациент не отправился к Ху Тао.       — Как самочувствие, доктор Чжун Ли? — хитро улыбаясь, спрашивает Бай Чжу и облокачивается на перила балкона рядом. — Не желаете принять микстуру для сна?       — К старости бессонница из врага превращается в друга. — Чжун Ли слегка усмехается. Однако вряд ли Бай Чжу пришёл сюда для праздного обмена любезностями. — Что-то случилось?       — К вам гость. Не пациент.       Чжун Ли вздыхает. Он знает, кто это, и знает, что разговор не выйдет приятным.              Сяо ждёт его в кабинете, прохаживаясь вдоль дивана, где обычно сидят пациенты.       — Я слышал, ты принял на лечение Фатуи, — без предисловий начинает он. Тёмная аура струится с его пальцев и волос, течёт из глаз висящей на поясе маски. — Зачем?       Чжун Ли останавливается на пороге, складывает руки на груди.       У него нет ответа на этот вопрос. Вернее, нет ответа, который для Сяо прозвучит убедительно.       — Он тебе угрожал? Только скажи, и я…       Чжун Ли поднимает руку, прося выслушать. Сжав губы, Сяо покоряется, но дружелюбности это ему не прибавляет.       — Никто не стал бы мне угрожать. Да, мне заплатили за его лечение. Но я согласился не из-за этого.       У Сяо вздрагивают пальцы, аура венцом взвивается вокруг головы.       — Ты уверен, что это безопасно? Мне остаться?       — Не нужно. Всё в порядке.       Сяо подходит, неловко замирает в паре шагов.       — Я не хочу, чтобы и с тобой случилось дурное, — тихо говорит он, бездумно пробегая по своей маске кончиками пальцев. — Если тебе понадобится защита…       Чжун Ли обнимает его за плечи, притягивает ближе, и Сяо, рвано выдохнув, прижимается лбом к его груди.       — Я могу себя защитить. Ни сейчас, ни в будущем для меня этот человек не представляет опасности. Не беспокойся.       — Зачем? — глухо повторяет Сяо. — Разве такие как он стоят твоих усилий?       Чжун Ли прикрывает глаза.       — Я уже погубил слишком многих. Время отдавать долги.       Но это только половина правды. Та половина, которую он сам готов сказать вслух.