July Talk — Touch
— Доброе утро, Тома. — Вместе с Бай Чжу в кофейню будто заглядывает солнце, так согревает его улыбка. — Спасибо, что начинаете раньше ради меня одного. — И вам доброе утро, доктор. Как обычно? — Конечно. — Бай Чжу усаживается на высокий табурет у стойки и подпирает голову рукой. — Мои вкусы неизменны уже много лет, но вы лучший на моей памяти бариста в Ли Юэ. — Всё потому что вы предпочитаете матчу, — смущается Тома, — в Иназуме я научился готовить её почти в любых вариациях… не факт, что классический кофе в моём исполнении так же хорош… — Вас что-то мучает? — тем же спокойным тоном спрашивает Бай Чжу. Под его весёлым прищуром Тома чувствует себя обезоруженным. — Господин ещё не приехал? — Насколько я знаю, нет. — Может, я зря решил его обогнать… — Помните, Тома, — Бай Чжу дарит ему ещё одну улыбку, — нельзя заставить человека себя спасти. Вы с ним связывались? — Он не берёт трубку с дня моего отъезда, а госпожа… отмалчивается. Сразу меняет тему. — Любое лечение требует сил и решимости. Дайте ему время. Вы сильно устаёте? Хотите, я попрошу для вас дополнительный выходной? — Нет, я бы предпочёл работать вовсе без выходных, — тихо говорит Тома, взбивая матчу с горячей водой. — Когда нечем занять руки, я себе места не нахожу. — Я за вами присматриваю. — Бай Чжу поправляет блестящие очки. — Будете злоупотреблять работой — выпишу вам снотворное и трёхдневную рабочую неделю. Тома со смехом отмахивается от него и вместе с готовой матчей вручает два моти с пастой из сладких бобов. — О, — Бай Чжу прикладывает руку к груди, — вы меня балуете! — Здесь мало кто любит иназумские сладости, вы балуете меня тем, что едите их. — Вы недостаточно себя цените, но это поправимо. Хорошего дня, Тома! Тома машет ему вслед и снова садится в кресло, вытягивает ноги. Он в Ли Юэ около недели — потребовалось время, чтобы получить багаж, отыскать приличную квартиру, где сможет при необходимости остановиться госпожа, господин или кто-то из их друзей, а также получить необходимые документы у Цисин. Больше всего волнения вызывал вопрос, пойдут ли ему навстречу в центре реабилитации, но, к удивлению Томы, это оказалось проще всего. Выслушав его просьбу, Чжун Ли только кивнул и предложил сделать любой напиток на свой вкус. Так Тома приступил к работе в кофейне на территории клиники, где должен был провести какое-то время его господин. Возникла всего одна проблема. Господин таинственно исчез в пути. Снова звонит дверной колокольчик — редкость в такой час. До восьми приходят доктор Бай Чжу и иногда кто-нибудь из сестёр. Чжун Ли появляется ближе к ночи, пациенты из стационара прилипают к витринам с двенадцати до двух дня и с пяти до семи вечера, в свободные от процедур и посещений часы. Большую часть смены здесь пустовато, заглядывают только случайные прохожие, туристы и пациенты, посещающие терапию, — их немного, и Тома полагает, что скоро выучит каждого в лицо и по имени. Ранний гость точно был здесь вчера вечером — его броский сумерский наряд и большие наушники сложно не запомнить. — Доброе утро! — улыбается Тома. — Повторить вам заказ? Сумерец замирает, не дойдя до стойки. — Вы помните, что я заказывал? — Конечно, это было меньше десяти часов назад. — У вас потрясающая память. Тома молчит, не зная, что ещё добавить, пока сумерец пристально разглядывает его. — У вас можно работать? — наконец, спрашивает он. — Или это не одобряется? — Можно. — Тома указывает на стенные ниши с одиночными столиками. — Я здесь меньше недели, но ни разу не видел, чтобы были заняты все места. Вы никому не помешаете. Если захотите уединения, можете задёрнуть штору. — Сколько это стоит? — Пару чашек кофе и что-нибудь из выпечки, — улыбается Тома. — Если не захотите, можете ничего не брать. Вы мне не помешаете. — А вашему сменщику? — У меня нет сменщика. Видимо, приняв эту информацию к сведению, сумерец задумчиво пробегает взглядом по меню. — Есть что-нибудь пряное? — Как раз вчера получил новые сумерские специи. Что написать на стаканчике? — Аль-Хайтам, секретарь Академии Сумеру. — Он протягивает руку, и Тома с удовольствием её жмёт. — А вы? — Тома, клан Камисато, комиссия Ясиро… то есть… забудьте, что я сказал. Просто Тома. — Ясиро? — Аль-Хайтам заинтересованно прищуривается, но сразу возвращает себе прежнее спокойно-равнодушное выражение. — Я заберу заказ, когда настрою сеть. Вливая в большой стакан шоты эспрессо, Тома краем глаза наблюдает, как его ранний гость располагается в самой дальней нише. В Иназуме многим лучше работается в маленьких кафе или чайных, в Мондштадте предпочитают таверны, в Ли Юэ — рестораны и уличные террасы, но в Сумеру… Тома почти не встречал людей оттуда. Аль-Хайтам с кивком забирает у него свой заказ и утыкается в экран ноутбука. Что ж, — думает Тома, — даже так немного веселее. ~ Альбедо просыпается от непрерывной вибрации под лопаткой. С трудом разлепив глаза, он смотрит на левую руку, но его браслет на месте. Чайльд спит рядом, его рот приоткрыт, дыхание хриплое; Альбедо торопливо поднимается на локте, смотрит на его запястье. Индикатор истошно мигает красным. Альбедо дважды касается маленького табло, чтобы посмотреть, как давно пусты слоты с лекарством. Больше трёх часов. — Чайльд. Тебе пора в клинику. Чайльд не отзывается. Альбедо легонько трясёт его за плечо, хлопает по щеке, приподнимает, но добивается только того, что голова Чайльда безвольно закидывается. Пульс слабый, хотя и ровный; определить по этим показателям, насколько проблема серьёзна, Альбедо не под силу. Вывод всего один — Чайльду срочно нужно к Бай Чжу. На сборы хватает минуты: Альбедо втискивается в шорты и рубашку, натягивает сапоги, набрасывает пальто, заворачивает Чайльда в одеяло и закидывает на плечо. Тащить его на руках при такой разнице в росте было бы слишком долго. К счастью, ключи от машины валяются рядом с забытой на полу курткой. О том, что ни разу не водил, Альбедо вспоминает, только когда укладывает Чайльда на заднее сиденье и садится за руль. Впрочем… дорогу он помнит — спасибо фотографической памяти, — и видел, как ведёт Чайльд, значит, должен справиться. Он прикладывает руку Чайльда к сенсору под разбитым табло, чтобы разблокировать систему, поворачивает ключ в замке зажигания, повторяет за Чайльдом — левая педаль, переключить рычаг, правая педаль, вывернуть руль. Машина послушно выезжает со стоянки, и Альбедо успокаивает себя тем, что раз Чайльд при своём безумном стиле вождения ни с кем не столкнулся, то и он не должен. — Отдыхаете? — весело спрашивает Бай Чжу. — Не возражаете, если я присоединюсь? Чжун Ли вежливым кивком предлагает расположиться рядом на диване. — Чаю? — Не откажусь. Чем наслаждаетесь сегодня? — Новый экспериментальный сорт из Цинцэ. Горьковатое послевкусие стеклянных колокольчиков и ягодная свежесть… идеально для этого времени суток. — Звучит восхитительно, как и всегда. — Всего лишь озвучиваю свои впечатления, — слегка улыбается Чжун Ли и ставит перед ним маленькую пиалу. — Вы как раз ко второму проливу. Он особенно хорош. Дверь к клинику хлопает. Кто-то быстро проходит по коридору и толкает дверь в холл. — Альбедо? — окликает Чжун Ли. — Что-то случилось? Альбедо молча направляется к нему, перехватывает лежащий на плече объёмный свёрток на руки и бережно укладывает на диван. Край одеяла сползает, и Чжун Ли видит бледное в синеву лицо Чайльда и свисающую руку с пустым браслетом. — Пожалуйста, — тихо говорит Альбедо. В его глазах плещется страх, и сам он выглядит немногим лучше, чем его спутник. — Помогите ему. — На второй этаж, к лозам, — командует Бай Чжу. — Третья и восьмая палаты не заняты. Чжун Ли благодарен ему за чёткую инструкцию. Он хотел бы ничего не чувствовать, глядя в осунувшееся лицо Чайльда, хотел бы не привязываться к пациентам, как напоминает Бай Чжу, но… Спустя шесть тысяч лет всё ещё есть вещи, которые ему неподвластны. Когда двери лифта закрываются, он прижимается лбом ко лбу Чайльда и прикрывает глаза. — Живи, — просит он так тихо, что и сам бы не услышал. — Назло всем, кто предал тебя. Живи. Номер Альбедо высвечивается на экране, когда Кэйа включает кофеварку и закуривает первую сигарету. — Соскучился? — нежно спрашивает Кэйа вместо обычного «да?». — И это тоже, — торопливо говорит Альбедо; голос у него дрожит, и у Кэйи холодеет в груди от дурного предчувствия. — Чайльд в клинике под лозами. — Что случилось? — Это я виноват. — Вздох Альбедо звучит больше похоже на всхлип. — Я не знал, но… — Где ты? — В клинике. В холле. Меня не пустили в палату. — Сейчас буду. Жди меня там. Не выпуская из зубов сигарету, Кэйа наспех одевается, хватает с вешалки куртку и выбегает из дома. До клиники минут десять прогулочным шагом; рысцой Кэйа управляется за пять. Вопреки его опасениям, Альбедо всё ещё сидит в холле на диване, застывшим взглядом сверля пиалы с недопитым чаем и зажав ладони между колен. — Альбедо? — тихо зовёт Кэйа и садится рядом. — Как ты? — Мне не нужно было подпускать его так близко, — безжизненно говорит Альбедо, продолжая смотреть перед собой. — Не нужно было звать к себе. Я пошёл на поводу у своих желаний… Мне так хотелось, чтобы кто-то был рядом. Но из-за меня Чайльд не заехал за лекарством, и теперь… теперь… Он вздрагивает и со страшным булькающим звуком опускает голову. — Это моя вина, — повторяет он еле слышно. — Я не должен сближаться с людьми. Не должен разрушать их жизни. Я приношу только несчастья. Кэйа осторожно поворачивает его к себе, обводит большим пальцем дрожащие губы. — Альбедо, — мягко говорит он; этот успокаивающий тон всегда безотказно действует на детей, животных и тех, кто вне себя от страха, — поправь меня, если я неправильно понял. Вы с ним встретились, поехали к тебе, а потом? — Я проснулся и увидел, что он без сознания. — Метод работает — Альбедо успокаивается настолько, чтобы чётко ответить на вопрос. — Он не заехал заправить браслет. Я привёз его сюда, передал доктору Чжун Ли, и… Кэйа, не встреть он меня, он бы… С ним всё было бы в порядке… — Подожди, — останавливает Кэйа, — твоя теория исключает вариант, что Чайльд мог просто забыть. — Что?.. — удивлённо переспрашивает Альбедо, и Кэйа мысленно благодарит его логическое мышление, способное возобладать даже над паникой. — Давай подождём Чжун Ли или Бай Чжу. — Кэйа успокаивающе сжимает его руку. — Они точно скажут, что случилось. Двери лифта открываются, и в холл шагает Чжун Ли собственной персоной. — Доброе утро, Кэйа, — приветственно кивает он, — как себя чувствуете? — Я приехал к Альбедо, — отзывается Кэйа. — Слышал, что ваше имя не следует упоминать всуе, но думал, это шутки. — Конечно, шутки, — улыбается Чжун Ли, и всё же он бледнее обычного, а морщинки в уголках губ делают его суровее. — Вас волнует состояние Аякса? Альбедо с недоумением смотрит на него, потом на Кэйю. — Аякса?.. — В самом деле, он редко представляется этим именем. — Чжун Ли едва заметно вздыхает. — Его состояние не вызывает опасений. Через несколько дней целебные лозы восстановят его организм. Вы правильно поступили, что сразу привезли его сюда, Альбедо. — Я боялся, что он умрёт, — бормочет Альбедо, — что он уже умирает, а я не могу помочь ему… не могу ничего исправить… — Идём выпьем кофе, — говорит Кэйа и снова обнимает его за плечи. — Доктор Чжун Ли, мы сможем навестить Чайльда? — К сожалению, визиты на второй этаж запрещены. Нет причин волноваться. Вы встретитесь с ним сразу же, как только доктор Бай Чжу снимет лозы. Я попрошу кого-нибудь из сестёр немедленно оповестить вас или позвоню сам. Пожалуйста, в первую очередь позаботьтесь о себе. За его вежливостью слышится требование уходить, и Кэйа решает не искушать судьбу. Альбедо идёт за ним след в след, цепляясь за его руку, и щурится, когда они оказываются на солнце. — Ты правда считаешь, что я не виноват? — неуверенно спрашивает он. Кэйа берёт его лицо в ладони, наклоняется, чтобы посмотреть в глаза. — Да. Ты привёз Чайльда сюда, и он в безопасности. Окажись он один у себя в квартире, как скоро кто-то узнал бы, что он в отключке? У Альбедо округляются глаза. — О таком я не подумал… — Ты не можешь отвечать за поступки других людей, — твёрдо продолжает Кэйа, для которого эта мысль когда-то тоже была дикой. — Но можешь сделать то, что зависит от тебя. И ты это сделал. Хочешь огромный латте с сиропом и двойными сливками? Альбедо облизывает пересохшие губы. — Хочу. — Тогда давай перекусим в кофейне, а потом, если хочешь, оставайся у меня. За тобой ведь всё ещё некому присмотреть? Покачав головой, Альбедо шепчет только одно слово: — Спасибо. ~Empathy Test — A River Loves a Stone
Единственный сегодняшний приём Чжун Ли переносит на завтра. Страх лишён оснований — жизни Чайльда ничто не угрожает. Токсины, переполняющие его кровь, за несколько часов не успели причинить существенного вреда. Мозг не повреждён, внутренние органы тоже, но… Неподвижно сидя на краю его кровати, Чжун Ли смотрит на осунувшееся лицо, оплетённое сетью тонких лоз, на медленно пульсирующую в такт сердцебиению печать Дендро. Исцеляющий кокон — самое гуманное средство избавления от болезней. Нежный, как материнские объятия, он погружает в сладкие сны, приносит желанное забвение, избавляет от боли… Чжун Ли осторожно просовывает пальцы между гладких стеблей, касается щеки Чайльда, и тот во сне слабо подаётся навстречу, изгибает губы в манящей улыбке. — Спи, — шепчет Чжун Ли, — я о тебе позабочусь. Может быть, пора пересмотреть лечение. Сколько ещё эссенции выдержит его тело, пока разум сможет примириться с пустотой вместо пьянящей, отравляющей мощи? Сколько лет смертной жизни успел отнять Глаз Порчи? Чжун Ли кладёт руку поверх печати Дендро, прикрывает глаза, произнося заклинание. Большинству его пациентов достаточно бесед и медикаментов, и прибегать к магии приходится только в самых тяжёлых случаях… …например, в таких. Глаз Бога Чайльда надёжно заперт в сейфе, но мятущаяся Гидро стихия всё же откликается на зов. Когда-то эта вода была прозрачной, как родник, берущий начало в горных ледниках; отравленная, она почти черна, и каждый, кто сделает глоток, станет жертвой, вольётся в бурный поток. Тише, — просит Чжун Ли, — тише. Река не разобьётся о камень, не смирится с преградами — но даже мгновение покоя может выровнять течение. Скучаешь ли ты по дому, Аякс? Было бы тебе легче за холодным морем? И можно ли назвать заботой то, что тебя привезли сюда в цепях и оковах из льда? Чайльд стонет, впивается пальцами в простыни, и Чжун Ли бережно накрывает ладонью его кулак. Порой даже силы лоз недостаточно, чтобы отогнать кошмары. ~ — Я могу его увидеть? Аль-Хайтам выглядит абсолютно спокойным. Не будь они давно знакомы, Бай Чжу, пожалуй, решил бы, что его брак с Кавехом фиктивный. — Пока нет. — Бай Чжу переплетает пальцы, опускает на них голову. — Первое время ему придётся провести во сне среди лоз. Организм измотан, только во сне… — Я должен его увидеть. — Аль-Хайтам поднимается, и в маленьком кабинете Бай Чжу сразу становится теснее и будто бы темнее. — Я не стану приближаться. Не издам ни звука. Мне нужно только убедиться, что он в порядке. Пожалуйста, покажи его мне. В качестве исключения. Бай Чжу уверен, что следующей фразой будет что-то вроде «ради нашей дружбы», но аль-Хайтам его удивляет. — Я могу помочь с пациентами, если нужно. Не удержавшись, Бай Чжу прикрывает рот ладонями и смеётся. — Пойдём. Они поднимаются на второй этаж, Бай Чжу открывает смотровое оконце, и аль-Хайтам жадно приникает к стеклу. Его зрачки расширяются, уголки рта вздрагивают. Кавех бы и у незнакомца вызвал сочувствие: как ни укладывали его сёстры, в волшебном сне он постоянно сползает к краю кровати, вертится, толкает кокон то коленом, то ладонями, и его подушка мгновенно вымокает от слёз, хотя её меняют каждые полчаса. — Он страдает? — тихо спрашивает аль-Хайтам. Он даже не моргает. — Ему можно помочь? — Лозы фиксируют состояние нервной системы. Ему не больно и не страшно. Каждый видит свои сны. Ты говорил, он непоседа. — Бай Чжу, — аль-Хайтам понижает голос, — мне нужно его видеть. Хотя бы раз в день, иначе я окажусь с ним на соседней кровати. Я знаю, что это против правил, но… — Наше единственное правило — благополучие пациентов. Если он попросит встречи с тобой, никто не станет препятствовать. Аль-Хайтам с усилием трёт переносицу. — Он никогда не попросит. Упомяни при нём моё имя — и перед тобой разверзнется бездна яда. — Узнаю твои вкусы, — фыркает Бай Чжу. — Хорошо. Когда это станет безопасно, я разрешу ему прогулки не меньше трёх часов в день. Но если наш новый великолепный бариста уволится из-за ваших скандалов, сам займёшь его место. — Ты что, хочешь отравиться? — холодно спрашивает аль-Хайтам. Пропустив предсказуемую шпильку, Бай Чжу вкладывает ему в руку пузырёк с успокаивающей настойкой. — Ты не сможешь поговорить с ним в ближайшие два-три дня. Смирись. Используй время с пользой. Например, выспись. Я готов приводить тебя сюда каждый день, но ни тебе, ни ему это пока не поможет. Не расшатывай себе нервы. — Кавех не расшатал их за восемь лет, — угрюмо отвечает аль-Хайтам и снова прилипает к оконцу. — И сейчас ему не удастся. Бай Чжу бестактно кладёт руку ему между лопаток. Аура Дендро вокруг пальцев в ту же секунду становится оранжево-красной. — Ты на грани нервного срыва. Если завтра не станет лучше, я лично затолкаю тебя в ванну с травами и вколю тройную дозу транквилизаторов. Давай не будем доводить до крайностей. Аль-Хайтам медленно поворачивается, тяжело смотрит исподлобья, но у Бай Чжу иммунитет к психологическому давлению. — И никаких переработок, — добавляет он. — Ли Юэ — красивейшее место. Съезди куда-нибудь. Кавех говорил, что ты взял отпуск за все годы работы без выходных. — Мне не с кем поехать. — Не пытайся меня запутать, любитель одиночества. С твоим мужем ничего не случится. Если ему станет хоть немного хуже, я сразу дам тебе знать. В ту же секунду. А теперь убирайся отсюда. И нормально поешь! Уходящий аль-Хайтам всем видом даёт понять, что ничего не расслышал, хотя его наушники позволяют улавливать звуки из другого крыла клиники. Два сапога пара.