Сгоревшее королевство

      После вечернего обхода и очередной инъекции бесполезных витаминов полагается поужинать и лечь спать, но Чайльду противны правила. Он дожидается, когда несколько таких же, как он, восстанавливающихся после сна в лозах, спустятся в столовую, и спокойно обходит открытые палаты. Ему нужна сущая мелочь. Никто и не заметит пропажи.       В одной из палат среди тюбиков и баночек с какой-то косметической дрянью находится россыпь красных заколок для волос. Что надо.       Чайльд заимствует одну, прокрадывается к знакомой двери в дальнем конце коридора, разбирает заколку на две части и вскрывает замок. Примитивный механизм, Тевкр бы и тот справился.       В холле никого — Бай Чжу в это время занимается пациентами на верхних этажах, а им требуется куда больше внимания, чем спящим и только пробудившимся. Это Чайльду на руку. На столике уже стоит новая баночка с чаем и две фарфоровых пиалы. Значит, Чжун Ли спустится, как только закончится последний сеанс психотерапии.       Чайльд заваливается на диван, задирает ноги на спинку и довольно поводит плечами. Будь такой в его палате, он бы, может, не сбегал при первой возможности.       Лифт уезжает наверх, после паузы двигается вниз. Сняв ноги со спинки, Чайльд затаивается. Чжун Ли прощается с пациентом, проходит к столику — и вздрагивает, встретившись взглядом.       — Почему ты не в палате?       — Хотел тебя увидеть. — Чайльд садится, подбирает под себя ногу, улыбается. Конечно, Чжун Ли не верит его невинной мордашке и чистому взгляду. — Ты ведь приходил ко мне, пока я валялся в лозах?       Блеф чистой воды. Чайльд ничего не помнит.       — Откуда ты знаешь? — Чжун Ли меняется в лице. Немного, но Чайльд изучил его достаточно, чтобы заметить. — Ты не мог меня слышать.       — В твоём духе сидеть у моей постели и говорить то, что никогда не повторишь, пока я в своём уме. — Нет, Чайльд не собирается его щадить. Он пробьёт этот Гео щит. Раскрошит его на куски и доберётся до сердца. Ввинтится в уязвимую плоть как паразит. — Скажешь, я не угадал?       Чжун Ли садится рядом с ним, неторопливо насыпает чай в гайвань, подносит к носу, потом даёт понюхать Чайльду. Очередная трава без вкуса. Ничем не отличается от предыдущих, по мнению Чайльда.       — Я волновался за тебя, — нехотя признаётся Чжун Ли.       — Да что бы со мной случилось? — фыркает Чайльд и, спустив ногу на пол, раскидывает руки на спинке дивана, как бы невзначай касается лопатки Чжун Ли, наматывает на пальцы собранную в хвост длинную прядь. — Кроме того, что я проебался перед Альбедо.       — И передо мной, — добавляет Чжун Ли тем как бы спокойным тоном, от которого Чайльд каждый раз леденеет и начинает паниковать.       — Ты злишься? — жалко спрашивает он и сразу складывает руки на груди.       Он и так знает — Чжун Ли не злится. Он в ярости.       Мгновение они сидят неподвижно — воздух и время между ними густеют, как смола, превращающаяся в янтарь, — а потом Чжун Ли разворачивается с такой молниеносностью, что даже Чайльд не успевает уловить движения.       Тяжёлая, как каменная глыба, ладонь Чжун Ли одним ударом в грудь выбивает из него дыхание, длинные когти впиваются в кожу. Чайльд хватает воздух ртом, пытается оттолкнуться ногами, чтобы вырваться, но только пинает столик. Пиалы с мелодичным звоном раскалываются, чайник катится в угол по гладким плитам, а драконьи глаза Чжун Ли близко-близко, превращают весь мир в расплавленное золото.       Это страшно и в то же время заводит.       — Ты не цветок, Аякс. Высохший стебель заново не вырастет.       — Тра… хни… — выдавливает Чайльд, вцепившись в его запястье.       Чжун Ли ухмыляется краем рта — сверкают заострившиеся клыки, длинный раздвоенный язык касается губ Чайльда, оставляет на них сладость горных трав, приправленную звенящим, металлическим привкусом крови.       — Нет.       На место страха приходит бешенство. Чайльд ныряет в него с головой — и, упиваясь им, восхитительно бурлящим в венах, пытается ударить. Он бьёт быстро, не щадя, но Чжун Ли легко уклоняется от каждой атаки. Это не стоит ему ни малейших усилий, его ладонь всё ещё у Чайльда на груди, выбраться нечего и пытаться.       Но Чайльд не из тех, кто сдаётся.       — Пусти, — рычит он, — вызови меня на поединок! Если я выиграю, ты трахнешь меня своим драконьим языком! Можешь выпустить мне кишки, только…       Чжун Ли заламывает ему руки так резко, что Чайльд не удерживается от вопля. Ткнуться лицом в диван больно — но куда больше унизительно.       — Пусти! — повторяет Чайльд, но таким сипением и щенка не напугать. — Пусти меня!       Хмыкнув, Чжун Ли садится верхом ему на задницу, давит второй рукой между лопаток. Чайльд перестаёт дёргаться — он чувствует выпирающий стояк, и желание, чтобы Чжун Ли взял его прямо сейчас, становится невыносимым.       — Трахни, — скулит он, — трахни меня… трахни…       — Аякс, — повелительно говорит Чжун Ли и проводит пальцами вниз по его спине. Чайльда встряхивает от возбуждения. — Две недели.       — Что?..       — Две недели инъекций без пропусков. Не меньше одного заправленного сектора в браслете. Обезболивающее, если плохо себя чувствуешь. Снотворное раз в два дня. Как минимум двухразовое питание.       — Нет!       — Сон по восемь часов, — добивает Чжун Ли. — Один срыв — и я запираю тебя в палате. С замком, который могу открыть только я. И лично слежу за твоим лечением.       Чайльд гнусно улыбается, но Чжун Ли склоняется к его затылку и, щекоча дыханием шею под волосами, шепчет:       — Только лечением. Ты не сможешь пробить мой щит.       Притихнув, Чайльд несколько секунд размышляет над своим положением. Размышлять больше хочется о том, как член Чжун Ли упирается ему в правую ягодицу. Такой большой, что рот наполняется слюной.       — Итак?       — Если трахнешь меня языком.       — Я подумаю.       — И сон по шесть часов.       — Семь с половиной.       — Хотя бы семь!       — Нет.       Чайльд разочарованно стонет, ёрзает, пытаясь хотя бы притереться ближе, но Чжун Ли поднимается на коленях, не позволяя ему даже этого.       — Никаких переговоров, — заканчивает он и, оправив пиджак, садится на диван как ни в чём не бывало. — Всё зависит от тебя.       Встрёпанный и раскрасневшийся, Чайльд встаёт на четвереньки, кое-как садится и сползает по спинке дивана.       — Это жестоко, — с укором говорит он.       — Да, — кивает Чжун Ли. — Но язык силы ты понимаешь лучше всего… к моему огромному сожалению.       Подумав, Чайльд глубоко вздыхает, стучит пальцем по браслету. Осталось два заполненных сектора.       — Мне ничего не помогает.       — Помогает, если следовать правилам.       — Ненавижу правила!       — Они работают.       — Ты просто не хочешь со мной трахаться!       — Хочу.       Чайльд замолкает, удивлённо заглядывает Чжун Ли в лицо, но видит только неизменное спокойствие.       — У тебя есть кто-нибудь ещё? — свистящим шёпотом спрашивает он.       — Кто знает.       — Эй!       Чжун Ли вздёргивает бровь.       — Ты всё ещё мой пациент.       — Но мы оба знаем…       Тяжело опустив ладонь ему на макушку, Чжун Ли касается большим пальцем его лба, приглаживая вздыбленную чёлку, и поднимается.       — Время вечернего чая. Возвращайся в палату. И не делай вид, что забыл о нашем договоре.       — Я не соглашался.       Чжун Ли разводит руками.       «Тогда никакого секса», — говорит его жест.       Насупленный, Чайльд снова ложится на диван, слушает, как лифт уезжает наверх. Одна из сестёр, проходя через холл, ахает и звонит помощнице. Чайльд не двигается, пока помощница убирает осколки и рассыпанные чайные листья, вытирает остывшую воду.       Инъекция заставляет его поморщиться.       Больно.       Он трёт руку, сжимает кулак, стараясь избавиться от омерзительного жжения, разливающегося по венам, дует на кожу. Конечно, не помогает, но хочется сделать хоть что-то.       Последний заполненный сектор испытывает его на прочность ещё минут десять, и наконец Чайльд сдаётся. Наспех пригладив волосы, он вызывает лифт, поднимается на четвёртый этаж, некоторое время мнётся у кабинета сестёр, но воспоминание о стояке Чжун Ли придаёт решимости.       Та же сестра, что приносила ему ужин, встречает его приветливой улыбкой и без лишних слов заправляет браслет.       Плетясь в палату, Чайльд вертит в пальцах разобранную заколку и убеждает себя, что награда того стоит.       Он не верит, что лечение действительно поможет, а не продлит его муки, но слишком хочет трахаться.              ~       

In This Moment — No Me Importa

             Кави доводилось сбегать из Академии, из охраняемых лагерей пустынников, с паромов, от караванов Дори, даже из дома аль-Хайтама; после всего этого удрать из клиники — проще простого. Прихватив в столовой пару сладких булочек, он спокойно проходит через двери для персонала, заворачивает к разгрузочному блоку, огибает только что прибывший грузовик, перепрыгивает невысокий забор — и вот, он уже на свободе.       В его палате заблокирована связь, а ему смертельно нужно позвонить.       Откусывая от булочки, он идёт по парку и не моргая смотрит на экран телефона. Холодновато, чтобы прогуливаться в одном халате, но это волнует Кави меньше всего.       Наконец, связь появляется. Едва не выронив телефон, Кави жмёт на первый контакт в списке.       — Где ты? — спрашивает он, как только заканчиваются гудки.       — Бай Чжу предложил мне уехать, пока ты в лозах, — говорит аль-Хайтам.       — И ты уехал?!       — Конечно, нет. Как ты себя чувствуешь?       За безразличным тоном слышна тщательно скрываемая забота, и Кави довольно улыбается.       — Ты притащил меня сюда насильно и спрашиваешь, как я себя чувствую?! Как хорёк в клетке! Мне пришлось сбежать, чтобы на тебя наорать!       — Бай Чжу обещал, что позволит нам видеться.       — Мне плевать, что обещал этот змей! Где ты?       — В кофейне у клиники. Знаешь, где она?       — Найду. — Кави сбрасывает звонок и туже затягивает пояс халата. — Тоже мне загадка.       Поблизости от клиники только одно кафе. Кави строит по карте маршрут, прикидывает направление и ускоряет шаг. Руки уже чешутся отвесить аль-Хайтаму пару хороших пощёчин. Он ещё пожалеет, что заманил Кави сюда и оставил одного!       Освещённая кофейня показывается между деревьев совсем скоро — Кави даже не успевает сбиться с дыхания. Через огромные окна видно весь зал — и аль-Хайтама там нет.       Кави стискивает кулаки — и слышит тихое:       — Кавех.       — Не называй меня так! — взрывается Кави и кидается на голос.       Аль-Хайтам ловит его за талию, поднимает. Кави вцеловывается ему в рот и ударяет кулаками по плечам.       — Ненавижу тебя, — хрипит он, извиваясь в крепких объятиях; халат сползает с плеч, и аль-Хайтам целует Кави в шею, в открытую грудь, потом ставит на ноги, только чтобы снять куртку и укутать его, и снова прижимает к себе.       — Просто не хотел, чтобы ты умер, — ровно говорит он, пока Кави блаженно размазывается щекой по его плечу, — только и всего.       — Не обязательно сажать меня в коробку, чтобы я не умер!       — Ты наркоман, Кави, — вздыхает аль-Хайтам и немедленно получает кулаком в рёбра. — И насилие только подтверждает этот диагноз. Ты не способен контролировать…       — Только ты любишь всё контролировать!       — Кави, наркотики изменили тебя. Раньше ты таким не был.       — Жизнь с тобой кого угодно сведёт с ума!       — Ты можешь уйти. В любой момент.       Кави бьёт его в грудь — сильнее.       — Глупостей не говори, — шепчет он. — Я с ума сходил в этой комнатёнке. Почему тебя ко мне не пускают? Ты мой муж!       — Чтобы не подвергать риску твою нервную систему.       — У меня давно нет никакой нервной системы! — снова срывается Кави.       Аль-Хайтам поворачивает его к себе, целует в губы. Так долго, так глубоко, так отчаянно. Конечно, он тоже скучал. Может сколько угодно ворчать, но всегда скучает, даже если они расстаются на час.       И как же сильно Кави его любит.       — Проводить тебя в клинику?       — Сам справлюсь! Купи мне кофе.       — Зайдёшь?       — Вот ещё. Не хочу попадаться на глаза кому попало.       Вздохнув, аль-Хайтам уходит. Кави суёт озябшие руки в карманы его куртки, смотрит, как симпатичный бариста готовит двойной латте. К счастью, справляется он быстро — и аль-Хайтам возвращается с огромным стаканом.       — Благодарностей не жди, — бурчит Кави. — Я пошёл.       Аль-Хайтам возвращает его, чтобы поцеловать ещё раз, и у Кави слабеют колени от того, как его большая ладонь ложится на поясницу.       — Слушайся докторов.       — Я подумаю!       Кави не оглядывается. Жадно глотая горячий кофе, он возвращается к клинике уже с главного входа, полностью игнорирует охрану, поднимается на второй этаж и понимает, что дверь заперта.       Что за глупости.       Пока Кави думает, что делать, по той же лестнице его нагоняет рыжий снежновец. Хмуро посмотрев на Кави, он достаёт что-то из кармана спортивных штанов и суёт в замок.       Это заколка. Его, Кави, заколка.       — Где ты это взял? — требовательно спрашивает Кави.       Рыжий смотрит на него как на надоедливую крикливую птицу и пожимает плечами:       — Спиздил.       Кави остаётся только ошарашенно моргнуть от такой наглости.       — Отдай!       — Сначала открою дверь. Или ты просто так тут стоишь? Могу позвать врачей, чтобы тебе открыли.       Насупившись, Кави плотнее запахивается в куртку аль-Хайтама. Приняв молчание за разрешение продолжать, рыжий в пару секунд расправляется с замком, хамски запихивает Кави в коридор, заходит сам и запирает замок.       — На. — Он суёт заколку Кави в руку. — Мне всё равно запретили сбегать.       — Запретили сбегать? И ты послушаешься? Слабак!       Рыжий задирает нос.       — Ты даже замок сам открыть не можешь. — Он заходит в палату с номером восемь и громко хлопает дверью.       Дорогой аль-Хайтам, — потрясённо думает Кави, — сегодня меня снова унизили. Невыносимо!              ~              После короткой прогулки от кофейни до дома Кэйи, плотного ужина и ванны Альбедо всё ещё чувствует слабость, но скорее приятную. Он ненадолго задрёмывает у Кэйи в объятиях и просыпается от того, что слышит только своё дыхание.       Кэйа ложится рядом прежде, чем Альбедо успевает испугаться, снова притягивает его к себе. Закинув голову, Альбедо тянется к его губам, слизывает с них привкус дыма.       — Как ты? — тихо спрашивает Кэйа.       — Хорошо, — подумав, заключает Альбедо. — Спасибо, что побыл со мной.       — Разве можно иначе?       Когда они лежат так близко, всё ощущается иначе. Секс ради секса был бы проще и, возможно, лучше для текущей ситуации, но Альбедо не может отказать себе в том, что раньше было ему недоступно. Поцелуи, сон в одной постели, прикосновения ради удовольствия. Ради выражения чувств, которых он от себя не ждал.       Разве сердце дракона способно любить?       Кэйа касается его щеки, проводит большим пальцем по скуле, приглаживает ладонью волосы, и Альбедо прикрывает глаза, встречая очередной поцелуй, отдаваясь ему без остатка, не думая о том, что любой контакт с другим человеком способен выдернуть из него чеку и оставить дымящуюся воронку на месте всего, что было дорого.       — Кэйа, — просит он и выгибается, чтобы теснее прижаться встающим членом к его животу, — ты ведь хотел?..       — Конечно, — воркует Кэйа ему на ухо и просовывает руку между его бёдер. Альбедо стонет от удовольствия — ему нравятся прикосновения к ещё чувствительному после недавнего секса входу, к тому, как лёгкая боль следует за каждым медленным движением пальцев внутрь, как смазка делает эластичнее тугие стенки. — Я не тороплюсь?       — Нет, — всхлипывает Альбедо и переворачивается на другой бок, прижимается к Кэйе спиной, — мне… хорошо.       Он не находит более подходящего слова — разум всё ещё как в тумане, зато тревога о множестве неподконтрольных вещей не отвлекает от того, что происходит прямо сейчас. Неужели однажды вся его жизнь будет похожа на эти счастливые моменты?       Кэйа обнимает его поперёк груди, укладывает головой себе на плечо, раздвигает коленом его колени. Альбедо обхватывает ступнями его щиколотку, стискивает в кулаке простыню, тихо стонет, когда Кэйа медленно проникает в него и начинает покачивать бёдрами, почти не выходя, только дразня, растягивая сильнее — и с каждым движением становится только приятнее.       — Расслабься, — с нежной усмешкой просит Кэйа и прижимает ладонью и запястьем его соски, — спешить некуда.       Альбедо заводит руку назад, прочёсывает пальцами его волосы, нажимает ногтями на затылок, улыбается, услышав довольный стон. Он думал, секс, как и многое другое, быстро наскучит ему, но пока — пока каждый раз для него что-то открывается впервые.       И это… захватывающе?       Пожалуй, да.