Depeche Mode — Poison Heart
Выйдя из душа, Чайльд долго крутится перед зеркалом. Вчера ему пару раз крепко прилетело боксёрской грушей, но синяков не осталось, обошлось рассаженными в кровь костяшками и лёгкой ломотой в плечах, зато рука пришла в тонус. А здоровая рука ему нужнее некуда. С довольной улыбкой он несколько раз дёргает волосы гребнем, зачёсывает их назад мокрой пятернёй и остаётся доволен. Наступает время задуматься о наряде. Заглянув в шкаф, Чайльд без сомнений отметает даже самые новые спортивные штаны и любимую рубашку, спизженную у Капитано и потому сидящую мешком (на всех, кроме, собственно, самого Капитано). На Пульчинелле, наверное, она бы и вовсе смотрелась как платье со шлейфом. Хохотнув при этой мысли, Чайльд перебирает костюмы, в которых посещал приёмы Царицы, но если он в центре Ли Юэ выйдет из машины в чём-то подобном, милеллиты, пожалуй, пристрелят его без предупредительного в воздух. За пафосными нарядами, каждый из которых он надевал не больше одного раза, скрываются вещички попроще, стоящие, может, как половина его тачки. Сегодня он хочет выглядеть секси — действительно секси, поэтому выцепляет из мешанины шмоток джинсы с прорезями, в каждую из которых можно просунуть руку (Кэйе понравится) и короткую футболку, которая открывает живот (понравится Альбедо). От разъёбанных кроссовок Чайльд отказаться не в силах, но кто вообще станет смотреть на кроссовки? Стойко вытерпев очередную инъекцию (обходится без побочек), он откапывает из-под завала шампуней любимые духи, наносит по капле на внутренние стороны запястий, за уши и между ключиц. — Самый привлекательный парень в округе, — заключает он, снова посмотревшись в зеркало, и спускает широкий ворот футболки с одного плеча. Теперь точно никто не устоит. Тачка, которую после той поездки в клинику успели вычистить до блеска, встречает приветливым пиликаньем сигнализации. Для идеального начала дня не хватает только плотного завтрака, но до вечернего обхода ещё пара часов, времени как раз хватит, чтобы перекусить. В кофейне оживлённо — Тома со всех сторон облеплен посетителями. Они, скорее всего, схлынут через полчасика, а до того надо переждать. Свободных мест почти нет, как и знакомых лиц; повертев головой, Чайльд замечает в самом тёмном углу аль-Хайтама, который как обычно сидит спиной к дверям и пялится в ноутбук. Вряд ли встреча получится радостной, но была не была. Испортить отношения сильнее всё равно вряд ли получится. Протолкавшись через толпу у стойки, Чайльд подсаживается за столик. Аль-Хайтам мрачно поднимает глаза от экрана. — Не до кого больше доебаться, — нагло улыбается Чайльд. — Тем более, мы вроде как вместе. — В каком смысле вместе? — медленно переспрашивает аль-Хайтам. — Бай Чжу сказал, наши парни выписываются одновременно. — Так вот куда подевался Кэйа. Что с ним? Чайльд отводит взгляд. — Если бы я знал, — тихо говорит он. — Выглядел он похуже Кави. — Ты его видел?! — Аль-Хайтам подаётся к нему так, что стол скрипит ножками по полу. — Говорил с ним?! Где он?! — Полегче. — Чайльд толкает его в грудь, чтобы не разговаривать нос к носу. — Мне некомфортно. — С тобой я не собираюсь разговаривать о комфорте! — огрызается аль-Хайтам, но всё-таки шлёпается жопой обратно в кресло. — Тем более о твоём. — Придётся, если хочешь что-нибудь узнать о своём ненаглядном муженьке. От ярости аль-Хайтама начинает трясти. Чайльд довольно откидывается назад. Упрощать беседу он и не собирался. Что может быть веселее, чем играть в гляделки? Аль-Хайтам ожидаемо не выдерживает первым. Слабак. Прошло всего минуты четыре. — Как он? — Кто? — хмыкает Чайльд, со злорадным удовольствием наблюдая, как на лице аль-Хайтама сменяются все оттенки бешенства — Кавех, — цедит аль-Хайтам настолько сквозь зубы, что у него вздуваются желваки на висках. Загляденье. — Никаких датчиков, насколько я мог заметить под его неглиже. Ни вьюнков, ни лоз. И говнился почти как здоровый. Со вздохом облегчения аль-Хайтам закидывает голову, закрывает глаза. Его расслабленное лицо становится удивительно красивым. Вот, значит, какой он, когда не душнит. — Он действительно проснулся… — шепчет аль-Хайтам. — Проснулся. Мой Кави. От этого отчаянного тона у Чайльда щемит в груди, и ему это не нравится. — Думал, Бай Чжу тебе наврал? — Он склонен утешать. Я предпочитаю слышать правду, даже если она не внушает надежд. — Не знаю, что он тебе сказал, но Кави на удивление бодр для того, кто месяц провалялся в лозах. — Постой, — до аль-Хайтама наконец доходит, — где ты его встретил? — Места надо знать. — Чайльд! — рявкает аль-Хайтам и ударяет ладонью по столу. Все в очереди поворачиваются в их сторону, а Чайльд наслаждается тем, как маска презрения, прикипевшая к этому надменному лицу, раскалывается и обваливается уродливыми кусками. — Пробрался в закрытый сектор, только и всего. Было нелегко. Вообще-то, я искал Кэйю, но оказалось, что Кави с ним. — На той же терапии? — хмурится аль-Хайтам. — На той же кровати. Полностью насладиться произведённым эффектом ему мешает звонок. Пока Чайльд лезет в карман за телефоном, у аль-Хайтама начинают вибрировать часы. Определитель показывает номер клиники, и у Чайльда падает сердце. — Да? — быстро говорит он. — Привет. — Это Кэйа, и Чайльд едва не подпрыгивает от радости. — Мне ещё не отдали вещи. Спущусь минут через десять. Хочешь увидеться? — Я в кофейне. — Чайльд выбирается из-за стола, которым аль-Хайтам почти притиснул его к стене, пробивается к дверям. — Буду ждать тебя на втором этаже, как обычно. — Хорошо. — Кэйа усмехается так устало, что у Чайльда начинает щипать глаза. Только не это, блядь, не хватало ещё разрыдаться. — Встретимся там. Чайльд набирает Альбедо, но его телефон выключен. Хорошо, говорит себе Чайльд, я всё равно иду в клинику и узнаю, что с ним. Может, его вещи тоже положили в сейф. Эта мысль не особенно успокаивает. По пути, как назло, Чайльд не встречает никого, кроме помощниц, да и те или новенькие, или он их не помнит. Уже привычно поковырявшись в замке на втором этаже, Чайльд оставляет дверь приоткрытой, заходит в как всегда пустую комнату отдыха, делает по ней круг, подбрасывая и ловя телефон. Почему Альбедо до сих пор не в сети? На всякий случай он перезванивает, но снова слышит только короткие гудки. Кэйи тоже пока нет, и от скуки Чайльд принимается рассматривать обстановку. Ничего нового: маленькие настенные лампы, дающие рассеянный жёлтый свет, столики для напитков и игр, выдернутый из розетки большой телевизор, тяжёлые шторы на стене. Чайльд решает выглянуть в окно — он никогда не задумывался, на какую сторону отсюда открывается вид, — сдвигает тяжёлый бархат, но за ним глухая стена из шершавого камня. Это открытие одновременно удивляет и почему-то пугает. Да, окон предостаточно в холлах и коридорах, а шторы и толстые ковры хорошо поглощают звук, но почему-то становится не по себе. Чайльд отходит подальше, заваливается на диван, где недавно дремал в обнимку с Альбедо, но даже там вертится как на иголках. Он ненавидит ждать. — Прости, пришлось задержаться. Чайльд взвивается с дивана, перекатывается через спинку. Прыгнуть Кэйе в объятия мешает только страх его повалить, поэтому Чайльд поднимает его сам, прижимается носом к открытой груди, целует в шею. — Бай Чжу обещал выписать тебя после обхода! — Я сбежал пораньше, — хрипло смеётся Кэйа, зарывается пальцами ему в волосы, трётся щекой о макушку. — Места себе не находил. От его слов Чайльд окончательно теряет голову. Он тащит Кэйю к дивану, подминает под себя, притирается бедром к паху. — Кэйа, — суматошно повторяет он и, задрав Кэйе рубашку, покрывает поцелуями его грудь, гладит сильнее проступившие рёбра, вылизывает живот. Между стонами Кэйа пытается что-то сказать, но Чайльд слишком возбуждён, чтобы слушать. Поднявшись на коленях, он расстёгивает Кэйе джинсы — получается проще, потому что они сидят свободнее обычного, — спускает пояс до колен, припадает губами к лобку, обводит языком мошонку, забирает в рот член, который ни разу на его памяти не был таким мягким. — Не старайся, — сдавленно выдыхает Кэйа, — всё равно ничего не получится. Из-за успокоительного… ещё несколько дней. — Разве тебе не приятно? — Чайльд поднимает голову. Его губы мокрые от слюны, Кэйа большим пальцем оттягивает нижнюю, гладит его зубы. У Чайльда под его взглядом встаёт ещё крепче. — Не переставай, — шепчет Кэйа. Звучит почти как мольба. — Если тебе нравится. — Шутишь? Конечно, мне нравится. Нравится — не то слово. Чайльд умирает от нежности. Он даже не знал, что так умеет. Выцеловывая нежную кожу в паху, он шепчет заклинание, размазывает жидкую смазку у Кэйи между ягодиц, медленно вставляет два пальца, сгибает и разгибает. Может, Кэйа и не кончит из-за побочек, но разве это важно? Ему должно быть хорошо. Он заслужил, чтобы ему было хорошо. — Я так скучал, — бормочет Чайльд, водя языком по его члену, легонько поглаживая яйца, с силой выдыхая на влажную кожу. — Так ждал, когда мы увидимся… Забывшись, он останавливается, только когда от каждого движения внутри начинает хлюпать. Кэйа тихо вскрикивает, когда Чайльд приподнимает его под поясницу и припадает губами к растянутому входу. Вылизывая его, просовывая язык как может глубоко, Чайльд удовлетворённо слушает, как Кэйа скребёт ногтями по гладкой обивке. Так хорошо, что собственное возбуждение отходит на второй план, хотя ещё час назад Чайльд бы не успокоился, пока Кэйа не трахнет его как минимум трижды. Он слегка притормаживает, только когда Кэйа тянет его за волосы на затылке. — Чайльд, — у него так срывается дыхание, что Чайльда распирает от желания вылизать и обцеловать его везде, довести его до беспамятства и после держать в объятиях, пока он не придёт в себя достаточно, чтобы можно было повезти его домой. — Вставь уже. Чайльд расплывается в довольной улыбке — Кэйа выглядит таким затраханным, будто они не останавливались весь день. — Сейчас, детка, потерпи чуть-чуть. — Чайльд помогает ему перевернуться, подсовывает под живот большую подушку, перекидывает ногу через его бёдра и наконец расстёгивает джинсы, на которых уже проступает влажное пятно. — Останови меня, если устанешь. — Я достаточно отдохнул, — шепчет Кэйа, уткнувшись в сложенные руки, и приподнимает зад. У Чайльда мутится в глазах. У него ещё хватает сил несколько раз надавить головкой на вход, прежде чем вставить, а дальше — дальше всё. Держа за талию, Чайльд натягивает Кэйю на член, пока не притискивает его сладкую задницу к своему лобку, и ложится ему на спину. — Хорошо? — спрашивает он, одной рукой дёргая его соски, а второй сжимая яйца и член. — Тебе хорошо? Закусив угол подушки, Кэйа отвечает страстными сдавленными криками и пытается подмахивать, но у него не получается — всё ещё слишком слаб, и от этого Чайльд заводится только сильнее. Кэйа растянут уже достаточно, чтобы двигаться стало легко, и можно вынимать почти целиком и со шлепком насаживать обратно. Ебануться, как Чайльд такое любит. Он оставляет соски Кэйи в покое, ласкает только член, дрочит его, пусть это по-прежнему бесполезно, и когда ему на пальцы стекает пара капель, а Кэйа с длинным криком утыкается в подлокотник, это ощущается как победа. — Люблю тебя, — шепчет Чайльд, засадив на всю, прижимается грудью к его лопаткам, чтобы придавить соски, и спускает с таким кайфом, будто в него влили две порции эссенции. — Охуеть… Кэйа под ним обессиленно смеётся и, заведя руку назад, снова зарывается пальцами ему в волосы. — Умирал от желания, чтобы ты меня выебал, — говорит он, пытаясь отдышаться. — Чувствую себя живым и почти здоровым. У Чайльда не хватает сил даже на то, чтобы как-нибудь всрато сострить. — Со вчера не дрочил, — хмыкает он, будто это всё объясняет. Кэйа снова заходится смехом, зажимая задницей опадающий член, и Чайльд довольно думает: за шутку сойдёт. ~ Специально для Кави сёстры принесли в палату большое зеркало. Бай Чжу терпеливо ждёт в дверях уже минут десять, но Кави не может перестать себя рассматривать. Из причёски не выбивается ни одного лишнего волоска, синяки под глазами надёжно замазаны, отглаженная рубашка почти целиком открывает плечи, чтобы красиво смотрелось тяжёлое ожерелье. Шпилька-перо, кольца и браслеты тоже при нём, и всё же… вдруг что-то не так? — Кави, — не выдержав, улыбается Бай Чжу, — всё в порядке. — Я ничего не забыл? — взволнованно спрашивает Кави. — Как думаешь, может что-то добавить? Или убрать? Это кольцо на мизинце точно не перебор? Бай Чжу протягивает ему руку. — У меня скоро осмотр. Если хочешь, чтобы я тебя проводил, нам пора. С тяжёлым сердцем Кави берётся за рукав его халата. Чем ближе к лифту, тем неуютнее становится. Кави начинает теребить кисточки на поясе, а когда двери лифта закрываются, ему становится по-настоящему страшно. Когда табло показывает цифру первого этажа, Кави ступает Бай Чжу за спину, и всё же нетерпеливо высовывается из-за его плеча, чтобы осмотреть холл. Аль-Хайтама нигде не видно. — Он не приехал? — спрашивает Кави со смесью ужаса и облегчения. — Мне вернуться? Бай Чжу снова даёт ему руку, выводит наружу. Сгорая от стыда за своё поведение — он ведь не какой-нибудь ребёнок! — Кави всё равно не может заставить себя успокоиться. Сердце бьётся как пойманная птица, так, что кровь пульсирует в висках. Ему страшнее, чем в тот день, когда он уснул в лозах. Наверняка аль-Хайтам его ненавидит. Наверняка злится, и Кави нечем загладить вину. — Аль-Хайтам! — окликает Бай Чжу. Кави шарахается назад, но Бай Чжу предусмотрительно ловит его за запястье. — Мы здесь! Сжавшись у Бай Чжу за спиной, Кави лихорадочно пытается придумать, что сказать, но ничего не идёт в голову. Он виноват, он так виноват, он полный дурак, и ему нечего сказать в своё оправдание. Но коварный Бай Чжу делает шаг вправо, и Кави, оказавшись лицом к лицу с мужем, изумлённо приоткрывает рот. В идеально сидящем костюме-тройке, с охапкой цветов, аль-Хайтам смотрит на него с тем же волнением и испугом во взгляде, и его наушники спущены на шею. Кави не может вспомнить, когда последний раз видел его без наушников. Наверное, ещё до свадьбы. Бай Чжу уходит, а они так и стоят посреди холла, не сводя друг с друга глаз. У аль-Хайтама несколько раз вздрагивают губы, как будто он собирается что-то сказать, но не решается. У Кави и вовсе нет идей. Он просто пялится. Из-за любви аль-Хайтама к накидкам и объёмным курткам он успел почти забыть, какой умопомрачительно тонкой его талия выглядит в облегающих пиджаках. Аль-Хайтам прокашливается, прервав череду сладких мыслей, и Кави испуганно пятится. — Нет, — шепчет он, — нет, не говори ничего, прошу, не нужно, я и так… я сам знаю, я… Он разворачивается, порываясь убежать, но аль-Хайтам настигает его на полушаге, обнимает за талию, поднимает на руки. Оказывается, Кави так тосковал по временам, когда аль-Хайтам часто носил его на руках. Так скучал по нему самому. — Не хочешь слышать, что я люблю тебя? — Аль-Хайтам прижимается губами к его уху, и его голос, глубокий и бархатный, пробирает до сердца, касается тех его струн, до которых не добирался никто другой. — Я всё равно скажу. Буду повторять, пока ты мне не поверишь. Ты моя жизнь, Кави. Я не злюсь. Клянусь, я никогда и ни за что на тебя не злился. Наверное, нужно что-то сказать, но Кави только обхватывает трясущимися руками его шею, утыкается носом ему в щёку и всхлипывает так, будто грудь сейчас порвётся. Букет влажно шлёпается на пол, воротничок безукоризненно белой рубашки аль-Хайтама становится мокрым от слёз, а Кави так и не может остановиться, не может придумать, что сказать. — Тебе очень идёт, — кое-как выдавливает он, задыхаясь от слёз, — я так счастлив… Это всё, на что его хватает, но аль-Хайтам тоже молчит, и держит так крепко и бережно, что Кави больше ничего не боится. ~Depeche Mode — So Much Love (Machine Mix)
Телефон лежит в ящике прикроватной тумбы, там же сумка с блокнотом и карандашами, выключенный браслет, таблетки и платёжная карта. Альбедо выгребает всё это на кровать, отклеивает пластырь со считывателем пульса, выдёргивает из вены иглу капельницы, снимает с вешалки рубашку и брюки. Пальто, вероятно, на хранении в гардеробе, носки куда-то подевались, но ботинки на месте. Наспех завязав шнурки, Альбедо распихивает вещи по карманам, перекидывает ремень сумки через плечо, выходит из палаты и, никого не обнаружив, заворачивает на лестницу. Четвёртый этаж. Скорее всего, удрать будет несложно. Спрятавшись за рельефной колонной, украшающей лестничную площадку, он находит номер Чайльда и судорожно прижимает телефон к уху. После трёх бесконечно долгих гудков Чайльд принимает вызов. — Альбедо! — выкрикивает он так, что Альбедо едва не глохнет. — Где ты? Ты в порядке? Тебя забрать? Ты в клинике? Ты живой? Почему ты молчишь?! — Я на четвёртом этаже, — шепчет Альбедо, озираясь по сторонам, но пролёты вниз и вверх пока пусты. — Мы на втором, в комнате отдыха! Спускайся! На какой ты лестнице? — Той, что в другом крыле. — Иди вниз и стой у двери! Я сейчас! Он сбрасывает звонок. Прижимаясь спиной к стене и прислушиваясь к каждому шороху, Альбедо спускается до третьего этажа. Тоже никого, но ему так страшно, что приходится перевести дух. Он спускается боком, ведя одной рукой по стене, а во второй сжимая телефон, и дышит через раз, лишь бы не шуметь. Ступеньки кажутся бесчисленными. Когда Альбедо добирается до второго этажа, он уже весь мокрый от пота. Дверь заперта. В отчаянии дёрнув ручку, Альбедо снова смотрит на телефон. Что, если он перепутал лестницу? Или этаж? Что, если его поймают? Он ничего не помнит после разговора с Чжун Ли. Почему он был под капельницей и в одном белье? Удар в дверь с другой стороны заставляет его шарахнуться и снова прижаться к стене. Пока он в панике думает, лучше бежать вверх или вниз, дверь вздрагивает от ещё одного удара изнутри, с треском распахивается, и на лестницу плечом вперёд вылетает запыхавшийся Чайльд. — Ёбаный замок! — рявкает он и пинает дверь так, что она ударяется об стену. Откуда-то сверху падает кусок штукатурки. — Ничем не открывался! Альбедо бросается к нему, обнимает поперёк груди — и чувствует, как влажнеют веки, когда вслед за Чайльдом выходит Кэйа. — Привет, — улыбается он и привычно закидывает руку Альбедо на плечи, а Чайльда притягивает к себе за талию. — Как будто год не виделись. Альбедо вцепляется в них, тяжело дыша, и закрывает глаза. Наверное, можно было просто уйти, — запоздало понимает он, — никто бы не остановил его и тем более не погнался. Так глупо, но раз повезло встретить Кэйю и Чайльда хоть на секунду раньше, оно того стоило. — Поедем ко мне? — предлагает Кэйа и целует Альбедо в макушку. — Конечно, — хмыкает Чайльд и сразу сдвигает ладонь со спины Альбедо на зад. — Мы и так уже припозднились.