Сгоревшее королевство

      С наслаждением выдыхая дым через ноздри, Кэйа щурится на окна кофейни между тёмными стволами деревьев. До встречи ещё есть немного времени, Альбедо наверняка на месте, и потому хочется проветрить голову от послевкусия кошмара и улыбаться искренне, а не как… как всегда в последние дни.       Наполовину докуренная сигарета гаснет. Кэйа тянется к кармашку куртки за зажигалкой — и сначала чувствует чужое присутствие, а потом слышит торопливые шаги.       — Кэйа! Подожди!       Это голос Альбедо — но не его интонации, хотя говорящий и пытается их подделать. Поэтому Кэйа не оборачивается. Ждёт, пока к нему подойдут ближе. На расстояние удара.       — Привет! — Лже-Альбедо берёт его за запястье, интимно просунув пальцы под рукав, заглядывает в глаза. На нём пальто Альбедо, застёгнутое на все пуговицы, но там, где над воротником должен выглядывать верхний уголок метки, кожа такая же бледная, как везде. — Я скучал.       Он поднимается на носочки, цепляет Кэйю за отворот куртки, тянется к губам. От того, насколько он другой, стынет кровь. Неужели кто-то мог их спутать?       — Привет, — нежно тянет Кэйа и берёт его за горло, сжимает так крепко, чтобы хватило только не задохнуться, — Дориан.       Дориан кривится, дёргается, но либо не хочет сопротивляться всерьёз, либо время для боя ещё не настало. Только поэтому Кэйа его выпускает.       — Дрянной приём для встречи с братом твоего парня. — Дориан оскорблённо потирает шею.       — Дрянной приём — притворяться своим братом. — Кэйа всё-таки закуривает. — Где ты взял его пальто?       — Может, это моё?       — И вместе с ним ты украл его духи?       — Взял. Мы же родственники.       На этом интригующем моменте Кэйа предпочитает сменить тему: концентрация лжи в воздухе близится к критической отметке.       — Идёшь встретиться с Альбедо?       — Да. Он хотел познакомить меня с вами. — Дориан пристраивается идти рядом. Он шагает шире, сильнее покачивает бёдрами, держит руки в карманах; последнее Кэйе не нравится. Чайльд в такие моменты говорит «жопой чую неладное». — Я ведь должен убедиться, что вы хорошо с ним обращаетесь.       — Что ж, — Кэйа широко улыбается, и это угроза, которую, он уверен, Дориан считывает, — как Альбедо и говорил, вы совсем не похожи.       В отличие от Альбедо, Дориан на провокации реагирует совсем иначе. Его взгляд тяжелеет, губы поджимаются, и на миг кажется, что черты лица начинают плыть перед глазами, как мираж. Хочется встряхнуть головой, но Кэйа не позволяет себе такой вольности.       — Обычно говорят наоборот, — уязвлённо отвечает Дориан, справившись со злостью. — Мы буквально одно лицо. Даже метку на шее замечают немногие.       — Сложно не заметить метку на любимом месте для поцелуев.       На этот раз Дориан уже не пытается скрыть злость. Либо не намерен больше притворяться, либо уверен, что Кэйа правда слеп на правый глаз. Что ж, незачем его разубеждать.       — Вы давно близки?       — Не лучше ли придержать разговор до общей встречи?       — Думаешь, Альбедо мне в чём-то не доверяет?       — Предпочту спросить у него. — Кэйа снова растягивает губы в оскале и учтиво открывает перед Дорианом дверь. — Отлично, теперь все в сборе.       — Кэйа! — Чайльд, качнувшись на стуле назад, закидывает голову, машет рукой, и его улыбка мгновенно гаснет, а взгляд впивается в Дориана так, будто в награду за эту белокурую голову обещана вся мора Властелина Камня.       — Чайльд, — говорит Альбедо так устало, будто не спал неделю, — это Дориан. Мой брат.       — Я понял, — суховато бросает Чайльд и так быстро, будто у него в голове щёлкнул тумблер, меняет мину убийцы на дружелюбнейшую из улыбок. Его стул всё ещё стоит на двух ножках без малейшего движения, словно ему не нужно больше точек опоры, и этот штрих только подчёркивает неприятно напряжённую атмосферу знакомства. — Привет! Присаживайся! Как здорово, что ты вернул Альбедо пальто! Где взял?       — У него дома. Да, Альбедо? Где мне сесть?       Альбедо не отвечает.       — Кэйа! — Тома, наконец снарядив всех желающих кофе с собой, подходит к Кэйе, похлопывает его по плечу в знак приветствия. — Наконец-то! Рад тебя видеть! Альбедо, твой брат вернулся? Никуда не уходите, в этот раз я принесу воду со льдом сразу!       — Садись сюда! — Чайльд панибратски дёргает Дориана за рукав в сторону второго свободного стула. — И пальтишко снимай, сегодня здесь жарковато.       Поняв намёк, Кэйа садится на диван рядом с Альбедо, откидывается на спинку — и получает отличный вид на шоу, которое Дориан устраивает из раздевания. Как бы ненамеренно он спускает пальто сначала на локти, потом, будто спохватившись, медленно вытягивает из рукава одну руку, задевает стул, роняет со стола скомканную салфетку, наклоняется её поднять — и пальто соскальзывает как театральный занавес, открывая задницу, обтянутую короткими кожаными шортами, настолько тонкими, что под ними угадываются тонкие кружевные полоски, обхватывающие ягодицы.       Узнаваемый стиль.       Кэйа косится на Альбедо. Простая рубашка, скромный пиджак, хорошо сидящие брюки, небрежно уложенные волосы. Так вот в чём дело. Он привык быть в тени, не бросаться в глаза. Модель и художник, муза и гений.       Все кинковые вещи, которые он носил, принадлежали Дориану.       Теперь всё сходится, и Кэйа не может понять, что чувствует.       — Надо же, упало, — с напускным сочувствием сокрушается Чайльд и тянется подобрать пальто, а заодно пинает Кэйю в подошву сапога. И ещё раз, для верности. — Вот так неприятность. Дай я тебе помогу.       Он встаёт, задевает Дориана бедром по бедру, как бы случайно приобнимает за талию, помогая освободиться из рукава.       Альбедо тихо выдыхает сквозь зубы. Он мелко дрожит, и Кэйе невыносимо хочется увести его отсюда, но чутьё говорит не вмешиваться. И не оставлять Чайльда с Дорианом наедине. Всё, что он себе позволяет, — сесть к Альбедо ещё немного ближе и смотреть в оба.       То есть, как думает Дориан, в один.              Альбедо думал, что возвращение Дориана вернёт ему смысл жизни и способность чувствовать. Что вместе они воплотят мечту об украшенном картинами доме с мастерскими, где каждому из них будет достаточно места. Что их открытиям и свершениям не будет конца.       Но с тех пор, как Дориан здесь, Альбедо чувствует только боль.       Пока он сражается с желанием сползти на пол, свернуться клубком, закрыть глаза и уши и исчезнуть из мира, Дориан усаживается напротив Кэйи, доверительно наклоняется ближе — и его обаяние раскидывается вокруг как щупальца медузы, дрейфующей в толще воды. Сколько глупых рыбок успело попасться в его сладкие сети?       — Итак, вы оба встречаетесь с моим братом. Как жаль, что я не смог приехать раньше и познакомиться с вами сразу. Рад за Альбедо. Ему всегда достаётся лучшее.       У Альбедо нет сил даже поднять глаза. Каждое невзначай брошенное слово осколком стекла впивается в сердце. Будь Дориан здесь с самого начала, Альбедо не посмел бы посмотреть на других. Не посмел бы осквернить свою «чистоту». Не нанёс бы ещё один удар Дориану, который получал от матери лишь объедки того, что доставалось ему самому.       — Как он и заслуживает! — Чайльд облокачивается на стол рядом с Дорианом, толкает его плечом в плечо. — Любому, кто не согласится, я выстрелю в голову!       Он заливается смехом, от которого Альбедо становится не по себе, а Дориан, словно увидев Чайльда впервые, благосклонно осматривает его и тоже начинает смеяться. Тихо, соблазняюще.       — Хорошо стреляешь?       — Дерьмово! Придётся добивать врукопашную.       «Да я его ёбну!» — эхом отдаётся в воспоминаниях. Вдохнуть и выдохнуть не помогает — к горлу подступает ком. Альбедо не знает, на кого бы поставил в этой битве. И на чью сторону встал бы. Нет, лучше об этом не думать…       Он прижимается коленом к бедру Кэйи, который выглядит непробиваемо спокойным, и краем глаза видит, как Дориан касается запястья Чайльда, кончиками пальцев ведёт вверх, против роста светлых волосков.       — Значит, мой малыш в надёжных руках. Ты сможешь постоять за него.       — Я смогу за него убить, не сомневайся. — Чайльд наклоняется так близко, что их глаза оказываются на одном уровне. С лёгкой усмешкой Дориан бросает взгляд на его губы, взмахивает ресницами. Всё это представление не для Кэйи и тем более не для Чайльда. Альбедо знает, чего добивается Дориан. Ревности. Злости, страха, отчаяния. Любой сильной эмоции, которая выведет Альбедо из себя, пошатнёт его контроль — и толкнёт обратно в ловушку.       Нельзя выдать себя. Нельзя вернуться в паутину, из которой вырвался с таким трудом.       — Вода со льдом! — Тома ставит на стол сразу два высоких стакана. — И кофе. Вы ничего не заказали, поэтому я сделал как обычно.       — Часто здесь бываете? — Дориан продолжает изображать милашку, на этот раз даже перед Томой.       — Я всё знаю о своих гостях. — Из-за спины Дориана Тома обеспокоенно взглядывает на Альбедо. — Хотите что-нибудь ещё?       — Принеси огненной воды. Я знаю, у тебя есть. И бутылочку содовой. Ну, ради меня. — Чайльд разворачивается, свешивает руку со спинки стула, делая щенячьи глаза. На нём потрёпанная майка и огромная чёрная рубашка, и кто угодно в таком наряде выглядел бы нелепо, но закатанные до локтей рукава обнажают жилистые руки в мелких шрамах, а тонкий чёрный шёлк при каждом движении облепляет мускулы на спине, широкие плечи и гибкую талию.       От неприкрыто приценивающегося взгляда Дориана становится дурно настолько, что приходится стиснуть челюсти. За всего одним исключением, Альбедо никогда не был ревнив. Он легко относился к своим достижениям, к рисункам, к вещам, даже к картинам. Но сухой огонь неутолимого возбуждения снова скручивает его тело, копится в груди, как готовая взорваться звезда.       Нет. Дракон должен спать. Дракон не должен… не должен…       Чайльд двигает стакан воды к Дориану и так откровенно накрывает его пальцы ладонью, что у Альбедо перед глазами белеет от ярости. Почему всё, чего он преданно ждал годами, чтобы никогда не получить, Дориан так легко предлагает первому встречному?       Разумом Альбедо знает ответ, но задавить в себе боль безответной любви труднее, чем хотелось бы.       — По традициям Снежной нам с тобой нужно выпить за знакомство!       — Огненная вода? Слышал, она крепкая.       — Пробовал?       — Нет, не доводилось. Как её принято пить?       — Как шоты, махом до дна. Всё тебе покажу. Мы ведь с тобой почти родственники, а семья — это главное для любого снежновца.       Что за бред он несёт.       Альбедо впивается ногтями в ладони, стараясь сосредоточиться на своём дыхании, на том, как громко бьётся сердце, и едва не подскакивает, когда Кэйа опускает руку ему на затылок и прижимается губами к уху, обводит языком мочку, прикусывает. Дориан делает вид, что следит за Чайльдом, разливающим по шотам огненную воду, но Альбедо кожей чувствует его пристальный взгляд.       — Эй! — возмущается Чайльд. — Вот так, у меня на глазах, да?       — Сами виноваты. Мы, что, должны скучать, пока вы воркуете? — От хриплого голоса Кэйи прямо у уха возбуждение переливается через край. Едва соображая, что делает, Альбедо под столом кладёт руку ему на пах, трёт ладонью, сжимает. Будь его воля, он снял бы одежду прямо сейчас и ни на миг не задумался, что подумают люди вокруг.       Все, кого он любит и хочет, рядом. Так близко. Пусть Дориан недостижим, но одно его присутствие… его взгляд… его голос и запах…       Кэйа закидывает ему голову, проводит языком от подбородка до ключиц, расстёгивает верхнюю пуговицу рубашки, чтобы поцеловать метку, просовывает пальцы под воротник, гладит плечо и грудь.       Кажется, Альбедо мог бы кончить только от этого.       — Клянусь Царицей, я ревнивый до пены изо рта, сразу в драку лезу, но эти двое! — Чайльд со скрипом двигает стул ближе к Дориану, как будто собирается посплетничать, но его шёпот слышно на всю кофейню. — Когда трахают меня с двух сторон, я без рук спускаю.       — Чайльд, — шутливо укоряет Кэйа. Альбедо хотел бы уметь хоть на четверть так искусно притворяться простачком. — Опять, как это у вас говорят...       — Выношу сор из избы? Нет, ты опять не так понял, — Чайльд отмахивается от него. — Сор — это когда что-то плохое, а хорошим похвастаться не грех! Тем более Дориан и Альбедо всю жизнь вместе! Наверняка вы в детстве секретничали о всяком, а? Мы, снежновцы, не делаем из личной жизни большого секрета, я парень простой... — Он подпирает голову ладонью, так что татуировка Фатуи маячит у Дориана прямо перед глазами. — Кстати, вы заглядывали друг другу в шортики или было неинтересно? До первой рюмки разрешаю не отвечать!       Альбедо окончательно теряет ощущение реальности. Может, он и правда испорчен, но всё, чего ему хочется прямо сейчас — трахаться до потери сознания. Чтобы его зад растянули в два члена, чтобы вставили в горло до слёз на глазах, чтобы он мог забыться хоть на секунду… не думать о Дориане, вычеркнуть его из своей жизни. Из себя.       — Да, вот так, залпом. Хорошо пошла?       — …не знаю. — У Дориана садится голос. — Ничего крепче не пробовал.       — Между первой и второй перерывчик небольшой! После третьей войдёшь во вкус.       Чего добивается Дориан, Альбедо ясно. Но что нужно Чайльду?..       — Верь ему, — выцеловывая его ухо, шепчет Кэйа так тихо, чтобы всё осталось только между ними. — Всё под контролем.       Тяжело дыша, Альбедо позволяет Кэйе втащить себя на колени и устало роняет голову ему на плечо. Ему уже плохо от возбуждения, губы горят, а в голове пульсирующий туман. Фантазии уступают место примитивному желанию как можно скорее подрочить.       Кэйа расстёгивает его брюки, просовывает руку под молнию, обводит подушечками пальцев до боли твёрдый член, прижимает ладонью к животу. Скрипя зубами, Альбедо изо всех сил старается не застонать.       Почему Дориан не может просто подержать его за руку?..       — Вот так, — подбадривает Чайльд и опрокидывает Дориану в рот третий шот. Его талант влить в других что угодно в любых количествах действительно поражает. — Лучше?       — Нет. — У Дориана слегка заплетается язык. Альбедо ничего не знает о его жизни после расставания и никогда не задавался вопросом, как он переносит алкоголь, но не похоже, что его опьянение притворное. — Всё равно горько.       — Запей. Вот увидишь, горечь смоется, а внутри станет тепло-тепло.       Чайльд отбивает с бутылки крышечку о край стола, подносит мокрое горлышко к губам Дориана, и дальше Альбедо предпочитает не смотреть. Он утыкается Кэйе в грудь, стискивает в кулаках его футболку, крепко-крепко зажмуривается, и вместо стона из горла вырывается всхлип.       Почему он не может поменяться с Чайльдом местами? Почему не он со смехом вытирает Дориану губы салфеткой? Почему Дориан пьяно улыбается не ему? Почему любой, кроме Альбедо, любой, кому плевать, что за невероятное существо перед ним, может сделать всё, что Альбедо не будет разрешено никогда?       И почему это так больно?       — Альбедо, отпусти себя, — шепчет Кэйа ему в висок, продолжая его ласкать. — Я удержу.       Альбедо не знает, можно ли ему верить, но груз страха и одиночества слишком тяжёл для одного. Кэйа ещё несколько раз проводит кулаком по всей длине его члена, сжимает головку, оттягивает крайнюю плоть, но кончить не получается. Это мучительно. Невыносимо.       — Только глянь на них. Голубки. Так что, вы в детстве рассматривали друг друга?       — Не было нужды. Мы одинаковые.       — Ни разу за всю жизнь не видел двух одинаковых членов. Даже у близнецов.       — Хочешь сравнить?       — Не откажусь.       Кое-как отлепившись от Кэйи, Альбедо поворачивается — и встречает взгляд Дориана. Плывущий от огненной воды, насмешливый, удовлетворённый. Собственнический.       Он всё ещё уверен, что Альбедо без остатка принадлежит ему. Неужели осквернённому светочу можно вернуть непорочность?       Кэйа резко двигает рукой, и оргазм прошивает всё тело с такой силой, что на несколько мгновений все звуки выключаются. Задыхаясь, Альбедо чувствует только как Кэйа дышит ему в макушку и крепко обнимает, и запах остывающего кофе.       В желудке начинает урчать от голода.       — Заказать тебе что-нибудь? — спрашивает Кэйа и, чистой рукой взяв ведёрко с приборами, зубами выдёргивает из него несколько салфеток, аккуратно вытирает Альбедо живот.       — Обойдусь кофе, — с трудом выговаривает Альбедо. Ему и плохо, и хорошо, пока он плавает в послеоргазменной неге, но это ненадолго. Скоро «плохо» перевесит. Страх уже разливается в груди, пережимает горло. Страх шепчет, что Дориан будет презирать его ещё сильнее. Что назовёт его грязным, отвернётся, не желая видеть не только его гениталии — всего его целиком.       Раньше Альбедо и не замечал, как много ужаса и боли примешано к этой любви.       — Да ты уже лыка не вяжешь! Кто из вас старший? Всего шесть рюмок, а ты навеселе!       — Я трезв, — убедительно говорит Дориан и, поднявшись, падает Чайльду в объятия.       Альбедо становится так стыдно, что начинает гореть лицо.       — А мы и говорить не начали. — Чайльд цокает языком. — Прости, любовь моя, я отвезу твоего брата домой. Скоро вернусь… если не придётся держать ему волосы.       От жутких ноток, искрящих в его голосе сквозь дурашливое веселье, Альбедо окончательно скатывается в панику.       «Нет», — произносит он одними губами.       С улыбкой кинозвезды Чайльд посылает ему воздушный поцелуй и, подняв Дориана на руки, выходит через боковую дверь, сразу на стоянку.       — Попроси… у Томы… ту настойку… — на последнем глотке воздуха выдавливает Альбедо и нажимает кнопку на браслете. Инъекция успокоительного должна подействовать почти сразу, но протянет ли он хотя бы столько?       — Тома! — окликает Кэйа и, выловив из стакана кубик льда, прикладывает его к виску Альбедо, к губам, обводит переносицу и лоб. — Можешь помочь?       Съёжившись у него на коленях, Альбедо убеждает себя, что ничего плохого не случится. Его тело намного сильнее, чем может показаться. Он способен обходиться без воздуха вдесятеро дольше любого человека. Паника прекратится, а до тех пор он не умрёт.       Но сил у него меньше, чем у обычного человеческого младенца.       «Только не пытайся его убить, — молит Альбедо, сам не зная, кого из них и о ком. — Прошу, вернись живым».       Так много раз ему приходилось выбирать. Он больше не готов приносить жертвы — даже тому, кто так долго освещал ему путь.