Сгоревшее королевство

Neuroticfish — They’re Coming to Take Me Away

      Долг профессионального убийцы — знать все укромные уголки в округе. Заросший сад, некогда брошенный хозяевами из-за засилья попрыгуний, как раз такое местечко. Тихое, спрятанное от чужих глаз скалой и переплетёнными ветвями старых цуйхуа. Въезд в высокой траве не найти, если не знаешь, где искать, а трава в Ли Юэ отличная, упругая, через пару минут колеи как не бывало.       Жаль только, что у позора Дориана всего один свидетель.       Сидя на капоте тачки, Чайльд играет ножом-бабочкой. Сложить-разложить. Тренирует ловкость пальцев и поднимает настроение. Когда в руках оружие, хоть самое пустяковое, настроение всегда лучше. Даже без лекарств.       Об инъекции Чайльд вспоминает, только когда игла касается кожи, и едва успевает расслабить руку. Противное жжение портит настроение, но не сильно. Месть — приятное чувство. Даже такая маленькая.       — Что ты мне подмешал? — хрипит Дориан, в сотый раз пытаясь заправить волосы за уши. Стоять к врагу красивой задницей или лицом — всегда нелёгкий выбор, когда блюёшь. Большинство выбирает первый вариант. Дориан не исключение.       — Ничего. Ты просто слабак.       Дориан пытается огрызнуться, но ему мешает очередной рвотный позыв. С довольной ухмылкой Чайльд в очередной раз раскладывает нож, подбрасывает с красивым переворотом, ловит, складывает с приятным тихим щелчком.       — Когда первый раз попробовал огненную воду, блевал дальше чем видел. Хотел узнать, со всеми так или только со мной.       — Ты выпил больше меня! — яростно сообщает Дориан, пытаясь отдышаться. У него течёт даже из носа; Чайльд бы сделал фотку, но Альбедо вряд ли порадуется.       — Говорю же, слабак.       — Я не…!       В его желудке не осталось жидкости, с губ течёт только вязкая слюна и пена. Самое отвратное состояние, а значит, настало время для следующей стадии знакомства.       Швырнув нож на крышу тачки, Чайльд подходит к Дориану, сгребает его за волосы и заставляет распрямиться.       — Пусти!       — Вот ещё. Такое хорошенькое личико… — Чайльд мерзко улыбается. Ему не привыкать запугивать, шантажировать и пытать. Он понятия не имеет, что за тварь перед ним, но тварь, корчащаяся от рези в желудке и спазмов в горле, немного безопаснее. — Посмотри на меня. Уже не нравлюсь?       — Я просто хотел заставить его ревновать! — Дориан дёргается сильнее, морщится, кашляет, и из уголка его рта снова брызгает пена. Всего пара капель, но сколько удовольствия.       — Хочешь, сделаем селфи, пока я тебя трахаю?       — Ты не посмеешь!       — Проверим?       Чайльд знает, что Альбедо сильный. Очень сильный, очень умный и очень опасный, даже без Глаза Бога, даже со своим более чем спокойным характером. В противоположность ему, Дориан похож на бомбу, но пока непонятно, далеко ли разлетятся осколки.       — Что ты мне сделаешь? — зло смеётся Дориан. — Будешь угрожать татуировкой? Знаешь, сколько такого мусора я отправил в могилы? Последним не будешь.       — Ай-ай, — Чайльд прицокивает языком и, развернувшись, с размаху опускает Дориана лицом на капот. Влажный хруст костей ласкает слух. — Хочешь разбить сердце своему братишке? Он так меня любит!       Дориан снова смеётся. Не похоже, что он испуган. Или полный псих, или…       Сощурившись, Чайльд вздёргивает его на ноги — и охуело смотрит, как сломанный нос выпрямляется, синяк на лбу стремительно бледнеет, а рассаженные губы затягиваются. Остаются только следы крови, и шип в брови поворачивается не в ту сторону.       — Стрёмно, — признаётся Чайльд.       — Если задумаешь отрубить мне пальцы, как вы любите, знай, они прирастут раньше, чем перепилишь кости. — Даже очередной приступ кашля не мешает Дориану наслаждаться победой. — Ну, мальчишка Фатуи, что станешь делать теперь?       — Пожалуй, трахну тебя. Фотку, так и быть, делать не стану. Сам расскажешь Альбедо, если захочешь.       — О том, что ты маньяк и убийца?       — Это он и сам знает. Ну, — Чайльд сжимает его челюсть, обводит большим пальцем мокрый подбородок и скользкие губы, — сам разденешься или мне помочь?       — Можешь разрезать мне горло и трахнуть туда, — торопливо предлагает Дориан. У Чайльда основательно отвисает челюсть. — Или под кожу. Сам подумай, часто ли бывает такой шанс? Я уникальный любовник для таких как ты, я…       — Постой-ка, — ухмыляется Чайльд и снова швыряет его на капот, теперь уже спиной. Дориан извивается, пытаясь его оттолкнуть или пнуть, но стоит придавить всем весом, как он затихает, только тяжело дышит. Прикидывается или правда слабее Альбедо? — Порезать тебя я всегда успею.       — Нет! — вскрикивает Дориан, когда Чайльд раздвигает ему ноги и притирается к паху. — Нет! Не смей! Не трогай там!       — Там? Прячешь что-то интересное? — Чайльд перехватывает его запястья, придавливает бедро коленом, чтобы не брыкался, расстёгивает молнию шорт, отщёлкивает две клёпки на узком поясе.       — Перестань. — Впервые с их знакомства Дориан просит всерьёз. — Пожалуйста. Тебе не понравится.       — Ты-то откуда знаешь? Занял последнее место на хуёвых смотринах? Так я не капризный.       — Отвали! — Дориан пытается пнуть его, но Чайльда такой ерундой не остановить. Одной рукой стягивать с чьей-то жопы шорты в облипку развлечение такое себе, но так они и не торопятся. — Трогай, если хочешь, только не смотри!       — У тебя там мокрица? Гриб? Слайм? Чем ты собрался меня удивить?       — Просто не надо! Мы можем договориться!       — Договориться? — переспрашивает Чайльд и наклоняется к его лицу, касается носом носа. Дориан испуганно распахивает глаза. — Договариваться надо было с Альбедо. Я с тобой нянькаться не собираюсь. А теперь давай, покажи, что там вылепила ваша гениальная мамочка.       — Я не… нет!..       Чайльд сдёргивает шорты достаточно, чтобы полюбоваться тончайшим бельём и чулками на прозрачных подвязках. Член под узкими трусиками, мягко говоря, небольшой, зато уже твёрдый.       — Комплексовал из-за размера? Брось, зато никаких проблем с минетом.       Несколько секунд Дориан молчит. Он тяжело дышит, и по лицу Чайльд понимает — слишком рано сделал выводы. Он просовывает пальцы под кружевную резинку, оглаживает поджатые яйца, ощупью ищет дырку, но раньше натыкается совсем не на то, что ожидал найти между пунктами один и два.       — Постой, — выдыхает он, — у тебя, что, есть то и другое?..       — Мать хотела сделать меня совершенным! — выплёвывает Дориан ему в лицо с такой ненавистью, что волосы на затылке вздыбливаются. — Вложить в меня всё, что может привлекать в человеке. И только потом поняла, как ошиблась! Кого привлечёт ёбаный гермафродит?!       — Ну, — Чайльд пожимает плечами, — меня?..       Дориан недоверчиво хмурится.       — Правда? — наконец спрашивает он.       Подмигнув, Чайльд выпускает его, встаёт коленями в мягкую траву, отводит в сторону перемычку трусиков. Так и есть, под яйцами прячутся набухшие губки, такие мокрые, что уже натекло на сжатую дырку.       — Хватит пялиться! — рычит Дориан, но, стоит взять его член в рот, замолкает и тяжело сглатывает. — Просто не… можешь потрогать, если нравится…       Неторопливо скользя губами по стволу, то и дело затягивая в рот яйца, Чайльд просовывает два пальца в вагину и почти сразу натыкается на препятствие.       — Постой, ты никогда не трахался?       — Я могу за минуту отрастить новую руку, — саркастически отвечает Дориан, — как думаешь, мой организм делает исключения для других органов?       — То есть я могу трахнуть тебя двести раз, и двести раз ты будешь девственником?       Дориан закатывает глаза.       — Ты пока и с одним не справился. И да, мне двести раз будет больно!       — Тебе не понравится? — фыркает Чайльд, устраивая его ноги у себя на плечах. Дориан не отвечает, но уголки его губ довольно приподнимаются. — Так и знал.       Аккуратно придерживая и лаская член, он прижимается губами к влажным складкам, раздвигает их, медленно проталкивает язык глубже в вагину. До плевы совсем недалеко; Дориан вздрагивает и тихо стонет, но вырваться не пытается. Его щёки краснеют, губы становятся ярче, и Чайльду делается окончательно невыносимо в штанах.       — Любишь большие члены? — спрашивает он.       — Сколько раз мне приглашать?       Больше Дориан не сопротивляется — наоборот, сам стряхивает шорты и задирает разведённые ноги к груди. Вид… фантастический.       — Я могу принять любой член, — тихо говорит Дориан. — Любой. Даже если он порвёт меня пополам.       — Мне нравится твой аппетит. — Чайльд снова наваливается на него, большим пальцем заставляет разжать челюсти, давит на язык, чтобы шире открыл рот, целует взасос, и вот теперь самое время вставить.       Естественной смазки много, но вход такой узкий, что даже головка помещается с трудом. Дыша всё чаще, то и дело сбиваясь на стоны, Дориан жмурится, и его длинные ресницы влажнеют.       Положа руку на сердце, Чайльд хотел бы заставить его рыдать по другим причинам, но эта тоже ничего.       Он ещё пару раз сильно двигает бёдрами — и с упоением чувствует, как рвётся тонкая плёнка плоти. Дориан жалобно вскрикивает и сразу подмахивает; его скулы всё ещё красные, слёзы не останавливаются, но Чайльд видит и чувствует, что ему хорошо. Что он любит боль, любит менять душевные страдания на физические, как и сам Чайльд.       Даже жаль, что он такой ебанутый. В плохом смысле. Могли бы приятно провести время.       — Ты ведь не можешь залететь? — шепчет Чайльд, когда Дориан начинает сладко дрожать.       — Такие, как я… стерильны… — Дориан лежит под ним с закрытыми глазами, позволяя себя трахать, с его члена капает прозрачная смазка. — Поэтому…       Он обхватывает Чайльда ногами, вталкивая в себя ещё глубже, и выламывается на капоте с такой силой, что поднимается на лопатках. Спазмы волнами прокатываются по его телу, узкая киска делается ещё теснее, и с непривычки Чайльд кончает так долго, что доходит до одышки.       — Будешь пытать? — расслабленно интересуется Дориан, когда они наконец расцепляются. На капоте мокрое пятно, капли крови и сперма, член Чайльда ещё краше, но в бардачке, кажется, валялись влажные салфетки. — Или отпустишь?       — Отпущу, если скажешь, почему столько лет ломался, пока Альбедо был в тебя влюблён до смерти.       Дориан молчит долго. Он так и лежит без шорт, пялясь в темнеющее небо, похоже, вообще не мёрзнет. Чайльду становится зябко, но и вставать он не хочет.       — Потому что нет никакой любви. Есть верёвка, которая не позволяет вам отойти слишком далеко друг от друга. Он привязал меня, ещё когда не родился. Можно было убить его и освободиться или привязать к себе в ответ. Я выбрал второе. Первое не сработало бы.       Ёбнуть его всё ещё хочется, но Чайльд подозревает, что это работает в обе стороны, к тому же в словах Дориана есть своя извращённая логика.       — Ладно, — говорит он наконец и, придерживая спущенные штаны, поднимается на ноги. — Поищу салфетки.       Насчёт двухсот раз он и правда загнул. Даже два было бы слишком.              ~              Это должен был быть совсем другой вечер.       «Это должна была быть совсем другая жизнь», — с печальной усмешкой поправляет Кэйа сам себя, медленно поглаживая Альбедо по горлу. Сложно сказать, что это за состояние. Похоже на обморок или глубокий сон, но непроходящий спазм, который можно заметить даже не прикасаясь, наводит на мысли, что всё не так очевидно.       Глупо думать, что Альбедо обычный человек. За свою жизнь Кэйа успел повидать всякого и научился не доверять глазам. В конце концов, он и сам кажется… не тем, кем родился.       — Не действует? — огорчённо спрашивает Тома, для верности ещё немного поводив у Альбедо под носом своей настойкой. — Может, мне отнести его к доктору Бай Чжу?       — Я сам. — Кэйа качает головой. Лицо Альбедо кажется спокойным. Слишком спокойным, словно высеченным из мрамора рукой гениального скульптора, и его непривычно прохладная кожа только подкрепляет это впечатление, восхитительное и одновременно пронизывающе жуткое.       Браслет подаёт сигнал, и Кэйа от неожиданности отдёргивает руку. Даже от такой мелочи учащается пульс.       — Сейчас принесу воды! — Тома торопливо уходит, а Кэйа тянется к брошенной на спинку стула куртке — и, повернувшись, ошеломлённо смотрит на пустой диванчик.       — Альбедо?.. — для верности спрашивает он.       Тишина. Не слышно ни шагов, ни хлопка двери, нет даже теней и сквозняка.       — А… где? — Вернувшийся Тома встаёт рядом, и стакан у него в руке начинает дрожать. — Он же… он только что был здесь!       — Хотел бы я знать, — тихо говорит Кэйа, и его, на своей шкуре испытавшего несчастливую любовь, разъедает только один страх: что Альбедо себе навредит.              ~              — Ничего не хочешь сказать? — спрашивает Дориан. Никакого фальшивого кокетства: он вылезает из тачки без лишних движений, с размаху хлопает дверцей и, сунув руки в карманы куртки, наклоняется к открытому окну. Удивительно, он выглядит почти как Альбедо, он сексуально одет; будь он кем угодно другим, Чайльд бы трахал его неделю без перерыва, но сейчас уверен: никогда больше на него не встанет. Не из-за внезапной пизды или дрянного характера, к этому не привыкать; просто Чайльд никогда не сможет забыть то тихое, безнадёжно несчастное «мы были любовниками».       — Хорошо, что Альбедо тебя не ебал.       Гримаса ненависти искажает лицо Дориана настолько, что находиться так близко становится неприятно на физическом уровне.       — Не тебе решать, что станет делать мой светоч!       — Перережь верёвку, пока я не срезал её вместе с твоей башкой.       — Пугай интереснее, Фатуи. Если отрежешь мне голову, знаешь, что будет. Ты, в отличие от меня, не вырастишь новый член за секунду.       — Можно вопрос? — Чайльд высовывается в окно, цепляет Дориана за штанину шорт, нащупывает пальцем подвязку. — Скольким ты соврал, что это твой первый раз?       — Всем.       — А как же я?       — Ты не считаешься, неудачник.       — И никто не нашёл…       — А ты стал бы искать?       Чайльд признаёт логичность его аргумента.       — То, что мой брат пустил тебя в свою жизнь и… кое-куда ещё, не значит, что он твой. — Огромные глаза Дориана чернеют, как будто он под наркотой, голос становится ниже, и человеческого в нём остаётся ещё меньше, чем прежде. Чайльд всякое видал, но Дориан имеет все шансы попасть в его личный топ омерзительных созданий. — Даже не мечтай получить его. Никто из вас и локона его недостоин.       — И только ты рождён держать его в клетке, да, Дориан? — Чайльд дарит ему ещё одну гадкую улыбку. Он так скучал по тому, чтобы быть мразью. — Как трогательно с твоей стороны. Настоящая любовь, сладкая как мёд.       — Что ты о нас знаешь?..       Наконец до него дошло.       Чайльд просовывает пальцы ему под шорты так глубоко, как только может, обводит большим пальцем внутреннюю сторону бедра, вдавливает ноготь в кожу. Дориана дёргает — от отвращения или от возбуждения, хуй его знает. Сейчас Чайльд бы не отказался снова потрогать его между ног, просто чтобы проверить, стал ли он мокрым.       — Всё. И если ты думаешь, что невероятная регенерация может защитить от чего угодно, открою тебе глаза — есть тысячи способов превратить вечную жизнь в вечную пытку, Дориан, укротитель драконов.       Чувство страха, исходящее от Дориана, такое сладкое. И вот теперь, Чайльд уверен, он действительно мокрый. У него стоит на страх. Он кончает от страха. Ему нужно насилие. Догадайся Альбедо повалить его на пол и выебать так, чтобы рассадил локти и колени, Дориан продался бы ему с потрохами — и стал ручным монстром, томящимся на расстоянии вытянутой руки.       Но Альбедо никогда бы так не поступил. Он лучше изувечит себя, чем кого-то другого. Он…       Чайльда озаряет, и это озарение ему совсем не нравится.       — От тебя будет пахнуть мной, — ухмыляется Дориан, всё понявший по его лицу. — И знаешь, что подумает мой светоч? Что ты его предал. Взял то, что он взять не посмел. Думаешь, ему понравится?       — Дам ему полизать свой член, — огрызается Чайльд. — Сам поймёт, что ничего не потерял.       — Если я скажу ему тебя убить, он убьёт. Подумай над этим.       Отвернувшись, Дориан медленно направляется к отелю, а Чайльд, выруливая на дорогу, набирает номер и плечом прижимает телефон к уху.       — Кэйа, — быстро говорит он, как только затихают длинные гудки, — Альбедо с тобой?       Но — проклятая интуиция! — он уже знает правильный ответ.