Сгоревшее королевство

      Альбедо поднимает своё пальто с пола, отряхивает его, надевает, привычно суёт руку в карман — и тут же отдёргивает.       Ампулы от лекарств. Он и забыл.       — Поедем? — На ходу застёгивая джинсы, Чайльд выходит из гардеробной и звучно зевает. — Хуй с ним, надену какую-нибудь куртку… вчера чуть дуба не дал на ёбаном ветру…       Он суёт руку в большой шкаф, не глядя вытаскивает оттуда первое, что попалось, и подталкивает Альбедо к дверям. Пока он возится с замком, пытаясь попасть ключом в скважину, Альбедо пялится на его ноги. Успел забыть, какие они длинные, за те дни, когда Чайльд выбирался из дома в мешковатых тренировочных штанах.       Повернувшись, Чайльд замечает его взгляд, и ещё несколько секунд они стоят напротив и борются с взаимным притяжением. Двинуться с места их заставляет только очередная трель будильника.       — Да чтоб его… — Чайльд снова хлопает ладонью по табло. — Идём.       Альбедо продолжает пялиться на него в лифте, на стоянке и даже когда садится на соседнее сиденье.       — Пристегнись, — хрипло выдыхает Чайльд и, выдернув ремень безопасности, перетягивает им Альбедо поперёк груди, целует, и только потом пристёгивает. Альбедо тянет его к себе, целует в губы — и Чайльд беззастенчиво сжимает его член, мнёт через брюки. Едва не подавившись слюной, Альбедо толкается ему в руку. — Твоё успокоительное, что, перестало действовать?..       Комкая в кулаке ворот его футболки, Альбедо мучительно пытается понять, что нужно ответить. Смысл вопроса доходит не сразу.       — Я вчера не успел зайти за ним к Бай Чжу. Зайду сегодня.       — Может, выпьешь завтра? — искушающе шепчет Чайльд и давит ему на пах. Альбедо дёргается от возбуждения. — Давай трахнемся в комнате отдыха… отделаемся от Бай Чжу — затащу тебя в самый тёмный уголок… будто вечность не трогал твою тугую дырку…       С трудом понимая, что он несёт, Альбедо стонет сквозь закушенную губу. Ещё немного — и он кончит не расстёгивая брюк.       Спонтанное безумие снова прерывается звуком будильника.       — Да мать твою! — рявкает Чайльд. Взяв себя в руки, Альбедо мягко толкает его обратно за руль. — Ну… как скажешь.       В его голосе звучит лёгкая обида, пусть он и сам знает, что надо ехать.       — Будильник нам покоя не даст, — замечает Альбедо и набрасывает на колени край пальто. В кармане звякают осколки ампул. — Лучше потерпим немного, чтобы потом не останавливаться.       — Ненавижу то, что ты прав. Ладно, ладно, хорошо, я уже еду!       Вывернув со стоянки, он как бы небрежно кладёт одну руку Альбедо на бедро, сразу просовывает под пальто и довольно ухмыляется.       — До сих пор мёрзну после вчерашнего. — Он даже не пытается замаскировать свою наглую ложь. — Ты ведь не откажешься слегка меня согреть?       — Не откажусь. — Альбедо закидывает голову на спинку сиденья. — Если только ты сам не попросишь так сделать.       — Знаешь, о чём я попрошу, когда всё разрулим? Чтобы ты закрыл глаза и подрочил для меня. Как будто меня нет в комнате. Чтобы называл моё имя, когда тебе хорошо. Хочешь, я потом сделаю так же?       — Хочу. — Альбедо сам возвращает его руку на пах, трёт себя его ладонью. В голове мутится от возбуждения. — Тебя... всего…       Прямо посреди перекрёстка, где для них вот-вот загорится красный, Чайльд резко тормозит, и, пока тачку несёт боком, дёргает Альбедо за волосы, жадно, с зубами целует в горло и метку над ключицами.       Альбедо кончает под яростные гудки автомобилей.       Дальше Чайльд ведёт как примерный и законопослушный господин, даже не превышает указанную скорость. Косясь на него, Альбедо тщетно пытается обтереться салфетками из бардачка и невольно улыбается.       Желать чего-то так приятно. Он успел стосковаться по этому чувству.              ~       

5 Seconds of Summer — Thin White Lies

             Спальня выглядит самой обычной, если не замечать глазки камер, умело замаскированные в стенах. Кэйа садится на край кровати — тоже неброской. Легко представить, что это комната в чьём-то доме, опрятном, но не особенно обжитом. Доме для свиданий на раз, может, купленном вскладчину, приветливом гнёздышке для любого, кто захочет любви на одну ночь.       От нечего делать Кэйа считает объективы — их двадцать три, может, какой-то он пропустил. Вокруг кровати расставлены и развешаны по укромным местам микрофоны — зрителю их, вероятно, видно не будет, но все нужные звуки попадут на запись. Такая продуманность не может не вызывать уважения.       Ликёр приятно согревает изнутри, расслабляет мышцы. Кэйа и не заметил, что за последние сутки в нём скопилось столько напряжения. Он довольно ведёт плечом, перекидывает на грудь распущенные волосы — и невольно задерживает дыхание, когда входит Фремине.       Он снова двигается как тень — осторожными бесшумными шагами, ни на миг не упуская Кэйю из поля зрения. Бельё на нём действительно похоже на морскую пену, воздушные кружева едва заметной дымкой окутывают бёдра и талию, свободный топ из мелкой сетки падает с плеча. Сейчас, когда огромная куртка не скрадывает очертания фигуры, Фремине уже не выглядит мальчишкой — и Кэйа не смущается его рассматривать.       Остановившись у кровати, Фремине заправляет волосы за ухо, нерешительно переступает на месте. Кэйа подаёт ему руку, тянет к себе на колени — как в холле, где за поцелуями они провели несколько упоительных минут. На этот раз Фремине сразу садится верхом. Контраст между его потупленным взглядом и откровенной позой будит тёмные желания. Он кажется беспомощной жертвой, желанной добычей, пусть это и очередная маска. Сколько у него таких? Он и сам вряд ли знает.       Фремине шире расставляет колени, плавно двигает бёдрами. Его глаза всё ещё прикрыты, щёки розовые, будто бы он умирает от смущения, — но это не мешает ему так тесно тереться пахом, что Кэйа низом живота чувствует очертания его члена, утянутого бельём, и влагу смазки между ягодиц.       Положив его ладони себе на грудь, Кэйа наконец получает ответный взгляд. Фремине тянется поцеловать, но в последний момент останавливается, и его дрожащее дыхание касается губ.       Не время спешить. Кэйа даёт ему время расслабиться, по-настоящему захотеть, и только потом решиться. Уже не как случайный знакомый, которого подтолкнули навстречу, — как любовник.       Каким человеком каждый из них становится, когда снимает одежду? Кэйа никогда не задумывался, меняется ли в нём что-то. Согласиться на съёмку стоило только ради того, чтобы взглянуть на себя со стороны, дать волю любопытству.       Всё получается так, как говорил Ксавье. Будто знал наперёд. Его наблюдательность сродни провидению — или он случайно попал в точку?       Впрочем, какая разница.       В том, как Фремине касается, как трётся о его колени, как бросает быстрые изучающие взгляды на лицо, на кисти рук, считывая реакции, — правда видится немалый опыт. Сотни любовников…       — Тебе часто бывает хорошо с кем-то другим? — спрашивает Кэйа. Он тоже касается осторожно, скорее изучающе, чем страстно. Никто не торопит их. Есть время немного привыкнуть друг к другу, раз уж не страсть привела их сюда. Точнее, не она одна.       На несколько секунд взгляд Фремине становится отсутствующим.       — Только если мне делают больно. Ты сделаешь?       Кэйа касается губами его подбородка, щеки, сдвигает со лба косую чёлку. Доверчиво закинув голову, Фремине подставляет лицо его ласкам, прикрывает глаза и слабо, разнеженно улыбается.       — Что именно? — Ещё не услышав ответа, Кэйа успевает придумать несколько вариантов.       — Что угодно. Оставь на мне следы. Много следов. — Он дёргает уголком губ, но сдерживает горькую усмешку. — Нежность — всегда ложь.       Может, он и прав. Сколько раз Кэйе лгали тем же способом, чтобы после исчезнуть навсегда?       Кэйа ведёт ладонью по его щеке к затылку, стискивает в кулаке волосы, дёргает. Со свистом выдохнув сквозь зубы, Фремине выгибается, прижимается всем телом — и только теперь его член вздрагивает, становится чуть твёрже.       — Не нужно меня щадить. — Он спускает лямки топа, позволяет ему соскользнуть на талию. Повсюду на его груди побледневшие синяки засосов, в опухших сосках крошечные мерцающие колечки. — Вряд ли ты сможешь мне навредить. Сам поймёшь, почему, если хоть пару минут уделишь фильмам Ксавье. На крайний случай, — равнодушно добавляет он, — по соседству живёт лекарь.       Целуя его влажный оскал, Кэйа просовывает руку под едва ощутимые кружева. Фремине брали недавно — и брали без всякой жалости. Его ягодицы ещё горячие от шлепков, в запёкшихся ссадинах, пальцы легко проваливаются в растраханный зад — и вот теперь Кэйа чувствует на языке по-настоящему страстный стон, такой тихий, будто кто-то слишком могущественный запрещает Фремине дышать полной грудью.       — Вытрахай из меня всё лишнее. — Фремине поднимается на коленях; его член, теперь такой твёрдый, что оттягивает полупрозрачную ткань, растягивает по животу Кэйи влажный след. — Всё, что делает больно, однажды станет взвесью во льду. Ты знаешь, как это.       Кэйа кивает и целует его снова, даёт волю языку и зубам. Вздрагивая, Фремине льнёт к нему, кожа к коже, так тесно, что сам стонет от боли в сосках, — и пытается насадиться на пальцы Кэйи с отчаянием человека, которому сильнее воздуха нужно в очередной раз оказаться раздавленным, погребённым под чужой волей. И Кэйа понимает, каково это.       Ни нежности, ни состраданию, ни заботе не место в этой постели.       Он опрокидывает Фремине на спину, грубо переворачивает, рывком ставит на колени. Уткнувшись лицом в сгиб локтя, Фремине стонет — сначала сдавленно, потом в голос, когда Кэйа просовывает в него три пальца и поворачивает руку ладонью вверх. Обычно он старается сделать свою смазку лишь чуть прохладнее, но сейчас и здесь время быть честным в ответ.       Когда он не сдерживается, действие его любовных заклинаний ближе к анестезии.       — Да, — подмахивая, шепчет Фремине. Слушать его придыхания на каждом слове — отдельное наслаждение. — Да… я хочу больше… я могу больше. Испытай меня… если не веришь…       Кэйа сжимает его член под головкой — с холодной смазкой Фремине не сможет кончить, пока Кэйа не позволит. Фремине и сам понимает это — и его член становится ещё твёрже и толще, раздаётся в кулаке.       Так ясно видеть в ком-то другом своё отражение — странно. Немного страшно. И почти не больно.       Дёрнув за плечо, Кэйа насаживает Фремине на член, поддаёт бёдрами и вбивается до упора.       — Двигайся, — требует он и не узнаёт свой голос.       Фремине приподнимается на ладонях и ступнях, покорно выпускает его член почти до головки, в одно быстрое движение снова принимает полностью — и теперь его стон звучит так, будто вот-вот выломает ему рёбра. Его ноги трясутся от напряжения, с члена капает предсемя, но он даже не пытается толкнуться Кэйе в руку, взять больше, чем ему разрешили.       Он двигается, пока не подкашиваются колени, и, тяжело дыша, утыкается в постель. Его член вздрагивает, но Кэйа не собирается отпускать так быстро. Надавив Фремине на поясницу, он заставляет его лечь, призывает всю свою концентрацию и оставляет под головкой ледяное кольцо.       Теперь свободны обе руки.       Часто-часто дыша ртом, Фремине раздвигает ноги. Кэйа всем весом ложится сверху, прижимает его запястья к постели, заставляет открыть рот, кладёт на язык четыре пальца, чувствуя, как растягиваются губы.       — Оближи.       С трудом сглатывая, Фремине слизывает собственный вкус. Его потряхивает, внутренние мышцы сокращаются — он до боли хочет кончить, но не умоляет о разрешении, наоборот, старается продлить эту пытку, скорее мучительную, чем сладкую. Достичь предела.       Как часто Кэйа оказывался на его месте. Как часто ему отказывали в том, чего он просил.       Он отпускает руки Фремине, обнимает его поперёк груди, придавливая соски, и размашисто двигает бёдрами, раз, другой, третий, чтобы покрасневшая кожа от новых шлепков вспыхнула сильнее. Фремине дёргается под ним, давится его пальцами; громкие стоны переходят в крик, слабый, всё длящийся и длящийся на выдохе. Приподнявшись на локте, Кэйа коленями сводит ему ноги, ещё несколько раз толкается внутрь — и кончает.       В прохладной заднице становится горячо. Фремине захлёбывается слюной, кашляет, но не делает ни одной попытки отстраниться. Уткнувшись в его встрёпанные волосы, Кэйа пытается глотнуть воздуха. В груди жжёт так, будто он долго плыл под водой.       Жалобный крик Фремине медленно угасает, прерывается глубоким вдохом — и следующий звучит уже в полную силу лёгких.       Вот он, предел.       Кэйа перекатывается на бок, сжимает ледяное кольцо в кулаке, заставляя растаять — и ладонь заливает спермой. Корчась в его крепких объятиях, Фремине продолжает кричать так, будто лёгкие выворачиваются наизнанку. Когда он затихает, тишина в комнате становится оглушающей, — а потом Кэйа слышит сдавленный всхлип. Фремине вяло сопротивляется, но Кэйа всё равно переворачивает его лицом к себе, обнимает крепче, утыкает себе в грудь, зарывается носом в белые волосы. От них веет призрачным, почти неощутимо сладковатым, холодным ароматом ромаринов.       Сначала Фремине крепится, скрипит зубами, пытается сдержаться — но поздно. Его чувства уже оттаяли, лёд дал слабину, и трещина стала слишком глубокой.       Вцепившись в Кэйю изо всех сил, он жалобно скулит, и рыдание вырывается наружу против его воли. Хватает секунды, чтобы его лицо стало мокрым. Кэйа чувствует, как по коже текут слёзы, как с обмякшего члена Фремине ему на внутреннюю сторону бедра всё ещё сочится семя.       Когда-то он тоже думал, что каждая пощёчина, каждый шлепок, каждый плевок сделают его сильнее, а его ледяной панцирь — толще. Но в конце пути его ждало очередное разочарование.       Не выдержав собственной тяжести, его доспех рассыпался от первого же искреннего поцелуя.       Обняв Фремине крепче, Кэйа гладит его по голове, прижимается губами к виску.       Слова о том, что не всякая нежность — ложь, никому из них не принесут облегчения.       И он молчит. Снова молчит.              ~              Чай с цветками османтуса, порция креветочных шариков и немного острого мяса — сначала Дилюк отказывался от всего, кроме стакана горячей воды, но запах специй от тарелок Итэра взял верх над тревогой, — делают будущее чуть менее пугающим. Дилюк до сих пор не понимает, как и главное почему это работает.       — Катерина! — Итэр размахивает рукой, а Катерина отвечает ему удивительно искренней улыбкой. — Что нового?       — Сам знаешь, тебе давно не нужно брать по четыре поручения в день. — Она приветливо кивает Дилюку. — Добрый день, мастер Дилюк. Надеюсь, на пути сюда вы не встретили никаких препятствий?       — Нет, — сдержанно отвечает Дилюк. — Я… мой брат прислал мне письмо. Там говорилось, что вы знаете, где его найти.       Катерина быстро набирает что-то на клавиатуре, и по сожалению на её лице Дилюк понимает, что всё не могло быть так гладко.       — К сожалению, Кэйа недавно покинул Ли Юэ, и с тех пор не связывался с Гильдией. Я не могу установить его местоположение.       У Дилюка опускаются руки — в прямом и переносном смысле.       Ещё раз объехать весь Тейват? Он даже не знает, с какого королевства начать.       — Спасибо, — тихо говорит он и разворачивается в сторону стоянки.       Итэр перехватывает его за талию и возвращает.       — Письмо отправил не Кэйа. Ты знаешь, что это был за человек? Может быть, он сумеет помочь?       — Да, разумеется. — Катерина вставляет в принтер бланк информирования и вынимает уже с двумя короткими строками текста. — Мастер Альбедо недавно выехал из своей квартиры и не зарегистрировал новый адрес. Есть только его телефон. Если вы не сумеете связаться с ним, рекомендую посетить реабилитационный центр доктора Бай Чжу. По моей информации, мастер Альбедо регулярно посещает эту клинику.       Дилюк переглядывается с Итэром и забирает бланк.       — Если хочешь, я позвоню, — предлагает Итэр, как только они на достаточное расстояние отходят от стойки.       — Нет. — Дилюк вынимает телефон и делает глубокий, очень глубокий вдох. — Я справлюсь.