Сгоревшее королевство

Kiko King & creativemaze — Addictions

             Кавех на него не смотрит.       До боли стискивая кулаки, аль-Хайтам ждёт. Оправданий, уверений, что всё случившееся — досадная случайность, что этот Фатуи нарочно всё подстраивает так, чтобы их разлучить.       Но Кавех не пытается оправдаться, так и стоит неподвижно.       Аль-Хайтаму нужна сущая мелочь. Хоть один виноватый взгляд. Хоть какой-нибудь жест. Что угодно, что позволит поверить в спасительную ложь.       С усилием сглотнув, Кавех нетвёрдо ступает назад в палату, прикрывает губы ладонью.       Ему понравилось?..       У аль-Хайтама сама собой дёргается щека.       Кави…       — Аль-Хайтам. — Бай Чжу берёт его под руку, тянет за собой назад. Дальше от Кави. И он. Неужели… неужели он с самого начала покрывал… — Нужно поговорить.       Всё вокруг плывёт. Аль-Хайтам покорно идёт, готовясь услышать худшие новости. К чему оттягивать неизбежное… в конце концов, он догадывался… было так много свидетельств, но ему нравилось заблуждаться…       Он вздрагивает, когда Бай Чжу легонько хлопает его по щеке.       — Аль-Хайтам, — повторяет он немного громче. — Кивни, если слышишь.       Не в силах разжать челюсти, аль-Хайтам коротко кивает.       — Кави сейчас очень тяжело. Постарайся его понять.       — Я уже понял, — говорит аль-Хайтам сквозь зубы. — И увидел достаточно.       — Что именно ты увидел? — в голосе Бай Чжу прорезается злость. Конечно, он всегда был на стороне Кавеха. — Скажи мне!       — Почему вы все заставляете меня говорить?! — взрывается аль-Хайтам и отворачивается, чтобы уйти, но Бай Чжу снова удерживает его за локоть. За годы их дружбы такое случалось всего пару раз. Аль-Хайтам успел забыть, какой Бай Чжу сильный. — Разве и так не понятно?!       — Дай угадаю по лицу, — холодно отзывается Бай Чжу, — пока тебя не было, Кавех забыл о своих страданиях и кувыркался здесь с Чайльдом с моего полного одобрения, а как только заслышал в коридоре твой голос, притворился больным. Вот только Чайльд решил тебе досадить и поцеловал его на прощание, заявил права, чтобы ты знал своё место и готовился к неизбежному разводу. Естественно, Кавех его сообщник. Решил, что здесь нечего обсуждать, ушёл отдыхать, не покаявшись в грязной измене, словом тебя не удостоив. Ты ведь и так всё понял, правда?       — Да! — рявкает аль-Хайтам, но сразу осекается. Даже в помрачении разум начинает привычно искать несостыковки, двусмысленные утверждения, провалы в логике.       Когда они были вместе, Кави не лгал. Ему было больно, но он по-прежнему хотел всего, что между ними случилось. Даже получи Чайльд своё, пока у него были развязаны руки, Кавех скорее бы разозлился и вывалил всю неприглядную правду, чем ушёл молча. Если они запачкали постель, Чайльд бы бросил одеяло в сперме аль-Хайтаму в лицо, чтобы разозлить ещё сильнее, а не отдал Кавеху новое, чтобы всё скрыть. Поцелуй был слишком скромным — подозрительно. Желай Кавех расставания или развода, уже дал бы знать, скрывать такое не в его духе. Опять же, Чайльд не преминул бы устроить драку или хотя бы скандал, такая мелочь как свидетели его никогда не останавливала. Тот человек с Пиро Глазом Бога, кто он? Почему Кавех и Чайльд узнали его, а он их нет? Опасен ли он? И почему Чайльд при его виде забыл даже про аль-Хайтама?..       Какой-то части истории не хватает. Большой части.       — Хорошо, — выдыхает аль-Хайтам и наконец разжимает кулаки, — чего я не знаю?       Бай Чжу устало смотрит на него поверх очков.       — Самый болезненный этап лечения завершился. Вчера Кави спал, сегодня почти весь день длилась процедура очищения. Он очень устал. Пойми, физически тяжело выдержать несколько часов непрерывной рвоты…       — Его так долго тошнило?!       — К сожалению, другого варианта вывода токсинов не существует, и…       — Почему ты не сказал?!       — Право пациента решать, что его близкие могут знать о процессе исцеления. У каждого из нас есть страхи.       — Чего можно бояться через столько лет брака?!       — Того, что после вида некоторых медицинских манипуляций ты больше его не захочешь?       У аль-Хайтама перехватывает дыхание от гнева.       — Как можно такое подумать?!       — Ты не был на его месте! И, надеюсь, не будешь!       — Если ему весь день было плохо, почему ты ничего не сделал?! Твои обязанности как врача…       — Я лучше всех знаю свои обязанности!       — Ты умолчал, чтобы избавить себя от проблем?! Я бы не позволил…       — И как бы ты не позволил?! Заткнул ему рот?!       — Наверняка можно было как-то…       — Нельзя, аль-Хайтам! Если бы я мог…       — Все месяцы, пока он страдал от боли, и эти процедуры, ты ставишь над ним опыты?! И думаешь, что я ничего не замечу?!       — Остановись, — шипит Бай Чжу. В его глазах плещется ярость, за губами мелькают тонкие клыки. — Заткнись прямо сейчас, или я тебя задушу.       — Такая продолжительная рвота не может быть признаком выздоровления!       — Просто дай человеку спокойно поблевать!       Молчание оглушает. Тяжело дыша, Бай Чжу прикрывает рот, хрипло кашляет. На тыльной стороне его ладони тает матовая белая чешуя.       — Теперь ты понимаешь, — устало говорит он, — почему ни я, ни Кави ничего тебе не сказали? Лечение требует терпеливости, смирения и стойкости. Ты не обладаешь ни одним из этих качеств, в отличие от своего мужа.       — А этот Фатуи…       — Будь этот Фатуи таким же докучливым, поверь, у Кавеха хватило бы бешенства вылить кувшин воды ему на голову! — Стиснув пальцами переносицу, Бай Чжу выдыхает. — Пожалуйста, давай прекратим этот спор. Мне нужно осмотреть Кави. Вам с Томой придётся уйти. Наушники можешь забрать в моём кабинете. Я их зарядил.       — Мне даже нельзя его повидать? — тихо спрашивает аль-Хайтам.       — Не сегодня. Если хочешь, оставь ему записку, на моём рабочем столе есть все принадлежности. Только, пожалуйста, пусть в ней не окажется упрёков и лишних вопросов. Я прочитаю.       — Это личное!       — Всё, от чего зависит стабильность состояния моего пациента, контролирую я.       Перед этим властным тоном аль-Хайтам сдаётся.       — Хорошо, — бормочет он. — Сделаю, как ты хочешь. Ты всё-таки врач.       — Неужели! — восклицает Бай Чжу. — Ты наконец вспомнил!       В коридоре никого. Чем ближе к палате Кави, тем больше аль-Хайтаму становится не по себе. Что сказать? И нужно ли что-нибудь говорить? Стоит ли вообще давать о себе знать, или ограничиться запиской?       Дверь распахнута настежь. Согнувшись на краю кровати, Кави мучительно кашляет. Изо рта у него течёт слюна, торчащая из носа трубка наполнена чем-то коричнево-багровым. Тома на корточках сидит рядом и бережно вытирает ему рот салфетками.       — Потерпи ещё чуть-чуть, — уговаривает он ласково, похлопывая Кави по спине, — Бай Чжу уже здесь, уверен, он будет с минуты на минуту. А, смотри, вот и он!       — Прости, Тома, не успел поздороваться. — Бай Чжу приветливо кивает, заходя внутрь. — Спасибо, что присмотрел за Кави. А теперь вам с аль-Хайтамом пора.       — Конечно, доктор! — Тома, уходя, треплет Кавеха по плечу. — Как только тебе станет лучше, попрошу аль-Хайтама передать тебе латте!       Бай Чжу подталкивает его в спину и захлопывает дверь.       — Извини, — Тома смущённо растрёпывает волосы на затылке и отводит взгляд, — Кави еле на ногах стоял, я решил, лучше побыть пока с ним.       После секундной заминки аль-Хайтам крепко обнимает его за плечи, прижимает к себе.       — Спасибо, что позаботился о моём муже, — тихо говорит он. Тома обнимает в ответ, утыкается носом в плечо. У аль-Хайтама щемит сердце. — Хотел бы я уметь так же.              ~              Осторожно постучав в дверь, Альбедо не получает ответа. Свет в палате тоже не горит. На ручке горит индикатор «Свободно». А он и не заметил, уверенный, что Кави до сих пор здесь.       Выписать его точно не могли, может быть, перевезли на другой этаж?       Альбедо забирается на подоконник, открывает скетчбук, пролистывает наброски. Лотосы вышли кривыми, кое-где штрихи выходят за очертания лепестков — для тонкой работы было слишком холодно. Следующие восемь страниц испещрены быстрыми зарисовками с Дилюком. Кисти рук в разных положениях, улыбка, портрет в профиль и в три четверти, распущенные и забранные в хвост волосы. Очень вдохновляющая внешность. Жаль, седую прядь и шрам с той стороны было не зарисовать.       Интересно, избегал бы Кэйа говорить о Дилюке так же, как Дилюк старается не упоминать его сейчас? Хотя… Кэйа о нём ни разу не обмолвился. Камни и те оказались говорливее.       Даже размышлять об этом кажется грубым вторжением на личную территорию.       Альбедо открывает чат. Чайльд ни разу не был в сети с тех пор, как они с Альбедо расстались у кабинета Бай Чжу, номер Кэйи всё ещё неактивен.       Становится так одиноко. Узнав, что такое близость, Альбедо и вкус одиночества начал чувствовать намного острее.       Сестёр на этаже не видно. Альбедо пешком поднимается на пятый этаж — спешить некуда, Дилюк всё равно собирался встретить Итэра, вероятно, они уже отправились заниматься переездом. Переживания последних дней и короткий тревожный сон сказываются — даже от такой пустяковой нагрузки у Альбедо начинает кружиться голова. На верхней площадке приходится постоять, чтобы прийти в себя.       В кабинете Бай Чжу никого. Браслет заправлен, запаса таблеток хватит ещё на пять или шесть дней, так что ждать здесь необязательно. Альбедо направляется дальше по коридору, больше из желания чем-то себя занять, и слышит из приёмной Чжун Ли голос Дилюка.       — …нет, впервые их видел. Нравится? Хочешь, завтра куплю ещё?       Альбедо решается заглянуть.       Набивая рот полосатым бисквитом из чайной, Итэр расплывается в улыбке и машет рукой.       — Как твой друг? — спрашивает Дилюк.       — Его, наверное, перевезли в другую палату. Вы не встречали Бай Чжу?       — Он очень извинялся, что нашу встречу придётся перенести, сказал, кому-то из пациентов стало плохо. Вероятно, он сейчас занят. — Дилюк снова засовывает руки в карманы пальто. — Думаю, мы заедем в отель за вещами и переберёмся в новую квартиру.       — Хочешь с нами? — спрашивает Итэр. — Дилюк сказал, дом старый, интересно, что ты скажешь.       — Оставайся отдохнуть, если захочешь, или я могу подвезти тебя до дома, — поддерживает Дилюк с беспокойством, — прости за бестактность, но ты выглядишь нездоровым.       — Это не бестактность. — Альбедо прислоняется к стене, трёт лоб. — Я действительно плохо сплю в пустых квартирах. Наверное, даже здесь мне было бы уютнее. Может, попросить у Чжун Ли разрешения заночевать в комнате отдыха…       Будто упоминание его имени сработало как призыв, из кабинета выходит Чжун Ли. Его тяжёлый, наполненный гневом взгляд прибивает к месту как каменная глыба.       — Хорошего вечера, — своей безупречной вежливости он всё же не изменяет, — ещё раз простите за накладки, произошла непредвиденная ситуация.       — Господин Чжун Ли! — К нему подбегает сестра с рожками в пушистых волосах. — Мне помочь?       — Да, Гань Юй. Принеси Ци Ци, — распоряжается Чжун Ли, на ходу заворачивая рукава рубашки. Гань Юй с трудом поспевает за его широким шагом. — Разбуди её. Как можно скорее.       Он заходит в одну из палат и закрывает дверь.       — Конечно, господин Чжун Ли. — Сестра кланяется с таким уважением, будто они всё ещё стоят лицом к лицу, и спешит к лестнице.       — Что-то случилось? — спрашивает Итэр, посмотрев им вслед.       — Не знаю. — Дилюк пожимает плечами. — Может, тот пациент, который убежал от всех, плохо себя почувствовал. Я решил подождать Итэра в приёмной, раз все оказались заняты.       — Тогда давайте поедем. — Итэр сладко потягивается, а Альбедо невольно улыбается тому, с какой любовью Дилюк ловит взглядом каждое его движение. — Умираю от любопытства, что выбрал Дилюк.       — Мог бы повыбирать со мной, — шутливо ворчит Дилюк. — Хорошо, что Альбедо не отказался мне помочь.       — Тогда мне интересно вдвойне! Я люблю сюрпризы.       Вместе с ними Альбедо идёт к лифту. Странно, они едва знакомы, но ему как-то… легко. Спокойно. Он, быстро устающий от чужого общества, даже рад провести с ними ещё какое-то время, и не только от одиночества.       Для такого ещё рано, но уже хочется считать их хорошими друзьями.              ~              — Попробуй медленнее, — просит Бай Чжу. — Я знаю, что трудно. Нужно, чтобы хоть немного попало в носоглотку.       Он растирает между пальцами ещё щепоть лекарства. Кави пытается вдохнуть, но его встряхивает кашлем, и порошок разлетается в стороны.       — Я… не… — сипит Кави. — …могу…       Времени мало: даже со скрученным колпачком отводящая трубка продолжает разбухать, с конца капает густая тёмная кровь вперемешку с адсорбентом. Если не удастся всыпать порошок от отёка, достать трубку будет ещё сложнее; если позволить Кави хоть немного сильнее наклонить голову, он с большой вероятностью задохнётся. И даже будь у Бай Чжу ещё четыре свободных руки, он не хирург, и вреда от его вмешательства будет больше, чем пользы.       Остаётся только держать Кави на коленях и уповать на чудо.       …умоляю, успей, великий дракон.       Чжун Ли появляется в то же мгновение. Опустившись на колени рядом с лежащим на полу Кавехом, он раскатывает чехол с инструментами, быстро вынимает те, что понадобятся в первую очередь.       — Простите, Кавех.       Он широко открывает Кави рот, прижимает язык. Кави дёргается, пытается вдохнуть, и Бай Чжу всыпает порошок.       — Достаточно. Фиксируй голову.       — Потерпи совсем немного, — шепчет Бай Чжу. Кави пытается освободиться, но всё слабее. Время утекает на глазах, но раз Чжун Ли здесь, есть надежда. Если не сможет он, не сможет никто.       Просунув Кави в горло изогнутый зажим, Чжун Ли со второго раза цепляет скользкую трубку, пробует потянуть, но она уже слишком толстая, чтобы получилось достать.       — Мы здесь! — Запыхавшаяся Гань Юй опускается на колени рядом с Бай Чжу. Ци Ци, в пижаме и шапочке для сна, клюёт носом у неё на руках. — Милая, пожалуйста, сделай так, чтобы ему сейчас не было больно!       Ци Ци медленно моргает, и её огромные глаза наполняются слезами.       — Не умирай… — бормочет она и касается горла Кави. Изморозь расползается от её холодной ладошки вверх до скул, вниз почти до паха. — Тебя здесь… ждут…       — Спасибо, моя хорошая, — шепчет Гань Юй, прижимаясь лбом к её затылку, — пожалуйста, подержи так немножко…       — Хочу спать…       — Скоро-скоро отнесу тебя в кроватку. Помнишь ту считалочку про радугу?       — Нет…       — Посчитаем: раз, два, три, — напоминает Чжун Ли, вынимая скальпель с лезвием-полумесяцем.       — …закатник радугой… натри?       Через трубку проскальзывает сгусток крови. Кави еле слышно стонет, и Бай Чжу чувствует, как его пальцы стискивают халат.       — Четыре, пять… — продолжает Чжун Ли безмятежно. Ничто, кроме потемневшего взгляда, не выдаёт его.       — …шесть, утром можно будет съесть!       — А когда ты скажешь семь… что будет, Ци Ци?       — Ци Ци хочет спать…       — Нет, милая, — Гань Юй тормошит её, — вспомни только, семь — твоё любимое число, правда?       В такие моменты Бай Чжу проклинает своё чутьё целителя. Он чувствует, как у Кави жжёт лёгкие от недостатка кислорода, как трубка давит изнутри на желудок и всё сильнее пережимает трахею.       Он хотел бы не знать всего этого, но тогда не мог бы и лечить.       — Кто съест закатник, Ци Ци? — Чжун Ли придавливает трубку зажимом и делает скальпелем вертикальный надрез. За него можно подцепить крепко. — Неужели доктор Бай Чжу? Или, может быть, Кэйа?       — Кэйа никогда не ест, — огорчённо вздыхает Ци Ци, — сколько бы Ци Ци ни угощала его закатниками…       — Ты просто давно ему не предлагала. Может, теперь получится?       Получается — длинными ножницами он в несколько аккуратных движений разрезает трубку поперёк.       Кави судорожно вздрагивает, и его сознание гаснет. Чтобы не думать об этом, Бай Чжу следит за быстрыми и точными движениями Чжун Ли.       — Ци Ци вспомнила! А когда ты скажешь семь, я его тихонько съем!       — Восемь, девять…       Трубка кажется бесконечной. Быстрее тянуть нельзя — после изматывающего очищения у организма Кави не хватит сил оправиться ещё и от внутренних травм. В такие моменты предлагают разве что молиться, но к кому может воззвать о помощи тот, кто сам является божеством?..       — …восемь, семь, я ещё один закатник съем!       Ближе к концу трубка становится такой толстой, что вот-вот застрянет в пищеводе.       — Переверни на бок. Десять, Ци Ци. После девяти будет десять.       — Не бойся, Кави, — приговаривает Бай Чжу, придерживая голову Кави у себя на колене так, чтобы слюна и слизь изо рта стекала вниз. Конечно, Кави его не слышит, но он жив, он всё ещё жив. — Ты почти справился.       Чжун Ли срезает трубку ближе к зубам, тянет конец, покачивает из стороны в сторону. Изнутри лениво вываливается ещё один сгусток, такой плотный, что не может выйти. Сжав зубы, Чжун Ли разминает его пальцами, понемногу выдавливает наружу.       — Кави, — повторяет Бай Чжу, слыша, как всё реже и слабее бьётся сердце. — Кави, мы тебе поможем…       — Ци Ци не помнит, что будет после десять… совсем-совсем не помнит…       — И я забыл. — Потянув ещё раз, Чжун Ли прикрывает глаза — высчитывает. Его органы чувств достаточно восприимчивы, чтобы определить, как нанести пациенту минимальный вред. Бай Чжу может только воображать, каково это. — Отпусти его, Ци Ци.       Он дёргает, и каким-то чудом трубка выскакивает, не оставив ни одного разрыва.       — Ох, господин Чжун Ли… — испуганно выдыхает Гань Юй, глядя на раскисший пузырь, покачивающийся в его руке. — Как сильно сестра Жу напутала…       — Зонд с заживляющей эмульсией, — распоряжается Чжун Ли и помогает Бай Чжу перевернуть Кави на спину. Гань Юй выбегает, а Ци Ци вместе с ними смотрит, как изморозь на коже собирается в сверкающие капли и скатывается вниз.       — Подыши, — просит она и дёргает Кави за палец. — Тебе нужно… хотя бы… немножко…       Дождавшись, пока лёд растает, Чжун Ли наклоняется, и тёмно-золотое сияние с его губ медленно стекает Кави в рот.       — Подыши… — продолжает Ци Ци. — У меня есть закатник…       Бай Чжу боится двигаться, боится даже моргать — и боится поверить, когда видит, как от первого вдоха приподнимается живот. Сразу за этим Кави заходится кашлем.       — Ещё раз прошу прощения за внеплановый осмотр, Кавех. — Заслоняя ему обзор, Чжун Ли задвигает все улики под кровать. — Мы с доктором Бай Чжу рады сообщить, что самый неприятный этап лечения завершён. Ещё день или два вам нужно будет провести под капельницей. Вам установят другую трубку, хорошая новость — она будет намного тоньше. Пожалуйста, сообщайте, если почувствуете себя дискомфортно. Это критически важно для вашего выздоровления.       Придерживая ошалевшего Кавеха за плечо, Чжун Ли говорит и говорит, а драгоценная исцеляющая энергия впитывается в измученное тело, наполняет его силой и крепостью. Если всё пойдёт хорошо, теперь Кави ничего не должно угрожать.       — Неприятные ощущения в пищеводе могут вас смущать, но это следствие долгого процесса очищения. Завтра во второй половине дня вам должно стать лучше.       — Правда? — сипит Кави, снова откашливается и задевает трубку в носу. — А эта часть… она останется?       — Конечно, нет. Всего пара секунд, и вы будете от неё избавлены.       На этот раз Чжун Ли ограничивается длинным зажимом с узкими кончиками.       — Пожалуйста, откройте рот. Дело в том, что после установки внутренняя часть впитала токсины и стала чуть толще, чтобы не причинять вам лишнего дискомфорта, лучше вынуть её через горло…       С изяществом фокусника он вытягивает трубку в мгновение ока.       — Ай! — Кави хватается за нос. — Простите, я… я не рассчитывал, что будет так больно…       Он пытается сесть, но сразу отказывается от этой идеи.       — Голова кружится… это нормально?       — В первые дни после прекращения инъекций — вполне. До завтрашнего утра этот побочный эффект должен пройти. — Чжун Ли приобнимает его за плечи, поднимает на ноги. — Сестра поможет вам и несколько часов будет наблюдать за вашим состоянием. Постарайтесь поспать.       Входит Гань Юй с каталкой, на которой уже закреплена капельница и пакет с суспензией для зонда. С чувством, что вот-вот отключится, Бай Чжу отупело наблюдает, как Кави с жалобами на тошноту пытается лечь, как Гань Юй устраивает его, поправляет халат, укрывает одеялом, шепчет что-то ободряющее, похлопывает по руке.       Ци Ци приваливается сбоку. Глаза у неё слипаются.       — Он дышит, господин Бай?       — Да, Ци Ци, — кивает Бай Чжу и обнимает её, — он дышит.