***
В стакане вертелась по кругу янтарная жидкость. Сириус сидел в глубоком кресле, бездумно глядя на языки пламени в камине. От мысли подняться к себе в одиночество комнаты было тоскливо, сидеть в пустой гостиной одному — тошно. К тому же, на стене так и висел ненавистный гобелен. Надпись над ним уже почти растворилась и еле читалась. Только вот Сириус знал, о чем она говорит. И от мысли, что это знание слишком опоздало, что сейчас оно уже бесполезно, хотелось выть. Если бы сегодня было полнолуние, он бы уговорил, всеми правдами и неправдами уговорил бы Рема выбраться куда-нибудь совсем в глушь и повыть на луну. Но до полнолуния была ещё неделя, Рем куда-то запропастился, а обернуться в Бродягу и выть в одиночестве во дворе дома, так, что кто-нибудь, особенно Гарри, мог услышать, пока ещё казалось глупостью. Впрочем, не сильно большей, чем напиваться в одиночестве, глядя на ненавистную тряпку. Не тряпку, поправил себя Сириус. Не тряпку. Единственную память об отце. Как же больно… Огневиски удалось притупить эту боль, но она не ушла совсем, так и свернулась комом где-то за грудиной. Мысли текли вяло, словно густой сироп. Что там Сопливус говорил про то, что «мысли теряют ламинарность течения»? Ничего подобного. Наоборот, думалось на редкость ровно, переключиться с одного на другое было той ещё задачей. Так же как и перестать пялиться на несчастный гобелен. Усилием воли Сириус отвернулся от гобелена и тут же пожалел об этом. В проёме двери стояла Маргарет, впрочем, порог гостиной девушка не переступала. Сириус кивнул в знак того, что увидел ее, и тут же отметил, что вопреки намерениям, границу между необходимым и лишним он незаметно перешёл — движение получилось слишком размашистым, остановка — слишком резкой. И вряд ли это осталось незаметным. Мэг тихо вошла и присела напротив на край стола. От ее сочувственного взгляда хотелось удавиться. Сириус медленно поднял стакан на уровень глаз, жидкость в нем в свете пламени камина заиграла тёплыми отблесками. — Осуждаешь? Мэг только пожала плечами. — Не то чтобы… Не знаю. Помогает? — Не особо, — поморщился Сириус. — Переживу, и не такое переживал… — Ты про это? — Мэг кивнула в сторону гобелена. Сириус вспомнил, как стоял, цепляясь за нее, как утопающий за соломинку. Отрицать очевидное было глупо. — Будем считать, что такая предусмотрительность отца оказалась для меня несколько неожиданной, — губы сами растянулись в горькой усмешке. — От неожиданности не напиваются в одиночестве… — От неожиданности — нет. Ты не понимаешь… — Сириус поймал себя на мысли, что потом наверняка пожалеет о сказанном, но сейчас боль в груди просилась наружу, искала выход, словно пережатая пружина. — Я же всегда думал, что отцу все равно. Что ему безразлично, раз уж не получилось гордиться. Думал, что теперь для него есть только один сын. И совсем не думал, каково ему было потом, когда Рег погиб. Я ведь мог хотя бы наведаться после смерти Рега… — Сириус замолчал, пытаясь понять, как ещё объяснить то, что теперь не давало ему покоя. — Кажется, я понимаю, — Мэг пересела ближе. Сейчас до нее было не больше двух шагов. Посмотреть ей в глаза Сириус боялся — боялся, что увидит там понимание совсем не того, о чем он пытался сказать. — Я считал, что у меня нет семьи, нет родителей. Оборвал все разом. А он думал о защите. Получается, я от него отказался, а он от меня — нет, — Сириус помолчал секунду и всё же договорил: — Получается, я его предал. А он меня — нет, — тут он наконец поднял на Мэг больной взгляд. Девушка молчала, не пытаясь сказать какую-нибудь ободряющую глупость. Вот за это спасибо. Сириус покачал стакан, раскручивая водоворот. Говорить, так полностью… — И не только отец. Регулус… понимаешь, он же в Хогвартсе хотел общаться, хотел дружить. Но у меня был Джеймс. И Рем, и Пит. И брат-слизеринец был остро лишним. И я отказался от брата. А он ведь хвостиком за нами ходил, не как Сопливус, а по-хорошему, все надеялся, что заметим, что позовём. Но не-ет… Ты понимаешь, что я мог его остановить? Но не остановил… И что там потом случилось… А если ему дали задание убить кого-то из нас? И он отказался? — Может, не в этом дело… — А может, в этом. Ты меня спрашивала тогда, ненавидел ли я его. Нет, но ревновал жутко, для родителей он же всегда был любимым сыном. Вернее, я так думал… А отец… — Что уж теперь… — Слушай, я сейчас понял, Рег никогда не был дураком. Он должен был видеть, что его существование ещё сильнее загоняет мои отношения с родителям в тупик. И всё он понимал… А ко мне не пришел, знал, что я всегда, всегда от него отворачивался. И значит, может быть, я виноват в его смерти… — Сириус, послушай… — Нет, вот скажи, как теперь с этим жить? Как? — Послушай. У каждого. Из нас. За плечами. Ошибки. И его выбор — это всё-таки в первую очередь его выбор. Ты не мог решать за брата, за родителей… На секунду Сириус решил, что она так и не поняла, но Мэг торопливо продолжила: — Я же не говорю, что ты не виноват. Но это вина не одного. Сириус уткнулся лицом в ладони. Мэг замолчала. Только не говори больше ничего. Будет лишним. Скорее почувствовалось, чем услышалось лёгкое движение. Мэг поднялась с места, сделала два шага, на какое-то мгновение в нерешительности остановилась и наконец села рядом на подлокотник. Сириус ощутил, как на плечи ложатся, чуть сжимают ткань теплые ладони, как после недолгих колебаний они спускаются чуть ниже по плечам, заключая в полукольцо объятий. Очень лёгких, рука девушки поперек спины почти не ощущалась, только эти теплые пальцы. Это было странно. Боль не ушла, но стала совсем другой, теперь она не ныла где-то глубоко, отравляя душу, а словно выплескивалась наружу, как вскрывшийся нарыв, который тоже болит — но болит по-другому, почти приятно, потому что знаешь, что теперь будет легче… Не сразу осознавая, что делает, Сириус прижался лбом к неожиданно близкому плечу рядом. Сейчас это казалось естественным, сейчас это казалось правильным. Мэг продолжала молчать, только объятия стали чуть крепче. Умоляю, не говори ничего… По спутанным волосам скользнули почти невесомые пальцы. Почти так же, конечно, если сделать скидку на разницу в росте, когда-то давным-давно его, ещё совсем мальчишку, умела успокаивать maman. Мама. И говорила, что всё будет хорошо. И теперь на какой-то миг появилось чувство, что и правда — будет. Пальцы Мэг продолжали скользить по волосам, даря что-то давно забытое, что-то, чему Сириус не мог подобрать названия. И боль внутри, казалось, успокаивалась с каждым движением, словно одичавшее животное, которое вдруг приласкал хозяин. — Леон запрещает, но… — голос Мэг вырвал Сириуса из оцепенения, — если прямо невыносимо, я могу забрать часть. Сириус чуть отстранился. Мэг тронула кулон на длинной прочной цепочке. — Могу забрать часть боли, — повторила она. — Почему он запрещает? — голос хрипел и подчинился не сразу. Сириус прочистил горло. — Это опасно? Мэг нетерпеливо дернула плечом. — В моменте — нет. Просто он говорит, что такую энергию нельзя брать насильно — раз, два — и привыкнешь отбирать, не спрашивая. Но сейчас мне не нужна сила, я просто хочу помочь… Сириус еле заметно усмехнулся. — Ну, если твой Леон прям запрещает, то не надо, — и, поймав недоверчивый взгляд, продолжил: — Всё не настолько плохо. Знаешь, я, наверное, пойду, — он медленно поднялся из кресла. Уходить не хотелось. Оставаться, как неожиданно вдруг осознал Сириус, было страшно. А он-то думал, что теряться уже разучился. Теперь девушка смотрела на него придирчиво-оценивающе. Лишь бы походка не подвела… Сириус сделал несколько шагов, вроде достаточно ровных. По крайней мере, комментариев не последовало. Путь до двери покорился без приключений. Только вот уйти просто так казалось теперь неправильным. Медленно, следя за равновесием, Сириус обернулся. Взгляд Мэг был сочувственным, но сейчас это не вызывало раздражения. — Спокойной ночи. И… — продолжение не желало получаться сколько-нибудь внятным даже в мыслях. Сириус страдальчески сморщился. — И спокойной ночи, — понимающе кивнула Мэг.Глава 22. О важности некоторых дат
17 мая 2023 г. в 00:56
— Volo scire initium date de incantationibus, — нараспев произнес Гарри, описывая в воздухе палочкой сложную фигуру.
— Однако, — ошеломленно выдохнул Сириус, глядя, как вязь рун змеями извивается, складываясь в какую-то другую надпись.
Ноября 1976 года второй день.
Сириус почувствовал, как сильнее сжались пальцы на его запястье. Увидел, как медленно, словно под Импедиментой, поворачивается к нему бесстрастная маска. И только потом понял.
Второе ноября 1976 года. Канун его совершеннолетия. Отец защитил свой дом как только мог к тому моменту, как он, Сириус, станет взрослым. И к тому моменту, как он — отец прекрасно это понимал — вступит в Орден Феникса и станет мишенью для Пожирателей. Отец закрыл дом даже от племянниц: Нарцисса упоминала, что после смерти Ориона не могла попасть в дом поддержать оставшуюся в одиночестве тётку. И оставил допуск в дом для блудного сына.
Чтобы, если всё пойдёт не так, в случае опасности ему было куда вернуться.
Сириус почувствовал прикосновение теплой ладони. Оказывается, свободной рукой он сжимал локоть девушки, стоявшей рядом и так и не отпустившей его запястье. Теперь она прижималась плечом к его плечу, другой рукой накрывая его руку. Словно не решаясь обнять, но эта ладонь на его руке сейчас помогала больше, чем любые объятия.
— И что это должно значить? Это что-то нам даёт? — раздался в полной тишине голос Рона.
— Пищу для размышлений, — тихо, словно самому себе, проговорил мужчина в маске.
— Почему вы… — начала было Гермиона и вдруг запнулась на полуслове, переводя взгляд с Леона на Сириуса и обратно. Леон только пожал плечами в ответ.
Сириус освободил руки и направился прочь из гостиной. Обсуждать что-то сейчас было выше его сил. Потом он может быть поговорит об этом с Ремом, тот всегда умел выслушать и успокоить. Может быть.