До конца света осталось...

      Прикрывая глаза, Сильван с трудом сдерживает рвущиеся наружу всхлипы. Они ломают грудь, под ними трещат рёбра, и он вынужден закрыть рукой рот, чтобы скрыть даже от самого себя это позорное унижение. Эмоции накатывают штормовым валом, то затихая, то пытаясь похоронить под собой, не оставив и следа.       Гибель мира не проходит для него бесследно. Вместе с ней ломается что-то и внутри самого Сильвана, и из жизнерадостного любителя земных наслаждений и благ он превращается в меланхоличного печального скитальца. Неудивительно, наверно, ведь в пожаре и разрушениях того мира он теряет абсолютно всё и всех, кого любил и ценил. И никому он оказался не в силах помочь; и никого оказался не в силах защитить и спасти. Что толку тогда в нём и его могуществе?..       Иногда меланхолия отступает, напоминая о себе лишь серым отголоском тоски. Сильван не знает, почему двигается дальше, но горькая отстранённая улыбка ломает тускло-зелёные губы, и из-под пальцев могучего бога на пустынной земле прорастают первые зелёные ростки. И он растит любимый лес заново, создавая жизнь и наполняя ею то, что осталось, возрождая утраченное. И лишь это, наверно, заставляет его не опускать руки, и искры робкой радости вспыхивать в насыщенно-карих глазах.       Но иногда печаль возвращается, и Сильван с трудом может побороться с ней. Отчаяние и сожаления безжалостно пожирают его изнутри, и он плачет, зарываясь руками в изумрудно-зелёные волосы, оттягивая их до боли. Он оказался так бесполезен и бессилен — почему же он всё ещё был жив? Как он мог защитить новое творение, если был ни на что негоден?..       Выходящий бесшумной тенью Дит с пониманием и сочувствием наблюдает за Сильваном. Униженный и разбитый — когда Мортис ушла и на него взвалилось неподъёмное бремя, он чувствовал себя также. Разбитым и растерянным — и бесконечно одиноким.       Он ступает тихо и легко, приближаясь к сгорбленной фигуре. Раньше их с Сильваном дороги не пересекались, но теперь они делили вечность на двоих и вынуждены были познакомиться друг с другом и узнать друг друга. И совершенно неожиданно друг для друга сблизиться настолько, что их сложно было назвать друзьями или просто знакомыми. Нет, они стали друг другу кем-то большими, пусть ещё осознавали это смутно и не говорили об этом вслух. — Сильван… — его имя звучит на тихом выдохе, и он вздрагивает от неожиданности, в горе и унижении отводя сухие, но красные от подступающих слёз глаза. — Иди ко мне… — Дит привлекает его в объятия осторожно, и Сильван не отказывает, тут же сжимая одежды на груди бога Смерти. А он гладит его как ребёнка по плечам и спине и прячет отнюдь не позорную тайну.       Он знает, каково это. Он понимает всю боль и страдания Сильвана. В разрушенном мире он тоже потерял всех, кого любил, и никого не смог уберечь. Однако же теперь они вдвоём были друг у друга и вместе несли бремя памяти. Могли разделить его друг с другом и утешить и вместе сделать всё, чтобы не забыть и не допустить повторения. — Я с тобой, — тихий голос звучит утешающе, и Сильван жмётся ближе к холодной груди. — Я обещаю, вместе мы со всем справимся.       Сильван верит ему, и постепенно тиски ослабляют своё давление. Вздыхает судорожно, но не спешит отстраняться. Дит и не торопит, лишь набрасывает на чужие плечи свой плащ, укрывая им сгорбленную фигуру от всего мира. И они остаются вдвоём, доверяя друг другу, и всё остальное становится не так уж и важно.