До конца света осталось...

      Актория никогда и никому бы в этом не призналась, но последнее время мысли о госпоже-консуле соседней республики вызывали в ней не только приятный трепет, казавшийся забытым со времён жизни, но и необычайную теплоту, которую ранее она не испытывала никогда и ни к кому. Да, за время бурных лет жизни у неё было множество романов и интрижек, но ни одна из её пассий не отзывалась… вот так.       Было в этом что-то до крайности ироничное. Калидия Седула Фламма ещё до перехода за грань была немолодой человеческой женщиной, вчерашней церковницей. И не просто церковницей — инквизитором из самого опасного и жестокого ордена. Она была консервативна и вспыльчива, скора на расправу с врагами или просто теми, кто её раздражали. Недаром же, в конце концов, она получила своё прозвище Фламма, верно?       Поначалу она бесила Акторию. Вся её манера держаться и категоричный тон вызывали в горделивой эльфийке возмущение и праведный гнев. И Актория, не привыкшая молчать, когда её что-то не устраивало, отвечала в лицо, не стесняясь ни в выражениях, ни в том, чтобы задеть чужие чувства. Так между ними и началось это противостояние и соперничество, за которыми с интересом наблюдали консулы других республик.       В какой момент переругивания превратились в привычку, а Фламма вместо раздражения начала вызывать чувства иного толка, Актория честно не знала. Просто однажды она осознала простую истину, и она одновременно обескуражила её, но в то же время оказалась чем-то таким естественным и ожидаемым. И не то чтобы эльфийка была рада — вместе с этими чувствами пришла горькая тоска. Несносная Фламма никогда не разделит с ней и малой части этих чувств.       Её всегда привлекали сильные женщины, с которыми можно быть на равных. Мужчины в массе своей пусты и примитивны, от них сложно получить что-то настоящее и искреннее. Лишь женщина может поднять другую женщину и подарить то, в чём нуждаются обе. Фламма как никто могла бы разделить с Акторией общее призвание и судьбу, ведь они были весьма похожи друг с другом. Но госпожа-инквизитор осталась такой же консервативной и замкнутой как и при жизни. А быть может, она просто оказалась гораздо более самодостаточной, чем Актория.       У госпожи-консула Йедии не было ответов на эти вопросы. Была лишь теплота в груди, которую она всеми силами пыталась спрятать. Искоренить уже не получалось, а потому стоило сделать хотя бы так, чтобы никто другой даже не догадался о ней. Продолжать делать вид, что эта выскочка её бесит, и она по-прежнему смотрит на неё с высокомерным презрением, не ставя ни во что.       Однако наедине с собой Актория усмехается горько своим мыслям, качая головой. Остаётся в одиночестве и как никогда остро ощущает его холод и острые иглы. Она всегда была одна, не подпуская никого к себе слишком близко, ведь это было опасно. Теперь же, когда её судьба была полностью под её контролем и в её руках, оказалось слишком поздно. Вернее…       Она раздражённо встряхивает головой и ведёт плечами, отгоняя тоску. Прячется за работой и гонит прочь глупые мысли. Даже если бы Фламма разделила с ней вечность, вряд ли бы они поладили настолько, чтобы признать, что их роман — хорошая идея и правильный выбор. А потому лучше для всех оставить всё как есть и не морочить ни себе, ни другим голову.       Сохраняя теплоту от мыслей о несносной женщине глубоко-глубоко в холодном небьющемся сердце там, где до неё никто не доберётся. Даже сама Актория.