Клуб «Ненужных людей»

✦

      Если бы все сладкие мечты Джисона объединились в кучу, приняли бы какую-то форму, и могли жить своей жизнью, то первым делом они бы дали пинка своему хозяину. Уже давно не ранее утро и птицы пропели все свои песни, а он всё глаза разлепить не может, а ему, на минуточку, нужно на отработку своих грехов.       Если бы все фантазии Хана стали осязаемыми, они бы придушили его за то, что он так небрежно их игнорирует и ничего не делает для их осуществления. Он камнем брошенным вниз летит к своим капризам даже во сне. Ему действительно снится алкоголь и, наверное, поэтому просыпаться не хочется. Но ничто не вечно и вот в полдень голова всё же отклеивается от неудобной подушки, глаза видят яркий свет и по голове его действительно что-то бьёт — страх. Проебать удовольствие убирать мусор за другим мусором непростительная роскошь. Приходится на бегу натягивать на себя первое, что упало из шкафа и лететь в парк.       Он успевает под конец, когда территория вылизана и ему очень повезло, что его прикрыли и гнев надзирателя ушёл тем, кто к концу не подоспел.       Зачем? Почему? И главное, кто это сделал?       Ответ сам нашёл Хана. — Меня Чонин зовут, — улыбается парень в помятом комбинезоне и Джисон тоже улыбается в знак благодарности. Почему бы и нет, ведь этот незнакомец его, можно сказать, спас? — У тебя красивые волосы. Я, может, тоже в следующий раз в синий покрашусь.       Хан переминается с ноги на ногу, камни на тропинке ковыряет и не знает что ответить. Точнее, этот Чонин вопроса не задавал, поэтому можно сказать ещё раз «спасибо» и попрощаться, не отягощая себя лишней нервозностью из-за, Джисон даже не помнит какого по счёту, за последние пару дней, незнакомца. — Ты же не против? — Что? — Ну, если я украду твой цвет волос? — а волосы этого парня, кстати, были безумно розовыми и чертовски подходили к его большим лисьим глазам и к нежно-розовым губам.       Сам он бледный был, как снег, а вот яркие оттенки фламинго делали из него живого нормального человека.       «Зачем ему этот синий?». — Как хочешь, — Джисон жмёт плечами и собирается сваливать куда подальше. Он же хотел научиться любить кофе, так почему бы прямо сейчас не взять урок? — Я… Я пойду, ещё раз спасибо и… Пока… — Стой! Ты же не сказал, как тебя зовут? — парень без стеснения снимает в самом сердце парка позорный комбинезон и аккуратно сворачивает.       Тут Джисон видит обычную чёрную футболку-безрукавку и спортивные штаны с инициалами. Это показалось странным. А вот тату под кадыком, на которое Джисон сначала внимание не обратил, вопросов не вызывало. «I’m fox». — Хан Джисон, — он снова разворачивается, прощаясь таким образом, но его догоняют и рядом снова этот розовый спаситель. — Ты чего? — Домой не хочу, — грусть какая-то тенью падает на бледное лицо и Джисону кажется, что цвет лица этого парня теперь белее бумаги. Надуманное зачастую не соответствует реальности. Хан сам ещё от вчерашнего не до конца отошёл, да и сон этот алкогольный в голове застрял. Он не слушает, что ему Чонин говорит, вспоминает звон стекла и как старые диафильмы просматривает моменты открытых бутылок, полных пластиковых стаканов, смятых жестянок. Он моргает и картинка снова меняется: он блюёт в такси, его буквально вытаскивают из машины за ноги, ещё одна бутылка, кажется вина… — А ты? — Ч-что я? — Как тут? — Где?       Они как раз подходят к центральным воротам парка, и Хан думает в какой стороне ему кофейню искать, а Чонин непонятно о чём думает, но больше он не улыбается. И без того грустный взгляд становится по-настоящему пустым. — Ты не слушал меня? — почти шепчет парень и у Хана сердце на секунду дрогнуло, но потом успокоилось, потому что он приметил вывеску с тремя кофейными зёрнами. Ему туда.       «Чонин, пока». — А, прости, я задумался, — оправдываться перед чужим человеком не в новинку, но это не значит, что Джисон рад это делать. — Мне правда пора. Пока. Увидимся завтра, да?       Джисон знает, что точно увидятся, ведь отработки никто не отменял, а Чонин, видимо, станет их непосредственной частью. Может быть Джисона и пугают новые люди, да и голова забита своими проблемами, но он был несомненно благодарен за помощь. Наверное, впервые за неопределенное количество времени, а может и всю жизнь, ему помогли бескорыстно. Так хочется думать на самом деле. Если и есть что-то, чего Чонин ждал от Джисона в ответ на помощь, то тот спешил его разочаровать — за душой у Хана ничего кроме тревоги и ощущёния безысходности. Так себе наборчик для ожиданий. — Да, до завтра…       Джисон плохо «читал» людей, да и не то, чтобы хотел этому когда-либо научиться, но ему показалось, что лицо Чонина стало светлее, что ли? Мысль эту он сразу же отодвигает в сторону, разворачивается и уходит, больше ничего не говоря.       Всю дорогу до заветных «трёх зёрнышек» его не кусает совесть, его лапает новый страх. «Наверняка там будут люди… А что если…». Пристрастие к алкоголю было хорошим, нет, просто лучшим противоядием от постоянного ощущения страха. Джисон выпивал, обычно сразу утром, чтобы ничего, кроме блаженного опьянения не чувствовать уже к обеду. Вечером приходилось ловить ещё один приход от чего-то покрепче: виски, ром, текила, соджу — всё, что было градусом чуть выше утренней порции, доставляло огромную радость, по сравнению с душащими чувствами.       С тревогой, страхом и бесконечным унынием ничего не помогало бороться лучше, чем парочка стаканов горячительной жидкости, обжигающей горло. Кто бы что ни говорил и как бы не считал, но для Джисона это всё являлось идеальным плацебо. Да, после алкоголя и отвратительного бессознательного поведения всегда было дичайше стыдно и физически плохо, но кого это волновало, когда в голову ударял очередной стакан и все проблемы, страхи и беды просто забывались?       Вот уже почти три часа дня, а он трезвый и во рту не вяжет. Новое ощущение лёгким назвать нельзя, потому что демоны в голове до сих пор шепчут и просят чего покрепче. Джисон заказывает двойной американо и надеется, забираясь на высокий барный стул, что этой крепости хватит, чтобы и демонов успокоить и самому в чувства прийти.       Он зачем-то прокручивает в голове вчерашний вечер, такой же на вкус терпкий кофе и Принца. Руки у него, конечно, идеальные, но манеры отвратительные или это Джисон отвратительный? А может всё и сразу?       За окном уже темнеет. Даже не глядя на часы можно определить, что уже примерно семь вечера, и значит до встречи в «клубе» остался час, а он всё от стакана оторваться не может. От третьего стакана двойного американо, если быть точнее.       Сердце разогналось, руки немного подрагивали, а в ушах временами образовывался вакуум. Что ж, высокое давление тоже может стать «волшебной пилюлей» от бед с головой.       Джисон расплачивается, ловит улыбку бариста и скромно улыбается в ответ, а затем выбрасывает эту улыбку в урну вместе с пустым картонным стаканом.       Три станции метро, минут десять до знакомой кофейни на углу и ещё пять минут налево и по прямой. Теперь разбитая дорога справа, а жуткие бесформенные кусты слева. Сердце по прежнему отбивает чечётку.       У Джисона день сурка. Он снова останавливается у массивной двери и снова хочет плюнуть и сбежать, вернуться домой, обхватить колени и тихо сам справляться со своими проблемами. До вчерашнего дня было проще: на него давили только стены комнаты и белый потолок, а теперь будет давить каждый здесь присутствующий, и особенно Принц. Хан Джисон наивно полагал, что он не алкоголик, но готов согласиться, что он зависим от алкоголя. Дайте ему другую зависимость, дайте две, хоть что-нибудь, что действительно поможет не бояться собственной тени, и он откажется от спиртного.       Он готов оказаться в новых оковах, с радостью накинет на себя цепи, но только те, что спасут.       Зависал он перед дверью, видимо, долго. Собрание началось без него. Ко всем знакомым лицам добавилось ещё два действительно пропитых и заплывших спиртом. Выглядят они как раз, как Хан и представлял. Должно же хоть что-то из представлений соответствовать действительности. «Так вот они какие… Алкоголики…».       Джисон видит два свободных места по правую и левую сторону от Принца и пару секунд раздумывает с кем хотел бы соседствовать: с сероглазым Ангелом или с незнакомой красной мордой? Ангел победил и Джисон тихо присаживается, а стул поскрипывает, как ненастроенная скрипка. — Сони, привет, — Крис с первых секунд своим голосом «накидывает» на плечи нежность и Хан выдыхает — ругать за опоздания не будут. — Как ты?       Джисон вошёл как раз в тот момент, когда «вождь краснолицых» что-то вещал, а Крис внимательно слушал и, конечно же, теперь он сидит недовольный тем, что его нагло прервали. — Н-нормально, привет всем, — Джисон вроде и ощущает некую поддержку, но лишь от Криса, но старший так далеко, что эта немая поддержка доходит не в полном объёме.       Руки опять приходится прятать в карманах джинсовки. — Это сборище всё больше напоминает мне гей парад, — прямо-таки выплёвывает хриплый грубый голос. — А ты тут главный петушок, — это уже знакомый голос Принца, и он тоже окутывает Джисона, только в какую-то грубую ткань типа непрочной брони. — Чё сказал? — О, так ты, Ким, у нас глухой? — Принц разворачивается и испепеляет мужчину взглядом. Ну, Джисон себе это так представляет. Он ведь в пол уткнулся и не видит ничего и никого. Лишь позволяет себе слушать и улыбаться ершистости знакомого. — А я думал, что такие, как вы, только куриной слепотой болеют. — Парни, я прошу вас… — Мне тоже это не нравится, Крис, — вклинивается новый голос, и тоже хриплый и противный. Джисон быстро нашёл источник, за пару секунд рассмотрел всё, что нужно, и снова упёрся глазами в пол. Недовольный мужчина в обычном брючном костюме и чуть взъерошенными тёмными волосами, очки в стиле Гарри Поттера, расслабленный узел галстука и кейс у стула — обычный трудяга из любого непримечательного офиса, коих в Корее больше, чем собак нерезаных. — Один другого краше, ну что за молодёжь пошла? — Боб, мы здесь не внешность других обсуждаем, а проблемы.       Ладони всё ещё потеют, а тремор в ногах уже не скрыть, но Хан отвлекается и на секунду задумывается, вновь рассматривая мужчину, почему он выбрал такое тупое имя. Боб? Он уподобился губке, и впитал в себя все лицемерные навязанные стереотипы? Или он просто такой же тупой, как и герой известного мультсериала? — А для меня проблема, что один тут — транс, а второй — педик крашеный.       Говорили только четверо: Принц, Крис, дырявая губка и краснокожий. И последний орал громче всех, даже Хван рядом притих, чтобы выслушать эту тираду. — Ким, прошу, не переходи на личности, мы здесь… — Да, Ким, — тут послышался ещё один голос, от которого цветы на дне души распустились. — Место себе знай. Если у тебя затылок плешь проела, то не вымещай свои комплексы на других. — Грей, ты не прав. — Чё? — в один момент с Бобом рот открывает и краснолицый мужлан. — Рот тебя прошу закрыть, вот чё. Ты больше на транса смахиваешь, чем Принц, — Бинни улыбается и голос его становится ещё мягче. — А мелкого даже трогать мне не смейте. — А то чё?       Если бы Джисон сейчас «подарил» свой взгляд этим ноткам нежности, то увидел бы, как Бинни одной рукой укрывает плечи Феликса, а вторую зачем-то разминает. Тому по своим причинам страшно, и от каждого выкрика в их сторону блондин дёргается. Если бы Джисон не был так зациклен на своих трясущихся конечностях, он бы разглядел сжатые кулаки старших — один второго теперь в широких плечах перегоняет. Если бы Хану только хватило сил глаза поднять, он бы заметил, что к нему чуть ближе подсел не только Принц, но и Кот стул свой подвинул. — Кто-нибудь знает язык жестов? — Принц снова разворачивается после шутки в никуда, но теперь лицом к Джисону, это точно. Рук своих красивых он не тянет, но тихо спрашивает. — Ты чего дрожишь, сапфир мой?       У Хана снова пластиковый вакуум. Он не разбирает слов, которые кричит Бинни, не слышит, что ему в ответ мямлит алкоголик с порядочным стажем. Он поднимает глаза на Принца и… И снова страшно, снова он оказался центром внимания, если не эпицентром продолжающегося скандала.              Общество разделяют различные идеологии, разные точки зрения и цвета волос, конечно же. Хоть кому-то да есть дело до этой незначительной детали. Одни готовы в комплиментах рассыпаться и «украсть» этот цвет себе, а другие прямо сейчас падают со стула, но не от восторга. Хан пропустил вопросы Принца мимо ушей и, к сожалению, проморгал тот момент, когда Бинни свалил кучу, именующую себя Кимом, на пыльный бетон. Видимо, крашенному в серый не понравилось ещё одно сравнение с педиком, а кому оно понравится?       Джисон тоже оскорбился, но у него нет столько сил и возможностей защищать себя. Он может лишь собственноручно губить себя нелюбимого. — Незабудка, ты пугаешь, — Принц всё же хватает Джисона, но за колено, которое натурально отплясывало, уподобляясь второму. Джисон не знал куда смотреть, куда бежать и за что хвататься. Крис вскакивает следом и тянет Бинни на себя, под руку попадает и Боб, которому прилетает ногой в грудь. Страшно, пиздец, как страшно. Каждый удар, как будто по Джисону и он тоже вскакивает, отталкивая длинные руки Хёнджина, но руки реально длинные и тянут его за штанину обратно на хлипкий стул. — Куда? Подерутся и разбегутся, успокойся.       Джисон взглядом просит помощи у Феликса, видит, что тот тоже испуганными глазами ищет опору, и хочет сбежать с импровизированного октагона в их сторону. Он опускается на корточки между Котом и Джисоном и что-то шепчет первому, пока второму слова утешения нашёптывает Хван. — Радость моя, выдохни, Крис его успокоит, — снова ладонь оказывается капканом на колене и Джисона трясёт в ускоренном режиме.       Глаза снова тянутся к Феликсу, лишь бы очередной удар ногой Грея не видеть. Приходится не просто уйти в себя, а заткнуть уши, чтобы не слышать восклицания Криса и мерзкий крик одного из пострадавших. Не хотел Джисон сегодня идти сюда, не хотел он этого всего. Какой толк от этого места, если выйдя за дверь ему ещё хуже?        Алкоголь бы помог смыть все флешбэки, которые Хан видит отпечатками прошлого на закрытых веках. Щурится, плотнее прижимает влажные ладони к голове и теперь, наверное, трясётся весь, как хлипкий домик во время урагана. Если бы Джисон смог веки разлепить, он бы поймал на идеальном лице Принца настоящий испуг. Если бы открыл глаза, то точно заметил бы, как Феликс щекой прижался к его неспокойному бедру. Вид этих маленьких пальчиков и едва чувственные касания может и отвлекли бы Хана, но Джисон слеп: он способен видеть лишь мрак.       Все эти «если бы» можно смело выбросить и забыть про них навсегда. Парня во всю душит страх и даже Бог тут бессилен; про Ангела, который уже в рюкзак за чем-то полез, и говорить не стоит. Всё. Звериный рык Бинни — последняя капля, и Хан срывается отпихивая руку Феликса, непонятно откуда взявшуюся, и ладони Хёнджина. Его буквально смывает прямо к двери цунами подступающей паники.       Свежий прохладный воздух не помогает. Пару глотков пива помогли бы, да, а вот эти все веточки и листики, что окружают Джисона, видятся в темноте когтями и шипами и только жути нагоняют, словно это они горло сейчас дерут и вздохнуть нормально не дают. Он так и бежит не убирая рук с головы. Закричал бы ещё, да губы склеились. Он знает дорогу до метро, запомнил, но сейчас он сворачивает в противоположную сторону, где его ждёт хуй знает что, и Джисон надеется, что эта неизвестность его сегодня добьёт окончательно.       Никакого завтра, никаких отработок в парке и никаких больше клубов анонимных алкоголиков. Пострадали и хватит.       Поворот за поворотом и он почти влетает в двери круглосуточного магазина. Оранжевый, зелёный, красный — три его любимых цвета на сегодня.       Руки всё так же путаются, цепляясь за горлышко бутылки, пластиковая карта несколько раз падает на грязный пол. И слёз матери не нужно, чтобы подтвердить, какое же Джисон ничтожество. Его не мучает совесть, когда он усаживается на крыльцо магазина и сразу же срывает крышку из податливого алюминия.       Хан сам себе наказание.       Дышать было тяжело, но с каждым жадным глотком в лёгкие поступал необходимый кислород, и становилось заметно легче.       Если бы Джисон поднял глаза, он бы поймал встречные осуждающие взгляды прохожих, но ему глубоко плевать.       Куда смотрели эти прохожие, когда маленький Хан сидел ночью на лавочке, потому что домой возвращаться было страшно? Где были эти самые прохожие, когда его били у стен Университета? Там ведь тоже проходили люди, он помнит, и они наверняка осуждали именно его в тот момент — раз бьют, значит есть за что.       Джисон много лет поливал сердце ненавистью, вот на нём и образовалась прочная корка. Лёд оберегает водоёмы, покрывает толстым слоем стёкла в зимнюю пору, и этот же лёд защищает сердце Джисона от подобных взглядов. Просто похуй. Он ненавидит людей, а Хан тоже, на секундочку, человек и значит себя он тоже ненавидит. И маму свою он в глубине души презирает — сына не смогла защитить, да и на себя забила. Видимо она тоже ждёт, когда очередной «ухажёр» забьёт её до смерти или задушит в «любовных объятиях». Маме тоже глубоко похуй на всё.       Треть выпитого алкоголя разум пока не туманит, а задаёт чёткую цель — найти неприятности. Воспалённое сегодняшним вечером воображение рисует Джисону сцены, где его бьют, втаптывают в землю, причиняют боль, которой Хан сопротивляться не станет.       Пусть бьют, пусть убивают. Плевать. — Заебало… — бутылка закрывает обзор, когда Хан присасывается к узкому горлышку и не видит, что перед ним встал, возможно тот самый человек, который исполнит мечту не жизни, а этого потраченного дня. — Ну и быстрый же ты, голубь.       Хан выплёвывает то, что не успело стечь в горло и напрягает зрение. Если это шутка его уставшего сознания, то нихера не смешно. — Ты… Ты зачем пошёл за мной? — Джисон даже не прячет бутылку, только крепче сжимает, словно сокровище, которое могут отобрать, и имеют законное право, если что, отобрать — никакого алкоголя. — Я вообще-то бежал за тобой, а не шёл, — Хван приземляется рядом, предусмотрительно смахнув несколько капель спиртного, попавших на футболку и пыль с крыльца, чтобы свои чёрные брюки не испачкать. Джисон видит красные конверсы и полосатую футболку в оранжево-белую полоску. До него доходит, что и это видимо знак — цвета сходятся. — Дай глотнуть.       Хан прижимает к груди бутылку виски и готовиться вскочить и побежать дальше. Что за просьба, а точнее требование? Нельзя же пить. — А… — Я никому не расскажу, незабудка, расслабься, — Принц сидит совсем рядом; плечи их склеены, поэтому за бутылкой парень не тянется, а просто раскрывает ладонь и ждёт, пока Джисон буквально в руку впихнёт заветное. — Спасибо. — А реально… Зачем ты?.. — Джисон набрался не алкоголя, а храбрости и полбутылки не ушло.       Теперь он не заикается и не боится говорить; он даже не против, обсудить то зверство, что Грей или Бинни, а он же Шкаф, устроил полчаса назад. Джисон не против и только за, но его перебивают. — А зачем тебя колбасило? Зачем перепугал всех?       Хан отмирает и смотрит по сторонам. Ни Криса, ни Феликса, ни, слава богу, Бинни-убийцы. — Ты один? — Я с тобой, — Принц тянет улыбку перед тем, как снова сделать глоток. — Если что, я вермут предпочитаю, — Хван снова улыбается, да ещё и со звуком, бьётся зубами о бутылку и корчится.        Карма, сучка, не иначе.       Эстет успевает сделать ещё один большой глоток, перед тем, как Хан выхватывает бутылку. — Вот иди и покупай себе вермуты… А меня оставь в покое. — Неблагодарный ты. — А ты… А тебя слишком много, — Джисон не со зла это сказал, скорее в шутку или диалог этим решил продолжить, но он тот ещё шутник…       Хван странно косится на него и вроде даже губы дует, как ребёнок. Может свет от вывески так падает, что и глаза Хёнджина теперь кажутся кукольными и печальными, и густые брови медленно сползают вниз. — Ты правда так думаешь?       Рядом с Джисоном сейчас кто-то другой, но точно не тот Принц, который вчера демонстрировал свои колючки и шипы. Этот новый Хёнджин какой-то поникший и вообще не колючий.       Хан снова даёт себе воображаемую оплеуху — собеседник он и в трезвом и полутрезвом состоянии одинаковый — хуёвый. — Н-нет, я… Это шутка, Принц. — Почему ты не зовёшь меня по имени? — парень смотрит прямо, разговаривает с каким-то фантомом, а не с Джисоном. — Я ведь не просто так назвал его, — теперь Принц обращается именно к Хану, уставшими тёмными глазами пытает и ждёт ответа. — Меня тошнит от этих прозвищ. Если ты забыл, то меня зовут Хёнджин…       Джисон забывает моргать, потому что Принц, он же Хван Хёнджин, который врезался в память, сам тот ещё любитель раздавать всем идиотские прозвища. — Я помню. — Отлично, а теперь можешь сказать мне своё имя.       Хан делает маленький глоток; не волнуется, а просто горло прочищает, чтобы звучать лучше. У него ощущение, что его имя спрашивает именитый монарх, а не обычный парень с необычайной красотой. Хван действительно любитель задирать подбородок, но это всего-то привычка и любовь к ровной спине, но о такой причине Джисон не догадывается, и списывает всё на гордыню. Ещё один грешник получается.       Себя он причислял к касте чревоугодников — чрезмерное потребление на то и чрезмерное. — Хан Джисон, — парень уже сам протягивает бутылку Принцу. — Джисон, значит…       Мимо снова проходят люди. На этот раз парочка влюблённых, счастливых и жутко громких. Две пары глаз провожают их взглядом, не поворачивая при этом головы и почти синхронно фыркают. — А ты мне нравишься, Хан Джисон, — Хёнджин одним глотком осушает бутылку и возвращает стекло хозяину. — Хочешь отвлечься? — От чего? — А от чего тебя трясло? — Принц щурится, и кажется, что ему действительно важен ответ, только зачем? — Не важно. — Всё неважное, незабудка, всегда самое важное, — Хван грациозно поднимается и тянет руку Джисону. — Так хочешь отвлечься и забыть?       Хан задумывается ненадолго, но больше для вида, но почти сразу кивает, и это явно было зря. Он поднимался кряхтя от внезапных ощущений неестественной качки. Виски наконец ударил в голову.       «Может и приключения на свою задницу найду».       Эта безумная, по-настоящему мазохистская идея рисует размазанную улыбку на лице. Алкоголь снял страх, волнение и прочие цепи, которые сковывали Джисона. Вот он, настоящий Хан Джисон — покалеченный ребёнок, пропащая душа, студент-терпила, недоэкономист и просто пьянствующий неудачник, зависнувший между реальностью и фантазией.       Вот он, смотрите все.              Вот это покачивающееся недоразумение подаёт руку незнакомому, возможно опасному человеку без страха и сомнений. Если уж решил сегодня идти до конца, то пусть лучше такой, как Хван подтолкнёт его к свету в конце туннеля. Умрёт хоть с радостью на лице, потому что каждая фразочка Принца отзывается скромной улыбкой. — Так какое порно ты смотришь, сердце океана?