Клуб «Ненужных людей»

✦

      Ночь. Улица. Фонарь. Хёнджин. Джисон сидит в парке, устроившись под деревом в тени и пропускает вчерашние реплики Принца по новой, как пальцы сквозь нежные травинки.       Хёнджин рос одиноким, он и только он может понять чувства Джисона, который тоже был окружён людьми с детства, но всё не то. Одиночество — вот их верный и единственный спутник. Хёнджин правильно сказал, что жить с этим куда проще, чем жить среди искусственных надежд, невыполненных обещаний и фальшивой любви. У Хёнджина есть только он и он себя любит, у Джисона тоже есть только он сам, но любовью тут и не пахнет.       Можно было бы подумать о маме и её бесконечной любви к человечеству, но она тоже одинокая душа, которая не может успокоиться и, скорее всего, нелюбовь к себе досталась Хану в наследство от матери. — Привет, Джисон, — ещё одно одиночество присело рядом. — Хочешь?       Чонин протягивает раскрытую пачку орехов, и Джисон молча ныряет рукой, загребая пару штук. После слов благодарности парень опять возвращается во вчерашний вечер.       Ночь. Улица. Машина. Хёнджин. Джисон следил за Принцем одним глазом и в некоторых повадках находил самого себя, словно в отражение глядел. Они разные: один красавец неописуемый, второй — обычный; один в прямом смысле в золоте купается, а второй — пьёт растворимый кофе, и покупает самый дешёвый алкоголь. Они не похожи внешне, у них разные социальные статусы, но сердце и душа у них как будто одни на двоих. Наверное странно, но Джисон обратил внимание именно на то, как Хёнджин пьет, держа бутылку в левой руке, обхватывая её лишь пальцами, не касаясь ладонью. Он тоже так делал, а после нос морщил не от отвращения к алкоголю, а от отвращения к себе. Почему-то Джисону казалось, что Хван кривился по этой же причине, ну, или ему действительно не понравился самый дешевый виски. Хотя человеку, для которого алкоголь служит спасительным забвением, не важно, что он пьёт — излюбленный вермут, виски, ром, да хоть чистый спирт — лишь бы чувства заглушить.       Забавным сходством было и то, как они фыркали в унисон. Джисон уверен, что это не первое и не последнее совпадение. Будут и другие. — Жарко сегодня, — голос справа стирает красочное воспоминание и перед глазами тот же парк, газон, потные велосипедисты и ленивые прохожие. — Хочешь ещё? — Н-нет, спасибо. — А ты всегда такой? — Какой? — Хан чуть поворачивается, чтобы хоть боковым зрением было видно с каким лицом с ним разговаривают.       Чонин улыбался, волосы от ветра плавно разлетались, оголяя ровный лоб и парень щурился от этой улыбки или от ласковых «поцелуев» матушки природы. — Ну… Неразговорчивый, задумчивый, грустный… Могу продолжить дальше, если тебе интересно.       Джисону не интересно. Он уже пожалел, что согласился взять эти ёбанные орехи. «Слово за слово, секрет за секрет». Нельзя сказать, что Хан чувствует себя обязанным быть милым и разговаривать с незнакомым, но явно наглым, Чонином. Можно красным маркером на лбу написать, потому что да, чувствует и всем своим видом старается это показать. Например, пародия на улыбку должна намекать, что отвечает он через силу, а не по собственному хотению. А Чонин старается не замечать этого и продолжает растягивать губы вполне искренне. — У меня тоже бывает такое настроение, — снова игнор Джисона остаётся незамеченным. Чонин уже болтает больше сам с собой, надеясь, что его слова ветер не унесёт и парень с синими прядями услышит хоть что-то. — Вроде и помолчать хочется, а вроде и выговориться нужно. — Мне не хочется, спасибо. — А что не хочется?       Джисону жить не хочется.       Пусть он сегодня проснулся с лёгкой головой, даже позавтракать успел остатками омлета и вовремя подоспел к началу отработки, но это не то, Всё, сука, не то.       Если сравнить одиночество с болезнью, то у Джисона, пожалуй, третья стадия. Помочь уже нечем, да и больной не хочет никакую помощь принимать. Его спасение было на дне стакана и то единственное отобрали. Нет алкоголя, нет мотивации двигаться вперёд, нет желания жить. Хан не кричит об этом на каждом углу, как и онкобольные не ходят с табличками «у меня рак, прикиньте?».       На первый взгляд, Хан Джисон — обычный парень с надуманными проблемами и хорошим вкусом в одежде. А стоит присмотреться, так Джисон выглядит, как последний в очереди к могильной яме. Он не торопится прыгать, покорно ждёт своего часа. И Чонин вот ждёт, когда парень отвиснет и снова повернётся к нему полубоком. — А ты за что наказан? — ещё одна попытка быть услышанным увенчалась успехом.       Джисон сначала поворачивается, долго что-то высматривает на новом для него лице, а потом глупо улыбается во все зубы. — Уснул в магазине, — Хан головой качает, старается улыбку эту прогнать. Вспоминать смешно, какой он дурак. — Напился, а домой возвращаться не хотел вот и… Нашёл себе ночлежку.       Чонин подхватывает этот смех и принимает его за зелёный флаг. Но парень смеётся не над Джисоном и его идиотским поступком, а потому что понимает каково это не хотеть возвращаться домой. — Я тоже иногда ночую где придётся.       Джисон не рыцарь, но сделать ещё одно благородное дело в состоянии. Вчера он попробовал проделать такое с Принцем, может и с Чонином контакт найдётся. Как минимум одна точка соприкосновения уже отыскалась — дома не всё гладко. — Тоже бухаешь? — Не-е-е-т, — парень замотал головой, образуя розовый вихрь. — Мне только в этом году двадцать будет. — Мелкий, значит, — второй раз сердце Джисона пропустило удар. Чонин, наверное, только-только школу окончил и уже оказался на принудительных работах. Видимо точек соприкосновения больше. — И… И как ты тут? Ну… Что натворил?       Каждое слово Джисон подбирал, как ювелир. Он смотрит на этого парня и видит себя. Опять. Если с Принцем у него больше духовная связь, то с Чонином они похожи внешне: яркие волосы, любовь к тёмной одежде, пирсинг и тату. Джисон к своим годам так и продолжает вздыхать и мечтать о рисунке на теле, а вот молодое поколение хочет и делает.       С каждой минутой становилось всё интереснее чем собеседник его ещё поразит. — Вообще-то я рассказывал тебе вчера, — Чонин двигается чуть вперёд и ближе. — С компанией не той связался, подставили меня и… Я как самый младший попался и взял вину на себя. — А что сделали-то? — Граффити под мостом видел? — Хан кивает. Видел, был там, а ещё он помнит, что приходилось под этим мостом спать однажды. — Там все рисуют, но поймали нас и… Ребятам срок грозил за вандализм, а я же несовершеннолетний, вот они и смекнули, что я легко отделаюсь, — парень не то усмехнулся, не то рвано вдохнул от волнения. — Выписали штраф, но таких денег у моей семьи не было, поэтому мне назначили пять месяцев отработки. — Пять?! — Хан хлопнул себя по губам за несдержанность и слишком громкий возглас. — Ахуеть… А… А эти твои что? — Они забыли про меня, — на этом моменте Чонин точно вздыхал и определённо точно вздох этот был с ноткой серой грусти. — Компании у меня больше нет и… — И друзей нет? — Джисону, по всей видимости, хватило одного вечера в компании Хёнджина, чтобы перенять дурацкую привычку перебивать.       А ещё парню хватило всего жизненного опыта, чтобы безошибочно определить — Чонин — ещё один одинокий атом, который ищет своё дружеское ядро. — Так… Есть приятели, но не друзья.       Они молчали какое-то время после короткого разговора. На сегодня благородство Джисона закончилось, а Чонина пробило поговорить по душам, вот он и думал чем ещё можно держать слушателя.       Люди действительно в беде своей делятся на две категории: одни предпочитают молчать и, глядя в даль, размышлять о своём и чужом, а другие, например, как Чонин и Хёнджин — нуждаются в диалоге. Тишина их губит, как цветы погибают без почвы или воды, так и эти двое увядают. Джисону этой философии страдания не дано понять. Дайте ему помолчать, а лучше дайте бутылку и звенящую тишину, чтобы ничего не отвлекало от самокопания и необходимого забвения. — Хочешь кофе? — прежде чем подняться и уйти, Джисон из вежливости спрашивает розоволосового и розовощёкого парня, в тайне надеясь, что тот откажется от предложения. — Хочу, — Чонин кивает и подпрыгивает. — А ты… А ты какой кофе пьёшь?       «Да вы, блять, издеваетесь?».       Пока Чонин высасывал последние капли соевого латте с ореховым сиропом, Хан давился своим простым американо. Интересно, что бы Хёнджин рассказал о Чонине? Мысленная пометка спросить в следующий раз. И вторая мысленная пометка, уже лично для себя самого, поменьше болтать о себе с другими. Это, конечно, круто — делиться чем-то забавным или смешным, но Джисону не до смеха, у него всё в жизни грустно и невкусно. Мало того, что они сидят в переполненной шумными людьми кофейне и парню душно от посторонних голосов и резких взглядов, так ещё и Чонин начал выпытывать подробности его жизни. Ничего криминального, обычный интерес типа «где учился?», «работаешь?», «а ты один ребёнок в семье?». Хан не мог ответить даже на такие простые вопросы. Он молчал и ждал, когда Чонину надоест эта тишина, и он свалит.        Скоро вечер. Джисона ждёт собрание алкоголиков. Нужно выделить себе больше времени, чем в предыдущие дни, чтобы спокойно переступить порог этого клуба «АА» без обмороков и паники. Правда, гарантии, что парень не получит их там, нет. — Джисон, а могу я звать тебя хёном? — ещё один вопрос, на который отвечать не хочется.       Чонин сидит напротив и улыбается даже глазами. Хан вглядывается, пытается уловить иронию, но ловит только свою челюсть, которая вниз тянется от удивления.       «Хёном? Серьёзно?».       На его памяти никто и никогда Джисона так не звал, потому что и звать-то было некому. Хан даже не помнит, чтобы сам к кому-то так обращался. Полный ступор.       С одной стороны, это приятно, даже несмотря на то, что Джисону не очень хочется растягивать это общение и превращать во что-то другое. Ощущение после этого «могу я звать тебя хёном?» тёплым мёдом разливается внутри. С другой — для обоих это лишь начальная, можно сказать, ознакомительная, стадия отношений. Здесь всё дальнейшее зависит от доверия и готовности на это «всё дальнейшее». Если Джисон даст согласие, тогда отвертеться от Чонина потом вообще не получится и придётся с ним действительно диалоги выстраивать, а не пропускать всё мимо ушей. Придётся доверять.       Хан правда задумывается над этим вопросом и, вероятно, это читается на его лице. Глаза младшего смотрят с надеждой и такой грустью, что Джисон невольно вспоминает умилительного кота из «Шрека». Парень и впрямь очень милый и, судя по всему, действительно ещё совсем ребёнок, по своей дурости попавший в передрягу из которой будет выпутываться ещё месяца четыре. Джисон, наоборот, взрослый, хоть и не ощущает себя таковым, и давно пропащий. Что его общение может дать такому маленькому и светлому человеку?       Он бы на смертном одре не назвал себя приятным собеседником, хорошим помощником, душой компании и хоть кем-то стоящим. И он прекрасно понимает, что от него за километр периодически веет отстранённостью, страхами и паникой.       Джисон настоящее олицетворение сгустка боли и запущенной зависимости.       «Могу я звать тебя хёном?». Разве кто-то в здравом уме захочет общаться с таким как он? Может Чонин на голову отбитый? Тогда парню нужно сказать своё твёрдое «нет» и разойтись прямо здесь и сейчас. Но тут Джисону вспомнился Хёнджин, который хотел и, более того, общался с ним по собственной воле, но сказать, что тот тоже в здравом уме у Джисона язык не повернётся. Псих психом. — Если не хочешь, всё в порядке, — Чонин всё ещё держит улыбку, но в огромных глазах блестит вселенское разочарование — его ни с чем не спутать.       Джисон привык видеть подобные взгляды. Мама всегда так смотрит, когда он возвращается домой, даже будучи трезвым, как стёклышко. Он знает, что является одним большим разочарованием и даже напоминать ему об этом не нужно. Но мать напоминает.       Джисон не родился таким, а переродился, заработав это позорное клеймо и ничего с этим сделать не может или же не хочет. От этого только хуже. Нет, он явно недостоин потраченного времени Чонина. Зря он вообще заговорил с ним тогда и сегодня тоже. Проигнорировал бы пару раз и тот сам бы от него отстал, как и все, с кем Хан прежде добровольно пытался найти контакт сам. — Т-ты… Да, — Джисон еле слышно выдыхает эту фразу, но Чонин во всём безумном шуме и гаме вокруг улавливает ответ.       «Чёрт меня дёрнул согласиться, честное слово».       Хан поджимает губы и сосредоточенно наблюдает за реакцией младшего. Улыбка Чонина становится шире и более искренней (хотя, казалось бы, куда ещё?), а в глазах загораются настоящие звёздочки. Джисон не видит в них больше разочарования — там сияют лишь созвездия «счастье» и «надежда». Хотелось бы и в своих глазах такое увидеть хоть раз. — Спасибо, хён!       Парень во всю заискрился внезапным счастьем. От этого внутри стало снова неожиданно тепло и это вообще не та температура, которая его мучает в периоды панических атак. Это что-то другое. Это июньское Солнце на коже, тёплый ветер августовских ночей, тепло от ночника, который помогает глубокой ночью жить в книгах, это самое приятное тепло, которое Хан Джисон когда-либо ощущал.       После тёплого лета всегда будет мерзкая прохладная осень. В мыслях Джисона сейчас лютая зима. Он задумался, почему он согласился? Наверное, в этом стоит винить вчерашний разговор с Хёнджином, который сам потянулся к нему и тоже, чёрт возьми, подогревал Джисона, но другим теплом — остывший кофе, забытый пирог из печи и тепло уличных фонарей, под которыми любят засыпать бродячие коты.       По спине прошла волна мурашек. Как бы Джисон не игнорировал Хвана, он всё-таки смог найти ключик к нему, хоть и через бутылку, но нашёл же. Может и Чонин сможет найти к нему подход или Джисону теперь самому стоит постараться? Он ведь старше и он, блять, хён теперь. — Да не за что… Кхм… Мне… Мне пора идти, до завтра, — Джисон поднимается со своего места, хватает полупустой стакан и, даже не услышав прощальных слов Чонина в ответ, выходит из кофейни, снова погружаясь в свои холодные мысли.       Джисон любил фантазировать, мечтать и представлять все эти «а что если бы…» и «вот бы…» не только ночью и под одеялом. Он запросто мог и днём.       По дороге до метро он цеплялся взглядом за случайных прохожих и думал: «а что если эта милая девушка сейчас спешит на свидание, а там её ждёт такое же разочарование, как я. А вдруг он её бьёт? Интересно, а он дарит ей белые розы или выбирает кроваво-красные?». Или, например, Хан видит широкую спину впереди себя и фантазирует, как на этой массивной шее вечером повиснут две пары маленьких ручек, а пухлые кукольные губы, не испорченные косметикой, будут целовать папу, который не забыл принести к чаю конфет.       Под землёй, в метро, Джисон думает о себе. «А что если бы я вчера убежал от Принца, смог бы я сегодня вынести Чонина? Интересно, а его родители не были против его яркого цвета волос? Наверное, они клёвые, раз и тату одобрили. Они сто процентов ему готовят на завтрак яичницу в форме сердечка и корочки с тостов срезают. Папа его, наверное, и сам с татухами, а мама… Моя мама бы в обморок упала если бы я набил что-то. Да, Чонину явно повезло…».       Недолгую дорогу до клуба он тоже фантазировал, но теперь в отношении Принца. Хан гадал, как прошёл его день и какое настроение и манеру общения тот выберет после вчерашнего? А потом в голову ударило это «вчерашнее».       Надо Крису рассказать или всем сразу признаться?       Вот Джисон представляет, как встанет и смело всем объявит, что он реальный алкоголик и держаться от спиртного в стороне не может. А потом чувство вины спускает его с воздушных замков на землю и снова становится страшно даже подумать встать в кругу всех этих «алкоголиков».       Страшно смотреть на Грея, безумно страшно видеть последствия вчерашней потасовки на пропитых лицах и очень-очень не хочется видеть расстроенные тёмные глаза Криса. Джисон не прекращает видеть этот мир через призму своих розовых иллюзий даже когда встаёт перед знакомой дверью, зажмурив глаза.       «Надо просто сделать вдох-выдох». Джисон крепче сжимает кулаки в карманах и принимается считать на каждом глубоком вдохе: «Один, два, три…». — Привет, синица, — Хёнджин появляется из ниоткуда, и не стесняясь и уже не боясь быть отвергнутым тянет руки к Хану. Тот позволяет себя обнять, даже глаза открывает и об спину Принца вытирает своё «волнение» в виде потных ладоней. — Ты чего кислый такой? Не выспался?       Вопрос явно из разряда «отвечать не стоит», но Джисон зачем-то опускает голову, и делится своими переживаниями. Про Чонина он, понятное дело, не говорит, ведь эти беспокойства ушей Принца не касаются, а вот про кошмарные картинки бутылки в руках и похмельные мешки под глазами он рассказывает. — Я ведь накосячил, да и ты тоже, — слышится вздох, который должен был остаться незамеченным, но Хёнджин эту досаду услышал. Оба склонили голову вправо на птичий манер. Ещё одна схожесть, которая попала не в бровь, а в глаз. — Тебя вообще это не парит? — Меня? Нет, — Хван поворачивается спиной к парню и явно не для того, чтобы вечерними видами на бетонные стены полюбоваться. — Тебя-то что парит? — Как мне?.. Как рассказать? — Хан тоже оглядывается, видит лишь мрачные ветки деревьев и лохматые кусты вокруг. Ни души. — Я не понимаю в чём твоя проблема, серьёзно, — Принц облокачивается о стену рядом с тёмной дверью. Он выглядит слишком для такого убогого места: полупрозрачная майка-футболка; сверху пиджак по фигуре и укорочённые брюки в тон, тоже явно дизайнерские; тонкие золотые цепи на шее и на запястьях, которые не выглядят так устрашающе, как цепи Грея, например, потому что явно изготовлены они не для причинения боли, а для радости глаз. — Просто возьми и скажи, что выпил. Хотя я бы умолчал. — Но… — Кому какое дело? Радость моя, здесь каждый срывался и не раз. Если ты думаешь, что тебя тут, как маленького в угол поставят или расстреляют, то ты ошибся адресом. Хочешь потом слушать сопли Криса и полчаса размазывать их по лицу? Окей, вперёд — говори, но, — Хёнджин снова оказывается рядом, поднимает лицо парня за подбородок, чтобы эмоции лучше читать или чтобы себя красивого показать ещё ближе. — если тебя это так мучает, поговори с Крисом, но тет-а-тет. — А так можно? — А кто запретит? Это ещё и бесплатно, — красивая ухмылка украшает бледное лицо Принца и у Джисона рот сам собой открывается. Опять. — Ладно. А ты? — Что я? — ухмылка растягивается до предельных размеров. — Будешь говорить? — Они и так знают, — Хёнджин чуть толкает его в плечо. — Иди, голубь мой, пока он там один.       Джисон намного быстрее, чем ожидал сам от себя, и благодаря Принцу, подавил в себе жгучие приступы тревоги. Он смог переступить порог, потому что не расстреляют, не накричат, не осудят.       «Почему я ему поверил?».       Это останется тайной, покрытой мраком.       В помещении было тихо, под стать разговору мрачновато и действительно никого, кроме Криса. Тот светится в глазах Хана путеводным Сириусом, и он идёт к нему с каждым шагом ускоряясь.       Мысленное «спасибо» самому себе за героизм и отвагу, и «большое спасибо» Принцу, который стражем остался у двери. А ещё стоило в голове подобрать слова извинения перед главным, но слова вылетают быстрее, чем мысли: — Прости, я… Я облажался, Крис, — парень падает на соседний стул и старается поднять голову, но вина давит на затылок, и Хан просто рассматривает кроссовки своей мечты. — П-привет. — Привет, Сони, — молочный шоколад в глазах старшего превращается в горький. — Что такое? Ты вчера убежал и… — Прости, — в голове эхом повторяется это слово. — Прости меня, я… Я испугался, когда Грей… Ну… Короче, я испугался и напился, но я выпил не так много, но… Прости Крис, мне правда стыдно. — Сони, — Крис выдыхает его имя, но почему-то со звуком облегчения, а не злости или разочарования, которого Джисон очень ждал. — Это ты прости, что мы напугали тебя. Грей — он не такой, — секундная заминка и Джисон видит, как Крис прячет в карман свободной клетчатой рубашки телефон, и протягивает к нему обе руки. Две раскрытые ладони, ничего особенного, но Джисона тронуло. Крис его с первой встречи тронул за все уцелевшие струны души. Сначала старшего было жалко, а теперь Хан осознаёт, что у Криса просто натура такая — когда бьют и пинают — не забудь улыбнуться. Он хороший, реально добрый и прекрасный человек, который продолжает верить в таких отбросов общества, как Хан, Грей или тот же Боб. Крис не опускает руки на их неудачи и провалы в борьбе с алкоголем, а наоборот — протягивает. — Ничего страшного не случилось, слышишь? Ты ведь не пострадал? — Н-нет, — Джисону не верится, что Крис вот так просто понял его и не осудил. Может не зря он тогда уснул в том магазине? Может та бутылка текилы и погром были нужны, чтобы встретить такого человека? Пусть и в таком убогом месте и с остальными убогими сопутствующими, но Хан рад, искренне и по-детски. Крис уже светится в его глазах не яркой звездой, а братом или старшим, на которого можно положиться. Джисон жмурится, сдерживая непрошеные слёзы, и тянет руки в ответ. Его снова растрогало обычное хорошее человеческое отношение. Ещё одно мысленное «большое спасибо» Принцу и… — Спасибо, Крис.       Старший греет холодные ладони Джисона, растирает кожу и оторваться от парня не может. Он понимает, просто понимает и всё. — Хочешь, открою ма-а-а-аленький секрет? — Крису приходится чуть склонить голову, потому что младший так и пялит на кроссовки, периодически смахивая редкие слёзы. Капельки очень красиво блестят, зацепившись за длинные ресницы, но от этого вида самому хочется расплакаться. Слёзы — это заразно. — Мы здесь все срываемся, но мы признаём свои ошибки и идём дальше, Сони. Я рад, что ты сам рассказал и не стал скрывать. Это уже большой прогресс, — Хан перестаёт трястись, но головы так и не поднимает. Он замер и ловит каждый нежный и необходимый душе звук. — Я тоже иногда забиваю на все правила и принципы, но пока… Пока я осознаю, что это неправильно, пока я здесь, и пока вы со мной — не всё потеряно, слышишь?       Хан вяло кивает, и чуть сжимает горячие мягкие ладони. Он не ждал, что его поймут. Он ожидал громких криков и постыдных реплик. Хоть Джисон и растерян, но по кривой улыбке видно, что в глубине души он счастлив. Впервые реальность была лучше, чем мнимые фантазии. — Это место и все мы здесь не случайно оказались. — Крис бы обнял парня, но пока тот выглядит, как побитый щенок, трясущийся от собственной мрачной тени, он держится. Он не полезет со своей заботой за личные границы. — Здесь тебя поймут, Сони. Не бойся говорить, ладно? — Хан снова кивает и старшему этого достаточно. — Если страшно и сложно, а я понимаю, что на это нужно найти много-много сил, ты можешь… Мы всегда можем поговорить и до и после собрания вдвоём. Не бойся, только не бойся. Я всегда выслушаю тебя.       Джисона эти слова слишком цепляют за душу, обволакивают и заботливо гладят. Кажется, таким количеством тепла, которым его щедро одарили за последние несколько дней, можно согреть небольшое поселение. Может и правда, всё не так плохо? Может и Джисон не потерян для мира? Не потерян для себя? — Мы вчера все испугались, когда ты убежал, — голос звучал уверенно, но кое-где дрогнул и Хан виновато поднимает глаза, как нашкодивший ребёнок. Ему двадцать пять, но со старшими он всегда ощущает себя чуть ли не младенцем в пелёнках. — Я надеюсь, что ты в скором времени поймёшь, что это место, на самом деле, не просто сборище алкоголиков, как заявлено, — Крис продолжает говорить, а Джисон слушает внимательно, словно заворожённый. — Это место — нечто большее для многих из нас, и отсюда не нужно сбегать.       «Нечто большее?».       Хан не очень понимает, что это значит. Ему казалось, что это обязательный пунктик его наказания, как тюрьма, но без заключения, где нужно отсидеть собрание, уйти домой, но обязательно вернуться. — Что это значит? — всё же решается уточнить Хан, снова опуская глаза.       Он правда рад, что Крис так учтив к его чувствам. Нет, не так… К их чувствам. И так обидно становится, что никто не учитывает чувства самого Криса. Его заботу видно сразу, невооружённым глазом, как и хуёвое отношение остальных. Джисон хуёвым быть не хочет. Только не с Крисом. — Здесь мы обсуждаем не только проблемы с алкоголем. Ты можешь говорить не только когда тебя ломает от очередного приступа. Ты можешь рассказать всё, что угодно, — забота, чистая неприкрытая забота слышится в голосе Криса. — Возможно, ты решил, что мы тут друг друга ненавидим, но это не так, Сони. Мы — семья и ты теперь не один, пойми это. Ты тоже наша семья.       Эти слова буквально выбивают весь воздух из лёгких. Джисону никогда не говорили, что он важен. Что вообще значит, быть важным? В голове сразу рисуется образ какого-то индюка пернатого, чёрного и обязательно матерящегося на своём птичьем языке, вальяжно разгуливающего в вольере. Но что значит важный на человеческий лад? А как понять, что он не один? Как? Хёнджин вчера бежал за ним потому что… Потому что он член семьи? О какой семье вообще речь идёт? Один другого ногами топчет, а два других словами друг друга режут. Хуйня какая-то. — Странная семейка если честно, — Джисон умалчивает о том, что готов как-нибудь признать «семью по несчастью» в самом Крисе или же в Хёнджине, но остальные…       Нет, нет и тысячу раз нет. — Ты поймёшь, Сони, правда поймёшь. Каждый из вас для меня важен и ты, — Крис улыбается через силу, хотя давно хочет расплакаться от собственных слов, и от взгляда Джисона и его нахмуренных бровей, показывающих неприкрытое сомнение, Крис бы тоже хотел пару слёз уронить. — Ты тоже важен, Сони. Я надеюсь, что смогу помочь тебе и твои страхи уйдут. — Страхи? — Ты ведь чего-то испугался, сам сказал, — старший жмёт плечами и бросает взгляд на часы. — Когда страшно, смотри на меня, ладно? Феликсу, например, это помогает и он… Я не должен говорить этого, но вы с ним похожи. — Ч-чем? — Ну этого ты точно от меня не услышишь, — плечи Криса снова подпрыгивают, но уже от волны смеха. — Я всё это говорю не для того, чтобы подразнить тебя, а просто хочу объяснить, что все здесь чего-то боятся и это нормально. Феликс тоже сначала убегал и вообще пропадал на несколько дней, а ты вот пришёл. Ты сильный, Сони, и это многое значит, поверь. — Сильный?       Наверное, Хану не хватало таких слов. «Важный, семья, а теперь ещё и сильным назвали». Не имеет значения от кого эти правильные слова: от мамы, одногруппника или от рандомного маминого ухажёра — похуй, но ему правда не хватало этого. Джисон ведь привык слушать и слышать другие слова в свой адрес и со временем стал принимать их за действительность, за самую, блять, чистую правду: «слабак», «ничтожество», «выродок».       — Крис, а ты имеешь большое значение для… Для нас.       Джисону хочется от стыда сквозь землю провалиться. Он действительно сказал это вслух. Ощущение горячих, просто огненных щёк, было в новинку. Он уже и забыл, когда краснел в последний раз, потому что алкоголь давным-давно притупил чувство стыда, оставляя его где-то в трезвых буднях. — Надеюсь, что это так, — старший ласкает своим голосом, немного остужая его порыв подорваться и убежать уже по причине «позорник года». — Хотя нет, я очень хочу в это верить, ведь многие и правда ходят сюда не только за отбыванием наказания. Не знаю, как объяснить тебе это, — Крис опять смотрит на время, а потом снова на Хана, у которого румянец, кажется, усиливается с каждой секундой до ярко-красного оттенка. — Просто присмотрись и сам всё поймёшь, Сони. — Меня зовут Джисон, — непонятное, но горящее ярким пламенем чувство доверия толкнуло сказать это, открыться и назвать своё имя. — Хан Джисон. — Ты делаешь грандиозные успехи, Хан Джисон. — Спасибо, — приходится прижимать чуть тёплые ладони к щекам, потому что горят они страшно. — Я… Я буду стараться, Крис. — Я верю тебе. — руки Джисона снова оказываются укрытыми горячими руками старшего. Пауза, которая повисла между ними была необходима. Один с мыслями собирался, чтобы сказать ещё кое-что важное, второй вспоминал, как дышать без хрипов. — Мы приходим сюда, чтобы нас услышали, Джисон. Мы делимся всем друг с другом, потому что там, — Крис кивнул в сторону двери. — некому рассказать, никто не услышит, понимаешь? Мы скорее не клуб Анонимных Алкоголиков, а клуб тех, кто никому не нужен. То, что лежит у нас на душе и то, от чего нам тяжело мы приносим сюда, и раз ты уже открываешься, то…       Джисон хмурится, задумываясь над последними словами. Сложно поверить в то, что они все никому не нужны. Ладно Джисон всеми покинутый социофоб до мозга костей — его жизнь этим наградила, с этим он и скитается по миру. А все остальные? То, что Принц в душе всеми брошенный ребёнок, Хан уже понял, но Феликс или Грей? Почему они никому не нужны? В голове не укладывается. А сам Крис? Неужели у такого доброго парня совершенно никого нет, к кому он бы мог обратиться? — Прям все-все? — любопытство Хана перебивает Криса. Ему правда хочется разобраться в этом клубке новой информации, чтобы лучше понимать каждого ненужного. — Они все выглядят так, словно за пределами этого места у них есть жизнь, которую стоит жить, — Хан невольно усмехнулся. — Даже этот Боб и… И второй как будто кому-то нужен. — Внешность очень обманчива. Посмотри на того же Грея. Он хоть и выглядит суровым, а сам пройти не может мимо клубничного мороженого и спит с мягкой игрушкой, — Крис закрыл губы на импровизированный замок и отдал ключ-невидимку Джисону. — Только я тебе этого не говорил.       Старший смеётся и прямо-таки заражает своим смехом. Джисон забывает, что несколько минут назад на его глазах висели слёзы, и тихо посмеивается в ответ. Правда смешно и нелепо представлять, как этот Шкаф-Грей-Бинни спит с каким-нибудь плюшевым зайчиком, обязательно розового цвета, и пускает на него слюни, видя сладкие сны об огромной тарелке клубничного мороженого. Почему-то в голову идут мысли о том, каким растрепанным воробушком выглядит Бинни по утрам, и, почёсывая свой живот, стоит на кухне у холодильника в поисках завтрака. И всё это совершенно не вяжется с образом вчерашнего Грея, который готов был порвать неугодного на мелкие куски. — Да ну… — парень давит подступающие смешки. — Ты врёшь, ведь врёшь же, да? — Джисон всё же выпутывает свои ладони из рук Криса, но его тепло всё ещё ощущается прозрачной мягкой тканью. — Клянусь, это так и есть! — Крис возмущается и строит такое умилительно-недовольное лицо, что Джисону снова смеяться хочется. Он так забавно дует губы и хмурится, что невозможно оставаться равнодушным. — Тебе стоит узнать его поближе и тогда ты поймешь, что это чистая правда, — а теперь Крис подмигивает и добавляет. — Только я тебе ничего не говорил.       В последнее время слишком много этих «узнать поближе» и Джисон лишь кивает, умолчав о том, что точно в обморок грохнется, если хоть на минуту останется с Бинни наедине. Это Принц весь такой взбалмошный, слегка припизднутый, весёлый и лёгкий, а Бинни явно не такой хоть на первый, хоть на тридцать первый взгляд. Да, он может и произвел приятное впечатление в первый день, но воспоминания от второго свежи. Каким же будет третье — даже гадать не хочется. — Я п-попробую.       Не ложь и не совсем правда.       Попытка будет пыткой, но раз Крис уверен, то и Джисон поверит. Не может он иначе. Хочется и всё тут. Может, Хан видит в нём ушедшего отца или старшего брата, о котором всю жизнь мечтал, поэтому наивно полагается на своё заплесневелое чутьё и слепо доверяет в эту минуту. Если всё не так, то пусть лучше он ещё раз ошибётся, чем расстроит такого душевного человека, как Крис.       «Ты тоже важен, Сони». — Просто запомни, пожалуйста, — старший говорит уже серьёзнее и с какой-то мольбой в глазах, — я и мы все здесь в первую очередь для того, чтобы оказать поддержку и подать руку, когда ты падаешь и кажется, что если ты упадешь, то уже не встанешь. — Я понял, с-спасибо, — это всё, что успевает сказать Хан.       Сзади слышится хохот, похожий на гром и быстрые шаги. Джисон смотрит на часы старшего.       Осталось минут пять. — О, мы не первые, — Феликс устраивается на привычное место рядом с Крисом, а вот второй вошедший молча встаёт у своего «законного» места, которое занял Хан. — Что вы тут обсуждали без нас? — Ты можешь хоть раз не совать свой маленький нос куда не просят? — где-то шипит Принц, но Джисон не видит где и не слышит, что отвечает ему Феликс — он занят дуэлью с серыми глазами.       До него не сразу доходит зачем и почему блондин так пристально смотрит на него, и каждый скользкий взгляд по коже ощущается вполне реальным уколом. Но в душе он рад, что тот смотрит и колит своими стеклянными зрачками — значит видит, значит не инвалид он. — Ты чего? — Хан не выдерживает. Ему хочется по лбу себя стукнуть за писклявый голос и к Крису прижаться, как маленькому и напуганному. — Что-то не так? — Ты моё место занял.        «А ещё он не немой и не глухой. Прекрасно!». — А… — Хан подскакивает и почти врезается в стоящего столбом парня, который мог бы и не стоять так близко или отойти в сторону. — Ой…       На фоне Феликс что-то увлечённо рассказывает Крису, привычно встревает Принц и их голоса сплетаются в бесконечный поток слов, а Джисон стоит и прямо-таки слышит, как Ангел дышит ему в лоб. Глаза поднять страшно, а ноги отяжелели в миг и сдвинуться не дают. Этот парень единственный, кто оставался тёмной лошадкой и сейчас опять, блять, страшно, ведь Джисон не знает какой он.       «Здесь все никому ненужные». — Ты как? — голос у Кота, а точнее шёпот, на таком близком расстоянии слышится бархатом и на коже ощущается примерно так же. — Я как? — Джисон не поднимает головы, так и стоит уставившись на две пары ног, а макушка его, тем временем, согревается от горячего дыхания.       Он уже рассмотрел белые кеды, теперь взглядом проходится по чёрным узким джинсам, которые напоминают вторую кожу. Хан видит чёткие силуэты бедренных мышц, но лучше бы он сейчас смотрел на Хёнджина. Тот, как таблетка аспирина после бурного вечера — помогал быстро, как ни странно.       Если существует любовь с первого взгляда, то Хван Хёнджин был помощью с первого взгляда.        — Ты убежал. Всё нормально? Всё хорошо? — как хотелось бы видеть жемчужные глаза в момент, когда губы шептали эти вопросы, но было слишком неуютно, да и разглядывание сильных ног Джисона порядком затянуло.       Пришлось закрыть глаза и самому рисовать улыбающегося взбалмошного Хёнджина, чтобы волнение прогнать. — Да, спасибо.       Хан слышит, что вошёл кто-то ещё. По неприятным шаркающим звукам это точно был кто-то хромой и, возможно, избитый. — О, калека с того света, — где-то раздаётся приятный смех Хёнджина, его подхватывает Феликс и чуть слышно улыбается Ангел, который, какого-то хуя, всё ещё рядом, всё ещё дышит Джисону в макушку, но секунду спустя отстраняется и усаживается на своё место.       Перед нежданной «свободой» Хан ощущает, как что-то мягкое проскальзывает по тыльной стороне руки и это «что-то» ещё сильнее путает ресницы между собой. — Господин Ким, добрый вечер, — где-то справа слышится голос Криса и бурчание Феликса, пока Джисон прятался в своей любимой темноте. — Бывали и добрее вечера.       Поскрипывание стула, недовольные вздохи и всё ещё закрытые глаза.       «Когда страшно, смотри на меня, ладно?»       И Джисон смотрит, встречается взглядом с Крисом и одной его широкой улыбки во все тридцать два хватает, чтобы снова поверить — они здесь семья, а в любой семье не без урода.       Хану хватает этой лёгкой улыбки, чтобы молча пройти мимо краснолицего, и выбирать стул как раз напротив Криса. Эффект теряется и он снова закрывает глаза, снова прокручивает разговор со старшим пока идёт словесная баталия между Принцем и калекой, но когда воцаряется тишина, украшенная тихими шагами, Джисон «просыпается». Он теперь смело смотрит на медленно шагающего Бинни, который сегодня выглядит серее самой серой тучи в своём чёрном спортивном костюме, когда осматривает пустым взглядом мужчину с тем же красным оттенком кожи. На нём обычные растянутые вещи из дешёвого стока, резиновые тапки и вчерашнее пренебрежение на лице. Ким пялится в потолок, демонстрируя трёхдневную щетину на подбородке и шее. Опухших и налитых тёмным фиолетовым глаз Хан не видит, и оно к лучшему. Он снова смотрит в сторону Криса, а тот, как по волшебству, сразу обращает на него своё внимание и снова придаёт уверенность одной лишь улыбкой и лёгким кивком.       Спокойно.       Грей опускается рядом с Феликсом — его привычное место, и слишком уж мрачно оглядывает присутствующих.       А вот это было тревожно. — Когда начнём? — бурчит Ким, всё ещё любуясь грязным потолком. — Когда ты сдохнешь, — едва слышно произносит Грей.       Возможно, он вообще это сказал беззвучно, а Хан по губам прочитал, но и этого хватило, чтобы вновь почувствовать дрожь в коленях. — Можем начать хоть сейчас, больше ждать не будем, — мягко проговаривает Крис.       И больше действительно никто никого не ждёт. Ким сразу берёт своё слово, очень долго ноет о своих утренних неудачах, рычит что-то о мизерной зарплате и о неурядицах дома с женой. Кажется, что всё время он решил забрать себе одному и никто не протестует.       Феликс сжался в комочек на своём стуле, вжавшись плечом в Грея, Кот и Принц тоже явных признаков жизни не подавали, только переглядывались моментами и снова прерывали зрительный контакт. Один Джисон, наверное, и слушал вместе с Крисом на пару, пытался понять проблему мужчины и почему он пьёт, но он ничего так и не понял.       А почему пил он сам? Что бы он мог рассказать о себе? Это началось после отъезда лучшего и единственного друга заграницу, но это же не причина? Может отсутствие внимания со стороны мамы так повлияло? А что если те двое толкнули его на кривую пьяную дорожку? Стоило бы покопаться в себе, чтобы найти первоисточник, но что-то внутри мешало и путало мысли. Точки, которые Хан вроде бы соединял, размывались и всё благодаря новой волне паники. — Вечно вы ноете, виноватых ищете, — громом среди не совсем ясного неба раздался голос Грея, и серая туча действительно пролилась дождём из слов. — Жизнь у тебя говно, так а кто в этом виноват, Ким? А? Не ты ли, сука, хозяин своей жизни?       Жаль, конечно, что Джисон отключился под конец исповеди краснокожего и, видимо, пропустил момент, который завёл качка. Принц рядом посмеивался, а Джисону не смешно — колени дрожат, ладони потеют, Грей злобно рычит.       Тревога. — Такие, как ты, только и могут жизнь отравлять и себе и другим. — Да что ты в жизни понимаешь, сопляк? — Самое последнее, чем можно мериться, так это возрастом, — прыснул парень, и разочарованно покачал головой. — Да что я тебе объясняю. У тебя вместо мозга уже… — Грей, — послышался «предупредительный» от Криса, но по глупой традиции его игнорируют. — Сопли и спирт. — Незабудка, ты колышишься, — Принц склоняется к самому уху. Холодный кончик носа колет, длинная рука тяжёлой плетью ложится на сгорбленные плечи. — Только не убегай, ладно?       Джисон судорожно кивает. Он обещал стараться, как и обещал присмотреться. Нужно всего-то вслушаться в то, что говорит Чанбин, нужно просто перестать видеть в нём монстра, но его громкий голос огромной дубиной отправляет все старания в нокаут. Джисон помнит издёвки и толчки в спину, он не сможет забыть вкус воды из унитаза, куда его частенько опускали головой — раз в неделю примерно. Ему сложно не видеть в Чанбине того, кто делал больно когда-то, кто позорил его и избивал.       Парень снова подрывается с места, после ехидного смешка Кима. Принц во всю обнимает Джисона, Феликс растерянно хлопает глазами, а Крис усердно подбирает слова, чтобы всё безумие на корню прекратить. — Сегодня я тебя не трону, — Грей действительно замер у своего стула.       Он бросает быстрый взгляд в сторону обнимающейся парочки, и в глазах его светится нечто напоминающее сожаление. Он ничего больше не говорит; молча уходит, протиснувшись между парализованным Ангелом и пустым стулом.       Джисон взглянул своему страху в лицо, смог, как и обещал старшему, постарался и вроде у него получилось усмирить тревогу, но, когда Принц от него отлип, дрожь вернулась. — Не скучай без меня, Джисон-и, — снова Хёнджин шепчет, почти целует в середину уха и растворяется.       Хан ответить не успевает, как Хван срывается и идёт за Чанбином.       «Почему Принц такой?». — Это типа мы расходимся?       Крис тяжело дышит, зарыв лицо в ладонях и часто кивает.       «Как же мне тебя жаль, Крис».       Пока все тихо встают со своих мест и плетутся к двери, Хан остаётся приклеенными к стулу, уже напрочь забывая о Хёнджине. Прямо сейчас сердце бешено стучит и хочет сказать что-то, но он понятия не имеет что. Джисону хочется тупо по-человечески пожалеть старшего, но какой из него человек? Так, отброс, которыми Крис и так сыт по горло. Джисону хочется спросить хоть что-нибудь, чтобы отвлечь, но он лишь может довольствоваться ролью зрителя и тихо в стороне сопереживать. На большее он не способен. С мамой ведь тоже так — её бьют, а он за стенкой губы кусает. Он в состоянии дать отпор чужим мужикам, но страшно, пиздец, как страшно и как справиться с этим страхом Джисон, к сожалению, не знает.       Он выжидает ещё несколько минут, хотя на самом деле Хан просидел так минут пятнадцать, если не больше. Трястись он стал меньше, а слова так и не нашлись, поэтому ограничившись сухим «пока, Крис», он нехотя вытаскивает себя на свежий воздух. Ему должно стать если не хорошо, то в разы лучше. Но реальность штука странная — любит преподносить сюрпризы и пугать до усрачки.       Всего пару шагов успел сделать Джисон, прежде чем услышал тихое: — Подожди.       Тело оказалось клеткой, которая не давала двигаться. В сумерках Джисон увидел блеск светлых волос и жемчужных глаз. Сам Ангел снизошёл к нему с небес, чтобы… Чтобы что? — Никуда не торопишься? — блондин уже близко, прямо перед живой статуей Джисона. Парень не улыбается, от этого Хан и не спешит отвечать, но ловит себя на мысли, что совсем, как оказалось, не страшно смотреть в эти светлые глаза. Он бы и дальше так стоял и молча пялился, если бы владелец этих ясных глаз не стал бы трясти его за плечо. — Эй, ты слышишь? — С-слышу и нет, — Хан слишком шумно сглатывает для такой мертвецкой тишины. — Я никуда не тороплюсь.       Этот ответ тенью рисует слабую улыбку на ангельском личике, но Джисон не видит её. Его гипнотизируют глаза, которые он бы сравнил с сиянием Луны, с туманным рассветом или же с приятным блеском серебра, но всё не то. Нет ещё таких слов, которые в точности могли бы описать этот неповторимый цвет. А может стоило бы поискать подходящие слова, чтобы передать те светлые чувства, которые затуманили разум Джисона?       Ему спокойно. — Прогуляемся?       Хан глупо моргает, и зеркально повторяет кривую улыбку парня.       «Надеюсь хоть ему нет дела до того, какой кофе я пью и какое порно смотрю».       Промедлив всего пару секунд, Джисон мысленно взвешивает все «за», небольшое количество «против» и уверенно кивает. — Давай. Я не против.