Убийца всё знает

Скарамучча в ожидании ерзает на парковой скамейке. Докуривает сигарету, подумывает прикурить еще одну, но останавливается. Непонятно, появится ли она вообще. Смотрит на поспешно собранные документы в руке. Ясно, что Джесс совершенно права. У психа-убийцы свои странные и ужасные методы избавления, завлекая за этим людей, которые его и заказали. Он оставил ее в своей квартире. Кажется странным, что эта женщина вдруг столь решительно вторглась в его жизнь. Но есть в ней что-то, отличающее ее от остальных, — в ней совершенно нет опаски, той отстраненности, которые он обычно видит в других людях. Непохоже, что Джесс пытается его судить, — наверное, как раз поэтому с ней так легко. Наконец он замечает Кару, торопливо идущую по тропинке, — голова опущена, куртка треплется на ветру. Она тоже видит его, и какое-то выражение пробегает по ее лицу, прежде чем она успевает его спрятать. Скарамучча знает, о чем она сейчас думает. Что лучше бы оказаться где угодно, но только не здесь. Кара подходит к скамейке и встает перед ним, загородив свет. Ему не видно ее лица, ее тело — не более чем темный силуэт. — Что тебе надо? — спрашивает она. — Присядь, — говорит он. После секундного колебания Кара делает то, что он просит. Скарамучча передает ей папку. — Это еще что? — Просто выслушай меня. Она вздыхает. — Скара, я не знаю, чем ты занимаешься, но это уже пора прекращать. Детективы жалуются мне, что ты допрашиваешь их подозреваемых, болтаешься возле больницы... И ты до сих пор используешь мой логин. При таком раскладе ты втянешь меня в очень серьезные неприятности. — Кара. — Он поворачивается к ней лицом. — Послушай минутку. В этой папке фотографии всех надписей, написанных на стенах, в них абсолютно разный смысл. Где-то жалкие и детские ругани. Где-то просьбы о прощении и всё это написано одним словом. — И какая здесь связь? Имеешь ввиду, что убийца убивает своих врагов? Это не имеет смысла, мы уже это опровергли. — Кара открывает папку, начинает листать. — Убийца заказной и его заказывают разные люди. Рука ее замирает в воздухе. — Что-что? Не понимаю. — Наверняка у них условие, что они могут описать свои чувства одним словом. Ну а что? Заказчику можно выразить свои чувства и отпустить человека. А ему это в пользу, которая делает его более незаметным за самим заказчиком. Он смотрит ей в лицо, изучая хорошо знакомые черты и пытаясь понять, сумел ли достучаться до нее. Кара рассматривает фото: надпись, намалеванная кровью на стене, беременная женщина... — Скара, для одной недели я достаточно насмотрелась на убитых женщин, спасибо тебе большое. Он удивленно смотрит на нее: — Каких еще убитых женщин? — Двух студенток, которых зарезали и задуптили, а их обезглавленные тела бросили в автомобиле на окраине леса в Кранборне. — Обезглавленные? Почему я ничего не слышал? Как так вышло? — Мы намеренно держим это в тайне от прессы. А информацию в системе обновили буквально только что. — Она произносит это негромко, почти про себя. Потом качает головой. — Это уже переходит все границы, Скарамучча. Пожалуйста, остановись. Я не могу до бесконечности тебя прикрывать. Смотрит на него. Он видит, что Кара буквально вне себя. — Хорошо, Скар? Он кивает. Но тут же опять показывает на папку: — Ты поймешь, что мы правы. И приглядись как следует к этому своему двойному убийству. Готов поспорить, что там та же схема. — Но это ведь тоже произошло в ночь на вторник! И что ты хочешь сказать? Что этот тип весь вечер раскатывал по всему графству, убивая людей направо и налево, и никто ничего не заметил? Скарамучча умолкает и задумывается. Она права. Многовато для одного человека. Но все же... Она постукивает пальцем по папке. — И если эта схема настолько очевидна, то почему все это только сейчас выплыло? Почему ты раньше этого не заметил? Это хороший вопрос, и детектив сам задавал его себе множество раз с того момента, как Джесс показала ему связь. Но он никогда не был фанатом телепрограмм про реальные преступления — когда в твоей работе и без того хватает смерти и разрушения, зачем искать их в свободное время? — и весь последний год его голова была настолько одурманена, что он даже едва вспоминал про необходимость поесть. Скарамучча припоминает замечания Алана на месте преступления. Может, они уже тоже просекли параллель и имитация Мэнсона теперь одна из их версий? Но они с Джесс пробыли там недостаточно долго, чтобы это выяснить. Однако эту мысль он держит при себе. Вместо этого говорит: — Множество разных региональных управлений полиции, различный почерк, отсутствие обмена информацией... Сама знаешь, как это бывает. Все настолько перегружены, настолько зациклены на деталях, что ни у кого нет времени отступить на шаг и немного подумать. — Смотрит на нее. — Просто пообещай мне, что прочтешь все это. — Ладно, договорились. Но если я не соглашусь с тобой, ты остановишься? Он крепко поджимает губы. Потом кивает. Кара уже сдвигается вперед, к самому краю скамейки. — И сходи проведай маму, прошу. — Кара... — Очень прошу. Я сделаю это для тебя только при одном условии: ты пойдешь и повидаешься с ней. Она волнуется за тебя. Скучает по тебе. Скарамучча делает глубокий вдох, чувствуя, что напрягся всем телом. — Она вечно все забывает, — тихо произносит он. - И спрашивает про Миа. Кара поворачивается и мягко берет его за руку. Смотрит на него долгим взглядом, перебирая его пальцы. — Я так сожалею насчет того... что произошло, — произносит она наконец. — Мне тоже от этого паршиво. А мама... Да, она забывает про детей, забывает про Ру. Считает, что я по-прежнему глупенькая двадцатилетняя девчонка, которая яктается с неподходящими парнями. Но я все равно езжу с ней повидаться, каждую неделю. — Кара смотрит на него. — Тебе нужна помощь. Позволь мне помочь тебе. Скарамучча выдергивает руку и лезет в карман за сигаретой. Прикуривает ее дрожащими пальцами. — Ты плохо выглядишь, Скара, — продолжает Кара. — Я скучаю по тебе. Скучаю по своему младшему братцу. Он встает. — Ладно — съезжу, проведаю. Просто прочитай все это, прошу тебя. А потом отворачивается от нее, глубоко затягивается сигаретой и уходит. Он знал, что встреча с Карой пройдет тяжело, но, кроме нее, его мало кто выслушал бы. И он тоже скучает по ней. Скучает по ежедневным встречам с ней на работе. Скучает по профессиональным спорам за обеденным столом, по ее мужу, который только закатывал глаза, когда они начинали обмениваться ядовитыми подколками. Скучает по племяннице и племяннику. Но Скарамучча знает, что сейчас не в том состоянии, чтобы нормально общаться с людьми. Он быстро шагает прочь, зная, что Кара все еще смотрит ему вслед. Но не позволяет себе обернуться. *** Скарамучча толкает дверь своей квартиры. Собирается уже окликнуть Джесс, но тут останавливается, осознав, что никого там нет. Она пропала. На душе — странное чувство. Сегодняшняя встреча с Карой что-то взбаламутила в нем. Пробудила воспоминания о его прошлой жизни. Весь прошлый год он провел исключительно наедине с самим собой, но вот такое простое событие, как вечер в компании другого человека, — и ему уже нестерпимо оставаться в одиночестве. Парень бросает взгляд на циферблат на запястье — его не было два часа. Интересно, думает он, где же сейчас Джесс. Прежде чем уйти, он оставил ей свой телефонный номер на клочке бумаги, но у нее нет мобильника, и теперь с ней никак не связаться. Припоминается прошлый вечер. Не лучшим образом все вышло, это уж точно. В тот момент он действительно хотел ее и понял, что она тоже его хотела, но что-то вдруг показалось неправильным и неуместным. Ее муж только что погиб. Но кто решил, что лучший способ продолжать жить после смерти близкого человека — это тихо и чинно горевать? Может, как раз он и был тем, в чем она нуждалась в тот момент? Может, они были всего лишь двумя одинокими людьми, пытавшимися найти друг друга единственным способом, какой только знали? Мысль об одиночестве теперь кажется немного странной. С того момента, как она оказалась здесь, он стал чувствовать себя совсем по-другому. Потому что появился кто-то, с кем можно было разделить свою ношу, наверное. Потому что кто-то слушал его, верил ему и вдобавок обнаружил связь, до которой он сам оказался неспособен додуматься. Скарамучча подходит к плите, ставит чайник. Чувствует знакомую боль и осторожно покачивает телом с боку на бок, морщится. Ничего хорошего. Тянется к выдвижному ящичку возле плиты, вытаскивает из него плоскую коробочку — последнюю упаковку лекарства, выдавливает из блистера две капсулы, кладет их в рот, проглатывает. Чувствует, как они медленно продвигаются по горлу, и тянется за стаканом. Наливает в него воды, залпом опрокидывает. Было бы быстрей наклониться над раковиной и подставить рот прямо под кран, но даже такое простое действие невыполнимо, пока капсулы не сделают свое дело. Препарат заканчивается, и это его напрягает. Он мысленно подсчитывает, на сколько ему еще хватит. Выходит, что всего на четыре дня — может, на пять, если экономить. Налив себе кружку кофе, Скарамучча усаживается за стол. Совершенно ясно, что Кара не восприняла его всерьез. За последний год его сестре пришлось привыкнуть и не к таким сюрпризам со стороны своего младшего братца. Поначалу Кара проявила понимание. С тем, что он сам не свой от горя(горя, ли?), предположим, она еще могла смириться, но вся эта его зацикленность на поисках неизвестно кого, регулярное нарушение правил на работе... Прикрывала его, сколько могла, а когда его отстранили, почти сразу с этим согласилась. «Тебе нужно ненадолго прерваться, — сказала тогда Кара. А потом, вдогонку: — Попробуй обратиться за профессиональной помощью!» Скарамучча знает, что она будет на него сегодня злиться. Но при этом надеется, что, может, ее инстинкты детектива все таки сработают и она остановится на секундочку. Кара — хороший коп, и она любопытна. Но и он тоже. И теперь Скарамучча размышляет об убийствах, про которые она упомянула. Залезает в систему, используя ее учетную запись, — дав себе клятву, что это в последний раз. Смотрит сведения по делу — отчеты экспертов-криминалистов, описание машины, жертв, преступного почерка... Открывает «Википедию», находит основную статью про серийных убийц, шарит глазами по строчкам. Читает, читает... Время летит незаметно. Наконец находит то, что заставляет его остановиться. Отправляет Каре эсэмэску, а затем бросает взгляд на время. Джесс отсутствует уже почти четыре часа. Опять входит в систему, вводит в поисковую строку имя и фамилию Джесс. Ее досье по-прежнему здесь, и сообщается, что она все еще в розыске. Но это ровным счетом ничего не значит, ее вполне уже могли задержать. Иногда проходят часы, прежде чем такую информацию соизволят обновить. Скарамучча вздыхает, раздраженный сам на себя. Что беспокоится за какую-то женщину, с которой только что познакомился. Что это на него нашло? Однако нечего сидеть тут сиднем и переживать. Надо что-то делать. Хотя он уже знает, куда первым делом отправится. Обещание есть обещание. В конце концов, хуже от этого он уже чувствовать себя не будет. *** Скарамучча поднимает взгляд на дом перед собой. Вид у того самый обыкновенный, даже скучный. Это угловатое здание с ровными пропорциями, облицованное декоративной штукатуркой под дикий камень, посреди залитой асфальтом автопарковки. Рядом два-три чахлых деревца, из жалких клочков земли пробиваются ранние нарциссы. Он звонит в дверь и почти сразу слышит громкий треск электрического замка. Вышедший навстречу мужчина в обвисшем горчичном кардигане приветствует его по имени. Скарамучча украдкой читает имя у него на бейдже. — Ну как она, Майлз? Тот улыбается. — Сегодня неплохо, она будет рада вас видеть. Давненько вас не было. Скарамучча кивает, после чего проходит через двойные двери в основную часть дома. Подмечает облупившуюся краску и бледные акварели на стенах, вереницу плотно закрытых дверей. Внутри стоит сильный запах дезинфектантов. Останавливается в конце коридора. Коротко стучит в дверь, делает глубокий вдох, а потом распахивает ее, не дожидаясь ответа. — Мам? — зовет он, входя. — Это я. Это Скар. Здесь всего одна комната, с ванной и туалетом справа. В самом центре ее — больничная койка с поручнями с обеих сторон, украшенная цветастым покрывалом. Коричневый плюшевый медведь пьяно завалился на подушку. Возле окна в большом зеленом кресле сидит пожилая женщина. Колени у нее укутаны одеялом, на столике рядом с ней чашка с чаем. Глаза ее закрыты, голова завалилась набок — похоже, она спит. Скарамучча подходит к ней и присаживается на корточки рядом с креслом. Мягко трогает ее за руку. — Мам, — повторяет он. — Это я, Скар. Пошевелившись, она с улыбкой смотрит на него. — О, как чудесно тебя здесь видеть! Скарамучча целует ее в пергаментную щеку — та пахнет лавандовой пудрой. Придвигает стул, чтобы присесть напротив нее. — Ну как ты, мам? — спрашивает он. — Не жалуюсь. — Она присматривается к нему сквозь очки. — Нуу тебя и вид, Скара... И когда ты последний раз был в парикмахерской? Детектив машинально проводит рукой по волосам. Улыбается. Кое-что абсолютно не меняется, в конце-то концов. Мамы всегда любят аккуратные прически. — Помнишь, как я сама стригла тебя, когда ты был маленьким? Однажды я так криво обкорнала тебе челку, что пришлось остричь тебя налысо. Типа как того приятеля Кары, помнишь? Который похож на скинхеда. — Так у тебя тут и Ной побывал? — спрашивает Скарамучча. — Да. Какая жалость, что бедный мальчик так и не завел собственную семью... — Ее голос сходит на нет, и она улыбается, глядя в окно. — Вот и примула скоро в саду зацветет... Весна уже не за горами. Напряжение парня немного ослабевает, когда мама продолжает болтать о всяких пустяках. Он смотрит на нее, чувствуя печаль. Ее волосы, зачесанные назад и стянутые в тугой узел на затылке, теперь уже совсем седые, под дряблой обвисшей кожей словно одни только кости. На ней очки в толстой пластмассовой оправе, и она то и дело сдвигает их на кончик носа, чтобы выглянуть за окно. У него всегда была настоящая мать. Здесь. Деменция* забрала почти все, что он помнит о матери. Его удивляет, что она еще не забыла как к ней приходил Ной, — похоже, что-то связанное с ним прочно застряло у нее в голове. Скарамучча обводит взглядом комнату. Здесь все обустроила Кара, вот уже больше пяти лет назад. И она не пожалела времени, чтобы мать чувствовала себя здесь как дома. На стенах репродукции — в основном хорошо известных картин, на полках пристроились несколько разномастных фотографий в рамках. Заметив семейное фото с Карой, Эндрю и их детишками, Скара берет его в руки. Его племянница и племянник здесь старше, чем он их помнит. Просветы в зубах у Тилли вызывают у него улыбку — похоже, что у нее выпали сразу два передних молочных зуба. Мать видит фото у него в руке и присматривается. — У Кары по-прежнему этот жуткий бойфренд? — спрашивает она. — Ну этот, с дурацким именем? Скарамучча предполагает, что она имеет в виду Эндрю. Все зовут его просто Ру. — А-а, ну да. Он самый. Мать расцветает улыбкой. — А как Миа? Главная трагедия деменции в том, думает Скарамучча, это что она творит с человеческой памятью. Кара и Ру поженились намного раньше, чем они с Миа, и все же имя его жены она прекрасно помнит. — Все у нее нормально, мам. — В следующий раз приводи ее с собой, — говорит она. Он замечает, как тяжелеют ее веки. Сидит тихонько еще немного, прислушиваясь к ее хрипловатому дыханию. Скарамучча вспоминает его детство, как рос вместе с Карой — все эти безмятежные дни, когда самой серьезной заботой на свете было добраться до следующего уровня в «Леммингах» или обогнать сестру в «Марио карт». Кара всегда была смышленей его, но никогда его этим не подкалывала, хотя до ее оценок в школе ему было как до луны. И даже в самом мелком возрасте он всегда был крупней — защищал ее на детской площадке, когда кто-то пытался ее обидеть, недрогнувшей рукой обнимал ее за плечи на похоронах отца в шестнадцатилетнем возрасте... Он первым поступил на работу в полицию, а потом, к его большому удивлению, после университета она последовала его примеру, быстро обогнав его в продвижении по служебной лестнице. Кара оказалась лучшим результатом их воспитания. Скарамучча поднимается, чтобы уходить, но тут краем глаза примечает еще одно фото, почти спрятавшееся за остальными. Оно совсем старое. На нем он с длинными, наверняка мягкими волосами, в костюме. Должно быть, на свадьбе, а может, на крестинах Тилли. И рядом с ним она — улыбаясь до ушей, обхватывает его рукой за талию. Его жена была настоящей красавицей. Иногда Скарамучча удивлялся, уж не создал ли он ее такой в собственной голове, — но нет, фото доказывало обратное. Длинные вьющиеся черные волосы, нежный подбородок... Она была слишком хороша для него, и парень знал это, поэтому ради Миа был готов буквально на все. Она сумела смягчить его, впервые примирила с внешним миром. Миа была его всем. Скарамучча чувствует, что крепко сжал зубы, и вдруг словно что-то застряло в горле. Вернулось знакомое напряжение. Ставит рамку обратно на полку, но перед этим вынимает из нее фотографию и убирает в карман. Медленно наклоняется и мягко целует мать в щеку, поправляет одеяло там, где оно сползло на пол, аккуратно подтыкает. Едва слышно шепчет: — До свидания, мама.