Королева Кассандра

Молли зарумянилась под утренним солнцем. Золотистая кожа стала темнее. Лукреция макнула кисть в бронзовую краску и мазнула по руке подруги, рисовавшей рядом. Та хихикнула и родолжила работу. После учебы они собрались на кухне в доме Ганзалез. Пропадавший всю ночь Лука днем вел себя как паинька. Сказав, что сегодня у него нет занятий, а на работе выходной, он загорал во дворе. Обычно шезлонги стояли за домом. Рядом с небольшим бассейном и кольцом для баскетбола. Но Лука перенес лежак в пространство между домами. Устроившись так чтобы его было прекрасно видно из кухонного окна. Возможно, щеки Молли краснели не из-за ложащегося на кожу загара. Оставшаяся дома мама делала лимонад. Пошагово снимая рецепт в сторис. Ее напиток было сложно назвать, нет не шедевром, а ее. Листья базилика кипятком заливала Эгги. Ананас с огурцом чистила и нарезала Эгги. Измельчала в блендере и пропускала через ситечко Эгги. Домработница делала весь лимонад от и до. За годы игры в хорошую домохозяйку, мать и женщину с большой буквы слова, Присцилла Ганзалез научилась снимать чужую работу так чтобы работника в кадре не было видно. Утром она так же виртуозно показывала гренки торрихас. И громко причитала что ей сегодня грустно из-за Луки, чей телефон не отвечал всю ночь. Ее супруг привычно включался в роль мачо и увлекался своей любимой игрой: “Вспомни меня в его годы, я тоже много развлекался”. Но это было неправдой. Лукреция была как две капли воды похожа на свою мать. Те же голубые глаза и кудрявые золотые волосы. Светлокожая. С россыпью веснушек по телу, облепляющих каждый участок, даже скрываемый одеждой. Присцилла, как и ее дочь, на фоне местных мулаток, статуэтки, украденные из художественного музея. Бледные с высеченными из мрамора фигурками без изгибов. Они не шли ни в какое сравнение с литыми из бронзы соседками, которые ходили, покачивая своими пышными бедрами. В молодости Присцилле сказали: “От тебя веет нордическим холодом”. Для нее эти слова стали смыслом жизни. Она не ходила на пляж, покрывала кожу спфом каждые два часа и носила с собой зонтик от знойного солнца. “Фарфоровая Присцилла” - так ласково называл ее муж. Супруга Присцилла заполучила в школьные года. Он не был самым богатым или самым красивым парнем. Лион был обычным и всем своим обликом не напоминал страшного зверя, в честь которого был назван. Скорее скромный парнишка, любящий математику, химию, поэтому и сама Присцилла засиживалась за книгами по этим предметам. Не умел общаться с людьми. В его голове рождались идеи, а язык не мог их донести до людей. Лион умел умножать шестизначные числа в уме, знал, что такое адиабатический процесс и историю его открытия. Но, к своему стыду, за пределами точных наук он становился тряпичной куклой, неспособной на самостоятельные действия. Он не умел решать задачи без цифр, он по-прежнему боялся делать выбор. Отец Присциллы занимал почетное место в фармакологической компании, он был рад случайным листкам с расчетами на своем столе. Особенно тем, где в экономике возрастала прибыль. В день свадьбы Присцилла услышала: “Надеюсь это твой не последний правильный выбор”, а Лион понял, что даже если он и разлюбит эту женщину, то не сможет сбежать от нее. В её наманикюреных пальчиках была его связь с миром. Дети наследовали не только внешность. Что бывает иногда разочаровывающим. Лукреция не умела выбирать. Она в целом многого не умела. И характером, к сожалению, матери, больше напоминала отца. К горечи матери. Такого же любителя построить из себя что-то большее. Она общалась с теми, кто хотел общаться с ее братом или стать известным как ее мать, ну или на худой конец просто воспользоваться деньгами семьи Ганзалез. Бесцельно шатающийся люд был ей не интересен. Бесцельные. Беспременные. Разноряженные в разные краски, но не отличающиеся друг от друга. Многообразие внешностей скрывающее однообразие личностей. Шумные. Суетливые. Пытающиеся вылезти из своей кожи, быть кем угодно, но не самим собой. Мечтающие забраться в чужое тело дабы почувствовать собственную значимость. Присцилла, будучи королевой школы в свое время считала, что для успешной жизни дочери, важно иметь как можно больше знакомых. Перед словом “знакомых” мягким карандашом приписывала “полезных”. Важно и количество, и качество. Если ты дружишь только с богатыми, то в случае выборов, а Присцилла надеялась продвинуть своего супруга в политику, голосов будет недостаточно много. Но от дружбы с бедными нельзя получить финансовой выгоды. Общаться нужно было со всеми, иногда чуть больше уделяя внимания кому-то конкретному. − Помнишь Софию? Брюнетку в синем со дня рождения Луки? Фирма ее матери... - А дальше речь Присциллы сливалась в единый неразборчивый поток. Что-то сродни рефлексу отключало слух Лукреции, как только звучало: ”А помнишь”. Она не охранная служба банка, следящая за каждой пришедшей особью. Ей хотелось помнить себя, а не кого-то с чьей жизнью, она столкнется на секунду, а после разойдется навсегда в океане повседневности. Сидящая радом Молли была ценна умением подхватывать. С кошачьей грацией она ныряла в мысли Лукреции выступая проводником в мир людей и желаний Присциллы Ганзалез. Юной Лукреции было невыносимо взаимодействовать с людьми и если бы не Молли, то для Присциллы дочь потеряла бы еще большую значимость. Люди – пятна краски на рабочем фартуке жизни. В этом мнении, мать и дочь были единодушны. Но смысл слов у каждой был свой. Они могли сблизиться, но пропасть между ними лишь росла, заполняясь хищниками. Завтра Лукреции придется подойти к той самой Софии и заговорить с ней. Молли поддержит подругу, вовремя ворвавшись в разговор и сохранив внимание. Лукреции придется дружить с брюнеткой в синем со дня рождения Луки, потому что команда Присциллы готовит какой-то репортаж о фирме, во главе которой сидит мать брюнетки в синем платье со дня рождения Луки. Возможно, Лукреция даже так и запишет новую знакомую в своем телефоне. Если, конечно, буквы соберутся в нужном порядке. Из соседского дома выбежал мальчишка с косичками. Он бегал за младшей курчавой сестренкой с водяным пистолетом. Яркость беззаботного девства окрашивалась солнечными лучами. Наблюдая за их забавной возней, Лукреция чувствовала паточными потоки зависти, обливающие ее сердце. Ей было грустно от того, что средь той вердепомовой травы, укрываясь от водных залпов, скрывалась не она. Но медовый привкус радости, за столь милые отношения между братом и сестрой, скрадывал печаль. Ребятишки громко смеялись, разливая искристое счастье. Сладость пробиралась через дворы, стены и растворялась сахаром чае. Холодной Присцилле любое ощущение тепла было противно. Она резко задернула шторы. − Господи, надеюсь их скоро выгонят! В зашей! Такая семья и в нашем районе?! Не допустимо! Эмили недавно сказала, что видела их мамашу с синячащим на пол лица! Фу! Как можно себя так не уважать?! А знаете сколько бутылок они выкидывают? Ладно хоть... - В целом Лукреция старалась слушать свою мать как можно реже. Особенно когда та пыталась казаться лучше, осуждая чужую жизнь, а не живя своей. Во дворе же Лука отсалютовал подходящей к калитке Кэсси и громко рассмеялся, увидев как она опускает голову, прячась под волосами. Он помнил, как накручивал ее каштановые волосы на руку прошлой ночью и тянул сопротивляющуюся девчонку ближе. Но сегодня, он надеялся получить удовольствия от ее глаз. Печальных и наполненных болью. Ему не было интересно тело Кэсси. Ни вчера, ни сегодня. И не будет интересно когда-нибудь в будущем. Просто у мальчиков свои игры. И у некоторых, это далеко не футбол.