Год тигра

      Доктор Чу перетрогал полный спектр людей от новорожденных до дряхлых стариков, от несчастных уродцев до писаных красавцев. Но никогда, ни разу не думал, каковы они в постели. Обнаженными представлял, да, но совсем с другой целью.       Когда он учился в университете, Сюэ Чжэнъюн посоветовал ему так делать, чтобы успокоиться перед серьезными выступлениями.       — Подумаешь, важные гуси, костюмы нацепили с галстуками. Кто они без этих костюмов? Голые дураки! Представь, что они в одних галстуках сидят, и выступать будет совсем не страшно!       Когда Мо Жань без спросу залетел в купальню и застал его почти без хлопковой брони, мозг расплавился в кашу. Может, если бы Чу Ваньнин не ублажал себя недавно, думая о нем, он собрался бы и прогнал Мо Жаня, не дал бы ему лечить рану и высасывать мысли одну за другой. Но перед глазами стояли медовые ямочки и обтянутое черным термобельем мускулистое тело. Измученный икотой Мо Жань наклонился, и под кожу Чу Ваньнина заползла ядовитая сладкая дрожь. Захотелось укусить, коснуться, приласкать. Когда он передавал Чу Ваньнину пустой ковшик, в голову залетела шальная мысль:       «Ему бы пошло ходить в одном галстуке».       Чу Ваньнин ясно представил, как притянет Мо Жаня к себе за проклятый галстук и прижмется губами к губам, ладонью ощутит рельеф и упругость плоти. От таких фантазий стало совсем дурно, и усилием воли пришлось взять себя в руки.       Чу Ваньнин ошарашил Мо Жаня галстучными фантазиями и выпнул из банной пристройки, точно шелудивого пса. Пришлось сыграть перед ним умирающего лебедя, чтобы он разрешил переночевать. Мо Жань и правда слегка помирал, потому что мысли и чувства Чу Ваньнина распирали голову. Сами попробуйте впихнуть невпихуемое в черепушку!       Когда-то Мо Жань был уверен, что голова учителя забита отборными бриллиантами мыслей и безупречными сферами нефритовых идей. Но когда он трогал Чу Ваньнина наедине, у того в голове оказывалась куча бессвязной шелухи. Через нее проглядывало загадочное мерцание драгоценных камней, которые при ближайшем рассмотрении оказывались тлеющими углями. Стоило Мо Жаню выдохнуть рядом, и угли начинали разгораться, поджигая шелуху вокруг. Как это называлось, он не знал, но ему безумно нравилось. Он хотел дальше копаться в шелухе и раздувать угольки.       Только Чу Ваньнин не хотел, чтобы ему что-то там раздували. Он вышел из купальни, завернутый в кучу хлопковых халатов чуть не до бровей, сказал:       — Еда на плите. Не нравится — ищи в другом месте. Спи где хочешь, — и нырнул в одеяла.       Даже белье не сменил, лег щекой прямо на пропитанную потом наволочку. Что смотрелось весьма двусмысленно в глазах Мо Жаня, которого желали видеть в одном галстуке. Будь на месте Чу Ваньнина кто угодно другой, смысл вообще остался бы один, но от благовоспитанного Чу-лаоши он такого не ожидал. Наверняка мысли про галстук было рациональное объяснение. Да и все эти угольки с шелухой могли оказаться типичным строением гениального мозга.       «Галстук — это просто галстук, — подумал Мо Жань, похрустывая горелым бататом со сковородки. — Если я начну к нему приставать, он может так разобидеться, что мы еще лет десять не увидимся».       Так думал благовоспитанный пес Мо Жань. Дворовая псина внутри него выла:       «Он хочет трахаться! Распакуй его и трахни сейчас же!»       Пришлось идти на компромисс. Мо Жань дожевал безвкусную еду, почистил зубы пальцем — не в надежде на поцелуи, а потому что девять из десяти стоматологов стояли над душой. С прошлой инспекции кровать больше не стала. По его подсчетам рядом с Чу Ваньнином поместилась бы треть Мо Жаня. Но отчаиваться он не стал и сходу попробовал поместиться целиком.       — Ты куда лезешь? — зашипел Чу Ваньнин.       — Ты же сказал спать, где захочу, — невинно прошептал Мо Жань.       Чу Ваньнин сурово нахмурился, но после недолгих раздумий сказал:       — Ложись головой к ногам. Так будет свободней.       Мо Жань послушался. Скрутил из толстовки подушку и забрался под одеяло — Чу Ваньнин оказался на другом одеяльном уровне и по-прежнему отказывался делиться мыслями. Утомленный болезнью и чужими мозгами Мо Жань задрых практически мгновенно, но среди ночи проснулся от жары. Несмотря на слои ткани, они с Чу Ваньнином переплелись, как могли, и плотно прижались друг к другу. Из кучи одеял прямо перед носом выглядывали пальцы ног — розоватые от тепла, подуешь на них — дрогнут, точно стыдливый моллюск. Судя по нахмуренным бровям, Чу Ваньнину что-то снилось, и Мо Жань не справился с искушением украсть его сон. Он коснулся свода стопы, приласкал пальцы, согрел их в ладони. Сон легко скользнул в голову, и Мо Жань прикрыл глаза.       Он оказался в доме дяди Сюэ. Судя по обилию красных украшений и запахам с кухни, то был вечер перед Новым годом. Чу Ваньнин стоял рядом — неизменно в своих строгих шмотках, которые скрывали все от пяток до подбородка. Таким Мо Жань видел его неоднократно — гость ходил по дому, из вежливости предлагая помощь, но никто не смел припахать его к работе. Только теперь он видел Чу Ваньнина изнутри: все его мысли, все чувства. Чу Ваньнин мучился тем же, от чего страдал Мо Жань все эти годы. Ему было хорошо рядом с семьей Сюэ Чжэнъюна, он грелся рядом с ними, как путник, что вышел к костру во время бури. Смотрел на огонь и знал, что костер разожгли не для него, и надолго тут задержаться нельзя, ему нужно идти дальше, обратно в холодную ночь.       В груди Мо Жаня расцвела горькая благодарность — и на этот раз он не мог понять, кому она принадлежит.       А еще Чу Ваньнин ждал. Когда люди ждут поезд, они нетерпеливы и порой раздражены. Когда ждут доставку еды, они мучаются от голода. Но Чу Ваньнин ждал подарок. То было сладкое предвкушение, волнительное ожидание. Он знал, что получит огонек, который согреет его в темном лесу. Мо Жань терялся в догадках. Может, Чу Ваньнину приснится, как дядя даст ему денег взаймы? Или подарит редкую книгу? Может, какой-нибудь навороченный стетоскоп? Или халат с золотой вышивкой?       Ну нет, тут точно без золотой вышивки. Нищая псина Мо Жань тащится от всего золотого, а Чу Ваньнин аскет, он при виде золота даже не стал бы притворяться, что ему нравится, что уж говорить о предвкушении.       В кадре ничего не происходило, но ожидание из сладкого стало кислым, как уксус, из кислого — горьким. Чу Ваньнин чувствовал себя так, будто его подарок отдали кому-то другому, потому что — тут Мо Жань оцепенел — потому что Чу Ваньнин не достоин любви и никому не нужен. Отчаяние с такой силой накатило на него, что алая от украшений и блестящая от гирлянд комната утратила краски, стала серой и холодной, а ароматы праздничного стола исчезли, им на смену пришел запах сырости и храмовых благовоний. Стихли смех и шутливая ругань, зазвучали монотонные сутры. Радостное ожидание грозило превратиться в кошмар!       Мо Жань распахнул глаза в реальности и увидел, как исказилось лицо спящего.       — Чу Ваньнин, — шепотом позвал он.       Тот не слышал и продолжал погружаться в темноту. Мо Жань мысленно выругался — кошмары приходят, когда ноги мерзнут! Одну ногу он грел, но вторая лежала поверх одеяла. Стоило ему притянуть ее и затолкать себе под мышку, темнота трусливо дрогнула и отступила. Входная дверь в квартиру Сюэ щелкнула, и Мо Жань увидел на пороге… себя.       Вместе с его двойником в сон вернулись все краски, звуки и приятные запахи, а в сердце расцвело томительное предвкушение. Оно жалко трепыхнулось в груди, когда двойник улыбнулся Чу Ваньнину, и бешено заколотилось, когда ненастоящий Мо Жань сделал шаг навстречу и обнял Чу Ваньнина — нет, изо всех сил сжал в объятиях, как в тисках, будто желая его замучить, выдавить из него весь воздух и вплавить в себя.       Мо Жань отлично помнил эту сцену! Все так и было много лет назад, тогда он только поступил в институт и лопался от благодарности Чу-лаоши. Он ночами не спал, благоговел, он был влюблен по уши, только не знал об этом. Дядя с тетей устроили праздник по поводу поступления Сюэ Мэна и Мо Жаня и позвали на него Чу-лаоши. Мо Жань весь день сходил с ума, пытаясь выразить свою благодарность, но в ответ не получил почти ничего. Тогда Чу-лаоши даже не обнял его в ответ.       Но в украденном сне Чу Ваньнин поднял руки и, поколебавшись секунду, обхватил ими двойника с не меньшей силой, будто тоже хотел сломать его и сожрать. А потом на глазах у ошеломленного оригинального Мо Жаня прижался щекой к щеке двойника и потерся о нее, точно ласковый кот. Дальше по сюжету явно будет секс, решила ебливая псина внутри Мо Жаня.       Он ничего не понимал. Чу Ваньнин же всю дорогу нос от него воротил, с чего вдруг такой странный сон? У Чу-лаоши в объятиях двойника было такое лицо, что хотелось схватить и тащить в спальню: расслабленный, счастливый и… кусачий. Он прихватил зубами ухо двойника, довольно фыркнул, и сон поплыл куда-то не туда.       Из-за угла появился дядя и сказал:       — Юйхэн, я давно хотел тебя попросить. Не мог бы ты держаться от Мо Жаня подальше?       В ответ Чу Ваньнин ничего не сказал, но не потому что не хотел, а потому что не получалось. Не та глотка, не тот язык — он просто физически ни слова не мог произнести!       — Да, Чу-лаоши, — недовольно сказал двойник, расцепив руки Чу Ваньнина. — Я в курсе твоей болячки и считаю, что таких как ты нужно держать в специальных заведениях на привязи.       — Смотри, Юйхэн, ты слова сказать не можешь. А еще пытался обмануть нас.       — Я считал тебя человеком, Чу-лаоши.       Краски вокруг них стали слишком яркими, фоновые шумы резали слух, а запахи били в нос до тошноты. Чу Ваньнин выглядел совершенно потерянным и несчастным, как загнанный зверь. Хотелось его заслонить от злых двойников, спрятать, уволочь отсюда подальше, но ноги Мо Жаня приросли к полу, он мог только смотреть. Откуда-то появились тетя Ван с Сюэ Мэном и тоже принялись жаловаться:       — Мы доверяли вам, Чу-лаоши.       — Чему моего сына могло научить такое существо?       — Зачем вы откусили Мо Жаню ухо?       И без того бледный Чу Ваньнин совсем посинел, прижал ко рту ладонь, выплюнул что-то кровавое и уставился на это стеклянным взглядом. Там в самом деле лежало целое ухо — совсем недавно он его любовно прикусывал. Этого Мо Жань уже выдержать не смог и пнул Чу Ваньнина в реальной жизни коленом, чтобы разбудить. Тот дернулся, а потом откинулся обратно на подушку.       «Надо скорее закончить с лекарством. А то я ему правда ухо откушу», — подумал Чу Ваньнин и вскоре снова отрубился.       Мо Жань чуял тайну, но никак не мог сообразить, какую именно. Он надеялся поймать ответ в другом сне, но дальше Чу Ваньнину снился по-настоящему бессвязный бред про белок, нажравшихся перебродившего боярышника, про рыб, прыгающих в ледяной воде. Они вместе стояли в реке по колено и что-то искали на дне, но никак не могли найти. Разумеется, Мо Жань решил, что тут наверняка есть золотой песок. Почему тогда Чу Ваньнин пришел без сита?       Мо Жань смертельно устал и с удовольствием провалялся бы в кровати всю оставшуюся жизнь. Утром он проснулся с прошлогодней хурмой вместо мозга: мысли и сны Чу Ваньнина иссушили его, да еще Сюэ Мэн примчался клевать остатки былого великолепия. Съемки то, съемки се, меняем концепт, сюжет, вставай, хватит бездельничать. Жаль, он не застал их с учителем в постели. Сожрал бы тогда с потрохами, и можно было бы не работать. Но к тому времени Чу Ваньнин успел куда-то слинять. Оставил какой-то отвар с запиской: «Пей».       Возвращаться к работе физически больно. Наибольшие страдания причиняют коллеги, с которыми ты в разных деловых струях. Их мозг разогнался, они мчатся на сверхзвуковой скорости, их недельный план перевыполнен к полудню вторника. Ты к тому времени вспоминаешь, кем работал. Пока сообразишь, где твое место на иерархической лестнице, пока расскажешь всем от шефа до уборщика, как болел и где отдыхал, пока вспомнишь, как писать, — часы пролетают незаметно. А коллеги из быстрой струи теряют терпение. Ты стоишь у них на пути, расстраиваешь им планы и вообще заслуживаешь общественного порицания.       — Мо Жань, ты слушаешь? — Сун Цютун пощелкала пальцами у Мо Жаня перед лицом.       — Да, — соврал он.       Все мощности его мозга переключились на расшифровку мыслей и чувств Чу Ваньнина, поэтому рабочее совещание проходило в его физическом присутствии и ментальном отсутствии. Сюэ Мэн закатывал глаза от нетерпения и вертелся.       — Я понимаю, у тебя только спала температура, но нам нужно закончить съемки за три дня.       — Много мы собираемся доснять? — спросил Мо Жань, а сам подумал:       «Доснять. Снять. Снять все, кроме галстука. Я их и не носил никогда».       — Переснимем все, — признался Ши Мэй. — Мы отсмотрели материал и поняли, что нужно усовершенствовать концепт. Но кое-какие мысли уже есть! Спасибо жителям деревни, что подкинули идею.       — Они не подкинули идею, — фыркнул Сюэ Мэн. — Они скрыли кучу важных деталей легенды.       — Точнее, рассказали очень позднюю версию. Лук из двенадцати жил создавали не для наказания символа года, а для жертвоприношения.       — Чтобы принести в жертву тигра? — удивился Мо Жань. — Или крысу с собакой?       — Нет, человека.       «Идеальный сюжет!» — подумал Мо Жань и мигом включился в работу.       Пока он нюхал подушки и трогал раненые ляжки Чу Ваньнина, съемочная команда времени даром не теряла и разнюхала столько подробностей о луке из двенадцати жил, что хватило бы на целую серию сюжетов. Жители деревни расщедрились на истории, потому что до Мо Жаня ни у кого не получалось натянуть тетиву как следует. Основную информацию, конечно, добыл вежливый и очаровательный Ши Мэй. Потому что Сюэ Мэн пушил хвост и всех раздражал одним свои видом, а Сун Цютун не заслужила доверия из-за цвета ногтей. Ши Мэю сказали, что сотню лет назад лук работал как надо, но потом то ли жилы усохли, то ли люди измельчали. В общем, легенда покрылась пылью и ожила лишь на этой неделе в руках Мо Жаня. Разумеется, никто не собирался раскрывать чужакам все секреты, многие истории противоречили одна другой, но общая канва все же вырисовывалась.       — Жертвоприношения оборотням? — Мо Жань перебил Ши Мэя. — Не богам, не духам, а просто людям, которые могли перекидываться в псину?       Он кинул красноречивый взгляд на собаку, которая грелась у очага. Та дернула ухом, будто ей досаждала блоха.       — Тут очень бедные почвы, — Ши Мэй начал издалека, чтобы Мо Жань наверняка потерял нить повествования. — Теперь есть удобрения и техника, а сотни лет назад местные предпочитали зарабатывать продажей меха. Тут водились и куницы, и тигры, и медведи, и волки. Кого только не было. Одни шкуры шли на императорские мантии, другие — на ковер вельможе, из третьих делали обувь и броню.       — Не чую логики, — нахмурился Мо Жань. — Технически охотники могли и оборотней убивать, разве нет? Смысл приносить людей в жертву тому, кого легко можно укокошить?       — Смысл в том, что нельзя просто так прийти в лес пострелять. На юге вся земля была поделена между вельможами. Попробуй убить зверя на чужой земле — в лучшем случае тебя осудят как вора, в худшем — вздернут на ближайшей сосне. Могли пустить поохотиться за определенную плату, — Ши Мэй красноречиво потер пальцы друг о друга. — Либо деньгами, либо долей меха. Но свободной охоты почти нигде не было. Только в самых диких краях, где жить опасней всего. Но даже у самых завалящих мест нашлись хозяева — оборотни.       — Мне сказали, — встряла Сун Цютун, — что оборотни тогда жили везде, даже на самом юге. Были целые деревни, где в полнолуние все люди до единого превращались в собак!       — Ого, интересно! Сейчас такие места есть? — встрепенулся Мо Жань.       — Тебе зачем? — скривился Сюэ Мэн. — Хочешь влиться в коллектив?       — Говорят, оборотни вымерли, — Ши Мэй невозмутимо проигнорировал ритуальную грызню. — Ни одного не осталось. Хотя вчера мне сказали, что выстрел Мо Жаня доказывает обратное. Но об этом позже. Дайте мне рассказать.       — Да что мусолить? — перебил его Сюэ Мэн. — Короче, оборотни сказали: «Хотите охотиться тут — платите кровью за кровь. Кто не платит, того едим на ужин».       — При чем тут лук? — нахмурился Мо Жань.       — Все просто. Чтобы людям разрешили охотиться в этих лесах, нужно было приносить в жертву по одной женщине в год. Женщину отвозили в лес и отпускали на все четыре стороны, — Ши Мэй продолжил рассказ. — В то же время в лес заходил охотник с волшебным луком.       — Выходит, у женщины был шанс сбежать?       — Да. Оборотням была интересна жертва, но еще больше их будоражила охота. Они заставляли людей из деревни охотиться, но не просто на себе подобных. Это была охота на своих. Женщины-жертвы и мужчины-охотники тянули жребий. Ни жертва, ни охотник не знали, от кого спасаются и кого должны убить. Стрелу пускали вслепую, и она сама находила жертву. Бывало, охотник убивал своего врага, а были случаи, когда убивал жену, дочь или сестру. И узнавал об этом, вернувшись домой из леса.       — Оборотни реальные извращенцы.       — Они не так уж сильно отличаются от людей, — фыркнула Сун Цютун. — Тут дело в ощущении власти. Только обладая огромной властью над людьми можно заставить их охотиться друг на друга.       — Неплохая история, — сказал Мо Жань. — Но при чем тут наказание символа года?       — Однажды люди догадались, что все дело в стрелах, — объяснил Ши Мэй. — Они научились обрабатывать стрелы так, чтобы те били лишь по оборотням и не попадали в людей. Могучее оружие оборотней обернулось против хозяев. Тогда-то людям и удалось прогнать отсюда своих угнетателей и стать хозяевами лесов.       Какие еще хозяева? Мо Жань ясно помнил, как страшно ходить по лесу в одиночку. Он провел там от силы полчаса и чуть не помер от ужаса, особенно после встречи с настоящим хозяином леса. Тогда казалось, что большой кот играл с ним, как с мышью. Но если в полосатой шкуре прятался человеческий разум, может, тигр тащил его почти до самой деревни, чтобы спасти от холодной смерти?       «Тебе не интересно, через сколько часов человек загибается на морозе в лесу?» — вот что сказал ему Чу Ваньнин.       Вспомнив об этом, Мо Жань взволнованно сглотнул. Он тогда выслеживал тигра от самого дома на окраине, но зачем дикое животное подошло так близко к человеческому жилью?       — Те стрелы могут попасть только в оборотня? — Мо Жань решил уточнить.       — Говорят, если оборотня нужного вида нет поблизости, тетива лука не натянется.       — Выходит, в лесу была кровь тигра-оборотня?       — Возможно, — кивнул Ши Мэй.       — Я что, технически подстрелил почти человека?       Ши Мэй пожал плечами, явно утратив интерес к теме разговора. Сюжет уже вполне нарисовался: они наказали не просто символ года, но еще и потомка жестоких вымерших полулюдей. Такое чудовище явно заслуживало миллиарда стрел в жопу.       Но вместо того, чтобы обрадоваться, какой офигенный сюжет они состряпали и как отомстили выдуманному оборотню, Мо Жань вспомнил вчерашнюю мысль Чу Ваньнина:       «Очень больно».       Новая тема передачи ему не нравилась. Он не понимал, чем оборотни лучше наказания символа года и зачем что-то переснимать. Только бы еще раз стрелять не заставили. Опытным путем Мо Жань выяснил, что если снять подштанники из собачьей шерсти, тупое чувство в бедре возвращается через пару минут. Никому из команды он об этом не сказал и теперь боялся, что после следующего выстрела придется надевать подштанники на голову. Может, у Наньгун Сы шапка песья найдется? Или заранее собаку почесать, чтобы добыть живительной шерсти? Только вот собаки было не видать с самой планерки, а соваться к Наньгун Сы он боялся.       Завтра на рассвете Мо Жань собирался взять лук в руки во второй раз. И ему казалось, что в их мистическом сюжете подозрительно мало выдумки.       Когда Чу Ваньнин зашел к Наньгун Сы, Е Ванси уже была там. Лежала пластом на широкой кровати с льняным пологом и смотрела в экран смартфона. Вид у нее был такой, будто она только что прилетела с Луны, приземлилась на болотах, две недели добиралась до дома вплавь и снимала с себя по десять пиявок в минуту. Наньгун Сы суетился на кухне, оттуда уже пахло кашей с морскими ушками. Весь погреб в этом доме был забит моллюсками, потому что Е Ванси их особенно уважала и съедала килограмм-другой после возвращения.       — Чу-лаоши, — она поприветствовала его, приподняв уголок рта. — Давно не виделись.       — Пять дней, — уточнил Чу Ваньнин. — Как соображаешь?       — Плоховато. Нос запахами забит, — Е Ванси несколько раз фыркнула, пытаясь выбить из носа вонючий воздух. — Мозг перегружен. Кстати о запахах. Мо Жань теперь пахнет почти как вы.       Чу Ваньнин помрачнел. Раньше его совершенно не смущала исключительная чувствительность носа Е Ванси, но теперь ее нос сам собой лез в его личную жизнь. Какое счастье, что скрывать тут нечего, и он просто… просто что? Пустил Мо Жаня в свою кровать, стоял перед ним без одежды и ждал, пока ему перебинтуют рану, спал рядом с ним? Это настоящий криминал!       — Я не скажу А-Сы, — прошептала Е Ванси. — Просто будьте осторожней.       — Я не могу от него дистанцироваться. В конце концов, он мой бывший ученик, — Чу Ваньнин напустил на себя серьезный вид, но в глубине души понимал, как глупо звучат его слова.       Е Ванси приподнялась на подушках и поманила его пальцем.       — У съемочной команды сменился концепт. Кто-то наболтал им про оборотней. Но они тут ненадолго, так что проблемы нет. В провинции Хэйлунцзян водится пара десятков тигров, почти все живут в национальном парке и очень редко заходят в наши края. Тигриные следы, кровь и шерсть легко сфабриковать, и если вас никто не видел в тигриной форме… — она дернула носом и по запаху все поняла. — Кто вас видел? — Е Ванси дернула носом еще раз и вгляделась в лицо Чу Ваньнина. — Мо Жань? То-то он такой задумчивый был на планерке.       — По прогнозу с утра должен был выпасть снег. Я не думал, что Мо Жань заявится ко мне ночью.       — Расскажите ему, — сказала Е Ванси.       От негодования Чу Ваньнин дар речи потерял.       — Он хорошо пахнет, — продолжала она. — К тому же, он гребаный псих, если поперся ночью в лес. Как пить дать, подумал, что вас нет дома, потому что тигр уволок вас в свое логово.       — Я даже обсуждать этот бред не стану.       — Хорошо, может, сейчас во мне говорит собака. Но подумайте сами: если Мо Жань все узнает, он ни за что не разболтает другим. Поможет нам скрыть что угодно! Что ожидать от женщины, которая пять дней бегала на четвереньках и нюхала всех подряд? У Е Ванси всегда был мощный отходняк, и она в первые дни после полнолуния выдавала кучу бредовых идей, поэтому никто не воспринимал ее слова всерьез. Разумеется, она сильно грустила от этого, но ничего не могла поделать.       Два года назад Е Ванси приехала сюда как собака, а не как человек, и выходила на улицу лишь на четырех ногах. Все остальные дни она сидела дома и общалась лишь с Наньгун Сы и Чу Ваньнином. От такой жизни даже здоровый человек крышей поедет. Они были уверены, что их поиски не затянутся надолго, но в итоге были все шансы застрять тут еще на год.       — Ванси сказала, съемочная группа задержится еще на три дня, — Наньгун Сы принес к постели поднос с кашей и чаем. — Кошмар. Я думал выдвинуться к источнику завтра. Опять придется отложить.       — Нюх подсказывает, что нужно поторопиться, — Е Ванси села поудобней и поставила поднос на колени. — Что-то тут нечисто.       — Мне тоже так кажется, — кивнул Чу Ваньнин. — Откуда вообще всплыли оборотни?       Местные жители при всей любви к суевериям не уважали легенды про оборотней. Какую угодно дичь могли нести о кроличьих лапах, повышающих потенцию, или о камне, который нужно обслюнявить, чтобы преуспеть в учебе. В таких мелочах им не было равных. Но если кто заикнется о полулюдях, ему полный рот кроличьих лап натолкают и заставят песок жрать. Поэтому Чу Ваньнин не понимал, кто мог просветить съемочную группу на предмет оборотней.