Год тигра

      Мо Жань сцепил зубы и упрямо уставился на гигантский куст, который разрастался на остове сухих и безжизненных ворот. Листочки призывно шелестели и с каждой секундой все больше наливались соком и цветом. В том месте, где чудище напилось крови Чу Ваньнина, уже вылезли алые бутоны. Мо Жань моргнул — и бутоны распустились.       — Нужно зайти, пока весна не кончилась, не то придется весь цикл ждать, — предупредил Наньгун Сы. — Идем уже.       — Погоди, — Е Ванси положила ладонь на плечо Мо Жаню. — Не торопи его.       — Чу-лаоши нас ждет.       — Там опасно? — Мо Жань очнулся от оцепенения. — Ему нужна помощь?       Как только Чу Ваньнин скрылся за завесой из листьев, первым порывом захотелось кинуться за ним. Но от вида свежей крови на листочках обед подкатил к горлу. Мо Жаню было страшно за Чу Ваньнина, не хотелось лезть в неизведанное и глупо умирать, и было ужасно стыдно за то, что героя из него не вышло.       — Мы там были два раза и ничего страшного не встретили, — сказала Е Ванси. — Ворота тоже совсем не страшные. Смотри.       Она щелкнула пальцем кровавые листочки, и те весело затрепетали. Потом сунула руку по локоть в цветущий куст и достала обратно — на коже ни царапины.       — Мы пришли к воротам первыми, — сказала она и оглянулась в синий сумеречный лес. — Поэтому бояться нечего. Вы с Чу Ваньнином явно ладите, ворота тебя не съедят.       — А могут?       Е Ванси с Наньгун Сы синхронно пожали плечами. Мол, все в мире бывает, даже дверь в метро может насмерть прибить. Мо Жань с ними молча согласился: если два раза уже сработало, в третий раз точно сработает. К собственному счастью, Мо Жань не знал, что два — это еще не много, и статистики из двух случаев не слепишь. Он только уточнил на всякий случай:       — Пока цветы не облетели, можно идти? — Е Ванси кивнула. — Тогда я пошел.       Узнавать, что будет, если зайти в ворота, когда цветы отцветут, Мо Жань не стал. Он поглубже вдохнул, зажмурился, и скорее шагнул в гигантский кровожадный куст. Вместо пропасти под ногами Мо Жаня оказался мягчайший ковер, а в воздухе стоял аромат цветения. Ветки оказались мягче шелковых лент. Мо Жань не рисковал поднимать дрожащие веки, чтобы не остаться без глаз, но пока он шел сквозь ворота, заколдованные ветви лишь ласкали его лицо, мягко подталкивали вперед и излучали тепло, которое проникало внутрь до самых костей. До ушей доносился лишь легкий шорох. Оказавшись по ту сторону, Мо Жань чуть не оглох от громких звуков и долго не мог проморгаться. К тому времени все уже были в сборе.       — Ты как? — спросила Е Ванси. — Цел?       — Ага, — Мо Жань открыл глаза и понял, что все на него выжидающе смотрят. — Оказалось не так уж страшно.       — Не страшно? — Наньгун Сы выглядел очень любопытным. — Это как?       — Вы будто не знаете, — фыркнул Мо Жань. — Я думал, без глаз останусь, а эти ворота такие… теплые и ласковые. И пахнет прия…       — Все, закончили! — перебил его Чу Ваньнин. — Мы должны успеть до заката. Идем!       Мо Жань заметил знакомые ноты паники в его голосе, и решил во что бы то ни стало узнать больше о магии кровожадных ворот. Судя по тому, что солнце здесь еще не село, они перенесли путников во времени. По темнеющему небу плыли розовые с золотом облака, и Мо Жань засмотрелся. А когда опустил взгляд, сердце его замерло от странного чувства — будто перед ним оказалось что-то прекрасное и вместе с тем жуткое.       Они стояли на склоне горы, а внизу в долине раскинулось море алой и золотой листвы. Воздух был наполнен сладостью прелых листьев и остротой замерзающей земли. Пройдя через ворота, они из зимы попали в осень. Мо Жань поужасался пару минут, позадыхался от благоговения перед магическими силами, поудивлялся, а потом понял, что ему просто-напросто плохо от жары. Расстегнул куртку — и ему сразу полегчало.       В пути через волшебный лес он размышлял, какой сюжет состряпать на основе этих красот, и жалел, что телефон разрядился, и теперь ничего на память не снимешь. Вот, например, ведьмин круг из грибов — вопиюще живописный. Или вот, стоят огрызки осенних крокусов. Кто ими питается? Точно какой-то волшебный зверь. Кстати о волшебных зверях.       — Ванси, от чего зависят ощущения внутри ворот? — тихо спросил Мо Жань — так, чтобы волшебный зверь не услышал.       Е Ванси загадочно улыбнулась и ответила:       — Все путники по-разному себя чувствуют, когда проходят барьер. Это зависит и от них, и от того, кто открывает ворота. Мы с А-Сы не чувствуем ничего особенного. Ветки расступаются и не трогают нас, мы их почти не чувствуем. Таково и отношение Чу-лаоши к нам. Он явно расположен, мы с ним в одной команде, но он не жаждет сближаться. Говорят, если через ворота за нами пойдет враг, ворота станут колючими, как терновник, а ноги увязнут в болотной трясине. И врагу останется лишь вернуться восвояси. Ворота — зеркало чувств того, кто их открыл, зеркало страхов и привязанностей. Они напились его крови и поняли его сердце.       — Вот как, — хмыкнул Мо Жань, глядя на неестественно прямую спину Чу Ваньнина.       Тот был напряжен и очень сосредоточен, лишь изредка бросал на Мо Жаня взгляд-другой, и после этого земля под ногами начинала дрожать, а в кронах деревьев поднимался ветер. Алые кленовые листочки сыпались сверху без конца, но деревья не лысели, а наоборот будто обрастали пуще прежнего.       Наконец в темнеющем алом море показался деревянный остров. Не покосившаяся хижина, не хибара или землянка с печкой-лежанкой. Самое настоящее поместье-сыхэюань. С вздернутыми цветными крышами и кучей построек вокруг широкого двора с золотыми гинкго и алыми виноградными плетями. За поместьем стелился густой-прегустой туман.       — У нас был сюжет про сыхэюань в лесу, — вспомнил Мо Жань. — Очень кровавый.       — Сыхэюань кого-то сожрал? — поинтересовался Наньгун Сы.       Чу Ваньнин презрительно фыркнул — наверняка вспомнил ту серию и неправдоподобный тупняк вместо сюжета.       — Компания из семерых друзей наткнулась на таинственный дом. Решили там переночевать и пропали, с тех пор их никто не видел.       — И все?       — Ну да. Из любой ерунды можно историю сляпать. Мы там ходили по дому с дозиметром, искали улики.       — Зачем дозиметр? — вздохнул Чу Ваньнин. Похоже, его этот вопрос уже давно мучил.       — Чтобы трещал и пищал, — пожал плечами Мо Жань. — Знали бы вы, как долго мы его подбирали! Звукорежиссер говорит: треск слишком прозаичный, нужна поэзия и драма. Художнику тоже вечно все не то. То дозиметр слишком новый и яркий, то слишком старый и громоздкий — его нужно в ретро-постановки, а не в мистические сюжеты. Так мы затрахались с этим дозиметром. И все равно потом звук накладывали.       — Я… — Чу Ваньнин запнулся, а потом продолжил, то краснея, то белея: — Я видел эту серию краем глаза. Из-за дозиметра решил, что проклятьем дома окажется склад радиоактивных отходов.       — Чу Ваньнин, это же гениально! — воскликнул Мо Жань. — О, это был бы шикарный поворот. Можно теперь консультироваться у тебя по поводу работы? За деньги.       — Консультируйся без денег, — сказал Чу Ваньнин.       Пока они шли к поместью, Мо Жань задолбал всех вопросами. А будут ли они спать в сыхэюане? Сколько спальных мест? Семь? А почему так много? Вот ужас! Что там с едой? А туман за домом не ядовитый? Ах это горячие источники! Насколько горячие?       Мо Жань быстро привык к миру за воротами и жадно вглядывался в каждую травинку и пылинку, пытаясь высосать из них сюжет для будущих серий их мистической передачи. Сюжетов он нашел вагон и был очень счастлив.       Ворота сыхэюаня оказались не заперты. Весь внутренний двор был завален золотой листвой гинкго, и по коварному блеску Мо Жань догадался, что в центре двора не каменные плиты лежат, а разбит небольшой прямоугольный прудик, вода которого тоже скрывалась под листьями.       — Тут точно нет ловушек? — спросил Мо Жань, когда ему попалась шаткая плитка.       — В прошлый раз не было, — спокойно ответил Чу Ваньнин.       — А что пишут в свитках?       — Меньше знаешь — крепче спишь.       Внутри главного дома оказалось на удивление чисто и просторно. На тумбах стояли ценные вазы цвета цин, повсюду были ширмы из тончайшей рисовой бумаги с искусной резьбой по дереву. Мо Жань среди этого великолепия чувствовал себя пещерным человеком.       — Встанем здесь на пару дней, — объявил Чу Ваньнин. — Нужно акклиматизироваться. Спим в главном доме, едим в восточном павильоне, вход в купальни — в западном.       — На пару дней? — удивился Мо Жань. — Я написал Сюэ Мэну, что меня не будет три дня. Нас не хватятся?       — Тут время идет иначе, не переживай, — ответила Е Ванси. — Больше всего времени уходит на дорогу до ворот и обратно. А здесь хоть месяц можно провести. В этой части измерения осень, еды тут вагон. Орехи, батат, огромные рисовые плантации. Можно даже корову или лошадь подоить, если поймаешь.       — И это все настоящее?       — Конечно! Тут тайник для ингредиента, а он настоящий-пренастоящий. У него все есть: и масса, и объем, и цвет, и вкус. Не думай, что это какая-то метафизическая ерунда вроде безусловной любви или дыхания русалки, — сказала Е Ванси. — Все в этой реальности должно быть настоящим. Только законы, по которым она существует, немного отличаются от законов внешнего мира.       «Зачем делать такой сложный и гигантский тайник? В чем проблема сложить все в сундук и закопать под деревом?» — подумал Мо Жань.       — Вы хоть знаете, что ищете? Как оно выглядит? — спросил он, уловив задумчивое настроение Чу Ваньнина. — Это цветы? Червяки? Беличий помет?       — Не знаем. Возможно, у нас замылился глаз, и твоя помощь будет очень кстати, — последние слова Чу Ваньнин сказал тихо.       — А этот ваш врач, который мешал вам лекарство, не в курсе?       — У него ингредиент хранился в виде порошка. Он его изучал кучей разных методов и обнаружил много мела, кремния и разной органики. Там есть и остатки белков, и сахаров. Чего там только нет.       — Выходит, ингредиент делают из чего-то живого. Или из того, что было живым, — Мо Жань задумчиво пожевал губу. — А мел, наверное, для хранения добавили. В таблетках же куча всякой несъедобной фигни.       — Я тоже так думаю, — кивнул Чу Ваньнин.       Оказавшись здесь, он почувствовал несказанное облегчение. Так, наверное, чувствуют себя кошки, когда забираются в картонную коробку — в ней тепло и безопасно. Старая магия не даст злодею взломать замок и не даст уничтожить дверь снаружи. Они в безопасности. От этой мысли все мышцы в теле ослабли, и Чу Ваньнина потянуло в сон.       — Мы тогда займемся едой, — сказал Наньгун Сы.       — Я за водой, — кивнул Чу Ваньнин.       — Я помогу, — встрепенулся Мо Жань.       Никто не понял, кому именно он собрался помогать. Но когда Наньгун Сы и Е Ванси пошли на кухню, Мо Жань двинулся в противоположную сторону — к колодцу. Чу Ваньнин решил, что это его шанс. Пока умиротворение пришло, а решимость еще не улетучилась, нужно успеть все рассказать.       — Мо Жань, у меня к тебе разговор, — сказал он, когда они подошли к закрытому колодцу.       — Какой? О доказательствах? — Мо Жань сдвинул с колодца тяжелую деревянную заслонку, и Чу Ваньнину в ноздри ударил запах каменистой сырости.       — О каких доказательствах? — рассеянно спросил он, и лишь поймав блестящий взгляд Мо Жаня, понял, насколько сглупил.       В голове Чу Ваньнина роилось столько мыслей, что он и думать забыл о глупых заданиях и условиях. Судя по полуулыбке Мо Жаня, его маневр был разгадан, а все позорные тайны раскрыты.       — Об этом потом, — Чу Ваньнин прочистил горло. — Я хотел поговорить о твоей семье. Настоящей семье.       Улыбка осталась на месте, как приклеенная, но в Мо Жане будто огонек потух:       — Тебе что-то конкретное хочется узнать или ты уже знаешь?       Он засуетился, на автомате кинул ведро в колодец и тут же ахнул: они забыли привязать к ведру веревку!       — У нас еще ведра есть? — спросил Мо Жань, наблюдая, как ведро покачнулось, плюхнулось на бок и бесславно ушло вниз во тьму, наглотавшись воды.       — Конечно. Это уже третье по счету. К нему веревку не привязали, потому что оно новое, — спокойно сказал Чу Ваньнин, а сам подумал:       «И я не догадался, потому что думаю о тебе, когда ты рядом».       — Что ты хотел узнать о моей семье? — спросил Мо Жань, когда они пошли в хозяйственную пристройку за ведром.       В его голосе слышалась пластмассовая бодрость. Наверняка этот вопрос для него оказался очень личным, и со стороны Чу Ваньнина было чрезвычайно бестактно лезть. Но он не стал бы так поступать без веской на то причины.       — Что стало с твоими родителями?       — Что с отцом, не знаю. Я внебрачный ребенок. А мама так старалась меня вырастить, что заболела и умерла.       Чу Ваньнин задумчиво кивнул: вполне в стиле Цзян Си заделать ребенка и не знать о нем. Весь в работе, слишком увлечен собой и своими целями, чтобы заметить такую мелочь. Превосходный специалист и при этом никудышный человек. Мо Жаню из-за такого отца нелегко пришлось. Но, может, и к лучшему, что не Цзян Си его воспитывал, а Сюэ Чжэнъюн.       — Ты любил свою маму? — Чу Ваньнин хотел на время увести разговор в приятное русло, но быстро понял, что снова прокололся.       — Очень.       Горло Мо Жаня напряглось, и плечи опустились — разговор его сильно расстроил. Доктор Чу был хорош в теории и практике врачевания. Он знал, как выглядит горе, радость и бешенство, но не знал, как реагировать на них вне медицинского кабинета. Вам грустно? Соблюдайте режим труда и отдыха, хорошо питайтесь, вот вам витамины и успокоительное. Злитесь? Я не психиатр и не могу вам помочь. Запишитесь к доктору Юну, он работает по вторникам и четвергам, замечательный специалист. Но вот Мо Жаню грустно из-за разговора с ним. Чу Ваньнин заставил его грустить, он должен ему помочь, но не знает как. Вот бы узнать, о чем Мо Жань думает. Может, тогда стало бы легче?       — К чему такие разговоры? — Мо Жань натянуто улыбнулся. — Хочешь узнать меня получше, прежде чем прыгать в омут с головой? Не уверен, потому что не знаешь, подхожу ли я по статусу?       — Что?       — Я понял, к чему это все. Ты поддался минутной слабости, и теперь жалеешь и не знаешь, как мне отказать. Сначала эти разговоры про магию, теперь о семье. Я ничего о твоей семье не знаю, но она точно не из простых, раз хватило денег на универ и оре… хренатуру эту вашу медицинскую.       Чем дальше Мо Жань говорил, тем реже моргал Чу Ваньнин. Зря он хотел узнать, что у мальчика на уме. Там оказалось какое-то рагу, суп, первичный бульон!       — Я получал стипендию и учился за счет государства, — Чу Ваньнин хоть и говорил спокойно, тело напряглось в предчувствии действия. — Если бы я хотел сказать «нет», это было бы «нет».       — Когда ты не давал мне пропускать занятия из-за тренировок — это одно. Но сейчас ты ищешь повод не быть со мной, потому что я недостаточно хорош. Я младше тебя, и ты наверняка думаешь, что ранишь мои чувства, если скажешь прямо…       Чу Ваньнин больше не мог выносить этот поток бессвязного бреда, поэтому просто заткнул Мо Жаню рот ладонью. Тот закатил глаза и горячо фыркнул — делал вид, что его ничто не трогает, что ему все равно. И Чу Ваньнин вдруг понял, что с легкостью может купиться и поверить. Он сам годами твердил себе, что недостаточно хорош.       Балансируя на грани черного безнадежного уныния, Чу Ваньнин с превеликим трудом взял себя в руки.       — Я не поэтому спросил о родителях, — твердо сказал он, не давая Мо Жаню и слова вставить. — Если хочешь узнать, зачем я тебя спросил, заткнись. Что за бред ты несешь вообще?       — А ты? — Мо Жань все-таки вырвался. — Раньше я хоть что-то понимал, но теперь вообще ничего не понимаю!       Чу Ваньнин тоже запутался и потерял нить разговора. Он даже забыл, зачем они снова пришли к колодцу с ведром. Просто смотрел, как румянец выступил на щеках Мо Жаня, и чувствовал, как земля снова уходит из-под ног. Чу Ваньнин понял, что никогда не будет готов, никогда не будет уверен в себе настолько, чтобы с уверенностью шагнуть Мо Жаню навстречу.       Поэтому шагнул без уверенности, обхватил загорелое лицо ладонями, погладил щеки там, где недавно цвели ямочки, и прижался губами к губам Мо Жаня. Его не обязаны ждать, не обязаны терпеть, не обязаны мириться с патологической неуверенностью в себе. Мо Жань не обязан возмещать ему всю любовь, которую Чу Ваньнин недополучил в детстве, юности и зрелости. Его тоже не долюбили, не доласкали, и Чу Ваньнин не был уверен, что может дать ему достаточно любви, чтобы согреть хотя бы на один-единственный день. Но если Мо Жань выбрал его — пускай на день, на час, на минуту, он постарается сделать все, что в его…       Мысли пронеслись в голове за мгновение, пока Мо Жань не ответил на поцелуй. А потом связных мыслей не осталось — лишь руки Мо Жаня под расстёгнутой курткой. Глупый шепот оседал теплой влагой на покрасневшей коже, не достигая ушей. Мо Жань осторожничал, и это выводило Чу Ваньнина из себя. То начнет целоваться так, что невозможно за ним поспеть, то отступит и мучает поцелуями уголки глаз. То прикусит ухо, сожмет ладонями, толкнется бедрами, и вот — снова едва касается.       Чу Ваньнину рваные непостоянные ласки надоели, он терпел, терпел — а вдруг так принято? — а потом не выдержал и на очередной паузе вернул ладони Мо Жаня на свою задницу, прильнул к нему всем телом, притянул его к себе за волосы и толкнулся языком в горячий и сладкий рот. Стало жарко и душно, будто на горячих источниках, и кожа Мо Жаня под ладонями взмокла от пота. Чу Ваньнин поймал себя на мысли, что хочет раздеть его и проверить, везде ли он такой же мокрый. И тогда вспомнил, что они все еще под открытым небом и их ждут.       — Мы еще не закончили, — выдохнул он, когда нашел в себе силы оторваться от Мо Жаня.       Тот все еще был напряжен и смотрел глазами брошеной собаки: видимо, не считал этот поцелуй гарантией хоть чего-нибудь. Может, воспоминания о семье и одиноком детстве так подействовали на него. Сам Чу Ваньнин долго считал, что любовь можно лишь заслужить отличной учебой и безупречным поведением. Возможно, Мо Жань сейчас думал, что что-то в его прошлом заставит Чу Ваньнина передумать и решить, будто он недостоин. Нужно было срочно сказать что-нибудь, чтобы переубедить его — но что? «Я люблю тебя»? «Я тебя не брошу»?       — Что дальше по плану? — спросил Мо Жань, заметив его мучения.       — Серьезный разговор о твоем отце, — выпалил Чу Ваньнин и тут же почувстовал, как ручеек пота побежал между лопаток. — Об этом, — он неопределенно махнул рукой между ними, — я собирался поговорить позже. Из-за тебя все не по плану.       Он бы никогда не подумал, что от поцелуев можно так сильно вспотеть. Пока они с Мо Жанем обнимались, прижимались и вылизывали друг друга, он думал, это от близости сердце колотится в горле и норовит выпрыгнуть наружу. Они больше не касались друг друга, а сердце и не думало успокаиваться. Чу Ваньнин снял с себя куртку, но и это не помогло — было по-прежнему жарко и душно. И пелена страсти все никак не уходила — Чу Ваньнин по-прежнему видел четко только Мо Жаня, а весь остальной мир будто погрузился в туманную дымку.       — Вот это туман! — восхитился Мо Жань. — И жарища как в тропиках. Это из-за того, что мы це…       — Заткнись, — зашипел Чу Ваньнин. — Ни слова не говори. И не смотри на меня.       Только что из-под земли шел подозрительный шум. Но стоило Чу Ваньнину сосредоточиться на нем, и тот трусливо стих. Мо Жаня ситуация неожиданно взбодрила.       — Если стабильность мира зависит от того, кто открывает ворота, — задумчиво сказал Мо Жань, — тебе нужно держать себя в руках, чтобы нас не распидорасило. А мне нельзя держать в руках тебя.       Так он сказал — и со вздохом удовлетворения стянул с себя куртку вместе с флиской. Еще и взглянул из-под ресниц, и улыбнулся легко, но эта улыбка легла на душу темной пеленой. Чу Ваньнин как завороженный следил за его движениями, и от зрелища, от голоса Мо Жаня в груди что-то отчаянно заклокотало. Не только в груди — во всем теле, и под ногами, и в воздухе…       — Это шум ветра в соснах, — понял Чу Ваньнин.       — Тут разве есть сосны? — Мо Жань оглянулся, но вокруг ничего не было видно, кроме колодца и нависшего над ними золотистого дерева гинкго.       — Это стадия закипания воды. Крабьи глаза, за ними — рыбьи, — Чу Ваньнин осторожно заглянул в колодец, но оттуда клубами поднимался пар, ничьих глаз в нем невозможно было найти. — Потом — шум ветра в соснах, жемчужные нити.       — Судя по грохоту, там никакие не нити, — Мо Жань то ли намеренно, то ли случайно прикоснулся к руке Чу Ваньнина, и вода внизу заклокотала с новой силой.       — Ты это слышал? — удивился Чу Ваньнин. — Железо бьется о камень.       — Ведра всплыли, что ли? Чу Ваньнин, ты чудовище! — Мо Жань восторженно прицокнул языком, и не успел Чу Ваньнин возмутиться, как оказался в новой ловушке рук и безумных идей разгоряченного молодого мозга. — Сделай фонтан, чтобы их выкинуло наружу!       — Ты сдурел! — завопил Чу Ваньнин, пытаясь увернуться от новых поцелуев. — Никаких фонтанов. Мы сваримся!       — А ты направь фонтан в другую сторону.       — Я не умею!       — А ты учись! Сам же мне говорил: лучшие люди учатся до самой смерти.       — Твоими стараниями мы сдохнем прямо здесь! Ах, Мо Жань, нет, перестань! — слова Чу Ваньнина расходились с делами.       Главной бедой оказались не поцелуи, а руки Мо Жаня, которые теперь были везде. Чу Ваньнин остался без ремня и без свитера, и вскоре мог лишиться последнего достоинства. Рациональный мозг протестовал: сейчас не то место, не то время, и все его чувства как на ладони, какой позор! Чу Ваньнин тянулся остановить ласки, но на полпути его руки сами принимались гладить, ласкать, поощрять Мо Жаня. Рядом с ним примитивный древний мозг Чу Ваньнина всегда брал верх. Поэтому Чу Ваньнин нарывался вместо того, чтобы вырываться, и его выдержки хватило лишь на то, чтобы увести Мо Жаня подальше от злосчастного колодца, внутри которого гремели брошенные ведра, как котлы в аду.       — Тебе нравится! — Мо Жань ненадолго отпрянул, и в его темных глазах и едва проступивших ямочках Чу Ваньнин видел восторг. — Тебе бы не нравилось, если бы… Я тебя обожаю!       Чу Ваньнина не пугала перспектива свариться заживо — этот мир никогда бы не навредил тому, чьей кровью был открыт. Поначалу он встревожился и смутился из-за того, как красноречиво закипающая вода говорила о чувствах, бурлящих в его груди. Но встретив восторженный взгляд Мо Жаня, Чу Ваньнин не нашел в себе сил остановиться. В нем загорелись страсть и азарт, ему и вправду захотелось отпустить себя и довести их обоих до сумасшествия. Впервые в жизни Чу Ваньнин решил, что может быть что-то слаще полного контроля над собой, над жизнью, и над тем, что происходит вокруг.       На кухню они заявились с четырьмя ведрами кипятка, но Наньгун Сы и Е Ванси их стараний не оценили. И вновь обретенным ведрам не обрадовались.       — А холодненькой не было? — страдальчески спросила Е Ванси. — Колодец правда вскипел?       — Мы что, без холодной воды остались? Можно хотя бы дождичек? — Наньгун Сы вздохнул. — Тут какая-то дурацкая осень. Жаркая.       После ужина никто не рискнул соваться в купальни, все ограничились кипятком из колодца и дождевой водой из бочек. Чу Ваньнина к тем бочкам не подпускали на пушечный выстрел и выдавали воду порционно в кадушке. Мо Жаня на всякий случай тоже держали подальше.       — Мы хотели разделиться, — сказала Е Ванси, когда настало время ложиться спать. — Раньше-то мы спали втроем, чтобы никто не оставался один. А теперь можно было бы разбиться по двое. Но что-то я вам двоим не доверяю. Вот оставишь вас вдвоем — вдруг дом сложится, как карточный домик?       — Вы поссорились или что? — наивный Наньгун Сы до сих пор не до конца понимал, какие отношения их связывают. — Чу-лаоши, не думал, что вас можно так разозлить. Может, получится охладить воду, если сделать наоборот? А то вода в колодце вообще не остывает. И туман стоит — хоть топор вешай.       — Ага, — довольно закивала Е Ванси. — Все еще побулькивает.       — Может, там просто гейзер открылся? — пожал плечами Мо Жань. — Мы ничего особенного не делали. Даже не знаю, как сделать наоборот.       — Вот вы не делали ничего, а может, Чу-лаоши хотел, чтобы ты сделал, — предположил Наньгун Сы. — Разозлился на твою недогадливость — и вода вскипела.       Мо Жань призвал всю свою волю, чтобы подавить непрошеную улыбку, и старался не смотреть на Чу Ваньнина, потому что и без взгляда на него грудь распирало от восторга, от предвкушения, от жара и страха.       — Ты прав, — холодно сказал Чу-лаоши. — Я собирался обсудить с Мо Жанем важный вопрос, а он меня отвлек дурацкими… разговорами. Будет удобней, если мы займем отдельную комнату. Заодно все с ним обсудим.       Возражать никто не стал, но Мо Жань краем уха услышал, как бубнил Наньгун Сы: не хотел спать с ними под одной крышей и предлагал выселить в лес на всякий случай.       — Ложись туда, — Чу Ваньнин махнул рукой в противоположный угол просторной комнаты.       Сам он забился к стене как можно дальше от входа и похож был на несокрушимую и непоколебимую скалу. Мо Жань уже знал, что если скалу тронуть, она растает прямо в руках. Только ему обещали серьезный разговор, и Чу Ваньнин мог взаправду разозлиться, если и на этот раз Мо Жань помешает ему говорить.       — Я тебя оттуда не услышу, — придумал он. — Давай я лягу пока поближе, а потом могу хоть на галерею уйти.       — Отлично. Сегодня спишь на галерее. Твоими стараниями… Неважно.       Похоже, Чу Ваньнин собирался сказать, что из-за сегодняшнего происшествия у колодца температура воздуха поднялась на десяток градусов выше нормы. Мо Жань закусил губу и оставил его оговорку без комментариев. Подобрался вместе с матрасом поближе к Чу Ваньнину и спросил:       — Ты собирался что-то сказать о моем отце?       Чу Ваньнин кивнул и начал рассказ. Выходило, что в съемочной команде был охотник за ингредиентами, благодаря которому они и поехали в эту глушь снимать абсолютно дурацкий проходной сюжет про лук и тигра. Этот человек когда-то шантажом выманил у отца Мо Жаня остатки ингредиентов, а когда те стали заканчиваться, вытряс и место, где ингредиент можно добывать в природе.       — Мой отец — тот врач из твоей клиники? — тускло спросил Мо Жань. — И… как он живет? Очень богатый?       Брови Чу Ваньнина сурово сошлись над переносицей.       — Цзян Си из богатой семьи, она дала ему хороший старт. Теперь сам он получает и имеет достаточно. Если тебе интересно, счастлив ли он без тебя и твоей матери — да, счастлив, — Мо Жань подумал, что хоть эти слов и жестоки, Чу Ваньнин говорит правду. — Не потому, что у него другая семья или другой сын. Цзян Си никто не нужен. Он правда настолько увлечен своим делом, что счастлив в одиночестве. Таких людей очень мало, и обычно они очень быстро умирают после выхода на пенсию. Ты не был бы рад иметь такого отца.       — Почему тогда удалось его шантажировать? Если ему плевать на все, кроме работы.       — Я спросил его, и он ответил вполне в своем стиле, — Чу Ваньнин прочистил горло. — Цзян Си сказал, сначала ему пригрозили, что навредят сыну — то есть тебе. Он им ответил, что могут хоть десяток сыновей через мясорубку провернуть. Тогда ему сказали, что у них есть тест ДНК, и они на весь мир раструбят, что Цзян Си когда-то давно бросил женщину с ребенком. Репутация в работе очень важна, поэтому он отдал все ингредиенты и лекарства. Как итог, десятки оборотней остались без работы, вынуждены были уехать из города, лишились мечты о полной семье — и все из-за репутации Цзян Си. А я-то думал, лекарство просто кончилось.       — Вот говнюк.       — Надо отдать ему должное, он сразу дал нам рецепт и рассказал, где и как искать главный ингредиент.       — Как будто это его оправдывает.       — Он спрашивал о тебе, если тебе интересно, — вздохнул Чу Ваньнин.       — Не интересно. Мне больше интересно, почему… Это же Ши Мэй, верно?       — Да, Ши Мэй и его сводная сестра. Она работала в одной больнице с нами и пронюхала, что Цзян Си помогает оборотням.       — Знаешь, у меня было чувство, будто что-то не так. Кадры, которые мы сняли в первый день, вышли идеальными, незачем было стрелять еще раз. Ши Мэй охотник на оборотней?       — Пока не знаю. Наньгун Сы видел реакцию Ши Мэя на кровь в лесу. Он явно не ожидал, что стрела сработает и в кого-то попадет. Что было во второй раз — возможно, эксперимент? Или попытка убрать оборотня из леса? Попытка вычислить противника? Не знаю. Цзян Си сказал, что Ши Мэй приехал сюда, — Чу Ваньнин постучал пальцем по половицам. — В это измерение, чтобы добыть еще ингредиенты.       — Вряд ли он это делает, чтобы истребить оборотней. Все ингредиенты отсюда не унесешь. Это больше похоже на бизнес…       — И на истерику.       Мо Жань удивился:       — Почему?       — В действиях Ши Мэя и его сестры мало логики. Они запугали Цзян Си два года назад и выклянчили лекарство. Мы с Наньгун Сы и Е Ванси приехали сюда, проложили тропу, два раза побывали здесь и обжились, изучили тут все вдоль и поперек. Если бы это был бизнес, Ши Мэй с сестрой вытрясли бы из Цзян Си все за один присест: и лекарство, и явки, и пароли. Им тогда не пришло в голову, что можно просить еще.       — Выходит, два года назад им позарез нужно было лекарство. Значит, Ши Мэй, его сестра или кто-то из их близких — оборотень.       — Думаю, да. Они обеспечили себя пожизненным запасом, а остатки стали продавать и вошли во вкус. Сейчас в их действиях нет спешки и отчаяния, Ши Мэй засуетился, лишь когда понял, что в этой деревне полно оборотней.       — Полно? А кто еще?       — Трое — это уже очень много. К тому же, почти все местные — потомки людей вроде Цзян Си. Невесты целыми стаями каждый год улетали отсюда в леса, чтобы стать женами полулюдей.       — Ого! — впечатлился Мо Жань. — Выходит, они понимают, что мы делаем? И в курсе, зачем лук?       — Мне кажется, нет. Оборотни ушли, и людям от них остались лишь устные легенды. Сам видишь, как сильно легенды меняются со временем.       Чу Ваньнин под конец разговора выглядел совсем уставшим, и когда вопросы Мо Жаня иссякли, скользнул под одеяло и с облегчением обмяк на матрасе. Мо Жань не спешил отодвигаться и тоже лег рядом, чтобы полюбоваться в полумраке пушистыми ресницами. Когда они решили спать вместе, он был уверен, что не сможет заснуть от близости Чу Ваньнина, а в итоге терзался мыслями об отце и Ши Мэе.       — Что будет, когда они нас догонят? — шепотом спросил он, придвинувшись поближе.       Воображение рисовало Ши Мэя верхом на лошади и с колчаном смертоносных стрел за спиной.       — Зависит от них. Иногда люди от жадности теряют себя и готовы на любые подлости ради наживы. Я не знаю Ши Мэя и не уверен в нем. Может, даже шантаж Цзян Си — это блеф, а Ши Мэй — овца в волчьей шкуре. А может, он собирался убить меня твоими руками, чтобы избавиться от конкурента. Если он желает мне зла, ворота его не пропустят.       — Что ворота с ним сделают? — Мо Жань вспомнил, как ласковы и приветливы были кровожадные веточки, а потом подумал о костях неизвестного, которые нашли рядом с воротами Е Ванси и Наньгун Сы.       — Не знаю. Цзян Си клялся, что все им рассказал. В свитках пишут: «Если желаешь смерти тому, кто открыл ворота, войдешь в них цел, вернутся кости».